Нудд не мог поверить своим ушам. «Как такое возможно?» — подумал он.
— А ты посмотри на небо, сам убедишься, что я правду говорю, — сказал ему Ллудд.
Нудд поднял глаза к небу и увидел прекрасное голубое небо, простирающееся над ним ясно и ярко, насколько мог видеть глаз. На нем не было ни единой звезды. Солнце прогнало все.
— Я сделал, как ты просил, — сказал Ллудд брату. — Давай забудем об этом. И будем жить дальше так, как жили раньше.
Не понравилось это Нудду. Брат легко одолел его. Он сам себе показался глупым и маленьким. Нудду показалось, что Ллудд издевается над ним. Он нахмурился.
— Тебе удалось обмануть меня, — в ярости проговорил он, — но больше ты меня не обманешь. С этого дня ты мне больше не брат.
Ллудд в печали выслушал брата.
— Велико имя твое на земле, и пусть оно станет еще более великим. Скажи мне, что мне сделать, чтобы примирить нас, и я это сделаю.
Нудд скрестил руки на груди и сказал:
— Отдай мне власть над королевством и сделай так, чтобы я больше тебя не видел.
— Ах, если бы ты попросил что-нибудь другое, — печально промолвил Ллудд. — Этого сделать я не могу.
— Почему бы это?
— Потому что королевская власть принадлежит тому, кто дал ее мне, — ответил Ллудд. — Я не волен передавать ее никому по своему желанию.
— Да ты просто не хочешь! — завопил Нудд.
— Не хочу, хотя дело вовсе не в моем желании или нежелании, — скорбно проговорил Ллудд. — Давай больше не будем говорить об этом.
— Ладно, — закричал Нудд, — раз ты не хочешь дать мне то, что пообещал, я сам возьму!
Ллудд ответил:
— Даже если ты сдернешь торк с моей шеи и сядешь на серебряный трон, это не сделает тебя королем. Правду тебе говорю: человек не может сам стать королем; только благословение того, кто занимает царский трон, может возвысить человека на это место. Ибо главное — это священное доверие, которое нельзя обменять или продать; тем более его нельзя украсть или забрать силой.
Ллудд сказал правду. Нудд услышал, но ему совсем не понравилось то, что он услышал. Он выскочил из зала, выбежал из Каэра и отправился очень далеко. В дальних странах он собрал подобных себе: жадных людей, воспламененных надменными желаниями и жаждой богатства и положения сверх их законной доли, людей из Тир-Афлана за морем, соблазнив их обещаниями легкой добычи.
А Ллудд правил, и правил хорошо. Люди обожали его и воспевали, куда бы не заносила их судьба. Каждое похвальное слово ударом кинжала отзывалось в сердце Нудда. И по мере того, как свет Ллудда становился все ярче на земле, ревность Нудда перерастала в ненависть — жестокую, упрямую и гордую.
Он собрал свой военный отряд и сказал:
— Видите, как это бывает. Доля моего брата увеличивается, а моя уменьшается. Почему я должен жить как собака, изгнанная из дома? Альбион должно стать моим, а Ллудд об этом и не думает. Он нагло прет своей дорогой. Я долго терпел его высокомерие. Пришло время исправить положение дел.
Нудд поднял копье против своего брата. Нудд и его люди пошли войной против Ллудда. Воины при оружии, войска в порядке. И на Острове Могущественных, где раньше не было слышно даже гневного крика, раздался грохот: это воины лупили мечами по щитам и копьями по шлемам. Началась великая резня. Кровь превратилась в реку, достигавшую ступиц колесниц.
От рассвета до заката светлое небо над Альбионом наполнялось звоном оружия и криками раненых и умирающих. Земля была опустошена; ни один человек не мог считать себя в безопасности. Война пришла в Альбион. Война пришла в рай.
Однако, несмотря на все сражения, ни один из братьев не мог одержать победу. Воины Нудда и Ллудда и по сей день вели бы войну, если бы вдруг на поле битвы не появился их отец. Великий Король пришел туда, где выстроились войска в ожидании звука боевого рога; верхом на норовистом коне проехал он между двумя боевыми линиями, остановился в центре поля и призвал к себе сыновей.
— Что я слышу? — вопросил он. — Из конца в конец бродил я по миру, и нигде не слышал самого ненавистного для меня звука. Все меня радовало, но вот я вернулся домой, и что же? С утра до ночи только невыносимый звук сражения, только реки крови, пролитой понапрасну, только гибель. Объясните, если можете. Ибо я говорю вам: если я не узнаю причину этого безобразия, хотя вы мои любимые сыновья и дороже мне самой жизни, вы проклянете день своего рождения.
Так обратился Великий Бели к своим сыновьям. Оба они испытывали стыд и горе, но только Ллудд оплакивал то, что через него зло пришло в самое прекрасное царство, которое когда-либо существовало в мире.
— Это моя вина, отец, — воскликнул он, падая ниц перед королем. — Я не достоин подарка, который ты мне сделал. Забери торк царской власти, изгони меня из твоего королевства. А еще лучше, убей меня за то, что я дурак. Ибо я поставил право выше милосердия и честь выше смирения.
Король Бели выслушал сына и понял, о чем он говорит; его великое сердце страдало. Он повернулся к Нудду и спросил:
— А что ты скажешь, сын мой?
Нудд решил, что брат подсказал ему выход из трудного положения, и поэтому ответил:
— Ты же слышал, отец, Ллудд говорит, что это его вина. Кто я такой, чтобы не соглашаться? В конце концов, он король. Пусть его кровь будет пролита за то зло, которое он совершил против тебя, твоей земли и твоего народа.
