Осенью 1941 года отмечалось также возросшее число выброски парашютистов над оккупированными территориями, в задачу которых входило обеспечение концентрации повстанческих групп и установление централизованного руководства партизанскими отрядами, о существовании которых правительству стало к тому времени известно. Однако часто подобные меры носили характер чрезмерной импровизации, тем более что присланные к партизанам руководители зачастую уступали им в своей подготовке и знании дела, что не осталось для противника незамеченным. Так, в приложениях к журналу боевых действий оперативного отдела командующего тыловым районом группы армий «Юг» за 1, 2, 7–9 августа 1941 года отмечается: «Сброшенные парашютисты обладают недостаточной подготовкой и некомпетентны» (LU 39b).
При лихорадочном подборе руководящих кадров иначе и быть не могло. Как отмечается во втором томе «Истории Великой Отечественной войны», только в одном обучающем центре советского Западного фронта в августе – сентябре 1941 года прошли подготовку свыше 1000 специалистов, которых затем при помощи членов военного совета армий перебросили на оккупированные территории.
В большинстве случаев эти парашютисты оказывались выброшенными слишком далеко от мест назначения, и им требовалось приложить поистине нечеловеческие усилия, чтобы без основательной подготовки и не имея необходимых навыков пешком добраться до своих и начать там требуемую работу, проделав марш длиной зачастую в сто и более километров по занятой противником территории, постоянно подвергаясь гонениям и преследованиям. Об этом прямо говорится, в частности, в итоговом отчете штаба 54-го армейского корпуса от 24 июля 1941 года после завершения операции против партизан в районе Луцка и в донесении штаба 213-й охранной дивизии от 31 августа 1941 года.
При этом часто опасными противниками данных агентов являлись не немецкие охранные части. Угроза для них исходила от тех местных жителей, которые решились встать на путь оказания помощи Германии при преобразовании ею политической жизни. Это были сельские старосты, следившие за своими односельчанами, а также тайные служащие местной охранки, выполнявшие задания в интересах немецкой полиции. Не случайно именно против них направлялись в первую очередь удары партизан, для которых они представляли смертельную опасность, – там, где партизанские отряды чувствовали себя достаточно сильными, чтобы провести соответствующие операции, сельских старост и полицаев, а также членов их семей, безжалостно убивали. Причем наиболее часто использовались такие методы умерщвления, как забивание насмерть.
Только позже перед ними ставился выбор – либо, сохраняя видимость преданности немецким властям, служить партизанскому делу, либо умереть вместе с семьей. (Из доклада штаба 24-го танкового корпуса от 11 марта 1943 года (NOKW 2943).) Отзвуки такой борьбы из темноты, в частности, прозвучали в словах партизанского лидера Г. М. Линькова: «…Эти фашистские ищейки, полицаи, в преданности своим хозяевам слишком распоясались. Надо поубавить их рвение…»
Этот заброшенный на парашюте организатор партизанского движения, позднее ставший командиром партизанского отряда, хорошо разбирался в том, как в ходе ожесточенной борьбы завоевать доверие у населения, вначале относившегося к партизанам с подозрением и не принимавшего их методы. В битве за «душу народа» он видел свою главную задачу в том, чтобы укрепить среди людей веру в победу Красной армии и свести на нет тлетворное влияние фашистской пропаганды.
При построении партизанского отряда Г. М. Линьков требовал соблюдения строжайшей дисциплины и безоговорочного устранения предателей. Только после того, как ему удалось постепенно добиться поддержки у местного населения, а партизанские отряды окрепли настолько, что могли постоять за себя в вооруженных столкновениях с немецкими охранными частями, он стал сосредотачиваться на нанесении ударов по германским войскам. Только тогда мысли красного китайского генерала Пэн Дэхуая стали воплощаться в реальность, а приобретенный в Китае опыт стал применяться и дополняться новым багажом знаний в других местах и в иных условиях.
В частности, Г. М. Линьков в своих воспоминаниях «Война в тылу врага» пишет: «К фашистским комендантам поступало много заявлений от населения о действиях партизан. Доносили тайные и явные полицейские. Жаловались на нас и по нашему же указанию связанные с нами люди. В своих заявлениях они просили защиты от вездесущих „московских агентов“. И когда им удавалось „вымолить“ карателей для облавы и прочесывания леса, нас вовремя ставили об этом в известность и совместно с нами решали, в какой лес вести фашистов, где и какие „наши“ следы им показывать.
