Фриц о женщинах в Славянске
На следующих страницах книги вы прочитаете ещё много жести, поэтому для снятия напряжения приведу небольшой кусочек из воспоминаний Фрица. Все свои истории он рассказал мне в дружественной обстановке во время нашего с ним застолья. А, как известно, самые подробные воспоминания из жизни приходят в голову невольно, в непринуждённой обстановке.
«Помню, сколько там девушек красивых было. Они там постоянно тёрлись к ополченцам.
Был случай, когда я с девушкой познакомился в интернете давно и забыл уже сто лет об этом. А она из Славянска. И когда я приехал, то вспомнил, что она такая есть. Я нашёл её телефон в истории переписки «Вконтакте», позвонил ей и, как оказалось, она работает в больнице, где Лёля рулила — на АИЗе. Звоню я ей:
— Привет. Я приехал в Славянск.
Она такая:
— А зачем?
— К тебе в гости наведаться, — отвечаю я.
— Ты что, ополченец? — догадывается она.
— Да.
— Да ладно.
— Правда, — говорю.
— Я сегодня работаю в больнице, — с ноткой волнения отвечает она.
Объяснила, в какой, и я понял, что это рядом.
— Тогда приду.
Я вечером “запиливаю к ней жало”, предварительно предупреждаю командира бронегруппы Тарана. У нас тогда с Тараном сложились очень близкие отношения. Потому что, когда мы отжали технику у 25-й бригады, я был первым, кто к нему подошёл, когда узнал, что он уже свой, и сказал:
— Смотри, у меня есть кое-какой опыт на гусеничной технике. Я могу включиться в это движение, мне очень интересна броня.
И стал первым, кого он взял к себе в группу.
Тогда я ему сказал:
— Таран, у меня тут знакомая живёт в больничке. Вот хочу сходить пообщаться. Если что, в рацию меня вызовешь.
— Да. Хорошо, — кивнул он.
Когда я к ней пришёл, она, конечно, очень удивилась. Мы с ней пообщались. Я тогда рацию поставил на стол. И мы с ней разговариваем, а я слышу какой-то шум в рацию. Общаемся, и нам явно не до рации. Но слышу, что активность в эфире выше обычного. Один другому говорит:
— Таран, точно боевая тревога?
— Да-да, боевая тревога!
Я вскакиваю, как могу, надеваю экипировку и бегу в расположение. Там нас рассадили по БТРам, выгнали на улицу. Мы постояли минут 20 заведённые, все ждали команды куда-то ехать. Но в итоге передали, что отбой. Так обидно было… Потом я, конечно, вернулся к ней, и мы договорили».
Семёновские будни
Полмесяца обороны Семёновки прошли довольно напряжённо: постоянные артобстрелы, наши «джихад»-диверсии, раненые и даже погибшие. Ополченцы особенно напрягались и готовились к ближним боям в первые числа июня. Командиры Семёновского гарнизона каждый вечер присутствовали на совещании в бывшем здании СБУ в Славянске и возвращались к своим подразделениям с неутешительными новостями о наращивании сил противника.
Я жил в «Метелице» с ребятами из роты Кедра, у которого я числился в подразделении. Мы спали на полу, постелив карематы. Кушать готовили девушки Рита, Ира, Наташа и Надежда. Девушек не смущали постоянные бомбёжки — и днём и ночью они кормили бойцов. Когда бомбили непосредственно участок гостиничного комплекса «Метелица» и была прямая угроза попадания снаряда в здание, девушки перебегали в подвал, находившийся в метрах 40 от кухни в здании автомойки. Чаще всего при усилении обстрела мы все садились вдоль несущих стен гостиницы, подальше от окон, и пережидали. А когда терпеть становилось совсем опасно, то сбегали либо в ближайший блиндаж либо в подвал автомойки. Девушек обнимали за талию и как можно быстрее мчались под обстрелом в автомойку. Обнимали для того, чтобы в случае если рядом разорвётся мина, успеть упасть с девушкой на землю, накрыв её собой. Такие случаи происходили ежедневно, к счастью, никто при этих опасных перебежках не пострадал, максимум — это разодранные коленки.
Монотонные обстрелы для многих вошли в привычку, и ребята стали обживаться. В подвале автомойки умельцы начали работать по дереву, соорудили двухъярусные нары для трёхсотых. Я там обустроил полевой госпиталь, где можно было не только оказывать первую медицинскую помощь, но и оставлять до эвакуации в госпиталь раненых в лежачем положении в полной безопасности.
К тому времени Павел Губарев переехал в Донецк и занимался сбором добровольцев для дальнейшей переправки в Славянск. Нам в условиях частичной блокады со стороны укров, непрекращающихся обстрелов и периодических боестолкновений помощь Губарева тогда была очень кстати. Без него оборона Славянска могла бы дрогнуть из-за недостатка защитников.
Сам Павел так вспоминает, как это было:
— Как случилось, что Вы стали заниматься набором добровольцев и отправкой их в Славянск?
— После референдума произошёл наш разговор с Игорем Стрелковым. Я понял, что на многие вещи мы смотрим одинаково, оба за Русский мир, за справедливость, за воссоединение единого Русского цивилизационного пространства и восстановление его территориальной целостности.
