— Ну уж это точно бесовское наваждение, — согласился Колхаун, — черт знает, как замучают.
— Вы-то можете от них избавиться, а нам каково? — Бетсби пригорюнился. — Приходится терпеть. «А кто откажет одному из малых сих, тот получит мельничный жернов на шею»[29]. Терпение, благорасположенность, помощь — что нам еде остается?
И снова воздух вокруг них зазвенел вопросом:
— Приходящие к вам страшат вас?
— Да нет, не страшат, — слегка поморщился Бетсби. — Просто иногда обходишься с ними построже. Посоветуешь быть твердым, не сгибаться. Бывают совсем заблудшие. Я как-то встретил одного такого недалеко отсюда. Желтый совсем, больной. Я, конечно, ободрил его, как мог.
— А что же с ним приключилось? — поинтересовался инспектор.
— Довольно забавная история, — сказал Бетсби и задумчиво посмотрел на своего спутника в сером. Тот стоял, прислонясь плечом к стене трактира. — Я так толком и не понял, в чем там дело, но сразу заметил: он не в порядке. Наверное, неврастеник. Но я был суров. Я сказал: «Возьмите себя в руки, сэр!» Он рассказал мне, что обращался к кому-то из веслианцев. — Бетсби выдержал долгую паузу, ожидая, что инспектор признается: «Да я и сам, собственно, веслианец…», дождался, одарил его приятной улыбкой и продолжал:
— Ну что ж, среди них много неплохих проповедников. Правда, их не назовешь уравновешенными. Эмоции, знаете ли, а это ни к чему. Слишком много поэзии… Тут ведь что помогает? Мысль; мозг, интеллект. Вот и этот человек. «Я, говорит, теперь спасен».
Сидит и так нервничает, что дальше ехать некуда.
— А что ж ему нервничать, спасенному-то? — лениво удивился инспектор.
— Немножко смешно звучит, когда говоришь об этом спокойно, — улыбнулся Бетсби. — Он был абсолютно уверен, что его убьют. Правда, он не знал, как, кто, за что и когда, но считал, что примет смерть от дьявола. А тут веслианцы его и спасли. Я, конечно, ободрил его.
Инспектор разом подобрался и резко подался вперед.
Человек в сером слегка переменил позу. От него сейчас исходило не больше энергии (да и не больше любопытства), чем от цветов в палисаднике за забором.
— Кто это был? — напряженно спросил инспектор. — Что вы о нем знаете?
— Да как будто немного, — ответил Бетсби. — Кажется, работал он у кого-то и собирался уезжать в Канаду. Это же было не здесь, не в Фардле, а у меня в приходе. Я дал ему, помнится, две книжечки, «Насущную помощь» и «Песок и скала». У меня их много. Недели через две он прислал мне их из Лондона.
— А письма не было? — спросил инспектор.
— Как же, как же, было. Такая трогательная записочка.
Очень наглядно показывает, насколько идея может овладеть человеком. Мне кажется, она у меня где-то с собой… сейчас, сейчас, — он достал из кармана объемистую кипу бумаг и выудил из нее письмо. — Вот оно.
«Ваше преподобие! Возвращаю вам книги, которые Вы мне любезно одолжили. Конечно, в них все правильно, только вот насчет драгоценной Крови как-то не так. К сожалению, когда придет дьявол, они мне вряд ли помогут. А он обязательно придет за мной, он убьет меня, но Спаситель заступится и возьмет меня к Себе. Оно так и будет, только я не осмеливаюсь думать об этом. Наверное, дьявол не сможет слишком сильно навредить мне. Убьет только… Но я ведь сам этого хотел. А Иисус спасет меня.
Спасибо вам за книги, я их возвращаю. Я не прочитал их до конца, потому что мне очень неспокойно.
Остаюсь с совершенным почтением Джеймс Монтгомери Петтисон».
— Вот такое славное письмо, — закончил Бетсби, складывая листок. — Если бы не дьявол, конечно.
— Извините, сэр, а нет ли там адреса? — спросил инспектор.
— Есть, — с легким удивлением ответил Бетсби. — Вот: 227, Тоббл-Хорст-роуд, Виктория.
— Спасибо. А дата?
— Двадцать седьмое мая.
— М-да, — сказал инспектор, — подумать только, рядом со мной! Так вы говорите, он маленького роста?
— Да, ниже среднего, я бы сказал. И вид такой… простоватый. Вы его знаете?
— Кажется, встречал пару раз. Жил-то он совсем рядом.
Скажите, если мне придется задать вам еще несколько вопросов, где я вас найду?
— В моем приходе, разумеется, в доме священника. Это там же, где замок нашего герцога. Какая жалость, что он папист! Впрочем, чему же тут удивляться? Происхождение…
Можно сказать, он слепым и родился.
— М-да, — снова хмыкнул инспектор. — Ну, мне пора. Всего доброго, сэр, — с этими словами он нырнул в трактир.
На фоне серой стены шевельнулась фигура в сером.
Только теперь Бетсби вспомнил о своем спутнике.
— Экий вы молчальник, сэр, — заметил он. — Все думаете, наверное.
— Думаю, — серьезно ответил человек в сером. — Думаю, что даже у воробья есть тень и что все на свете сходится.
— И все ведет ко благу, — заключил Бетсби.
— К Богу, — поправил его незнакомец и пошел прочь.
