Оллатир, опираясь на сломанный посох, с трудом поднялся на ноги, но не удержался и упал на основание колонны. Теперь уже весь столб светился мягким жемчужным светом. Меня это совсем не удивило, поскольку все внимание было приковано к Главному Барду. Черты его лица претерпели ужасные изменения.
Он привалился спиной к камню у основания колонны и ревел. Рот широко раскрыт, ноздри раздуты, глаза выпучены — теперь он походил не на человека, а на мощного ревущего быка.
Бычий рев исходил из-под земли, проходил через колонну, становясь голосом Оллатира. Никогда в жизни я не слышал такого голоса! Оно был неожиданно громким, страшным, твердым, как скала, и пустым, как разрытая могила.
Я не заметил момента, когда дикий рев перешел в пение. Поначалу я не разбирал слов, но потом различил имя — Оллатир выкрикивал имя. Он звал Дагду Самилданака — тайное имя высшего бога Альбиона. Оно означает «Благомудрый, Многоодаренный».
— Дагда! Дагда Самилданак! — раз за разом повторял он. — Дагда! Самилданак! Дагда! — Снова и снова звучал жуткий призыв, обретая форму и смысл. Он поднялся вверх, распростершись над нами, как щит, окутывая нас словно плащом — благословенным доспехом, укрывающим от врага всего живого.
— Самилданак! Дагда! Дагда Самилданак! — громовой голос ревел все громче, пока весь холм не задрожал.
Перед этим звуком невозможно было устоять. Я вцепился в ореховую ветку, голова закружилась. Закрыл глаза, но стало только хуже. Земля вылетела к меня из-под ног, и я рухнул на четвереньки, все еще сжимая ветку в руке. Воздуха не хватало. Во рту появился сладко-соленый привкус крови — это я прихватил нижнюю губу зубами.
В панике я взглянул наверх, на руку демона. Призыв Оллатира остановил продвижение твари, но не изгнал. Сколько может удерживать ее Главный Бард? Он уже уставал: голова то и дело падала на грудь, руки обвисали. Изменилась и тональность бычьего голоса. Вот-вот защита Оллатира рухнет, и нас раздавит.
Я поджал под себя ноги и встал. Тегид лежал рядом на боку. Изо рта и из носа течет кровь. Одна рука за головой, другая вытянута в сторону Оллатира. Я понял его недовершенный жест, шагнул к Барду и хотел подставить ладони под его опускающиеся руки. Почему-то я был твердо уверен: пока Бард держит над головой остаток рябинового посоха, мы в безопасности.
Я кинулся в круг к каменному столбу, споткнувшись по пути о тело Тегида. Меня ударило ослепляющей мощью, сравнимой с огненным штормом. В глазах потемнело. Я ничего не видел, слепо продвигаясь вперед. Сердце гулко колотилось о ребра. У столба стоял Оллатир. Голова безвольно свешивалась на грудь, руки тряслись. Как раз в тот момент, когда я добрел до него, последние силы оставили Барда, и руки, сжимавшие обломок посоха, упали вдоль тела. Я подхватил посох и воздел его над головой. Оллатир поднял голову, заметил меня. В его диких глазах мелькнуло узнавание. Он открыл рот и втянул воздух в легкие.
— Дагда! Самилданак Дагда! — взревел Главный Бард. — Бодд сви Самилданак!
Я снова почувствовал странное нарастающее ощущение в руках, особенно там, где я стискивал посох: казалось, руки стали огромными и могучими. Я почувствовал, как сила вливается в мои пальцы, ладони, запястья. Если бы я сейчас взял камень, я легко смог бы раздавить его. Небывалое ощущение разлилось по всему телу. Я мнил себя великаном, наделенным великанской силой.
Я как можно выше поднял обломок посоха. Оллатир громко вскрикнул и упал к подножию колонны. Теперь на ногах оставался только я. Оллатир попытался приподняться, одышливо пытаясь перевести дыхание. Одного взгляда вверх оказалось достаточно, чтобы понять: страшная лапа никуда не делась. Она по-прежнему тянулась к нам. Как бы не велика была моя сила, я не мог ей помешать. Я не бард; я не знаю слов силы. В отчаянии я крикнул Главному Барду:
— Оллатир! Оллатир, не оставляй нас! Пандервидд, помоги!
Судя по всему, бард меня услышал. Цепляясь за мои ноги, он попытался встать. Впрочем, он сразу оставил эту попытку и кивнул мне, призывая наклониться поближе. Я перехватил посох одной рукой и рывком поднял его. Однако стоял он плохо. Колени дрожали, ноги вот-вот готовы были подломиться. Он попытался что-то сказать, но я ничего не расслышал. Каким-то наитием я понял, что должен сказать нечто вместо него. Пришлось приложить ухо почти к самому его рту, и тогда я разобрал:
— Домайн Дорча… — прошептал он на тайном языке бардов. — Сердце… в месте за пределами… Фантарх спит…
Я ничего не понял.
— Что ты говоришь? Скажи прямо!
Но он меня не слушал.
— Ллев! — с усилием выдавал он из себя. — Ллев… твой слуга приветствует тебя!
Лоб его покрывал смертный пот, но глаза горели по-прежнему ярко. Неожиданно он схватил меня в объятия и, прежде чем я успело отстраниться, прижал губы к моему рту и буквально вдавил в меня предсмертное дыхание. Мои легкие переполнились, они готовы были разорваться. Свободной рукой я попытался ослабить его мертвую хватку, оторвать его руку от своей шеи. Но я опоздал. Хватка ослабла и без моих усилий. Тело барда расслабилось и сползло по белой колонне.
