— Красотища. Это всё наша земля. Родная наша земля, на которую… Ох, ты ж ёлки-палки! — не дал я досентиментальничать Артисту, въехав в глубокую яму.
— Я же аккуратно, плавно.
— Вандальё едет. Я называю его Вандальё, потому что по-дружески я его могу так называть, — смеётся друг. — Вот здесь у нас такие полевые, фронтовые дороги, как в песне: «Эх, дорожка фронтовая». Здесь минами побито всё, — снимает на камеру дорогу до Крота Артист.
Подъезжая к месту назначения, Артист поднял свои очки и с удивлением заметил, что они сломаны. По моей вине — из-за того, что я неаккуратно ездил по ухабам, и они вывалились из верхнего складывающегося зеркальца.
На позициях Крота нас встречал Рамзее, с которым раньше был в одном подразделении Артист.
— Давайте людей и выгружайте! — не дожидаясь Крота, крикнул бойцам я.
Ополченцы потеряли дар речи, когда увидели колбасу, которую сделала из нашего мяса в Енакиево гуманитарщица Алла. Пока бойцы разбирали мясо, подошёл их командир Крот и поблагодарил за такой хороший подгон. Мы с ним немного постояли, пообщались и поехали обратно к себе.
— Мне жалко очки свои[192]… — садясь в машину, Артист опять посмотрел на свои очки со сломанной дужкой. -
Вандальё будет разворачиваться сейчас. Надеюсь, не так, как получилось с дверью.
Артист имеет в виду случай, когда я учился водить задним ходом по территории мясокомбината и несколько раз не вписался и врезался дверью в железный столб. На двери из-за этого появилась вмятина.
Когда я выехал, не сбив при этом никого, Артист с радостью заявил:
— В боевых условиях учатся намного быстрей, чем в гражданской автошколе. Буквально за два-три дня.
— На нашу родную землю приехали правосеки — сектанты гомосексуалистские, — всё никак не уймётся Артист. — Почему гомосексуалисты и пи***сы? Из снятых ранее видео вы поймёте, почему они гомосексуалисты и пи***сы. Например, сегодня несколько снарядов попали в жилой пятиэтажный дом… Мы выехали на прямую танковую наводку.
— Вот здесь мне страшно ехать, — признался я.
— Ты думай, что по тебе танк может выстрелить.
— Я не из-за этого боюсь, а из-за крутого склона.
— Ты думай об этом, и тогда у тебя один страх поменяется на другой, — Артист, как всегда, давал дельные советы.
— Вот поскидывал всё горе-водитель вниз, — поднимая рации и телефоны, досадовал Артист.
— Аж за сердце схватилась, когда увидела Вандала за рулём! Думает, жили спокойно под миномётными обстрелами, а тут Вандал за рулём, ё-моё. Всё, трындец. Нужно сваливать в Россию, куда-нибудь в глубинку самую, — подшучивая над собой, я представил, что бы могло быть в голове у женщины, которую мы объехали на УАЗе.
— Сейчас мы увидим нашего младшего научного сотрудника Ташкента, как говорится в фильмах. Настоящий вояка, бывший афганец, чеченец, палестинец, израилец и югослав, принимавший бой во всех «горячих точках». Ташкент с подпольной кличкой Копчёный. А это наши все спасённые собачки, — Артист показывает собак, которые к нему подбежали, как только он вышел из машины.
Когда мы узнали, что у Крота на позициях 180 бойцов, то поняли, что отвезли им недостаточно еды, поэтому решили отвезти ещё. Нагрузив рохлю брикетами с мясом, я взобрался на неё, и Артист меня покатил со спуска[193]:
— На боевую позицию! Боец, к бою готов?
А на фоне слышны проклятья и мат Ташкента, который очень переживает за сохранность единственной исправной рохли на заводе.
— Ты не за то думаешь, Марфа, — успокаиваем мы Ташкента.
На войне тоже должен быть юмор. Без него люди сходят с ума.
Потом мы погрузили мясо в машину и с выключенными фарами поехали опять к Кроту. Стемнело, но небо подсвечивало дорогу, а то с моим опытом да ещё и без фар, в полной темноте, мы далеко бы не доехали[194].
Николаевская ТЭС разгорелась ещё сильнее.
— Ох, как дым разошёлся. С Николаевки на Черевковку, — говорит Артист.
Приехав на позиции Крота, мы разгрузили мясо. К тому времени к нему заскочили несколько ребят из Николаевки и рассказали о боях на дальнем кордоне города[195].
— Мне только что сказали, что Моторола в Николаевке раненный в окружении. Информация попахивает враньём, но всё может быть, — поведал нам ополченец с позывным Утёс (позывной дали такой, потому что он из НСВТ «Утёс» подбил в Славянске неприличное для укров количество бронетехники).
На деле так и оказалось. Моторола был в здравии и почти весь состав подразделения сохранил. Но последний форпост перед Семёновкой и Славянском был уже не наш. 3 июля укропы окончательно вытеснили силы Народного ополчения с переднего кордона Николаевки, и нам пришлось отступить.
