Принц сердито посмотрел на Тегида, его глаза сузились.
— У тебя нет надо мной власти, — прорычал Мелдрин. — Ты для меня никто.
— Я — Бард твоего народа, — отрезал Тегид. — Ты нарушил приказ короля. Из-за тебя пятеро ранены, из-за тебя мы потеряли двенадцать лошадей.
Мелдрин ответил надменным взглядом.
— Что-то я не заметил, чтобы отец злился на меня. Если король недоволен, пусть сам скажет мне об этом. — Принц с вызовом смотрел на короля, а король с грустью смотрел на сына. — Вот видишь? — усмехнулся принц. — Все, как я думал. Король доволен. Иди своей дорогой, Тегид Татал, и не беспокой меня по пустякам. Если бы не я, мы бы до сих пор сражались с волками. Я их прогнал. Ты еще скажешь мне спасибо.
Лицо Тегида побагровело в свете факелов.
— Не скажу, упрямый принц! Нам снова предстоит сразиться с волками. Но благодаря тебе двенадцать человек, которые могли бы ехать верхом, пойдут пешком. Благодаря тебе пятеро пострадали и, возможно, умрут.
Я думал, принц Мелдрин сейчас лопнет. На шее надулись мышцы, глаза сузились еще сильнее.
— Никому не дозволено говорить так со мной, — прошипел он. — Я принц и вождь этих людей. Поберегись! Если тебе дорога твоя жизнь, впредь помалкивай!
— А я — Бард твоего народа, — ответил Тегид, напоминая принцу закон. — И я буду говорить так, как считаю нужным. Ни принц, ни король не могут заставить меня молчать. Надеюсь, ты будешь помнить об этом.
Принца буквально корежило от ярости. Он умоляюще взглянул на отца. Но король смотрел на него в ледяном молчании без всякого выражения. Принц понял, что не дождется от отца поддержки, резко развернулся и пошел прочь. За ним потянулись те воины, кто считал себя его дружиной. И Паладир, королевский телохранитель, был среди них.
Глава 30. БИТВА ПРИ ДАН-НА-ПОРТЕ
Тегид оказался прав: мы видели не последних волков. Хищникам понравилось общение с нами, они шли следом, бесшумно скользя по заснеженному лесу днем и прячась от света костров ночью. Они не нападали, но и с наших следов не сходили.
— Сейчас они сыты, — сказал Тегид. — Но осторожность не помешает. — Он махнул рукой в сторону острых горных пиков, поднимающиеся перед нами. — Скоро мы выйдем из леса. Как только они увидят, что добыча уходит, они нападут.
— Но они же не пойдут за нами в горы, — беспечно сказал я. — Думаешь, стоит нам выйти из-под защиты деревьев, и придется драться с ними?
— Хочешь пари? — усмехнувшись, спросил бард, но почти сразу стал серьезным. — Я правду говорил: до сих пор мне такие волки не попадались.
Я понял, что он имел в виду. Все дни после нападения я ощущал на себе взгляд незримого наблюдателя. Мне то и дело приходилось оглядываться, но только пару раз я замечал призрачные силуэты волков, мелькавшие в темноте леса.
Для пущей безопасности мы держались поближе к реке. И хотя русло сужалось, а тропа становилась все круче, высокий скалистый берег давал некоторую защиту, к тому же быстрая река не замерзала. Ночью мы развели костры повыше, а воины дежурили от заката до рассвета. Дежурил и я. Закутывался в плащ, топал ногами, чтобы согреться, щипал себя, чтобы не заснуть, до рези в глазах всматривался в ночную темень, а потом едва волочил ноги обратно в лагерь, чтобы провалиться в тупой сон до восхода.
Беда в том, что солнце мы видели редко. Небо было постоянно затянуто облаками, сверху то и дело падал снег, мы жили в мире, лишенном света и тепла. Альбионом правил Соллен, прочие времена года он отправил в вечное изгнание. Один темный день сменял другой. Тегид ворчал:
— Снег будет идти, пока властвует лорд Нудд.
Каменистая тропа, и без того узкая, стала еще уже. Лес редел, деревья становились чахлыми, гнутыми от постоянных ветров, они стояли все дальше друг от друга, как будто сторонились соседей. Небо, похожее на лед, становилось все ближе по мере того, как мы поднимались к нему. Рваные клочья облаков и снежные шквалы не давали разглядеть путь впереди. А позади лежала мрачная белая мгла, лишь кое-где из нее торчали каменные валуны размером с дом. Мы поднялись выше линии леса и шли к перевалу, ведущему в скалистое сердце Кетнесса.
С каждым днем подъем становился все круче, ветер все холоднее, снег все гуще и быстрее. За день мы теперь проходили меньше, чем накануне. Ноги гудели от напряжения, лицо и руки горели от порывов обжигающего ветра, и отогревать окоченевшие руки и ноги становилось все труднее.
Дрова мы несли с собой. Сколько могли захватить. Собственно, несли лошади, мы не смогли бы. Без дров нам не выжить среди голых вершин, где ветер воет и стонет постоянно. Каждую ночь мы сжигали драгоценное топливо в тщетных попытках согреться. Пожалуй, я поторопился, когда думал, что выйдя из леса мы избавимся от волков. Уже на вторую ночь над лесом мы опять их услышали — где-то высоко в скалах. Выли они жутко. А на следующий день мы их увидели на тропе позади нас. Волки больше не скрывались. Но и не нападали. Пока соблюдали дистанцию.
