— А вы сами не можете ей оказать помощь? — после нескольких секунд молчания спросил диспетчер.
— Ну как сказать, у нас нет медикаментов подходящих, приезжайте сюда.
— Там маленькие дети!!! — истошно закричала пострадавшая рядом с трубкой, видимо, имея в виду семью из догорающего дома.
Представьте, что на другом конце провода в тот момент подумали. Я продолжил им объяснять причину вызова:
— У неё развивается шок. В общем, приезжайте сюда.
— Там у вас сейчас стреляют, — возразил диспетчер.
— Тут уже не стреляют. Поезжайте с мигалками и вас никто не тронет. Всё, давайте.
— Куда ехать-то?
— Перекрёсток на Семёновке, вы должны знать. Спросите место там, где стреляют.
И тут я понял, что сморозил глупость. После моих объяснений нашего местоположения с подробностями о том, что тут стреляют, они точно не приедут. Но я продолжил:
— Там сейчас не стреляют уже. Вы с мигалками приедете — в вас не будут стрелять. Вчера пожарные приезжали с мигалками — тоже не стреляли. Так что, не переживайте.
Конечно, от этих слов они, наверное, ещё больше напряглись. На другом конце трубки царило молчание. Вдруг закричала потерпевшая:
— Голеностоп!
Через секунду все услышали залп и крик девушки:
— А-а-а!
Снаряд прилетел прямо к нам во двор. Все упали на землю, а после разрыва побежали к подвалу. Девушка залетела первой и шандарахнулась головой о бетонную перекладину погреба. Не её день сегодня был, однозначно…
— Тише, держите девушку, — проговорил я.
После этого услышал, как диспетчер бросил трубку, — естественно, что после услышанных разрывов мин и воплей, к нам никто приезжать не собирался.
Так как Воха поставил машину рядом с горящим домом, её могли повредить осколки от мин, поэтому он побежал перегонять свою «ласточку» в более безопасное место.
На крики пришёл из передовых окопов ополченец с позывным Шах и дальше оставался с нами. После взрыва он заорал ещё громче потерпевшей:
— Быстро назад, быстро! В подвал, быстро!
— Девушку держите! — продолжал я напоминать Шаху и Боцману, которые рядом с ней находились.
— А-а-а! Голова, голова! — кричала потерпевшая.
— Ножик дайте, нож дайте, — попросил я.
— Кровь, кровь, кровь! — ещё пуще разошлась она.
— Откуда? Ты головой ударилась? — спрашивал Шах.
— Дайте фонарь. Держите её. Дайте нож хоть кто-нибудь. Ампулу не могу открыть!
Я приступил к своим медицинским обязанностям. Нож мне, естественно, нужен был для подпиливания ампулы.
— Дайте тряпку, пожалуйста! — попросила пострадавшая.
В видео отчётливо слышен звук перепиливания ампулы.
— Давай я отломаю, — благородно предлагает мне девушка, немного успокоившись.
— Всё, отломал, не ссы.
— Глаза, кровь! — вскрикнула она.
— Ты просто ударилась. Не парься, всё нормально с тобой, — успокаивал я.
— Кровь, глаза, ёлки-палки. Сейчас, подожди, я сама разденусь, — имеет в виду для укола.
— Могу в любую мышцу, могу в плечо, — пока стрингер перематывал ей голову, я набрал в шприц «антишок».
— Не, давай в жопу, — опять заявляет она.
— Шея болит? — спрашиваю.
— Да.
— Так и думал. Пойду пока за пушкой своей, — вспомнил я вдруг, что забыл свой автомат на улице в суматохе из-за обстрела.
— Давай, малой, — откликнулся Шах и тут же скомандовал журналистам из Италии. — Ребята, удалите, — чтобы они удалили видео, которые успели снять.
Но опытная переводчица Миша (так ополченцы называли итальянку Микелу) знает, что такой эксклюзив дорогого стоит и для них лучше под минами сгинуть, чем стереть бесценные видеокадры, поэтому она спокойно ему отвечает:
— Да, удалим, удалим.
— Миша, удаляй, — вставляет и свои пять копеек девушка.
— Удалим, всё удалим.
По ролику можно понять, что итальянцы, естественно ничего не удалили. Они даже поделились со стрингером из «ANNA-News» своим материалом, так как у него тогда села видеокамера. И правильно сделали, что не удалили…
Стоило мне только выбежать на улицу за автоматом, как укры вновь положили мину точно в наш двор. Это мне всё же не помешало забрать АК и быстро спуститься обратно в подвал.
— Малой, давай назад. Не зацепило? — крикнул Шах после выстрела, когда вспомнил, что я наверху.
— Нет, конечно! — успокоил его я.
— А то за тебя точно Моторола не простит… — запере-живал Шах.
Спустившись, я полез за спиртовой салфеткой, а пока искал, продолжающая пребывать в шоке и моральном потрясении девушка, сказала, что она сама медсестра и у неё где-то есть аптечка с лекарствами и спиртом.
— Не надо, у меня всё есть. Давай плечо.
— Не. Давай «хлопком».
