Недолго думая, я бросился ко входу, сбрасывая с себя рюкзак и разводя заросли руками. Вот! Блеснул синий пластик — Barclaycard! Именно там, где я ее оставлял. Я хотел взять ее, но тут позади послышался топот, сопровождаемый громкими проклятиями, — это вороны напали на моих преследователей. Из темного входа на меня пахнуло сухим затхлым воздухом. Я тяжело сглотнул и бросился внутрь, ударившись макушкой, когда рухнул в глубокую черноту пирамиды. Перед глазами мельтешили маленькие блестящие звездочки. Я зажмурился от боли и откинулся на каменную кладку, чтобы потереть шишку, вздувавшуюся на виске. А когда открыл глаза, меня уже не было в том мире, который я знал.
Глава 12. РАЙ
Мне показалось, что одна стена пирамиды обрушилась; через проем я смотрел на склон холма. Первым побуждением было броситься туда, пока меня не догнали метафизические головорезы.
Я встал, потрогал голову и прислонился к стене, потом все-таки шагнул вперед. Позади раздался нарастающий звук. Наверное, это были мои преследователи. Испуганно оглянувшись через плечо, я увидел, как стена за мной стремительно отдаляется — как будто я улетал от нее по длинному узкому коридору. Темная волна воздуха налетела на меня, забурлила вокруг. В тот же миг зеленый склон холма передо мной потускнел и растаял.
Я замер. Нужно было прийти в себя. Голова пульсировала ноющей болью, как будто по ней ритмично били кирпичом. Каждый новый удар вызывал яркие вспышки света и злобные красные пятна. Сделав глубокий вдох, я очень осторожно сделал шаг. Одежду трепал поток воздуха. Когда я понял, что следующий шаг я бы сделал в пустоту, меня затошнило. Я стоял на узеньком мосту, переброшенном через бездонную пропасть.
Мост был тонким, как лезвие меча. Это не пустое сравнение. Я действительно чувствовал, как острая сталь врезается в подошвы моих ботинок. Я опасно раскачивался, пытаясь удержать равновесие. Малейшая ошибка, и я нырнул бы в неизведанные глубины внизу, откуда долетало эхо каких-то мощных сил, сталкивающихся там, внизу, словно пустые товарные вагоны на полуночной железнодорожной станции. Каждый нерв, каждая мышца вопили: «Дурак!» Я заставил себя сделать шаг, уже понимая, что он может быть последним. Тело переместилось вперед и меня опасно качнуло. Поднимавшийся снизу воздушный поток вдруг замер. Стало очень тихо. Через мгновение я понял, что не могу дышать. Просто воздуха больше не было. Я судорожно сглотнул, но мои легкие не смогли втянуть ни молекулы воздуха. От удивления я крикнул, но вакуум, окружавший меня, не пропустил ни звука. Дрожа, я балансировал на мосту, голова у меня кружилась от страха. И все-таки я пока не падал.
Неимоверным усилием я продвинул ногу вперед на дюйм, а затем еще на один. И в этот миг пала тьма. Я больше не видел ничего ни перед собой, ни вокруг. Тьма и мертвая тишина. А затем налетел ужасный порыв ветра. Он пришел ниоткуда и сильно ударил меня прямо в лоб. Мне показалось, что с лица медленно сдирают кожу, одежда рвется в клочья, а плоть облезает с костей.
Неведомо как я сделал еще один шаг, и мгновенно пожалел об этом. Нога не ощутила опоры, и в один душераздирающий миг я почувствовал, что лечу: руки широко раскинуты, голова поднята, ноги согнуты…
Я падал.
Но вместо того, чтобы лететь сквозь бездонную пустоту, колено почти сразу ударилось о твердое, и я покатился по траве уже за пределами пирамиды, закрыв глаза от яркого дневного света.
Вот только дышать я все еще не мог. Я лежал на животе, как выброшенный на берег кит, с открытым ртом, пытаясь втянуть в себя хоть толику воздуха. Дышать! Легкие стремились разорвать грудную клетку, бесполезно расширяясь. В глазах потемнело, и я подумал: «Все кончено, умираю».
Я приподнялся на локте и перекатился на спину. Это усилие что-то освободило внутри меня, и я почувствовал, как прохладный воздух хлынул в грудь. Он был сырым и резким; он обжигал легкие, как огонь, но я все равно пил его огромными глотками. Я лежал на боку, непрерывно сглатывая, руки и ноги тряслись, глаза слезились, пальцы покалывало. Сердце билось как бешеное.
Клянусь, моей первой мыслью стало воспоминание об ударе о камень — наверное, все последующее стало последствием удара головой. Шишка-то вон какая здоровенная! Немудрено, что я потерял ориентацию в темноте, развернулся и вылез наружу. Деревья, склон холма, вечернее небо — все было, как прежде.
Не получилось. И теперь метафизические головорезы схватят меня и потащат на растерзание. Невольно я поднял голову и осмотрелся. Поблизости никого не было. При определенной удаче я еще могу уйти. Пришлось встать. Меня шатнуло, и я попытался облокотиться на стену, чтобы не упасть.
Именно тут я испытал самое большое потрясение. Пирамида исчезла. На ее месте расположился большой холм, поросший травой и увенчанный единственным камнем. Низкий, выложенный по краям камнями вход в курган зиял темнотой. Нечего и думать, что я мог пролезть через эту мышиную нору. Однако другого пути не было.
