Я погрузился в благословенную тишину и позволил ей окутать меня терпеливой, непреходящей нежностью. Я отдался ей, и она приняла меня, как огромный океан принимает песчинку, падающую в его бездонные глубины. Я нашел неподвижный центр, вокруг которого совершается танец жизни; я стал единым с миром, подателем всего сущего. Я ощущал тишину как утешение, я проник в нее, и она проникла в меня, заключила в вечные объятия, подобные любящим рукам матери. И я успокоился как потерянный ребенок в исцеляющих объятиях матери.
Я очнулся в темноте, черной как смоль. Факел выпал у меня из рук и погас. Я лежал на боку, подтянув колени и прижав голову к груди. Пришло время вставать. При первом же движении раздался взволнованный голос Тегида:
— Где ты, господин?
— Здесь, Тегид, — ответил я. Все болело: лицо, голова, руки, ноги. Наверное, я метался в забытьи, и теперь все тело покрывали синяки. Послышался шелест одежды и меня неуверенно коснулась рука Тегида.
— Ты ранен? — спросил он.
— Кажется, со мной все в порядке, — ответил я, подвигав больной челюстью. — Ничего не сломано. Думаю, даже стоять смогу.
— Факел я нашел, но он догорел. Я не могу зажечь его снова, — ответил бард и добавил в тихом отчаянии: — А другой взять неоткуда.
Я осторожно встал. Слегка качало, но это ничего. Главное — силы вернулись… и зрение. Не знаю как, но я видел! То, что раньше было полной и абсолютной тьмой, теперь стало тусклым светом, как внутри королевского зала ночью. Я мог видеть в темноте! Однако в тот момент это меня не удивило, я просто отметил — вижу. Возможность пришлась очень кстати, хотя оставила по себе немалое изумление.
— Не беспокойся, брат, все в порядке, — сказал я и объяснил, что вижу достаточно хорошо, чтобы найти дорогу назад. Я повернулся к куче камней, среди которой лежало тело Фантарха. Он был мертв, но песня — Песнь Альбиона — не умерла вместе с ним. Мудрый Фантарх позаботился об этом. Полагаю, что убийцы, осмелившиеся разбудить столь могущественного человека, просто завалили камнями его немощное тело, а дальше Фантарх умер сам, но не раньше, чем нашел способ спасти драгоценное сокровище.
Беспомощный Фантарх сильными чарами, должно быть, привязал Песнь к камням, наваленным сверху и в конце концов убившим его. Песнь не пропала. Камни у моих ног хранили ее.
Я быстро подошел к дальнему концу грота и осмотрел стену. Как я и ожидал, здесь нашлось то, чего мы не заметили при свете факела: низкий проход, заваленный камнями. Я понял, что убийцы пришли в хрустальный грот не тем путем, который проделали мы с Тегидом. Похоже, они ворвались внутрь снаружи, а затем использовали выпавшие из стены камни, чтобы похоронить под ними Фантарха.
— Тегид, — я бросился к могильному кургану, на ходу снимая плащ. — Возьми свой плащ и расстели на полу.
— Зачем? — спросил он, оборачиваясь на мой голос.
— Сейчас объясню, только сначала сделай то, что я сказал, и побыстрее. Надо торопиться и горячо помолиться Благомудрому, чтобы мы не опоздали.
Глава 35. ПОЮЩИЕ КАМНИ
Я не знаю, как долго мы пробыли в Domhain Dorcha, за пределами Сердца Душ, глубоко внутри горы. До крепости мы добрались быстро, хотя путь оказался нелегким. В основном, из-за груза, который мы несли. Мы прошли той же дорогой, которой воспользовались убийцы, и каждый из нас тащил на спине плащ с камнями с могилы Фантарха.
В нескольких десятках шагов от зала, где покоился Фантарх, туннель выходил в естественную пещеру, прорезанную в скале подземной рекой. Река с грохотом мчалась мимо, куда-то в глубь земли. Но нам надо было наверх, и мы с трудом поднимались шаг за шагом, тащя тяжеленные плащи, набитые камнями.
Тегиду приходилось трудно. Я-то видел в темноте, а ему оставалось довольствоваться только моими указаниями. Он слепо шел за мной, стараясь ступать след в след. Тем не менее, мы спотыкались и падали, вставая каждый раз медленнее, чем в предыдущий раз. Мы хватались за каждую опору, с трудом поднимая себя все выше и выше — вверх из самого сердца горы, как будто из тьмы самого Уфферна.
Нести камни было очень неудобно, они били нас по коленям, локтям и ребрам; спине и плечам доставалось тоже. Ноги скользили по мокрой скале; колени исцарапаны.
«Пожалуйста, — стонал я с каждым шагом, — пожалуйста, дай нам дойти до конца. Но конца все не было. Только новые и новые проходы, тусклые туннели, наполненные ревом несущейся воды, и усыпанные камнями переходы. За каждым поворотом штрека открывался новый, и так без конца.
Тегид, благослови его Бог, ни разу не вскрикнул от боли и не усомнился в проводнике. Он страдал молча и полностью доверял мне, за что я был ему очень признателен. Я слышал Песнь — хотя бы ее часть — и знал, что именно мы несли с собой, но Тегиду я пока не говорил.
Однажды, когда мы остановились отдохнуть, я спросил его, слышал ли он звук там, у могилы Фантарха. Он сказал, что слышал только, как я позвал его по имени. Я как раз этого не помнил, хотя, вполне возможно, мог и позвать его.