Мудрый Бели услышал эти слова, и они поразили его великую добрую душу. Со слезами на глазах Бели выхватил меч и отрубил Ллудду голову. Ллудд содрогнулся и умер.
Нудда изрядно напугало увиденное, но он по-прежнему не хотел брать на себя вину за ссору, которая привела к войне.
— Тебе все еще нечего сказать? — спросил Бели сына. Нудд молчал. И его молчание уязвило отца больше, чем лживые слова, услышанные раньше.
Великий король не хотел терять обоих сыновей в один день, поэтому он снова спросил Нудда:
— Для войны нужны двое, сын мой. Я правильно тебя понял, что в этом виноват только Ллудд?
Сердце Нудда давно обратилось в камень, но он все еще надеялся, что теперь, когда Ллудд мертв, королевский трон достанется ему. Поэтому ответил:
— Думай, как хочешь, отец мой. Ллудд занимал королевский трон. Он своей кровью заплатил за то зло, что творится на этой земле. Давай на том и закончим.
При этих словах Бели Маур издал ужасный стон — первый из Трех Мрачных Плачей Альбиона. В печали он накрыл голову полой плаща.
— Ты прав, когда говоришь, что Ллудд заплатил свой кровавый долг. Своей рукой я убил того, кто стоял вместо меня, моего слугу и моего сына. Именно Ллудд стал бы королем Альбиона после меня, и я пожертвовал им ради справедливости. Я и собой пожертвовал ради того, чтобы праведность снова процветала в Альбионе. Ллудд мертв. Но его смерть — ничто по сравнению с твоим наказанием.
— Ты опять про наказание? — фыркнул Нудд. — О чем речь? Справедливость восторжествовала. Что плохого я тебе сделал?
— Ты, не моргнув глазом, позволил брату принять наказание, которое заслужил сам, — сказал Бели. — Ты прав, когда говоришь, что долг уплачен невинной кровью Ллудда.
— Ну вот, раз долг уплачен, — попытался возражать Нудд, — пусть на том все и закончится. Зачем тебе убивать меня?
— Слушай внимательно, Нудд, — ответил Бели, искушенный в знании. — Если бы ты ответил правдиво, тебя бы пощадили. Но по твоим же словам я понял, что правда не на твоей стороне. Ллудд мертв, но после смерти он станет более великим, чем любой из когда-либо живших. Он поднимется, а ты примешь только унижение.
— Но ты сказал, что не убьешь меня! — воскликнул Нудд.
— И я сказал правду, Нудд. Ты будешь жить, чтобы слышать, как имя твоего брата прославляют везде, где люди почитают честь и справедливость. И ты будешь слышать, как люди проклинают твое имя. Ты будешь жить и никогда не умрешь, но твоя несчастная жизнь будет много хуже, чем благородная смерть Ллудда.
— Это нечестно! — воскликнул Нудд. — Я же твой единственный сын!
Но Бели больше не хотел слушать отравленных слов Нудда.
— Пошел вон от меня, Нечестивый, — сказал он. — Скройся с глаз моих. Поищи того, кто согласится дать тебе кров. Я надеюсь, что такого человека не найдется.
Нудд бежал с поля боя. Он странствовал по всему Альбиону, но так и не нашел того, кто дал бы ему место у своего очага, кто вынес бы ему чашу, чтобы утолить жажду. Холодное сердце его еще более ожесточилось. Наконец он вынужден был признать: «Все люди меня ненавидят. Я изгой в стране, которой мог бы править. Быть по сему. Если я не могу править здесь, найду другое место. Спущусь в Уфферн, куда ни один человек не осмеливается войти сам, и там буду править как король». {Уфферн в валлийском языке — преисподняя.}
Так Нудд восстал против всего живого, против всех, кому приятен дневной свет, и спустился в глубокую черноту Уфферна, где нет ничего, кроме удушающей тьмы и огня.
Тем временем Бели, Мудрый Король, взял тело своего любимого сына и отнес его на самый высокий холм Альбиона. Он насыпал курган над могилой сына и поручил бардам во все времена и во все дни восхвалять добродетели Ллудда. В центре кургана проросла серебристо-белая берёза. Бели срубил березу и сжег стройное деревце на костре. Искры взлетели высоко в небо и стали путеводными звездами, по которым люди находят путь во тьме. Затем Бели собрал угли и пепел из костра и тоже бросил их в небо. Они протянулись сияющей лентой, известной как Небесный Путь. Сам Ллудд, Светлый Дух, каждую ночь ступает по этой звездной тропе, постоянно взирая на самый прекрасный остров в мире. А люди, способные видеть это чудо, испытывают благоговение и трепет перед его несравненной красотой.
Нудд, Враг Всего Живого, копил и копил в себе всяческое зло. Несчастные духи, наводнившие нижние области мира, толпились у его дверей и называли его господином. Они стали коранидами, Воинством Хаоса, нечеловеческими приспешниками Цитраула, им доставляют наслаждение страдания людские, они радуются смерти: погрязшие в ненависти, свирепые в злобе, жестокие, всегда недовольные порядком, правом и добром. Они изощренно изобретательны в разврате, непристойностях и в любом беззаконии. Кораниды обитают в темных чертогах, выедающих их ядовитые души. Они глумятся над миром, летят на крыльях бури за своим грозным монархом: Нуддом, принцем Уфферна, королем коранидов, повелителем Вечной Ночи. Вместо королевского торка он носит на шее Черную Змею Аноэта и клык Вирма. По приказу лорда Нудда кораниды готовы уничтожить все светлое и прекрасное.