кой борьбы. Ведь в описанном выше единичном случае находившаяся на значительном удалении командная инстанция руководила отдельными партизанскими группами, с тем чтобы они объединились в один большой отряд вблизи важных немецких путей снабжения и столь значимого в промышленном отношении по добыче марганцевой руды Никопольского района.
Когда же возникла угроза потери этой операционной базы, советское командование предприняло попытку переместить партизанские группы в новый район сосредоточения, который предоставлял хорошие условия для надежного укрытия и отдыха, а также имел важные перспективы в развертывании столь стратегически необходимой советской стороне партизанской активности.
Глава 6Русский народ между предательством и сопротивлением
Отношение Германии к народам Советского Союза во время войны плохо поддается объяснению. Если до войны в представлениях Гитлера и его партийных приверженцев, разделявших насаждавшуюся им идеологию, готовность признать тот факт, что советская система является формой народовластия, вытекающей из всего хода исторического и социального развития Российской империи, просто не просматривалась, то с ее началом обнаружилось их твердое намерение считать русский народ прирожденным безвольным слугой, не имеющим ни экономических, ни образовательных основ для его жизнеустройства в будущем.
И хотя с национал-социалистической точки зрения большевизм и советский режим рассматривались как навязанная народам России сверху тирания, имеющая под собой основу только в «низкопробной», анархо-нигилистской части славянства, для других его представителей, жаждавших обучения и открытых для всего нового, какие, согласно такому мировоззрению, должны были быть, ничего не делалось. Для них никаких настоящих условий для развития не создавалось, а такие устремления не поощрялись.
Тот факт, что советская власть для духовного развития широких слоев народа сделала гораздо больше, чем все ее предшественники, вместе взятые, немецкой стороной из-за ее предвзятого негативного отношения к Советскому государству совершенно не учитывался. Находившийся на стадии духовного развития народ оценивался по устаревшим и изжившим себя психологическим характеристикам, а сам он считался политически непритязательным. При этом его духовные потребности игнорировались. Такой подход хорошо просматривается в приказе начальника штаба Верховного командования вермахта № 002060/41 от 16 сентября 1941 года относительно коммунистического повстанческого движения на оккупированных территориях (NOKW 258, см. приложение № 2).
Вытекавшая из такой оценки политическая позиция для восточных областей оказалась совершенно неприемлемой еще до того, как серьезное поражение вермахта поколебало веру в несокрушимость германской мощи. Отчетливо проявившиеся империалистические цели войны со стороны Германии и запрет любой политической деятельности на оккупированных территориях, о чем докладывал начальник германской полиции безопасности и СД в отчете № 142 IV A 1–1 В/41 от 5 декабря 1941 года (NO 4787), логично вытекали из политических установок, недвусмысленно высказанных Розенбергом 20 июня 1941 года в тесном кругу своих сотрудников относительно восточного вопроса: «…Нам предстоит не „крестовый поход“ против большевизма только ради того, чтобы спасти от большевизма „несчастных русских“, а поход во имя осуществления германской мировой политики и обеспечения безопасности Германского рейха» (ND, т. 26, PS 1058).
Тем самым он выразил общие и узаконенные взгляды германского национал-социалистического руководства. Однако уже вскоре выяснилось, что широкие армейские слои, находившиеся в тех местах, где планы этого руководства должны были воплотиться в жесткие поступки, имели совсем иные представления о «немецкой миссии». В результате в установках в отношении советского народа и его национального будущего возникла определенная раздвоенность, нарушившая единство между душой, сердцем и политическим благоразумием, на что указывает, в частности, приказ одной из армий группы армий «Юг».
Приказ возник на основании впечатлений от служебной поездки в войска командующего 17-й армией генерала пехоты фон Штюльпнагеля. В ходе бесед с солдатами и офицерами у него создалось однозначное впечатление, что они не имеют ясного представления о задачах немецких войск на оккупированных территориях. Соответственно у них отсутствовал и требуемый настрой. Поэтому в этом приказе обращалось внимание на то, что война с Советским Союзом требует иного ведения боевых действий, чем это имело место в предыдущих военных кампаниях. С присущим тому времени языковым своеобразием в нем говорилось:
«…Этим летом нам все яснее становится, что здесь, на Востоке, происходит борьба между двумя внутренне непримиримыми мировоззрениями – немецким понятием о чести и осознанием принадлежности к германской расе, присущими выработанной многими столетиями солдатской хватке, с одной стороны, и азиатским образом мышления с его разжигаемыми кучкой интеллигентов, в основном еврейской национальности, примитивными инстинктами – с другой. К таким инстинктам относятся: страх перед кнутом, пренебрежительное отношение к нравственным ценностям, нивелировка вниз и отвержение собственной бесценной жизни. Сегодня сильнее, чем когда-либо, нами движет мысль о том, что мы находимся на стыке двух эпох, где на немецкую нацию вследствие ее расового превосходства и имеющихся достижений возложена миссия возглавить Европу. Мы ясно осознаем наше призвание – спасти европейскую культуру от нашествия азиатских варваров. Теперь мы знаем, что сражаемся со свирепым и упорным врагом. И эта борьба может закончиться только уничтожением одного из противников. Компромиссы здесь невозможны».
