Все подразделения, которые чётко выполнили мой приказ — отошли или совсем без потерь, или с минимальными потерями. Так, например, вся артиллерия (две «Ноны», миномётные батареи) вышла без потерь в людях и матчасти.
Я считаю, что решение на оставление всей агломерации было принято абсолютно правильно и дало больший эффект. Может быть, они бы к тому времени взяли Донецк. Там никто не был готов воевать.
И когда мы уже были в Краматорске, я узнал, что большая бронегруппа укров вошла в Артёмовен и разгромила там нашу комендатуру из 20 человек. А когда их силы уже глубоко в Артёмовске, понятно было, что надо срочно уходить.
Наш выход был классическим приёмом: вывести войска из-под удара и попытаться перехватить инициативу. Что мы и сделали — пожертвовали территорией ради сохранения боевой силы. А так мы бы потеряли территорию и боевую силу. И тогда всё очень быстро закончилось бы.
Воссоединение друзей
Наше боевое настроение вскоре повысилось. Миновав благополучно без боя Краматорск, на въезде в Дзержинск мы увидели бронетехнику с флагами ДНР. Артист заорал:
— Ура, наша броня!
И все вокруг встрепенулись. Вдоль трассы стояли, урча моторами, заведённые танки и БТРы. Ранее их отремонтировали в каком-то из городов Донбасса и гнали на подмогу в Донецк.
Мы остановились и вышли из машины. Я подбежал к одной боевой машине и попросил водителя-механика проехаться на броне. Он кивнул и сказал, что как только они будут выезжать, я могу залезть.
При выходе камера у меня практически села, но я смог её подключить к питанию в «Ниве» и включил запись[201]:
— Передайте маме привет! — навожу на бойцов камеру.
В этот момент Рамзее влезает и говорит:
— Жена, здравствуй!
Тут подходит тот самый пожилой ополченец, который угощал меня рассыпным чаем, когда мы прятались в зелёнке, и говорит в камеру:
— Дарусенька, птичка моя маленькая. Твой дед — защитник Отечества. Я тебя люблю, родная!
Он так сказал в камеру, понимая, что вряд ли когда-нибудь его внучка это увидит, но другого выбора у него не было, потому что никто не знал, сколько ему ещё отведено пожить. Когда он произносил эти слова, то проронил скупую стариковскую слезу. Я надеюсь, что когда-нибудь его внучка увидит этот ролик и сможет по достоинству оценить поступок своего деда. Живой он сейчас или нет, я не знаю.
Одному из бойцов в «Урале» требовалось перебинтовать руку, и я полез в кузов. После перевязки я достал камеру и снял несколько видеороликов[202]:
— Сейчас снимем «Home-видео», — наведя на себя камеру, говорю я.
— Может, шмальнём из ПТРСа? — предложил Рамзее.
— Не, давай не будем, — ответил я. — В каком мы городе?
— Дзержинск.
Когда началось движение, я не успел залезть на броню, и пришлось ехать какое-то время в «Урале», а потом опять в «Ниве». От встречи с танками и БТРами, на боках которых были надписи «На Львов», «На Киев» и реяли флаги имперские и ДНР, настроение у всех заметно поднялось. В Донецк ехали оживлённо.
Следующее видео я записал в «Ниве»[203]:
— Представляете, мы через весь город маршем едем, — не без гордости говорит Артист.
— 5 июля 2014 года мы едем победным… ну как, победным… маршем по Горловке, — уточняю я.
Мимо нас тем временем проезжает броня, а потом «ЗУшка» на базе КамАЗа или «Урала».
В следующем видео[204] мы проезжали такой же уазик, как был у меня, даже надпись: «Швидка допомога» на нём имелась.
— О, наш уазик, — пошутил я.
— Не, Вандал, не наш. У него дверь целая, — отвечает мне с сарказмом Артист.
— Тут заправки работают, — проезжая одну из них, говорю я.
— Ну да, непривычно. Не нужно больше ведром бензин набирать, — вспоминает наши семёновские реалии, смеясь, Артист.
— Вон девочка красивая пошла, — встрепенулся я.
Нам было непривычно видеть мирный город с его открытыми большими магазинами, беззаботно гуляющими людьми. Интересно, а как нас воспримут жители мирного Донецка? — думали мы. Они же не привыкли к тому, что по городу спокойно ходят военные с оружием.
Но вскоре мы поняли, что нашему приезду большинство здесь рады. Каждый второй житель, мимо которого мы проезжали, махал нам рукой и улыбался. Они ещё надеялись, что после нашего прихода укры не сунутся дальше. Но сложилось иначе — война не закончилась до сих пор…
Ополченцы, как вежливые люди, на красном светофоре остановились и ждали. Артист высунулся в окно машины и крикнул водителю брони:
— А с вами можно? — но тот из-за гула мотора ничего не услышал.
Пришлось ехать дальше.
Артист долго ехал и вдруг вспомнил:
— А бандерлоги, наверное, уже на мясокомбинате…
— Колбасу, падлы, жрут с арбузом, — горячо добавил Ташкент.