Так возник план дальнейших действий. Как последовательному государственнику и организатору, мне виделось, что надо ударными темпами строить дееспособную государственность ДНР. Создавать полноценный аппарат управления республикой, обеспечивать функционирование её экономики, строить регулярные вооружённые силы. Регулярные — а не «атаматцину» из кучи неуправляемых отрядов во главе с полевыми командирами. Не «сомалийскую пехоту». Это уже происходило. Каждый авторитетный полевой командир стал собирать себе отряды.
Понималось, чем это грозит: хаосом и махновщиной, деструктивным развалом экономики и социальной сферы. Это всё играло на руку только нашим врагам — киевской бандеровской хунте. Без идеологии и символов государственности всё это могло превратиться в разгул криминалитета и насилие. Потому мы с Игорем Ивановичем решили: я поеду в Донецк и начну работу по налаживанию снабжения и пополнению славянского гарнизона. Уже было видно, кто чего стоит, кто готов сражаться за идею, а кто пришёл пограбить и мародё-ритъ. И самые идейные бойцы оказались в гарнизоне Стрелкова.
Бывшие наёмники олигархии и работавшие на партию регионов уже тогда проявляли себя. Как перекрашенные хамелеоны, с первого дня сопротивления они набирали силу и занимались отъёмом и отжимом материальных ценностей и активов в свои личные карманы. Так всегда бывает — плодами революции пользуются мошенники и мерзавцы.
— В Донецке — бардак! — говорил Стрелков. — Что там происходит, непонятно. Поезжай, разберись и помоги, чем можешь…
Я имел возможность тогда, весной-летом 2014 года в Донецке сколотить свой собственный отряд. Некоторые мои сторонники до сих пор полагают, что зря не создал. Но как это могло выглядеть в тех условиях, когда Славянск задыхался и погибал от нехватки бойцов? Игорю Стрелкову, человеку глубочайшей порядочности и чести, я не мог подложить такую свинью. Мы начали помогать «славянам» всем, чем могли. Отправляли добровольцев, тонны грузов ежесуточно. Вкладывали в Славянск все свои силы, ресурсы и мысли. Я-то как раз рассуждал и поступал как государственник, жертвуя личными амбициями в угоду общему делу. Жалею только о том, что многое в ДНР тогда пошло по пути «атаманщины» — в ущерб Республике, последствия чего мы видим до сих пор.
Игорь Стрелков не знал местных особенностей, не знал многих нюансов, ему критически не хватало времени для осмысления ситуации. И он нуждался в помощниках, думающих, как он.
Тем временем в Славянске была критическая ситуация. Оборона в осаждённом городе давалась очень тяжело, каратели заняли Карачун-гору, господствовавшую над городом, и оттуда вели обстрел Славянска из орудий и миномётов. Шли упорные бои у берегов речки Сухой Торец. Не хватало оружия для ответки. Не хватало средств для снабжения. Мы с ненавистью смотрели на гору и на 222-метровую телевышку на ней…
Ополчение в Славянске в середине мая 2014-го насчитывало всего около восьмисот бойцов. Украинская армия тогда была ещё неспособна к полноценным боевым действиям, ещё не пролилось столько крови. В это время укры ещё только учились воевать. Если бы Москва поступила так же, как в 2008-м в Грузии, то есть ввела бы боеспособное подразделение, то ВСУ просто разбежались бы. Однако рассчитывать приходилось только на самих себя. Никакой бронетехники у нас практически не было.
В Славянск стекалось всё оружие, которое тогда можно было достать, старое, небоеготовое. Иногда отказывал каждый второй выстрел гранатомёта РПГ-у. В ход шло, конечно, трофейное оружие, люди приходили с охотничьими карабинами и порой — с гладкостволками. В общем, всё напоминало войну в Нагорном Карабахе году так в 1988-1990-м.
Основная часть ВСУ и добровольческих зондеркоманд сконцентрировалась вокруг Славянска, давая возможность для обучения и подготовки бойцов в Горловке и Донецке. Мотивации сильной у ВСУ не было, воевали очень плохо, маховик пропаганды только-только начинал раскручиваться…
Я приехал инкогнито в Донецк. Передвигался с охраной и в маске, разбирался в уже запутанном клубке взаимоотношений и противоречий. Полностью и окончательно отказался от идеи создания своего вооружённого отряда — все силы были направлены на помощь Славянску: сбор средств и оружия. Мы с соратниками не могли поступить иначе, когда в Славянске насмерть стояли против врага наши братья.
«Всё для Стрелкова, всё — для Славянска!» К сожалению, так поступали далеко не все, кто был вынесен революцией на вершины власти в ДНР. Мы решили создать Мобилизационное управление Минобороны ДНР, положение и приказ подписал Стрелков.
Наше Мобуправление должно было заниматься приёмом добровольцев, их отбором и отбраковкой, возможным призывом в армию граждан ДНР, военно-учётным делом, пропагандой и освещением ситуации. На управление ложилась обязанность информационно-пропагандистской работы, патриотического воспитания молодёжи и снабжения армии всем необходимым. Развернули сеть мобилизационных пунктов.