— Я не понимаю, — пришлось мне признаться.
— Бедняк, увидев золото, вцепляется в него изо всех сил. Потерять боится. Богатый, не задумываясь, тратит свое золото, чтобы добиться цели. С жизнью то же самое.
Меня сравнили с бедняком. Было от чего опустить голову. Но Ската подняла мой подбородок.
— Будешь слишком цепляться за свою жизнь, очень скоро ее потеряешь. Ты должен стать хозяином своей жизни, а не ее рабом.
Я посмотрел в глаза этой валькирии и поверил ей. Я знал, что она говорила правду и видит меня насквозь. И я почувствовал отчаянное желание доказать свою ценность этим ясным голубым глазам. Если бы сила желания могла сделать меня хорошим воином, я стал бы лучше всех!
— Спасибо, Pen-y-Cat, — с благодарностью пробормотал я. — Ваши слова мудры и правдивы. Я буду помнить их.
— Посмотрим. — Ската кивнула. — Нет славы в том, чтобы учить воинов умирать. — Она сунула мне поводья и ушла, предоставив позаботиться о ее животном.
Итак, она упрекнула меня за то, что я вышел из себя в сражении с Кинаном.
По моим подсчетам, я проучился в островной школе Скаты более шести месяцев. Жители Альбиона ориентировались не по месяцам, а по временам года, что немного затрудняло точный отсчет времени.
Кончался третий сезон с тех пор, как я приплыл на Инис Скай. В этом мире на зиму большинство мальчишек уедут домой, зимовать со своими кланами. Мне уезжать некуда. Останусь с теми, кто постарше и с Бору мерзнуть в этих краях северного ветра и снегов.
На острове проходили обучение около сотни молодых воинов. Младших ребят обучали отдельно от старших, хотя строгого разделения по возрасту не было. Главными оставались рост и способности. Иногда меня ставили со старшими, хотя я редко мог сравниться с ними в мастерстве и не мог заинтересовать их хоть чем-то. Следовательно, сделал я вывод, меня использовали в качестве мальчика для битья. Ну, так они ко мне и относились.
Я их не винил. Я ведь и сам считал свои воинские достоинства безнадежными. Но до сегодняшнего дня я и не особенно стремился к успеху. А сейчас страстно захотел. И не только успеха, к нему еще необходимо было приложить почет и признание. Я хотел покрыть себя славой в глазах Скаты… или, по крайней мере, избежать дальнейшего позора.
В тот вечер, когда я закончил чистить, поить и кормить лошадь и устроил ее на ночь, я присоединился к своим товарищам в освещенном факелами обеденном зале. Но в этот вечер мое появление не сопровождалось свистом и веселыми насмешками; в этот вечер меня встретили молчанием, близким к уважению. Слухи о моем поединке с Кинаном действительно распространились, и большинство, если не все, были на стороне Кинана. Их раздражала моя победа, вот они и отвернулись. Но молчание лучше насмешек.
Только Бору подошел и сел рядом со мной за столом. Мы ели вместе, но сначала молча.
— Не вижу Кинана, — буркнул я, обводя взглядом собравшихся.
— Сегодня вечером у него нет аппетита, — приветливо ответил Бору. — Может, голова болит…
— Pen-y-Cat считает, что мне удалось победить его, потому что я дал волю гневу. — Я рассказал наставнику о разговоре со Скатой.
Бору выслушал и пожал плечами.
— Наша воительница мудра, — торжественно изрек он. — Слушай ее. — Он широко улыбнулся. — Но я все равно думаю, что ты заслужил новое имя. Больше ты не Колри, отныне будешь зваться Ллидом.
— Ты в самом деле так считаешь, Бору? — Неожиданное признание заставило меня зардеться.
Он кивнул и поднял узкую руку.
— Вот увидишь.
Мгновение спустя он уже стоял на столе. Поднес к губам свой серебряный сигнальный рожок и громко протрубил. Эхо разнеслось по залу. Все перестали есть и замолчали.
— Братья! — выкрикнул он. — Счастлив я среди людей, потому что сегодня видел чудо! — Так обычно начинают барды, когда хотят сообщить нечто важное.
— Что ты видел? — последовал ожидаемый ответ из-за стола. Все подались вперед.
— Я видел, как у пенька выросли ноги, и он пошел; я видел, как ком земли поднял голову! — Все смеялись, и я понял, что смеются надо мной. Они думали, что наставник издевается. Честно говоря, я тоже так думал.
Но прежде чем я успел спрятать голову, Бору протянул ко мне открытую руку и сказал:
— Сегодня я видел дух воина, вспыхнувший от гнева. Привет тебе, Ллид ап Диктер!
Слова Бору прозвучали в полной тишине. Однако его благородный порыв оказался напрасным. Угрюмые лица над столом совсем не желали отказываться от презрения, с которым они относились ко мне.
Я оглянулся и обнаружил причину их немого неодобрения: у входа в зал стоял Кинан. Он слышал слова Бору и хмурился. Никто не хотел опозорить Кинана, восхваляя меня в его присутствии. Так что щедрые усилия Бору оказались мертворожденными. Кинан снова меня победил.
Он высокомерно взглянул на Бору, а затем на меня. Вошел в зал и направился прямиком ко мне. На щеках горели лихорадочные пятна румянца, и без того маленькие глазки еще сузились, на лице застыло суровое выражение. Желудок у меня сжался. Он собирался бросить мне вызов — на глазах у всего собрания. И мне пришлось бы его принять.