Я повернулся и еще раз оглядел пейзаж. Тут же обнаружились дальнейшие несоответствия. Снег исчез. И деревья, хотя и похожие на те, что окружали пирамиду, все-таки были другими: толще, выше, изящнее. Все выглядело слегка другим. Даже небо каким-то образом стало ярче, хотя пора бы наступить сумеркам. Или я смотрел на восход солнца? Действительность заставила меня признать, что я каким-то образом перешел из одного мира в другой.
О, Боже, и что теперь?
Я сел на землю и подтянул колени к груди. А потом принялся раскачиваться с закрытыми глазами, надеясь, что когда я снова их открою, пирамида окажется на месте и у меня появится возможность вернуться.
Голова болела. Горло горело. Я чувствовал себя несчастным, потерянным и совершенно одиноким. И пока я сидел и предавался скорби по утраченному, мне пришло в голову, что на склоне холма стало очень тихо. Не просто тихо; звуков здесь и так было немного, но теперь тишина стала какой-то удивительно спокойной и мирной. Мои страдания постепенно растворялись в этой тишине. В том мире, который я оставил, ничего подобного мне испытать не пришлось.
Я вдруг понял, что здесь нет ничего искусственного; никаких самолетов, поездов и автомобилей; моторов, двигателей; фабрик, заводов, офисов, телефонов, радио, телевизоров, никаких спутников, ракет или космических кораблей; вообще никакой техники.
Я никогда не знал такого совершенного мира. За всю жизнь у меня не было ни минуты такого безупречного спокойствия. До этого момента каждая секунда каждого дня была окружена шумовым фоном.
Даже во сне я всегда ощущал где-то поблизости безжалостное гудение двигателей, тиканье часов, шум колес на улице, отдаленный вой сирены, гудение вентилятора. Несколько лет назад я путешествовал по Скалистым горам на юге Колорадо и, даже стоя на склоне горы в этой глухой пустынной местности, я слышал в небе реактивные самолеты.
Но здесь, в этом месте, в этом другом мире, не существовало ни малейшего фонового шума, так громко возвещавшего об усилиях человечества. Я тонул в нежном покое.
Именно это показалось мне самым чудесным, самым невероятным. Я просто не мог поверить, что в мире может быть так тихо и мирно. Тишина не поддавалась описанию.
А вдруг я оглох? Вполне возможно, после того как приложился головой к каменному своду. Я прислушался… Нет, к счастью, я не оглох. Легкий ветерок шелестел среди ветвей, и где-то неподалеку пела птица.
Я начал неуверенно спускаться с холма. Воздух хоть и прохладный, не вызывал ощущение холода. Я вошел в лес, ступая по молодой зеленой траве, как по бесконечному ковру. Роса поблескивала на травинках россыпью изумрудов. Похоже, здесь наступила весна, поскольку деревья оставались пока безлистыми. На ближайших ветках набухали почки; скоро из них проклюнутся листья.
У подножия холма я имел неосторожность взглянуть на солнце и чуть не упал — настолько оно было ярким. На глаза навернулись слезы. Прошло некоторое время, прежде чем я снова смог нормально видеть, но и тогда приходилось время от времени прикрывать глаза рукой или просто останавливаться и закрывать их, чтобы как-то притерпеться к слишком яркому свету.
При ясном свете дня я оглядел землю и застыл в изумлении: трава буквально блестела, настолько неожиданно ярко-зеленой она оказалась. Да нет, ее даже зеленой нельзя было назвать — слишком легкое слово для обозначения ее цвета! Вокруг разливалось мерцающее сияние. От чистоты оттенка дух захватывало.
И небо здесь было другим — ярче, чище и прозрачнее, чем знакомое мне. Переливы его цветов больше походили на сияние драгоценных камней. Я долго стоял, просто глядя на эту потрясающую лазурь.
Вообще все, что я видел, представало глазам ярче и чище, чем в оставленном мной мире. Здесь все выглядело новым, безупречным по форме и четко очерченным.
У подножия холма нашелся ручей. Я опустился на колени, окунул руки в ледяную воду и поднес к губам сложенные ладони. Вода была живой на вкус! — чистой, доброй и животворящей. Этот эликсир хотелось пить и пить, и я бы так и сделал, но у меня заломило пальцы от холода.
Я встал, вытер рукавом подбородок и огляделся. Лощину окружали пологие холмы. «Мой холм» с камнем на вершине был лишь одним из многих. Нет, этот новый блестящий мир необходимо исследовать! Нечего зря терять время.
Я пошел по берегу вдоль ручья. Не знаю почему, но мне показалось, что это разумный поступок. Возможно, он куда-то приведет, например, в деревню. А есть ли в Потустороннем мире вообще деревни? Я не знал. Я ничего не знал. Меньше, чем ничего.
Другой мир! Каждые несколько секунд я вспоминал, где нахожусь, и осознание этого молнией пронзало меня, заставляя вздрагивать. Возможно ли такое? Как это могло произойти? Я вновь и вновь задавал себе этот вопрос. Кто может в такое поверить? Я бы назвал мое состояние заторможенным изумлением. Очевидная невозможность моего положения заставляла меня метаться от одного чуда к другому, потрясала, словно явленное откровение.