Жили мы тогда уже на мясокомбинате, и хоть Артист был профессиональным водителем, личная машина у него отсутствовала. А мне, как медику, она была нужна позарез. Раненых мне приходилось эвакуировать то с Вохой на «джихад-мобиле» 2.0 (первый окончательно повредили постоянные обстрелы «Метелицы», где он стоял), то на полусломанном внедорожнике «SsangYong», который нам великодушно отдал Моторола, а иногда даже на КамАЗе, который стоял возле «Метелицы» и числился за Артистом.
Однажды на КамАЗе мы чуть не попали в аварию из-за нескольких дурных ополчуг, обороняющих блокпост на въезде из Славянска в Семёновку. Когда мы возвращались поздно ночью в посёлок, нас чуть не расстреляли свои. Пока Артист рулил грузовиком, я вылез в люк для того, чтобы контролировать пространство на наличие противника. Вдруг на 12 часов[159] я увидел яркие вспышки автоматной очереди. Тогда мне показалось, что стреляют точно по нам. Я офонарел, потому что точно знал — впереди могут быть только свои. При таком раскладе единственное, что я мог сделать — это открыть огонь по ним в ответ, ни выпрыгнуть, ни как-то защититься, будучи наполовину в люке, я не мог. Вся надежда была на водителя, так как стрелять по своим я бы не стал. Артист не заставил себя ждать и мгновенно среагировал. Он резко вывернул руль влево, миновав одну из бензозаправок, и въехал на всех парах в зелёнку. Я еле успел нырнуть обратно в кабину, чтобы ветки мне не выкололи глаза. Адреналин резко поднялся, но больше появилась злость. Злоба и гнев на идиотов, которые по своей тупости открыли огонь по своим!
Разбитый первый «джихад-мобиль» Моторолы
Выходить обратно на дорогу и идти к ним выяснять причину стрельбы, было как минимум неразумно. Мало ли, что у них там в башке, могли опять по нам начать стрелять. Тогда я вызвал по рации Кэпа и в красках описал произошедшее с нами, не скупясь на «комплименты» в отношении солдат злосчастного блокпоста. Командир сказал, что находится неподалёку и сейчас к нам приедет со стороны Семёновки, заодно и даст по каскам этим недоумкам.
На следующий день после разбирательств оказалось, что они просто стреляли в кусты — баловались или кого-то пытались напугать. А в нас они не стреляли — это подтвердило отсутствие следов от пуль на грузовике. Нам показалось, что стрельба ведётся по нам из-за того, что ночью видны только вспышки автоматов, но не видно в каком направлении.
Узнав вечером по рации, что в блиндаже напротив «Метелицы» один из бойцов, попавший в эпицентр горения нескольких «зажигалок», чувствует сильное недомогание, я позвонил Вохе, но тот оказался с Моторолой где-то на другой окраине Славянска. Поэтому ехать на помощь мне пришлось на велике.
Когда я выехал на дорогу, вокруг всё было застлано белым дымом, и кое-где дымились очаги возгорания фосфорных снарядов. Обстрел продолжался, мины сначала падали далеко от меня, но в какой-то момент в метрах 50 от дороги, по которой я ехал, они стали рваться одна за одной, разбрасывая повсюду раскалённые куски. Эти снаряды были непохожи на те фосфорные, которые мы привыкли видеть, они почти не дымили, а разлетались на множество горящих осколков. С автоматом и медсумкой наперевес я мчал на железном коне с восемью передачами и ощущал себя, как в каком-то фильме. Вокруг не видать ни одной живой души, да и видимость только метров на 300, так как всё в белом тумане. Рядом со мной пролетают эти раскалённые куски, вот они уже впереди, лежат на асфальте. Я их объезжаю, но один кусок залетает мне прямо в спицы велосипеда. Хорошо, что в движении он быстро вылетел и не успел расплавить покрышку, а главное, что не попал в меня. А то я бы мог сгореть вместе с одеждой, даже если бы на меня упал потухший уголёк фосфора. Ведь воспламеняется он при температуре 34 °C, а у человека, как известно — 36,6.
Несколько раз чуть не сгорев, я доехал до трёхсотого. Самочувствие у него с каждой минутой ухудшалось: слезились глаза, повысилась температура, а живот так скрутило, что он с трудом говорил и сидел.
Дожидаться Boxy у меня не было времени, поэтому я просто вышел на трассу и стал ждать попутку в сторону Славянска. Машина долго не появлялась, что неудивительно при таком раскладе, но мы дождались какого-то водителя-смельчака. Я позвал ребят из блиндажа, чтобы выводили под руки трёхсотого. Повезло, что человек направлялся в Славянск и охотно согласился нас довезти.
Так я в очередной раз эвакуировал на попутке раненого бойца из Семёновки. На мои просьбы о предоставлении служебного транспорта для медика командование Семёновского гарнизона не отреагировало должным образом, поэтому я решил лично постучаться к Стрелкову, который меня ещё должен был помнить на фоне всех перипетий в командовании таким огромным войском.
Хочу машину
На следующий день после того, как мне пришлось на велосипеде разъезжать за ранеными, я рано утром поехал «штурмовать» СБУ, чтобы они выделили мне какую-то машину для развозки груза 300.