— Но ты веришь, что я слышал?
— Конечно, господин, — убежденно ответил он. Я тут же спросил, почему он так уверен, но он не ответил. Разговор отнимал слишком много сил, приходилось перекрикивать шум воды. Мы полежали, прикидывая, на сколько нас еще хватит, но потом мне пришлось все же толкнуть его, чтобы идти дальше. Медленно, мучительно мы продолжили путь.
Казалось, прошли века или даже тысячелетия с тех пор, как мы покинули могилу Фантарха. Мне казалось, что мы вечно бродим в этом подземном мире, как потерянные духи, блуждающие тени, ни живые, ни мертвые, застрявшие между мирами, неся тяжесть наших проступков на своих избитых спинах.
Однако после еще двух коротких остановок я заметил, что проход, по которому мы брели, становится все круче. А потом мы дошли до перекрестка. По правому коридору устремлялась река, левый был сухим, и это мне больше понравилось. Мы покинули русло реки, однако далеко не ушли. Стены начали сужаться, а потолок пещеры все ниже опускался у нас над головами. Вскоре я уже мог коснуться стен, а голову приходилось наклонять, чтобы не цепляться на каждом шаге за нависающий свод.
Чем дальше мы шли, тем ближе становились стены и теснее проход между ними. Может, я ошибся, выбрав эту дорогу? Или мы заблудились намного раньше? Возможно, мы бесцельно блуждаем под землей и никогда не попадем наверх? Сомнения роились во мне, как шершни, вылетевшие из гнилого бревна. Я уже проклинал себя. Что ты делаешь? Куда идешь? Кто тебе сказал, что ты способен выбраться наружу? Вы обречены! Глупец, неужто ты думаешь, что можешь сравниться с лордом Нуддом и его коранидами? Сдайся, жалкий человечишка!
Я задумался: не повернуть ли нам назад? Можно же потом вернуться, если и тот проход окажется тупиковым. Или все же пройдем здесь? Я не мог решить, а пока я не был уверен, не мог сделать ни шагу дальше. Только упрямство не давало мне повернуть назад. Неуверенность оказалась болезненнее всех ран, которые я помнил. Но как можно знать наверняка? Я бы так и стоял на перепутье, если бы в это время не очнулся Тегид и не сказал:
— Там свет впереди.
Пока я стоял в тягостных сомнениях, в туннеле действительно посветлело. Неудивительно, что первым это заметил Тегид, до этого шедший за мной в абсолютной темноте. А тут — свет!
Во внешнем мире рассвело. Мы провели под землей всю ночь, а теперь настало утро и света прибавилось. Если бы мы повернули назад, мы бы ничего не заметили. Мне пришло в голову, что приступ сомнения был очередной уловкой лорда Нудда, попыткой сбить нас с пути. Но его труды пропали напрасно. Теперь мы знали, что путь перед нами — единственно верный, и, более того, мы близки к концу дороги. Впрочем, и силы наши были на исходе.
— Мужайся, — сказал я больше самому себе, чем Тегиду, — нам осталось немного.
Однако последний переход оказалось самым трудным. И без того узкий проход стал еще уже, из стен торчали плиты и отдельные камни. Приходилось протискиваться, иногда даже проползать, прижавшись лицами к холодной каменной плите. А с нашей ношей это не так-то просто сделать.
И все же мы двигались вперед, не отрывая глаз от тусклого света. Серое сияние не становилось ярче, но и не тускнело, а слабо светило откуда-то спереди. С разбитыми коленями и кровоточащими локтями мы шли вперед. Только почему-то никак не могли дойти до выхода.
Сапоги давно превратились в намокшие лоскутья кожи; одежда изрядно пострадала от камней; лица в грязи, в поту и в крови. И вот когда мышцы больше не подчинялись, когда ноги, покрытые волдырями, отказались делать еще хоть один шаг, мы дошли до источника света. Проход заканчивался глухой стеной. А свет исходил из вертикальной шахты.
Сверху падали снежинки, мы слышали визг ветра, пролетавшего где-то высоко над нами. Отчаяние подкатило к горлу. Как выяснилось, кому-то до нас его уже пришлось испытать. Когда мы свалили нашу ношу, Тегид указал на снежный холмик рядом.
— Не только нам не повезло, — сказал он. — Человек давно мертв.
Он нагнулся, откинул снег и перевернул закутанное в плащ тело. Под плащом открылось серое, застывшее лицо, широко раскрытые глаза и распахнутый рот. Я сразу узнал его, хотя виделись мы нечасто. Руад, бард принца.
— Как думаешь, он упал? — Задрав голову, я поглядел на шахту.
— Непохоже. — Тегид отвернул полу плаща. На груди бывшего барда чернело давно застывшее пятно. — Тот, кто был с ним, сначала убил его, а потом каким-то образом выбрался наверх. Он не хотел, чтобы кто-то еще знал тайну.
Теперь мы знали, кто убил Фантарха, а еще мы знали, что Руад действовал не в одиночку.
— Откуда они узнали о подземелье?
— Надо спросить у того, кто был с Руадом. — Тегид отвернулся и посмотрел на шахту. — Идем. Больше здесь делать нечего, а мы нужны в другом месте.
Встав под шахту, я сложил руки в замок и подсадил Тегида. Он начал подниматься, упираясь спиной в одну стенку шахты, а ногами в другую, и скоро исчез в белой дымке наверху.