Предательство
После отступления из Николаевки Стрелков очень рассчитывал и надеялся на роту Минёра, которая держала оборону на рубежах Николаевки, находящихся ближе к Славянску.
В ночь на 4 июля его рота разминировала свою подконтрольную территорию и «снялась» в направлении Горловки. Минёр бросил позиции на стратегически важном направлении и сбежал в тихую Горловку к Безлеру. Там ведь практически не стреляли, как в Славянском гарнизоне.
У ополчения есть подозрения, что Игорь Украинец (именно так звали Минёра) вступил в переговоры с врагом и поэтому оставил позиции. Но не страшно, если бы сбежал один, а он смог увести с собой практически всю роту, которая насчитывала 120 бойцов. Имея стандартный авторитет командира, он вместе со своим замом Филином сказал подчинённым, что ему поступил приказ передислоцироваться в Горловку.
По данным некоторых источников в Горловке, у Безлера он оправдывал свой побег разногласиями с вышестоящими командирами, но никакие оправдания в данном случае неуместны… Также Минёра подозревают в сотрудничестве с врагом. Первое: по неведомым нам причинам позиции Минёра практически никогда не обстреливали укры. Его ребята жили в промышленных ангарах, а не в окопах, и даже ни у кого мысли не возникало о возможной бомбёжке. Второе: рота Минёра своим побегом оголила важнейший участок фронта, без которого дальнейшая оборона гарнизона становилась практически невозможной. Несмотря на то что, поняв неладное уже в Горловке, некоторые бойцы вернулись в осаждённый город, это предательство послужило прологом для выхода всей славянской группировки. Третье: перед уходом он разминировал свои позиции. Если бы человек решил просто свалить, то зачем ему обезвреживать мины и снимать растяжки? Есть несколько версий: или ему хорошо заплатили укры, или когда Николаевка пала, он решил заключить с украми договор — «я оголяю фронт и снимаю минные поля, а вы даёте спокойно уйти всему нашему составу».
Сейчас до правды не докопаться, но для всей Славянской бригады поступок Минёра остаётся предательством, а многие мирные люди и ополченцы за это дезертирство впоследствии заплатили здоровьем и жизнями.
Тогда Стрелков очень злился и хотел лично расстрелять Минёра. Чтобы хоть как-то компенсировать небоевые потери Николаевского гарнизона, командованию пришлось срочно отправить на прежние позиции Минёра остатки Ямпольского батальона во главе с Мачете и неполный взвод военной милиции.
Игорь Стрелков так вспоминает взаимоотношения с Минёром:
«Непосредственно перед дезертирством я предполагал снять Минёра, так как мне доложили, что он взял несколько единиц вооружения от Безлера и я заподозрил неладное (зная, что Безлер никогда ничего не даёт даром). Но он мне признался, что взял гранатомёт АГС и пулемёт “Утёс” в порядке улучшения обороны. Я его тоже усилил, буквально накануне предательства, — оружием и людьми.
Кроме всего прочего, после его измены, я усомнился в тех данных, что он мне подавал, и послал разведку проверить — взорван ли мост, который я ему приказал взорвать между ставками севернее Семёновки и о подрыве которого он отчитался. Мост оказался цел и невредим».
По данным некоторых ополченцев, после этого случая Минёр всё же продолжил воевать на Донбассе. Впоследствии получил тяжёлое ранение в кишечник, но выжил.
Труп без головы
4 июля выдалась особенно сильная артиллерийская бомбёжка. Ближе к обеду меня вызвал по рации Крот и попросил забрать двухсотого.
Мы с Артистом приехали к нему на полуразбитой «Ниве», так как наш УАЗ отказывался ехать вообще. Подъезжая к его окопам, я включил камеру[196]:
— Мы едем вывозить труп. Всё-всё, тормози, — сказал я Артисту, когда он уже заезжал капотом в кусты.
Но было поздно. Каким-то образом сработал сигнальный датчик отечественного автопрома, и на весь лес, где прятались бойцы, завыл клаксон.
— Что за… — выругался Артист.
— Что ты зажал?
Артист выбежал из машины, я последовал за ним.
— Давай аккумулятор отсоединим, — предложил я.
Когда я открыл капот, звук стал ещё громче. И только после того, как Артист отсоединил клеммы аккумулятора, «Нива» перестала сигналить.
Обстрел ещё продолжался. Мы закрыли машину и пошли к окопам, в которых прятались ребята.
— Здорова! Как вы, нормально?
По огромным глазам некоторых бойцов из окопов, я понял, что обстрел был жёстким, и они его пережили тяжело.
— Не переживайте. Всё нормально будет. Я вас понимаю, по нам тоже сегодня «Град» работал, — успокаиваю их я.
Но так как мы приехали забирать труп, а обстрел всё ещё продолжался, медлить мы не могли. Поэтому я сразу спросил:
— Где труп?
Мне показали.
— Найдите какую-то простыню, чтобы было, на чём его выносить.
— Вообще не «спалились», — говорит один из ополченцев, намекая на наш заевший клаксон.
Через пару десятков метров от окопов, в зелёнке лежал труп без головы. Ополченцы