В штабе меня посадили на одну лавку с теми, кто тоже по какой-то причине дожидался приёма Первого. Через какое-то время он вышел и сразу встретился со мной глазами.
— О, Вандал. Вы ко мне? Заходите, — обратился главнокомандующий. (Обращение на «вы» у него часто проскакивало — белогвардейская выправка).
Остальные, ожидавшие передо мной, остались, а я вошёл к нему. Стрелков спросил, что меня привело к нему.
— Я занимаюсь оказанием первой помощи раненым и их эвакуацией, — начал я.
— Я знаю, — перебил меня Игорь Иванович. — Ты по делу давай.
— Иногда приходиться ездить за трёхсотыми на велосипеде. В общем, машина мне нужна. За рулём будет профессиональный водитель, в довоенное время работавший камазистом.
— А какой автомобиль тебе нужен?
— Ну, может джип какой, чтобы туда человек в лежачем положении вмещался, — представляя нас с Артистом гоняющих по окрестностям Славянска на блестящем чёрном внедорожнике, предположил я.
— Будет тебе машина, я сейчас Носа предупрежу, а ты к нему минут через 20 зайди.
Удивлённый таким быстрым решением моей проблемы, я кроме «спасибо» ничего больше не сообразил сказать. Выйдя из кабинета, я стал представлять, как меня Артист будет учить ездить на каком-нибудь большом джипе или кроссовере, ведь должен же медик иметь транспорт для перевозки раненых. О том, где его для меня раздобудут, я не задумывался.
Спустя полчаса я вошёл в кабинет к Носу. Мы с ним познакомились ещё во время первых штурмов зданий. Он меня радушно встретил, и мы впервые немного пообщались за несколько месяцев. Так как он занимался штабными делами, то относился с большим уважением и пониманием к тем, кто воевал на передовой. Он сказал, что уже в курсе, и в свою очередь позвонил начмеду Лёле по поводу выделения мне транспорта для перевозки раненых. Теперь она меня ждёт в госпитале с ключами от машины. Всё происходило так молниеносно, что мне даже сначала не верилось. Такая нулевая бюрократия в серьёзном вопросе могла быть, наверное, только во время войны, и это очень радовало. Да и вообще, я не ожидал, что они могут согласиться на мою просьбу, а тем более выполнить её так быстро.
Минут через 15 я прибыл к Лёле, меня встретил ополченец и по совместительству водитель скорой помощи Синдбад. Ему, по всей видимости, поручили передать мне машину. Конечно, приехав в госпиталь, я уже понимал, что никакой джип мне не грозит, максимум какая-то «газель», но меня ожидало нечто иное.
Синдбад меня повёл в какой-то гараж. Он выглядел очень недовольным, как потом выяснилось из-за того, что отдать ему приказали нульцевый медицинский уазик, на который он собирался пересаживаться с какой-то развалюхи.
Чуть позже за машиной подъехал и Артист. Синдбад открыл ворота гаража, и перед нами предстал чистенький, зелёненький с надписью «Швидка допомога»[160] уазик-«таблетка». Конечно, я себе не так представлял, можно сказать, свою первую машину, но этот вариант оказался даже очень неплохим. Автомобиль предназначен именно для перевозки раненых. В кузове на специальных рельсах стояла каталка нового образца. Её можно вытащить из машины и мягко поставить ножками на землю. А чтобы задвинуть обратно, достаточно нажать на рычаги возле ручек, и она плавно катилась по салону.
Мне очень понравилась машина, и я хотел поскорее сесть за руль. Мы с Артистом заранее договорились, что в Семёновку я её перегоню под его чутким инструктажём.
Но тут Синдбад стал рассказывать, что если я ещё неопытный водитель, то за рулём УАЗа ездить не смогу. Ведь там якобы очень тугой руль и сцепление. Поэтому мне не под силу будет справиться с этой отечественной лошадкой, на которой ещё при СССР ездили.
Сначала я поверил, но Артист только усмехнулся на слова Синдбада. Он знал, что Синдбад не хочет расставаться со своим уазиком и морочит мне голову, чтобы я отказался.
Наконец водителю при госпитале надоело меня отговаривать, и он отдал ключи. Сев за руль скорой помощи, я выжал сцепление и включил зажигание. Старенький советский зверёк завёлся с первого раза. Через несколько минут я выехал из гаража и под чутким руководством Артиста стал выезжать за территорию. Естественно, никакого гидроусилителя в руле не было, но крутился он вполне легко, а педали нажимались плавно.
По городу за рулём я ехал впервые в жизни, это и понятно — мне всего-то 16 лет было. Но военное положение позволяло, так как транспортное движение практически никем не регулировалось, тем более для ополченцев. Артист мне подсказывал любые мелочи, а я слушал и втыкал передачи, которые он мне говорил. Медленно, неуверенно мы доехали до Семёновки, где нас ждали удивлённый Ташкент и Гена. Они даже не сразу поверили, что мне так легко выделили машину, да ещё и специализированную, именно для моей, так скажем, профессии.
На уазике скорой помощи впоследствии я вывозил много раненых, а также убитых ополченцев и мирных жителей.