После этих призывов к осознанию солдатами своего расового превосходства и возложенной на немецкую нацию миссии было определено отношение к народам на завоеванной территории. Солдатам приказывалось убедить русское население в беспомощности его прежних властителей и в несгибаемой воле немцев искоренить этих повелителей как носителей идей большевизма. Одновременно указывалось и на то, что обеспечение родины продовольствием и облегчение ее жизни требует нещадной эксплуатацией завоеванных областей. При этом неизбежно возникающие при таком подходе трудности со снабжением местного населения продуктами питания перекладывались на плечи самоуправления «враждебного населения».
Такие чувства, как сострадание и доброта по отношению к местным жителям, в этом приказе считались неуместными. Солдатам внушалась мысль о необходимости принятия самых жестких мер в отношении национально чуждых элементов, и дальше выдвигалось требование вести ожесточенную борьбу с большевизмом и партизанами, в действиях которых усматривалась попытка противника измотать германскую армию средствами партизанской войны. И таким усилиям, подчеркивалось в приказе, нельзя потворствовать свойственными немцам беспечностью и благодушием. В отношении же населения выдвигалось следующее требование:
«…Тот, кто не принимает участия в борьбе с красными партизанами и не сообщает нам об их деятельности, является нашим врагом, заслуживающим соответственного с ним обращения. Страх населения перед нашими контрмерами должен быть сильнее боязни шантажа красных вожаков».
Приказ по армии заканчивался словами:
«Россия – не европейская, а азиатская страна. Эту разницу подчеркивает каждый шаг на пути продвижения вглубь этого безрадостного и угнетенного края. От такого давления и разрушительных сил большевизма Европа и в особенности Германия должны быть избавлены на все времена».
Именно это можно прочесть в приказах командующего группой армий «Юг» № 2682/41 от 12 октября 1941 года (NOKW 309) и командующего 17-й армией вермахта № 0973/41 от 25 ноября 1941 года относительно поведения немецких солдат на Востоке (NOKW 2537).
Здесь следует заметить, что незадолго до издания этих и других подобных армейских приказов командир 39-го армейского корпуса вермахта направил в адрес командующего 16-й полевой армии группы армий «Север» «Меморандум о возможности расшатывания большевистского сопротивления потрясениями изнутри» с просьбой «передать его фюреру». В этом документе от 18 сентября 1941 года содержалась попытка обосновать необходимость ведения жестокой борьбы на основании объективной оценки советского народа. В нем, в частности, отмечалось:
«Коммунизм многое сделал для пролетариата. На селе коммунизм воспринимают как зло только те, кто раньше владел землей. Недовольство же большевизмом, напротив, является повсеместным явлением, однако какое-либо оппозиционное руководство не наблюдается… Народу мешает принять твердое решение в отношении нас отсутствие ясной картины его дальнейшего развития…»
В качестве возможности разрушения воли к сопротивлению в нем выдвигалось требование по принятию безотлагательных мер и в первую очередь по отмене приказа о комиссарах, который только способствовал росту военного противодействия. При этом отмечалось, что народу необходимо показать позитивные перспективы его дальнейшего существования. Одновременно говорилось, что его не стоит обращать в национал-социализм, ограничившись только разъяснением ценности и справедливости частной собственности. Кроме того, подчеркивалось, что создание русского правительства могло бы заметно облегчить путь народа к лучшему будущему.
В заключение в этом меморандуме командира корпуса, видимо не имевшего понятия об официальных национал-социалистических намерениях и целях, выражалась надежда на то, что хорошие идеи смогут оказать воздействие и на население еще не завоеванных областей (NOKW 2413).
Между тем при оценке поведения командного состава найти различия не так-то и просто. То обстоятельство, что необоснованная и определявшаяся партийно-идеологическим эгоизмом точка зрения повсеместно претворялась на практике, не может быть объяснено одной лишь природой этой завоевательной войны. Оживление партизанской борьбы с одной только ей присущими методами ведения боя ясно показывало порочность требуемого высшими эшелонами командования вооруженных сил неуважительного отношения к населению. К тому же каждому отдельно взятому солдату было понятно, что требования по преодолению негативных явлений, связанных с выполнением армией ее первоочередных и важных задач, возникшего в результате боевых действий хаоса и быстрого умиротворения завоеванных территорий исходило из самого населения, являвшегося в то время единственной возможной базой снабжения партизанского движения.