Хотя Неттлс говорил совершенно спокойно, меня охватил тошнотворный страх, тот самый, который я сдерживал в последние дни. В глазах у меня потемнело. Плащ… желтый плащ… я видел его, я видел того, кто его носил!
— Иной мир, — тихо повторил я, давая наконец имя страху, преследовавшему меня с момента исчезновения Саймона. Я с трудом вздохнул и призвал себя к спокойствию. — Вы не могли бы объяснить…
— Ясно же, что Саймон проявлял явный живой интерес к Иному миру непосредственно перед своим исчезновением.
— Вы считаете, что живой интерес — это все, что нужно?
— Нет, — Неттлс задумчиво отпил чай, — не все. Нужен какой-то ритуал.
— Не было никакого ритуала, — воскликнул я, ухватившись за этот факт с упорством утопающего. — Он все время был у меня на виду, вплоть до исчезновения. Не делал он ничего такого, чего бы и я не делал. Сначала он просто сидел на камне, задавал всякие дурацкие вопросы. Его действительно заинтересовали пирамиды из камней и то, что у них внутри, — это так. Но это и все. Он просто обошел холм пару раз, глядя на него. То есть я не видел его только те несколько секунд, когда он находился по другую сторону пирамиды.
Профессор лишь снисходительно кивнул.
— Нет, не все. Неужели вы не видите?
— Да не было ничего больше! — Я помотал головой. Нет уж, буду защищаться до последнего!
— Но он же обошел холм. А вы в это время просто сидели. Вы же не стали его обходить?
— Нет. Не стал
Профессор поцокал языком.
— У вас пробелы в образовании, дорогой мой. Вы бы должны это знать.
Его слова словно прорвали плотину моего сознания. Конечно, самый древний ритуал из всех: солнечные круги. Деосил, так называли это кельты.
— Солнечные круги, — сказал я. — Вы имеете в виду, что достаточно просто несколько раз обойти пирамиду посолонь — и этого хватит, чтобы…чтобы исчезнуть?
— Именно, — подтвердил Неттлс, не отрываясь от кружки. — Аналогия движения солнца на пороге Иного мира — в нужное время и при подходящих обстоятельствах — это очень мощный ритуал.
— Так вот для чего ему нужно было время-между-временами!
— Именно.
— Но мы же пропустили это время, — схватился я за соломинку. — Когда мы туда добрались, рассвет уже давно прошел.
Неттлс постучал пальцем по зубам.
— А сам день… Конечно! Вы ведь сказали, что были там в конце октября? Самайн!
— Извините?..
— Самайн, вы не могли об этом не слышать.
— Слышал, конечно, — мрачно признался я. Самайн — день в древнем кельтском календаре, когда двери в иной мир широко распахнуты. — Мне тогда это просто в голову не пришло.
— Самый активный день в Потустороннем мире. Третья неделя Михайловского семестра — именно в тот день вы увидели пирамиду. {Михайловский семестр — первый академический семестр учебного года в ряде англоязычных университетов и школ северного полушария, особенно в Соединенном Королевстве. Название "Михайловский" он получил в честь праздника Святого Михаила и всех ангелов, который приходится на 29 сентября. Название закрепилось во многих университетах Соединенного Королевства и Ирландской Республики, в том числе и в Оксфорде.}
К этому моменту я был уже очень расстроен. Главным образом, собственным невежеством. Несколько лет изучения исторических материалов пошли псу под хвост! Стоп! Что-то здесь не так!
— Профессор, вы обещали все объяснить, но пока ничего не объяснили.
Профессор Нетлтон отставил кружку в сторону.
— Да, я думаю, что теперь у меня есть все детали. Слушайте внимательно. Прежде всего, вы должны понять, каким образом два мира соединяются друг с другом.
— Под «двумя мирами» вы имеете в виду Иной мир и реальный мир?
— Иной мир и явленный мир, — мягко поправил он. — Оба одинаково реальны, но их реальность выражена по-разному. Я думаю, некоторые скажут, что они существуют в параллельных измерениях.
— Поверю вам на слово.
— Сейчас, два мира — или измерения, если хотите — по сути разделены, но, как и должно быть, слегка перекрываются. Возможно, вам будет удобнее думать об этом по аналогии с островами в океане. Как вы знаете, на океанском дне есть горы и долины. Ну а там, где вершины гор возвышаются над водой, появляется остров.
— Хотите сказать, что те места, где Иной мир проникает в наш, образуются такие своеобразные острова?
— Как аналогия, вполне годится. Но на самом деле все гораздо сложнее. Итак, — продолжил профессор, — этот остров, или область контакта, является связующим звеном — я уже говорил вам об этом в первую нашу встречу. Такое связующее звено функционирует как портал — то есть дверь, через которую можно пройти из одного мира в другой и обратно. Древние были хорошо знакомы с этими порталами и отмечали их различными способами.
— Каэрн, — кивнул я. — Там они отметили портал пирамидой из камней.
— Да, как в Каэрне. Каменные круги, стоячие камни, курганы и другие сооружения, слабо подверженные влиянию времени. Всякий раз, когда они обнаруживали портал, они отмечали его.
— Чтобы иметь возможность путешествовать между мирами, — сказал я с гордостью, что догадался.
