ьдесят тысяч, а число боевых колесниц — не менее тысячи. Последнюю новость царь встретил с удивлением и отчаянием, ибо ни он, ни его командиры не ожидали, что армия Апофиса столь велика. Он обратился к командиру:
— Как же нам противостоять столь огромному количеству колесниц?
Пепи не знал, что ответить, ибо сам задавался этим вопросом.
— Ими займется отряд лучников, — ответил он своему повелителю.
Царь удивленно покачал головой и ответил:
— В прошлом пастухи не применяли колесницы в качестве орудия войны. Как же могло получиться, что у них гораздо больше колесниц, чем у нас?
— Мой повелитель, меня печалит то, что они сделаны руками египтян.
— Это действительно безрадостная новость. Смогут ли лучники устоять перед лавиной колесниц?
— Мой повелитель, наши люди не стреляют мимо цели. Завтра Апофис убедится в том, что руки лучников сильнее его колесниц, сколько бы их ни было!
В тот вечер фараон остался один, ощущая себя беспомощным и подавленным. Он долго и горячо молил Бога дать ему силы, твердости духа и даровать победу ему и его армии.
Все чувствовали, что враг рядом. Боевая готовность была повышена, ночь прошла тревожно, все с нетерпением ждали наступления рассвета, готовые ринуться в смертельную битву.
10
Солдаты были на ногах задолго до рассвета. Храбрые лучники заняли укрепленные места на поле боя, каждому была придана колесница. Секененра стоял перед своей палаткой вместе с командиром Пепи. Их окружало кольцо рослых гвардейцев. Фараон говорил:
— Было бы неразумно бросить подразделение колесниц на врага, с которым им не справиться. Однако рассредоточенные колесницы помогут нашим лучникам нанести урон всадникам и коням врага. Нет сомнений, Апофис сначала бросит в бой колесницы, ибо другие подразделения армии не смогут выступить, пока не определится исход сражения на колесницах. Так что сделаем все, чтобы вывести из строя колесницы пастухов, затем непобедимые отряды нашей армии вступят в бой и истребят врага.
Мечта об уничтожении вражеских колесниц не покидала царя. Всем сердцем он молил бога Амона: «О Боже, дай нам силы преодолеть это препятствие! Встань на сторону верных тебе сыновей, ибо, если ты оставишь нас сегодня, имя твое больше не станут произносить в твоем благородном святилище, а двери твоего непорочного храма закроются!»
Царь и командир Пепи поднялись в свои колесницы, царская гвардия окружила их, позади них ждали приказа двести колесниц. Затем подошло подразделение копьеносцев, которые выстроились в две колонны, справа и слева от царя. Все ждали, когда он даст приказ вступить в бой, после того как поддерживающие их колесницы выполнят свою первую задачу.
Когда забрезжил свет, явился разведчик и сообщил царю, что египетский флот вступил в бой с пастухами за гарнизон, стоявший к северу от Коптоса. Царь обратился к командиру своей армии:
— Нет сомнений, Апофис догадался, что столкнется с яростным сопротивлением. Именно поэтому он отдал своему флоту приказ перейти в наступление, с тем чтобы высадить войска в тылу наших позиций.
Пепи ответил:
— Мой повелитель, пастухи еще не овладели искусством сражаться на борту корабля. Священный Нил проглотит трупы их солдат, а вместе с ними надежды Апофиса окружить нас.
Секененра относился к воинам фиванского флота с большим доверием, однако он велел командиру разведчиков постоянно сообщать о ходе сражения на Ниле. Мрак отступал перед утренним светом, и воины стали различать очертания поля боя. Секененра взглянул на своих лучников, которые уже держали луки наготове. Рядом с ними к бою готовили несколько колесниц. На противоположной стороне он увидел армию пастухов, которая разворачивалась, точно клубы песка. Враг ждал наступления утра, и как только рассвело, колесницы изготовились к бою. Вдруг несколько колесниц ринулись на передовые укрепленные позиции, полетели стрелы, заржали лошади, воины издавали пронзительные крики. За колесницами вперед бросились другие отряды, вступая в яростный бой с египетскими лучниками и колесницами. Секененра воскликнул:
— Битва за Фивы началась!
Пепи с дрожью в голосе ответил:
— Воистину это так, мой повелитель. Как прекрасно вступили в бой наши солдаты!
Взоры всех были прикованы к полю битвы. Все следили за ходом сражения. Они видели, как колесницы пастухов наступали, выстроившись в одну линию, затем разделились на отдельные группы и тут же устремились на лучников и египетские колесницы, преградившие им путь. С обеих сторон гибли солдаты, храбро бросая вызов смерти. Лучники оказались на высоте, они не дрогнули перед наступающим врагом, их стрелы косили и всадников, и боевых коней, образуя бреши в рядах пастухов. Пепи крикнул:
— Если битва и дальше пойдет так, еще несколько дней, и враг лишится всех колесниц!
Тем временем отряды пастухов бросались в бой, сражались и возвращались в свой лагерь, их сменяли другие, давая первым отдохнуть. Египтяне же оборонялись без передышки, стойко удерживая свои позиции. Всякий раз, когда Секененра замечал, что его всадника или колесницу вывели из строя, он сердито восклицал: «Какое несчастье!» и вел точный счет потерям в рядах своей армии. Пастухи вводили в бой все больше сил, атакуя сначала тремя колесницами, затем шестью и десятью. Битва становилась все яростней, число колесниц гиксосов росло. Секененру охватила страшная тревога.