Перед тем как вколоть — похлопать ладошкой по заднице, чтобы не так больно и неожиданно было — имела в виду девушка. Я улыбнулся и вонзил иглу. Хоть укол «антишока» и не был таким болезненным, но её чувствительный к любому раздражителю организм, всё же сильно напрягся в тот момент. Она закричала.
— Сиди, не ссы. Только теперь желательно не садись, — засмеялся я.
— Печёт! — кричит потерпевшая.
— Да, это «антишок».
— Наркотой пичкаешь? — непонятно зачем спросила девушка.
На этой фразе видео прерывается, и всё остальное по моей памяти.
После того как я сделал укол, девушка стала вести себя немного тише. Обстрел ещё продолжался, поэтому мы из подвала не уходили. Итальянцы за всё это время не произнесли ни слова. Храбрость и спокойствие этих ребят поражали. Отвлёкшись от потерпевшей, я сел на мешок с картошкой или свёклой в погребе и стал разглядывать журналистов. В темноте практически ничего не видно было, но ещё тогда, как я только пришёл, голос переводчицы мне показался знакомым. Приглядевшись, я узнал ту самую журналистку, которая меня фотографировала для зарубежных СМИ.
В первый день, как мы взяли посёлок, она приехала с фотоаппаратом и снимала ополченцев, которые ей это разрешали делать. Я тогда переживал за семью в Киеве и нигде не светил лицом. Но она сказала, что мою физиономию увидят только в итальянских СМИ, поэтому можно не беспокоиться. Своим приятным итальянским акцентом и милой внешностью она меня всё-таки уговорила на пару фотографий в профиль.
Фото сделано итальянским военкором Микелой
Я сидел и смотрел на неё, пока она сама не подняла голову. Остановив на мне взгляд, девушка поморщилась, как будто что-то припоминая. Через секунду её лицо украсила искренняя улыбка, и переводчица кинулась ко мне в объятья. Она действительно вела себя очень смело, но в тот момент ей, наверное, очень хотелось увидеть родственную душу, а за неимением таковой — хотя бы знакомого.
Я тоже её обнял и сказал, что очень рад видеть. Но наши объятия быстро не закончились — мы простояли так минут десять, пока не закончился обстрел. В подвале было темно, и, пока на улице грохотала артиллерия, «трёхсотая» девушка, Боцман, Шах, двое итальянских журналистов и стрингер от «ANNA-News» тихо стояли, думая о своём, — всё это придавало своеобразную романтику для меня и неё. Никаких предпосылок для этого не было, но почему-то в тот момент мы оба так захотели. Через несколько минут стояния и молчания Микела, чтобы хоть как-то объяснить своё желание меня обнимать, сказала:
— Мне страшно.
Я не ответил, но знал, что она говорит это притворно.
Обстрел закончился и разъединил нас. Вернулся Воха и сказал, что можно эвакуировать девушку в славянский госпиталь.
К тому моменту я понял, что укры не случайно били именно по нам. Они вычисляли скопление людей по включённым телефонам. А так как сотовые гаджеты имелись у каждого, то украм оставалось только навестись по вычисленным координатам и кинуть туда парочку мин. Я даже не исключал того, что они могли слушать звонки и корректировать с ещё большей точностью. Впоследствии это подтвердилось.
Тогда по моему совету все выключили телефоны и тихонько вышли из укрытия. Временное затишье позволило потерпевшей в моём сопровождении, а также журналистам из Италии сесть в машину Вохи. Стрингер оказался местным из Славянска и уехал на своём велосипеде.
В Славянск мы ехали тихо, так как все устали и морально истощились. Миша уснула у меня на плече и проснулась только возле гостиницы «Украина», где они жили с другими журналистами. А немного раненую, немного контуженную девушку мы отвезли в госпиталь и оставили дежурному врачу.
Больше в Славянске наши дороги с Микелой не пересекались. Но, благо, я ей написал на листике свою электронную почту, которая у меня не менялась по сегодняшний день.
Через полтора года после боевых действий в Славянске, мне пришло на почту письмо от неё. Она выслала мне несколько тех фото, которые делала в Семёновке, а также написала, что скоро приедет в Москву и хотела бы встретиться.
Когда мы с ней гуляли по Маяковской площади и на Патриарших прудах, она мне много поведала о своей интересной жизни. Оказывается, свой почти идеальный русский она приобрела в Сибири, когда училась в одном из университетов. Также у неё есть корни в России, поэтому она не стопроцентная итальянка. Работу военного корреспондента она продолжает, и следующей «горячей точкой» после Донбасса для неё стала Сирия, где она по сей день бесстрашно снимает свои материалы. Репортажи о боевых действиях в Славянске, кстати, она вместе с другими иностранными журналистами делала объективными — Микела показывала всей Европе обстрелы украинской армией мирных жителей, быт ополченцев, тем самым доказывая, что мы обычные люди, вставшие на защиту своих домов, а не какие-то кровожадные террорюги, какими нас малевали пропагандисты укроСМИ.
Во время одной нашей встречи в Москве я задал ей несколько вопросов:
— От какого издания и как ты поехала в Донбасс?
— Я внештатная журналистка. В то время, когда я была в Донбассе, мои статьи публиковались на «II Fatto Quotidiano»[135]