Он подошел и встал надо мной. Я постарался выглядеть спокойным и беззаботным, когда повернулся и встретил его хмурый взгляд. Мы мгновение смотрели друг на друга. Бору, прекрасно зная, что должно было произойти, попытался разрядить обстановку.
— Привет тебе, Кинан Мачэ. Без тебя тут за столом было скучновато.
— Есть не хотелось, — проворчал угрюмый Кинан. Мне он приказал: — Встань!
Я медленно поднялся со скамьи и посмотрел Кинану в глаза, отчаянно пытаясь придумать какой-нибудь выход из этого сложного положения. Бору слез со стола, готовый встать между нами.
Кинан сжал правую руку и медленно поднял кулак перед моим носом. Потом поднял левую руку и тоже сжал в кулак. А затем случилось неожиданное. Кинан снял с шеи свой торк… наверное, чтобы не повредить в драке.
Кинан протянул руку и надел серебряное украшение мне на шею. Холодный металл охватил мое горло. Затем он высоко поднял мою руку.
Он дарил мне самое дорогое, что у него было, — символ королевского рода. Ему совсем не хотелось делать мне такой подарок, да еще при всех.
— Привет тебе, Ллид, — с неудовольствием проворчал он, отпустил мою руку и хотел отвернуться.
— Посиди со мной, брат, — предложил я уже почти ему в спину. Почему-то мне в голову пришли именно эти слова. Кинан выглядел таким несчастным… мне хотелось его успокоить. По правде говоря, я знал, что моя победа над ним была простой удачей. Будь это на следующий день, не уверен, что мне удалось бы справиться так же. Кроме того, теперь я носил его сокровище и мог позволить себе быть великодушным.
Он резко повернулся ко мне, сжимая кулаки. Разозлился. Бору схватил его за плечо.
— Мир, брат. Это был красивый поступок, — успокаивающе сказал он. — Не порти впечатление неблаговидной ссорой.
Кинан наградил Бору убийственно злым взглядом.
— Воин не радуется, отдавая дань! — произнес он сдавленным голосом.
Но Бору было нелегко сбить.
— А я тебе скажу, что если ты не даешь с радостью, то в даре нет никакой чести.
Кинан колебался, но соглашаться не собирался.
— Пойдем, — мягко сказал Бору, — не позорь себя, ссорясь из-за великодушного дара.
Я смотрел на сердитое лицо Кинана и почувствовал к нему искреннюю жалость. Почему он дал мне торк? Он явно не хотел этого делать. Что же его заставило?
— Так. Ты ставишь эту серебряную безделушку дороже собственной чести? — многозначительно спросил Бору. Некоторые из зрителей начали роптать, и Кинан почувствовал, что его поддержка слабеет. Он был готов броситься в драку просто потому, что не знал, как еще можно проявить себя.
— Ты удостоил меня даром, Кинан, — сказал я ему достаточно громко, чтобы услышали те, кто сидел в дальнем конце зала. — Я принимаю твой дар со смирением, ибо знаю, что меньше всех достоин получить его.
Кинан растерялся.
— Ты сказал… — ответил он, не подтверждая и не опровергая моих слов.
— Потому, в знак уважения к твоему дару, позволь мне сделать тебе ответный подарок.
Это было неожиданно. Кинан не знал, что и думать. Но он был достаточно заинтригован, чтобы согласиться.
— Если ты так решил, не стану тебе мешать.
Я осторожно снял серебряный торк со своей шеи и надел на него.
Кинан уставился на меня.
— Почему? — в его вопросе сквозило неподдельное удивление. — Издеваешься?
— И не думал, Кинан, — сказал я. — Я всего лишь хочу ответить на твой дар подарком равной ценности. Но у меня больше ничего нет, только этот торк, потому я отдаю его тебе.
Видно было, что он обрадовался — ведь это значило сохранить достоинство и вернуть свое сокровище. Хмурое выражение исчезло, сменившись облегчением и изумлением.
— Что скажешь, Кинан? — многозначительно спросил Бору.
— Я принимаю твой достойный подарок, — быстро ответил Кинан, видимо, он боялся передумать.
— Ну вот и замечательно, — сказал я. — Тогда еще раз прошу: посиди со мной.
Кинан напрягся. Гордость не позволяла ему заходить так далеко. Бору шагнул в сторону и указал на скамью.
— Садись, брат, — мягко произнес он.
Кинан потрогал серебряное украшение на шее и сдался. Лицо расплылось в довольной улыбке.
— Ладно. Пожалуй, съем что-нибудь. Местом среди воинов нельзя пренебрегать.
Вот так и получилось, что мы с Кинаном ели из одной миски. И впервые разговаривали не как противники.
— Ллид ап Диктер, — размышлял Кинан, разламывая хлеб, — Гнев, Сын Ярости, ты здорово придумал, Бору. Тебе бы бардом быть.
— Бард-воин? — с преувеличенным интересом спросил Бору. — Нет, в Альбионе никогда такого не было. Если последую твоему совету, буду первым.
Он и Кинан посмеялись, но я не уловил шутки. Мне это не показалось таким уж невозможным сочетанием.
Разговор зашел о другом. Я видел, как Кинан время от времени трогает свой торк, словно проверяя, на месте ли он.