— Нам следует как-то противодействовать растущему количеству сил противника, чтобы восстановить равновесие на поле боя.
— Мой повелитель, но мы должны приберечь колесницы, стоящие в запасе, для завершающих этапов битвы.
— Разве вы не видите, что враг каждый раз наступает на нас свежими силами?
— Мой повелитель, я понимаю замысел врага, но мы не можем действовать так же, ибо у него так много колесниц, у нас же совсем мало.
Царь стиснул зубы и сказал:
— Мы не рассчитывали, что у врага окажется такое превосходство в колесницах. Что бы ни случилось, я не могу допустить, чтобы мои лучники лишились отдыха, ибо им нет замены в моей армии.
Царь дал приказ бросить в атаку двадцать колесниц пятью группами. Они ринулись в бой, точно хищные орлы, и битва разгорелась с новой силой, однако Апофис, надеясь раз и навсегда отбить новое наступление Секененры, бросил в бой двадцать отрядов по пять колесниц в каждом. Все кругом заполнилось их грохотом, в воздухе кружились облака пыли, битва достигла лихорадочного накала, кровь лилась рекой. Проходило время, но битва не затихала и не ослабевала. Солнце уже стояло в зените. Разведчики сообщили царю, что флот пастухов отступил, когда египтяне захватили два их корабля и потопили один. Весть об этой победе пришлась кстати, она укрепила решимость и боевой дух египтян. Офицеры распространили эту новость среди сражающихся отрядов и тех, кто ждал своей очереди вступить в бой. Маленькая победа радостно отозвалась в их сердцах и вызвала прилив энергии. Однако Апофис тоже узнал об этом и, охваченный гневом, тут же изменил тщательно обдуманный план и приказал бросить в бой все колесницы, чтобы учинить возмездие. Секененра заметил, что на его лучников широкой лавиной устремились боевые колесницы, охватывая их с двух сторон и намереваясь взять в клещи. Царь сильно встревожился и гневно воскликнул:
— Наши воины истощены непрекращающейся битвой и не смогут устоять перед такой лавиной колесниц! — Секененра обратился к командиру своей армии и сказал тоном, не терпящим возражений:
— Мы вступим в решающую битву теми силами, которыми располагаем. Прикажите нашим храбрым офицерам вести отряды в наступление и скажите, что я желаю, чтобы каждый выполнил свой долг как солдат бессмертных Фив!
Секененра знал, какие опасности подстерегают его и армию, но он был храбр, исполнен огромной веры. Не колеблясь ни на мгновение, он взглянул на небо и ясным голосом произнес:
— Бог Амон, не забывай своих верных сынов!
Царь отдал приказ бросить в бой окружавшие его колесницы и сам, опережая всех, ринулся вперед навстречу врагу.
Разгорелось беспощадное сражение, кричали люди, ржали лошади, летели шлемы, катились головы, лилась кровь. Однако доблесть египтян не могла устоять против быстрых, защищенных колесниц, которые врывались в ряды воинов и косили их точно солому. Секененра бился отважно, не теряя присутствия духа и не зная усталости. Иногда казалось, будто он ангел смерти, разящий любого из рядов врага по своему усмотрению. Наступал вечер, но битва не прекращалась. Казалось, что успех сопутствует пастухам, которые собирали силы для решающего удара. Большая колесница, прикрываемая крупными силами во главе с всадником с длинной белой бородой, устремилась к колеснице царя и пробивалась сквозь ряды солдат с невероятным упорством. Царь догадался о намерении лихого всадника и устремился ему навстречу. Они встретились лицом к лицу. Оба два раза метнули копьями друг в друга, но каждый отразил их щитом и готовился к продолжению поединка. Секененра увидел, что противник обнажил меч и догадался, что того не удовлетворило начало поединка. Поэтому он тоже обнажил свой меч и бросился на противника, но в этот решающий миг ему в руку угодила стрела. Руку царя схватила судорога, и меч выпал из нее. Многие гвардейцы воскликнули:
— Берегитесь, мой повелитель, берегитесь!
Однако враг настиг царя быстрее, чем предупреждение гвардейцев, и изо всех сил нанес ему удар в шею. Меч угодил в цель, смуглое лицо царя исказилось от ужасной боли, он застыл и не смог оказать сопротивление. Противник схватил копье правой рукой, метнул его что было сил и попал царю в левый бок. Секененра закачался, словно оцепенев, и рухнул на землю. Кругом раздались крики египтян:
— Великий Бог! Царь пал! Защитите царя!
Улыбнувшись, как победитель, командир врага воскликнул:
— Прикончите этого наглого бунтаря и не щадите никого из его воинов!
Вспыхнуло сражение вокруг мертвого тела, один всадник, снедаемый злобой, бросился к нему, занес острый топор и опустил его на голову царя. Двойная корона Египта отлетела в сторону, кровь брызнула, словно из родника. Тут всадник нанес ему еще один удар выше правого глаза, раздробив кости и разбрызгав мозги. Многим хотелось ухватить из кровавого пира хотя бы кусочек добычи и утолить свою злобу. Враги набросились на тело, нанося ему жестокие, безумные удары в глаза, рот, нос, щеки и грудь. Они разорвали тело на куски, обильно оросив его кровью.