— Оллатир! — почти без сил всхлипнул я, — Оллатир, не умирай!
Тщетно. Главный Бард умер.
То, что это случилось как раз тогда, когда я пытался спасти его, меня разозлило. Мне что теперь, в одиночку сражаться с этим адским отродьем? В ярости я выкрикнул:
— Оллатир! Вставай! Ты мне нужен!
Тело жалкой кучей лежало у моих ног.
— Подожди, Оллатир! — Я пнул его ногой, но он не шевельнулся. Тогда я в ярости огрел его посохом, но и это ни к чему не привело. Во мне бушевали гнев и разочарование.
— Дагда! — завопил я, — Дагда Самилданак, оставь его в живых!
И тут меня пронзила мысль: та тварь, что парит над нами, черпает удовольствие и силу в моей истерике. Усилием воли я оттолкнул тело Оллатира, выпрямился и могучим рывком вонзил обломок посоха в камень колонны: раз… и еще раз… и еще. А потом изогнулся и швырнул посох в злобно ухмыляющуюся пасть надо мной. Разом засиявший посох взлетел в ночное небо и поразил жуткую тварь. Послышался звук, сравнимый с ураганным порывом ветра; морда страшного существа разлетелась на тысячи осколков, их подхватил ветер, и они исчезли, как исчезает туман при первых лучах солнца.
Небо сразу посветлело, вспыхнув малиновым и золотым сиянием. Я увидел, как пылающий солнечный ободок вот-вот выглянет из-за горизонта. Время-между-временами!
Через несколько мгновений плато залил золотой свет. В утреннем свете каменная колонна сияла, как звезда. Я прикрыл глаза руками, настолько все вокруг стало ярким. Ночная тварь исчезло, словно ее и не было.
Усталость накатила на меня волной. Я опустился на колени рядом с телом Главного Барда. Слёзы навернулись у меня на глаза, когда я смотрел на эту некогда такую красивую и значительную голову. А я посмел бить ее посохом!
— Прости, Оллатир, — сквозь слезы вымолвил я. — Пожалуйста, прости меня.
Через какое-то время меня нашел Тегид: я все еще плакал над телом, держа голову Оллатира на коленях и омывая ее слезами. Я почувствовал прикосновение к плечу.
— Что здесь произошло? — спросил Тегид.
Я хотел ответить, но выражение лица Тегида остановило меня. Он смотрел на тело в ошеломленном и растерянном молчании, руки тряслись от волнения. Губы пытались что-то произнести и не могли. Наконец он обрел голос и задал единственный вопрос:
— Как?
Я покачал головой. Неужто тварь из преисподней убила его? Или Главного Барда убил Дагда? Я не знал.
Тегид упал на колени рядом со мной и прижал руки к вискам Оллатира. Наклонился и нежно поцеловал уже остывший лоб.
— Да будет добрым твой путь, — пробормотал он.
Бард осторожно снял тело Оллатира с моих колен и принялся расправлять конвульсивно искривленные руки и ноги, разглаживать измятую одежду. Закончив, он встал.
— Где его посох? — спросил он.
— Я его держал его, а потом бросил в эту тварь, — ответил я и в этот момент заметил обломок посоха, лежащий на земле у края круга из белых камней. Я подошел к нему и хотел подобрать то, что осталось от украшенного жезла Главного Барда. Как только моя рука охватила гладкое дерево, я снова почувствовал силу посоха. Я стоял, держа обломок на отлете, как змею. Ощущение силы затопило меня. Опять показалось, что руки и ноги у меня размером со стволы деревьев, голова касается облаков. Сейчас я мог бы двигать горы. Кровь стучала в висках, словно шум прибоя.
Мне казалось, обладая такой силой я могу сделать все. Достаточно поднять руку, и все будет по-моему. Ничто не сможет помешать, ничто не остановит. Земля и небо будут повиноваться моим приказам. С такой силой мне подвластно все. Одно мое желание может исцелить или убить. Я больше не равен другим людям. Там, где им приходится идти, я могу бежать; там, где они бегут, я могу лететь.
Я знал, что с рябиновым посохом могу летать. Достаточно оторвать ноги от земли, и меня понесут невидимые крылья. Я подошел к краю кургана и спокойно ступил за его пределы.
Глава 22. ЛЛЕВ
Я не помню, как спал. Я не помню, как проснулся. Я помню только тихий голос Гэвин. Она пела, и этот любимый голос, словно шелковый аркан, притягивал меня к самому себе. Мне удалось разлепить веки, и я действительно увидел над собой прекрасное лицо Гэвин и понял, что моя голова лежит у нее на коленях. Мы находились в маленькой, ярко освещенной комнате. Вместо одеяла меня укрывал почти невесомый выдровый мех.
Я набрал в грудь воздуха, собираясь извергнуть целый поток слов, но прежде, чем я успел выдавить из себя хотя бы звук, она приложила концы пальцев к моим губам.
— Тише, душа моя, — прошептала она. — Пока молчи. — Она подняла мою голову и поднесла ко рту чашку. — Выпей, и ты обретешь голос.
Я одним глотком осушил чашку. Теплое питье со вкусом меда и трав успокоило пересохшее горло. Гэвин снова пристроила мою голову у себя на коленях.