А в замке у герцога Кеннет с хозяином пытались говорить о поэзии. Разговор не клеился. Герцог то и дело вспоминал о Граале, Морнингтон — о Барбаре. Какую бы тему они не затрагивали, через две-три минуты каждый говорил о своем. Морнингтон и предположить не мог, что английская поэзия до такой степени связана или с Граалем, или с безумием. За каждым литературным персонажем скрывались либо рыцари Круглого Стола, либо Том из Бедлама[30]. Промучавшись до самого чая, они наконец оставили эти бесплодные попытки и надолго замолчали.
— Хотел бы я знать, как там Барбара, — неуверенно произнес Кеннет.
Герцог пожал плечами.
— Да, интересно бы узнать, только как? Не станете же вызвонить Персиммонсу, интересоваться ее здоровьем.
— Нет. Может, побродить там, а вдруг застану Лайонела одного, — задумчиво проговорил Кеннет. — Выходит же он прогуляться…
— Он-то, может, и выходит, — сказал герцог. — Будь у меня жена, ни за что не оставил бы ее одну с этим чудовищем.
Вашему другу он вроде нравится…
— Дело не в этом, — возразил Морнингтон. — Просто Лайонел не знает того, что знаем мы. Он даже не знает, что меня вышибли с работы.
Герцог нашелся не сразу. Помолчав, он что-то вспомнил и добавил:
— Как подумаю, что этот мерзавец держит Чашу в своих грязных лапах, мне… мне вашего архидиакона удавить хочется. — Он опять помолчал. — Меня наш визит никак не удовлетворил. Ну скажите, что этот знахарь сделал? Я же видел, он и подойти-то к ней не успел, когда она в обморок упала.
Кеннет быстро взглянул на него.
— Вот-вот, я тоже об этом думаю. Конечно, так, на глаз, не сообразишь. Я стоял у нее за спиной, а он — перед нею, ярдах в двух. И тут… Она ведь не просто упала, она мягко так опустилась на пол. Мне вообще показалось, что чувств она лишилась потом.
— Тогда зачем же мы позволили архидиакону отдать им Грааль?! — закричал герцог.
— Но мы обещали ему, если он возьмется за лечение, — растерянно проговорил Кеннет.
— Да не лечил он ее! — воскликнул герцог и раздраженно махнул рукой. Со столика слетела на пол стопка драматургов. — Я прекрасно помню, как все было. Архидиакон говорил с вашим приятелем, и тут она закричала. А он как раз сказал, что с радостью отдал бы любую реликвию, если бы… и больше ничего сказать не успел.
— Ей-богу, верно, — удивленно сказал Кеннет, — и я так помню. Но раз мы ему ничего не обещали, и раз он ничем не помог Барбаре, то…
— Вот именно, — отозвался герцог. — Что они теперь с ним делают?
— Они? — пробормотал Кеннет после недолгого молчания. — Вы считаете, Манассия заодно с Персиммонсом? И это все подстроено? А ведь, пожалуй, верно…
— По-моему, у нас есть все основания отобрать Грааль, — решительно заявил герцог.
— Сказать-то легко, а вот как это сделать? — с сомнением произнес Кеннет. — Мы же ничего не знаем об этом знахаре. Ни кто он, ни откуда… Хотя постойте, постойте…
Когда начальник полиции говорил с Персиммонсом — подумать только! позавчера это было! — я слышал, как Персиммонс назвал адрес: Лорд-Мэр-стрит, 3. Это где-то в Лондоне.
Я, правда, не знаю, что это нам дает. Не можем же мы прийти туда и прямо спросить…
— Почему не можем? — воскликнул герцог. — По крайней мере, посмотрим, что это за место. Может, там на двери табличка: «Доктор Манассия». Зайдем и скажем, что это — наше, а заартачится — отберем. Однажды мы ведь так и сделали, ну не мы, архидиакон, какая разница?
— Он вызовет полицию, — возразил Морнингтон. — На этот раз точно вызовет.
— И что с того? — презрительно бросил герцог. — Дайте мне только добраться до Грааля, они и глазом не успеют моргнуть, а он уже очутится в Риме. Кстати, у Англии до сих пор нет с Ватиканом договора о выдаче преступников.
— Надеюсь… — идея герцога явно захватила Кеннета. — Ну а что с нами сделают в Ватикане?
— Отправят в тюрьму за воровство, — спокойно отвечал герцог, — да и за святотатство. Соберутся епископы, и ваши тоже.
Я мог бы оставить письмецо кардиналу, архиепископу Вестминстерскому. Он стал кардиналом не без помощи моего отца.
— А вдруг потира там нет? — засомневался Кеннет.
— Все равно мы ничего не теряем. В этом случае и до полиции не дойдет, — ответил герцог. — А вот если потир все еще в Калли… Послушайте, Кеннет, может быть, ваш приятель что-нибудь знает? Пойду-ка и я с вами прогуляюсь. Вдруг и правда мы его встретим. — Герцог живо вскочил и направился к двери.
В пешей прогулке не было необходимости, но она давала прекрасную разрядку. Герцог предупредил слуг, что может на ночь отравиться в Лондон, и они пошли. Еще не доходя до границ Калли, они увидели коттедж Рекстоу. Тут герцог, пытаясь подбодрить спутника, заметил, что вполне естественно повидать старого приятеля, для этого вовсе не обязательно входить в парадные двери, есть и другие пути. Пока они это обсуждали, из-за поворота тропинки прямо на них вышли Лайонел и Барбара.
— Добрый день! — воскликнул Кеннет. — Вот так встреча! Не ожидал, что вы так быстро отправитесь на прогулку. Надеюсь, вам лучше?
— Я такая усталая, такая ленивая, — счастливым голосом ответила Барбара, — но внутри у меня так хорошо, — так покойно! Спасибо вам.