А может, они и не будут нападать? Зачем? Можно же просто подождать, пока мы сами не начнем валиться на тропе один за другим. Будут хватать отставших, тех, кто слишком замерз и ослаб, тех, кто не может идти дальше. Чтобы этого не случилось, король приказал воинам идти в арьергарде и помогать слабым на тропе, ну и волков отгонять.
Снега становилось все больше. Чем выше мы поднимались, тем холоднее становилось, хотя, казалось, что дальше некуда.
Против нас объединенными силами выступали холод, голод и усталость. Несмотря на предосторожности короля, мы начали терять людей. Каждое утро, уходя со стоянки, мы оставляли там нескольких замерзших. Иногда падали те, кто шел впереди по тропе. Падали, и больше не поднимались. А иногда они просто проваливались в снег на обочине, и больше их никто не видел. Над телами, которые мы находили, складывали небольшую каменную насыпь. Тех, кого мы не нашли, оставили волкам.
До перевала с именем Ущелье Рона не дошли пятьдесят человек. В этом месте тропа проходит между двумя скальными массивами над грохочущим водопадом. Река называется Афон Абви. Она мчится к горным долинам, поднимая туман, тут же замерзающий на камнях ледяной коркой.
В Ущелье Рона мы оставили еще пятерых. Подул порывистый ветер, и люди просто не удержались на льду. Их стащило в пропасть. Надеюсь, больше никогда не увидеть этого зрелища: тело падает, ударяется о край ущелья, скользит по покрытым льдом камням, и наконец исчезает в бурлящей воде. Иногда мы слышали отрывистые крики. Эхо долго повторяло их уже после того, как жертва скончалась. Однако мы шли дальше. Предательская горная тропа изобиловала резкими неожиданными поворотами. Она обледенела, а сверху ее присыпало снегом. Коварнее трудно вообразить.
Единственное утешение заключалось в том, что если для нас путь был неимоверно труден, то для наших преследователей он был труден вдвойне. Мы видели их: иногда очень далеко позади; иногда достаточно близко, чтобы добросить до них камнем. Здоровенный черный вожак стаи следил за каждым нашим движением, похоже, он никогда не уставал.
За долгую дорогу я даже попривык к ним. Во всяком случае, страха они не вызывали. А вот Тегид проявлял все большую осторожность. Он часто останавливался, быстро оборачиваясь назад, словно хотел застать врасплох нечто невидимое.
В ответ на мое недоумение он прищурился и, прикрыв глаза от летящего снега, ответил:
— Там что-то есть.
— Волки там есть, — ответил я. — Надеюсь, ты о них не забыл?
Он резко дернул головой.
— Не волки. Что-то еще.
— Да что там может быть?
Он не ответил, но какое-то время пристально наблюдал за тропой сзади. Затем повернулся и пошел. Я старался идти с ним в ногу, но теперь и во мне поселился страх. Я постарался убедить себя, что стаи волков вполне достаточно, чтобы объяснить дурное предчувствие, и в то же время чувствовал, что опасность близка. Я поделился своими опасениями с бардом, но он не обратил на меня внимание, только все так же время от времени оборачивался и смотрел на тропу. Ничего там не было. Только вдали изредка мелькала волчья тень.
Наши запасы продовольствия подходили к концу. Дров осталось совсем мало. Люди вяло спорили, что убьет нас раньше: голод, холод или волки. Три дня мы еще держались, усталые и замерзшие, но все-таки голод заставил нас убить и съесть первую лошадь. Первые куски конины были съедены сырыми. Шкуру тщательно соскоблили и отдали женщинам, чтобы они укрывали детей. Маленький Твэрч жадно пожрал остатки потрохов. Я припрятал кость, чтобы он мог ее погрызть потом, и передал его молодой девушке, которая вместе с матерью ехала на моей лошади. Муж женщины сгинул в пропасти. Она горевала, но все-таки попыталась мне улыбнуться: щенок был хорошим развлечением для дочки. Твэрч тоже казался довольным.
Король неизменно возглавлял наш поход. Иногда он спешивался и шел рядом с Тегидом, но чаще ехал один. Каждая людская потеря ранила его; он переносил чужую боль как свою собственную. Однако он не собирался жертвовать живыми ради мертвых. Поэтому он ехал впереди, склонясь к спине лошади, опустив плечи, словно на него давила тяжесть страданий, выпавших на долю его людей из-за его решения идти в Финдаргад. Люди роптали, но короля это не смущало. Думаю, его расстраивало то, что среди нас не все думали, как он.
Чаще других (и громче других) в решениях короля сомневался принц Мелдрин. Вообще-то ему надлежало бы первому поддерживать отца, но возле него все время затевались ссоры и звучали жалобы. Он даже позволял себе издевательские выкрики. Стоило нам остановиться, как тут же звучал его ехидный голос:
— Ну и куда теперь, Великий Король? — кричал он всякий раз, когда случалась хоть малейшая передышка. — Объясни нам еще раз, зачем мы тащимся в этот твой Финдаргад. — Мелдрин знал, что отец не ответит. Король соблюдал добровольную клятву, и не стал бы говорить даже для того, чтобы защитить себя от насмешек сына.
Стыдно признаться, но, доверяя королю безоглядно, я тоже сомневался в мудрости его решения. Нелегко поддерживать в себе надежду в холодном и пустом сердце Соллена. Сезон снегов — не время для планов на будущее. Шаг вперед, еще шаг — вот и все наше будущее. Еще шаг, и еще один… Прочее меня мало волновало.