Однако Неттлс поморщился.
— Да нет же! Все наоборот! Они отмечали двери, чтобы люди держались от них подальше — почти так же, как мы ставим предупредительные таблички о тонком льде или зыбучем песке. «Опасность! Не подходить!» Профессор покачал головой. — Вот почему они использовали огромные камни, строили дольмены — они хотели предупредить не только своих современников, но и последующие поколения.
— Не уверен, что понимаю, — признался я.
— Но это же так просто, — удивился Неттлс. — Древние хотели четко обозначить эти места, потому что понимали: случайно, без подготовки отправляться туда опасно. Только истинный посвященный может безопасно ходить между мирами. Существует множество историй о том, как ничего не подозревающие путешественники случайно попадали в Иной мир и сталкивались там с потусторонними существами. Эти истории тоже служили предостережениями: неподготовленным нельзя отправляться в неизвестность.
— Но Саймон-то как раз неподготовленный, — заметил я.
— Наверное, вы правы, — согласился Неттлс. — Но это еще не все. Я боюсь, что опасность угрожает теперь уже всем.
Вот так раз!
— Какая опасность?
— Если я прав, граница соприкосновения миров теряет стабильность. Возможно, уже слишком поздно.
Глава 9. УЗЕЛ ВЕЧНОСТИ
При чем тут соприкосновение?
Старый и, кажется, все-таки немного не в себе профессор неодобрительно поцокал языком.
— Вы меня не слушали? Я же читал вам об этом…
— Извините, у меня мысли другим были заняты.
— Хорошо. Объясняю еще раз, — вздохнул он. — Пожалуйста, постарайтесь сосредоточиться.
— Постараюсь. — Я сосредоточил взгляд на круглом совином лице Неттлса, чтобы не отвлекаться, и тут же подумал: а он когда-нибудь вообще брал в руки расческу? Да и очки не мешало бы протереть.
— Связь между мирами вернее всего проявляется в области их соприкосновения. Это понятно?
— Э-э, да.
— Сплетение — символ из взаимосвязи. Два мира не просто соединены, но сплетены воедино. — Для убедительности он переплел пальцы рук, развернулся и схватил со стола лист бумаги. — Узнаете? — спросил он.
Я увидел нарисованное тушью характерное переплетающееся кружево кельтского узора: две искусно и головокружительно переплетающиеся ленты, две отдельные линии, но изображенные так, что невозможно понять, где кончается одна и начинается другая.
— Конечно, — сказал я ему. — Это Узел Вечности. Из какой-то старинной кельтской книги.
— Нет, не из кельтской, но близко, — ответил Неттлс. — Это кельтский крест с острова Ионы. Вы же знаете о нем, мистер Гиллис?
Обсуждение пробелов в моем образовании могло завести нас далеко, поэтому я ответил вопросом на вопрос.
— Какое отношение Узел Вечности имеет ко всей этой ерунде со сплетениями?
— А это и есть изображение сплетения. Кельты древности часто рисовали его. Для них изображение олицетворяло суть земного существования. Две полосы — этот наш мир и мир Иной; они сплелись в гармонии, каждая часть рисунка зависит от другой, каждая дополняет другую.
Я смотрел на знакомый узор, следя глазами за петлями завитков и скрещений.
— Так это, по-вашему, и есть сплетение, да?
— Да, — ответил Неттлс. — Оно. В нашей аналогии с островом, если вы помните, область сплетения — это берег острова. Берег — пограничная зона, он не суша, но он и не море. Когда вы стоите на берегу и смотрите на волны, вы фактически находитесь и на берегу, и в море, то есть как бы в обоих мирах.
— Древние кельты почитали берег священным местом.
— Ага! Оказывается, вы проспали не все лекции! — Крапивный профессор сухо рассмеялся, а я подумал, что сарказм удается ему плохо.
— Совсем не все, — пробормотал я. — Помнится, кельты вообще почитали всякие виды сплетений: берег моря, рассвет, сумерки, опушку леса — все, что не было ни тем, ни другим, так сказать.
Неттлс одобрительно кивнул.
— Совершенно верно. Тем не менее, мы говорили о Потустороннем мире и мире проявленном как о совершенно разных местах. Однако древние кельты не делали такого различия; они не различали «реальное» и «воображаемое». Материальное и духовное не были отдельными состояниями: и то, и другое одинаково проявлялись во все времена. Например, дубовая роща может быть просто дубовой рощей или домом бога — или и тем, и другим одновременно. Таков был их взгляд на Вселенную. И это влекло за собой признательность и уважение ко всему созданному. Уважение, рожденное из глубокой и неизменной веры. Им бы в голову не пришла мысль о том, что какой-то объект или сущность более реальны просто потому, что они обладают материальной формой.
А вот современный человек различает эти две вещи. Уверовав в такое различение, он называет нематериальную вселенную «нереальной» и, следовательно, неважной и недостойной его внимания. Правда, дети не делают различия между материальным и нематериальным. Они, конечно, замечают разницу, но не видят необходимости считать одно более ценным, чем другое. Подобно древним кельтам, дети просто принимают существование обоих миров — считают их двумя сторонами одной медали, понимаете?