На нашей стороне немало было и бургомистров, полицейских и старост. Одни поступили на эту работу с нашего ведома и согласия, других мы вербовали, беря от них подписку, что они будут работать на нас…»
Такое развитие событий нашло отражение в журнале боевых действий Верховного командования вермахта в следующей записи от 29 июля 1941 года: «В тылу 4-й танковой группы отмечается планомерная деятельность отдельных партизанских отрядов по нарушению дорожных коммуникаций…» При этом в наибольшей степени подвергались нападениям объекты, находившиеся в тылу 41-го армейского корпуса группы армий «Север».
Глава 4Опоры партизанского движения
Истребительные батальоны
Для претворения в жизнь требований директивы советского руководства от 29 июня 1941 года о создании партизанских отрядов вначале не было формирований и необходимых кадров, подготовленных к такой деятельности. Ведь в прифронтовых областях вспомогательные части из населения начали формироваться только с началом войны. С одной стороны, они состояли из признанных годными к военной службе народных дружинников, а с другой – из созданных в соответствии с постановлением Центрального Совета обороны Советского Союза[57] в виде ландштурма (ополчения второго разряда) истребительных батальонов[58].
Основное предназначение этих батальонов заключалось в охранении советских тылов от действий диверсантов, парашютистов и вражеских агентов. Однако в случае отхода Красной армии в их обязанность входило разрушение остававшихся общественных сооружений, промышленных предприятий и складских помещений в духе «выжженной земли», а также по возможности совершение нападений на пути снабжения противника. Тем не менее для длительного ведения эффективных боевых действий во вражеском тылу у них не было ни необходимого оснащения, ни соответствующей военной подготовки.
Уже вскоре после вторжения немецких войск начали отмечаться первые подпольные вооруженные выступления в тылу сражавшихся германских частей. Особенно часто такое наблюдалось в северных русских областях на территории между Псковом и Старой Руссой, что подтверждают советские историки. В частности, в труде «История Великой Отечественной войны» сказано, что сразу после нападения Германии ленинградские партийные органы приступили к организации партизанской борьбы, засылая на оккупированные территории, в первую очередь в районы Пскова, Новгорода и Старой Руссы, отдельные отряды. При этом они отличались высокой мобильностью.
В результате в немецких войсках начали поговаривать о «партизанах», не внося, правда, в это название какого-либо ясного смысла. Так, от штаба 16-й армии вермахта поступило донесение о переходе русско-латвийской границы бойцами нерегулярных частей и проведении ими беспокоящих операций в районе города Себеж. Речь шла о нападениях на одиночные грузовики, колонны автомобилей и нарушении армейских линий связи (NOKW 2402).
Соответствующим службам 16-й армии удалось установить, что речь шла о проведении операций силами 1-го и 3-го «партизанских полков», костяк которых составляли ленинградские пожарные. Следов же, по-видимому, тоже существовавшего 2-го такого полка в зоне ответственности 16-й армии обнаружить не удалось. Эти партизаны, объединенные в военных формированиях, были облачены в синюю рабочую одежду. И хотя их действия носили спорадический характер и не имели отношения к оперативным планам советского командования, они все же заметно усиливали чувство неуверенности в своей безопасности у немецких солдат.
Несколько позже о появлении подобных полувоенных частей поступили доклады и с других участков фронта. Там тоже стали отмечаться нападения на находившиеся на отдыхе немецкие подразделения и поджоги оставленных Красной армией населенных пунктов. Так, в донесении IV экономической группы штаба 9-й немецкой армии от 20 июля 1941 года говорится о том, что город Полоцк подвергся планомерному уничтожению со стороны истребительных батальонов (LU 10, 16 с).
Нет никакого сомнения в том, что в случае с уже упоминавшимися «партизанскими полками» речь шла о формированиях истребительных частей. И хотя эти истребительные батальоны прибегали к методам партизанской борьбы, их обозначение как «партизанские» является неверным. Неправильным и противозаконным было и обхождение с людьми, входившими в их состав, со стороны немецкого командования. По крайней мере, пока они вели боевые действия в рамках своих формирований, пусть даже в тылу германских войск.
Правильнее было бы называть эти полувоенные формирования частями добровольческого корпуса[59], которые по своей организации и вооружению, а также единому их обозначению и подчинению ответственным руководящим инстанциям, когда они располагались позади линии обороны своих войск, полностью соответствовали нормам международного права. Однако такое правовое их положение улетучивалось, когда личный состав этих подразделений присоединялся к гражданским повстанческим группам, образуя зачастую первое вооруженное ядро таких отрядов.
Формирование истребительных батальонов осуществлялось обычно из числа мужчин, не призванных на военную службу. Свои служебные обязанности они исполняли после основной работы или в ночное время. Формированием же этих специальных подразделений занимался обычно местный инспектор милиции