— Чтобы у них срачка началась, — желает добра укропам Артист.
Мы продолжали ехать в Донецк и везде люди нам махали, водители встречных автомобилей сигналили. Такое отношение жителей нас ещё больше взбодрило и придало уверенности в правильности наших действий.
— Смотрите, как нас люди встречают. Пусть даже мы едем не с победой, — заметил Артист.
Пока мы ехали, Артист, как местный, показывал мне терриконы, говорил названия посёлков, которые мы проезжали, а при въезде в Донецк даже показал ахметовский стадион «Донбасс-Арена».
Уже подъезжая к Донецку, мы с Артистом всё же успели перебежать из «Нивы» на броню и оставшуюся часть пути ехали на ней[205].
— Броня в Донецке! — радуется Артист, видя, как люди машут проезжающей технике.
Когда мы остановились на одном из перекрёстков, к нам вдруг подошёл мужчина и просто так дал два мороженых. Ему хотелось в такую жару нас угостить чем-то холодненьким. А Ташкент, когда увидел с «Нивы», что мы едим мороженку (именно этот случай, запечатлённый на видео, послужил задумкой для обложки книги), тоже захотел и побежал быстро в магазин[206].
В семь часов вечера мы наконец-то доехали до места назначения. Туда, где собрались все ополченцы, которые прибыли в Донецк раньше нас — утром.
Первого из знакомых мы встретили Хохла — одного из командиров ополчения. Он подбежал к нам.
— Мы нормально, все вышли, — кричит ему Артист.
— Вандал, тебя ищут везде, — подбегает ко мне Хохол.
Потом подбегает Серж, который стоял на блокпосту на Химике с нашими девочками из Семёновки:
— Вандал, ты где будешь? Тебя девчонки искали.
Мне это немного польстило. Хорошо, когда о тебе переживают, особенно девчонки. А так как связи не было, за нас действительно очень переживали. Все в Донецке уже, а нас нет.
Больше всех, конечно, переживал Крот. Он даже предлагал Кэпу захватить силами небольшой группы ополчения один из укровских блокпостов с бойцами, чтобы потом в случае моего пленения, произвести обмен.
Наконец-то ему кто-то сказал, что я живой и невредимый заехал в Донецк на броне. Тогда он, сломя голову, прибежал ко мне:
— Мы потерялись немного. От вас отстали, ночь переждали и поехали. Всё нормально, все выбрались, слава Богу, — говорю я Кроту.
А он молчит и тяжело только дышит. От радостной новости бежал ко мне быстро.
— Тут такой кипиш. Мы уже думали языков хватать и менять тебя на укров, если ты вдруг в плен попал.
Воспоминания Крота:
«Прибыв в Донецк, колонна остановилась, и поступил приказ спешиться, командирам произвести поверку личного состава и ждать распределения. Немного позже я увидел большую колонну наших танков и бронетехники, едущую по соседней улице. Это было удивительно, ведь ничего подобного у нас в Славянске не было. И тут ко мне подбегает один из моих бойцов с криком:
— Там Вандал!
Я сразу побежал к этому танку и увидел Андрея, мирно сидящего на броне и жующего мороженое. Слава Богу!»
Бронемашина тронулась, и мы поехали дальше.
Всё, мы прибыли на место назначения. Мы были в тихом спокойном Донецке, где нет миномётных обстрелов и свистов снайперских пуль. Спрыгнув с брони, мы нашли Кэпа и доложили ему, что прибыли без потерь, боестолкновений и в полном составе.
Донецк нас принял очень тепло и радушно. Прибывшие боевые соединения из Славянска поселили
в студенческой гостинице на улице Розы Люксембург. Я с Артистом и Ташкентом жил в одном номере, где были чистые тёплые кровати с постельным бельём, горячий душ, унитаз и холодильник. Мы долго не могли к этому привыкнуть. К тому, что можем спокойно раздеться до трусов и спать в постели, как «белые» люди, принимать горячий душ, и, наконец, пользоваться унитазом, в котором есть слив. Но самым непривычным и почему-то пугающим оказалось то, что не надо больше бояться обстрелов[207].
Самолёты нигде не летали, танки не гудели, и мины не свистели. Мы настолько к этому привыкли, что жить по-иному нам не представлялось возможным. Но всё самое страшное, опасное и смертельное для нас было позади. Мы вышли из Семёновского «Сталинграда», как его многие называли, в ещё беспечный и мирный город Донецк.
Первые несколько дней бойцов Славянского гарнизона никто не трогал — дали небольшое время на отдых. Местные ополченцы встречались со своими родными, которые до этого несколько месяцев их не видели из-за сильных боёв и блокады, остальные же приводили себя в порядок, гуляли по Донецку.
В один из дней отдыха к общежитию на улице Розы Люксембург пришла молодая женщина. Она искала среди славянцев своего мужа. Ходила по комнатам, подходила к каждому бойцу и спрашивала: «А вы не знаете, где ополченец с таким-то именем, фамилией?» Ей отвечали, что не знают. Наконец, она подошла к нам с Кротом: