Я не стал тратить время на то, чтобы отпраздновать успех своего плана. Портал Потустороннего мира открывается ненадолго. Саймон прав, я уже жалел о том, что сделал, только совсем по другой причине. В последний раз я окинул взглядом прекрасный Альбион и понял, как сильно полюбил его, как сильно мне будет его не хватать. Но что сделано, то сделано. Я прислонил копье к стене. Затем, попрощавшись про себя с райским краем, я наклонил голову и шагнул в темный вход.
Глава 39. ВОЗВРАЩЕНИЕ
Внутри кургана было темно, как во чреве, и удушающе тесно. Я не только не видел Саймона, я даже его присутствия не ощущал. Оставалось предположить лишь одно: он уже совершил переход. Портал мог закрыться в любой момент, я упущу шанс вернуться, и может просто не хватить решимости на еще одну попытку. Я глубоко вздохнул и канул в воющее Ничто, разделяющее два мира.
На меня обрушился порыв ветра. Я стоял на узком пролете моста-меча. Побалансировав руками, я двинул ногу вперед, стараясь не обращать внимания на дикие завывания ветра и бездны подо мной.
Узкий мост впился в подошвы моих ног, когда я начал осторожно двигаться по нему. Ветер налетал со всех сторон. Из-за него трудно было вздохнуть, а из тьмы снизу поднимался парализующий страх. Спасение было только в движении, стоя на месте, я рано или поздно полечу вниз. Два торопливых шага, еще один шаг под ветром, пытающимся сорвать с меня одежду. Главное, сохранять мужество, говорил я себе, скоро все закончится.
На следующем шаге нога не нашла опоры. Удержать равновесие было невозможно, и я упал… погрузился в бесконечную ночь. Еще раньше я прикусил нижнюю губу, и это помогло не закричать. Я падал во времени и пространстве, пронзая многослойные сферы возможностей, сквозь эпохи Земли, которых никогда не было, сквозь потенциальное будущее, которого никогда не будет, погружался в невыразимо богатый на вероятности стихийный резервуар трансцендентной вселенной. А потом упал, чувствительно ударившись левым боком. Полежал на утоптанном земляном полу, пережидая приступ головокружения, а затем открыл глаза и обнаружил себя в серой известняковую нише. Осторожно попробовал согнуть и разогнуть руки и ноги — вроде бы переломов нет. Встал. Получилось. Холодный свет сочился откуда-то извне в камеру пирамиды в форме улья.
Саймона не видать. Согнувшись, я подошел к низкому входу, взялся за холодные камни по краям дыры и вытащил себя в явленный мир.
Зимний рассвет. Морозно. Солнце только что взошло. Землю покрывал зернистый снег. Небо сквозь деревья над долиной выглядело пепельно-бледным. За пределами пирамиды меня ждал безмерно несчастный и бесполезный мир. Я даже подумал, что попал куда-то не в то место, в некую страну теней, слабое, больное отражение мира, оставшегося позади. А потом увидел брезентовую палатку Общества метафизических археологов.
Перед ней, на походном табурете, отхлебывая дымящийся кофе, сидел человек, которого я, хоть и не сразу, узнал — так же, как узнают кого-то, виденного во сне — как же его зовут? А, вот! Уэстон. Уэстон, руководитель раскопок, а напротив сидел профессор Нетлтон. Только увидев их, я понял, что вернулся домой. Ну, понял, и что? Узнавание легло на плечи мертвым грузом, потому что вместе с памятью пришло понимание: мир уже не был прежним. Хрупкий, бесцветный, утомленный, мир передо мной казался неуверенным и временным. Все — деревья, камни, земля, небо, даже тусклое зимнее солнце — казалось, не существовали, а просто задержались здесь ненадолго, как быстро исчезающее воспоминание. В мире передо мной не было ничего существенного. Все какое-то эфемерное, непостоянное, словно преходящее явление — мираж, способный раствориться в любой момент.
Уэстон и профессор Нетлтон тоже изменились: их лица стали грубее, тела потеряли в росте, смотрелись они полупризраками, словно цеплялись за телесное существование тончайшими нитями. Я ждал, что вот-вот частицы, составляющие их, вдруг откажутся от взаимосвязей и разлетятся при малейшем дуновении ветра.
Уэстон резко встал и нырнул в палатку. Как только он скрылся из виду, я двинулся вперед и этим привлек внимание Нетлтона. На его совином лице появилось выражение откровенного изумления.
— О, нет! — прошептал он.
Он меня явно не узнал. Хотя ничего удивительного. Я был одет как персонаж «Мабиногиона» — на шее серебряный торк, сапоги, штаны, сиарк и плащ в яркую клетку. Профессор явно не ожидал, что из пирамиды покажется настоящий кельтский воин.
Я вытянул руки вперед и как можно более проникновенно попросил:
— Не бойтесь.
Неттлс все таращился на меня. Видимо, отходя от шока. Услышал ли он меня вообще? И только тут до меня дошло, что я говорил на древнем кельтском. Английские слова удалось подобрать не сразу.
— Пожалуйста, — повторил я, — не бойтесь. — Даже для меня самого голос мой звучал довольно грубо.
Если моя кельтская речь его озадачивала, то родной язык привел в ужас. Профессор Нетлтон, дрожа, как терьер, вытянул руки, словно хотел удержать меня.
— Все… все в порядке, — медленно проговорил я. — Я вернулся.
Профессор ошарашенно рассматривал меня через свои круглые очки.
— Кто вы?
Эти два обычных слова пронзили меня не хуже копья. К горлу подступил комок.
— Кто вы? — медленно повторил профессор, тщательно артикулируя слова. Так говорят обычно с иностранцем или с ненормальным. Затем он повторил те же слова на валлийском, от чего я еще больше почувствовала себя инопланетянином.
— Я… Я… — Слова застряли у меня на языке. Не получалось произнести собственное имя.
Профессор шагнул вперед.
— Льюис? — тихо спросил он. — Это ты?
Наконец-то профессор правильно сформулировал вопрос. В самом деле, кто я? Аспирант Оксфорда, побывавший в потустороннем мире? Или Лью, одной ногой стоящий в одном мире, а другой — в другом?
Неттлс подошел ближе и бросил быстрый взгляд на палатку позади.
— Льюис?
— Д-да… Лью… Льюис, — хрипло произнес я, спотыкаясь о собственное имя. Чтобы заставить язык работать правильно, приходилось прикладывать усилия.
— Я ждал, — сглотнув, произнес Неттлс. Он подошел ближе и осмотрел меня с ног до головы. — Я ждал тебя.
— Я вернулся.
— Ты только посмотри на себя, — прошептал он благоговейным тоном. Его глаза светились, как у ребенка на Рождество. — Это же настоящее чудо!
Мне уже приходилось сталкиваться с таким же выражением благоговейного недоверия — на лицах воинов на стене и в глазах собравшихся в зале Мелдрона Маура. Я догадывался, что пребывание в Потустороннем мире как-то повлияло на мою внешность; видимо, виной тому был контакт с Поющими Камнями у могилы Фантарха. Но сейчас, стоя в холодном свете этого убогого, жалкого мира, я понял наконец: это не просто изменение, это преображение.
Я вытянул руки в стороны и оглядел себя. Руки мускулистые и сильные; ноги прямые, мощные, тело подтянутое, плотное, грудь и плечи стали шире. Я ощупал нос и убедился, что он тоже стал прямее, подбородок сильный, челюсть слегка выступающая. Но все эти изменения касались физических параметров. Важнее другое. В моей душе запечатлелась встреча с Песней. Никакого Льюиса здесь не было. На его месте стоял Ллев.
— Что с тобой произошло? — нетерпеливо спросил Неттлс. — Ты нашел Саймона? Тебе удалось остановить его?
Ну как я расскажу ему о Другом мире? Я стоял и смотрел на своего наставника, и поверх всех других эмоций лежало сожаление: он такой слабый, такой хрупкий и незначительный. Хотелось взять его, заняться им как следует, показать то, что видел я, узнать то, что знаю я. Дать поспать хотя бы одну ночь под яркими звездами Альбиона, ощутить на лице свежий ветер девственных зеленых долин; пусть посидит у живого огня, послушает арфу Истинного Барда, почует запах соленого морского воздуха Инис Ши и попробует, каков на вкус вересковый мед; пройдет по горам Придейна, увидит яркий блеск золотого королевского торка, порадуется доброй битве. Я хотел показать ему все это и намного больше. Я хотел, чтобы он вдохнул полной грудью более высокую, богатую жизнь Потустороннего мира, испил из чаши, услышал несравненную Песнь.
Мне очень хотелось показать ему рай Альбиона, но я понимал, что это невозможно. Я не смогу вложить в него свое понимание. Между нами пропасть. Словами не опишешь огромные расстояния, не расскажешь об угрозах, нависших над зачарованным краем.
Впрочем, в этом уже не было необходимости. Профессор Нетлтон положил руку мне на плечо и склонился к самому уху.
— К сожалению, у нас совсем нет времени. Сейчас придут остальные, — он мотнул головой в сторону палатки. — Они знают о портале. Я уговорил их дать мне возможность наблюдать за ходом раскопок. Ты же понимаешь, мне важно было оставаться здесь. Но ни в коем случае нельзя, чтобы они застали тебя в таком виде.
— Где Саймон? — перебил я, кое-как справившись с непослушным языком.
— Саймон? — Профессор казался озадаченным. — Но я не видел Саймона. Кроме тебя никто не приходил.
Я пытался понять происходящее, и попутно заметил, что и без того слабый свет еще больше потускнел; сейчас стало темнее, чем несколько мгновений назад… довольно странно.
Я оглянулся на пирамиду… долина на глазах погружалась во тьму, тени сгущались. Над головой медленно кружил ворон. Он молчал… И тут я понял, что попал вовсе не к рассвету, а наоборот, к сумеркам. В этом мире день стремительно приближался к концу, а значит, заканчивалось время-между-временами. Вскоре портал внутри Карнвудской пирамиды закроется. И если Саймон не вернулся…
Знаки нахлынули на меня со всех сторон. И я услышал Песнь, легко преодолевающую пространство и время между мирами. Я услышал Песнь и понял, что война в раю пришла вместе со мной и в этот мир. А для меня пришло время выбирать.
Профессор Неттлс наблюдал за мной. Я посмотрел на него и поднял руку в простом прощальном жесте; повернулся и пошел к древней пирамиде. Я еще услышал, как профессор Нетлтон тихо сказал позади меня: