Я спрашиваю про надпись у одного из офицеров, стоявших рядом со мной. Он говорит, что сотрудники ОБСЕ, работавшие в этом регионе с 2014 года, понесли большие потери от того, что украинские хакеры украли собранные ими сведения о «нарушении прав и свобод человека» (видео, личные данные, записи и т. д.). Хотя в официальном заявлении сообщили, что сведения «были украдены украинскими хакерами», местные жители посчитали, что информация была намеренно передана украинской стороне, и выразили свое недовольство, оставив эту надпись у входа в гостиницу, где в это время останавливались представители ОБСЕ.
Большая часть делегации, прежде чем подняться в свои номера, задерживается в баре отеля.
Вечер прекрасен. Звуки воды в фонтане, стоящем посреди парка перед отелем, разгоняют тепло, оставленное солнцем. На одной из скамеек сидят пожилые мужчина и женщина. Мужчина занят тем, что, затянувшись сигаретой, выпускает дым в небо. Женщина, согнувшись, читает газету. Они совсем не обращают внимания на флиртующую парочку, которая проходит перед ними.
Официантка с красивым лицом приносит пиво и закуски.
Сидящий за соседним столиком солдат рассуждает о том, какое пиво в конце рабочего дня вкуснее. Узнав, что я турок, он начинает рассказывать о своем отдыхе в Турции. Поговорив немного о местах для отдыха, море и пляжах, мы возвращаемся к основной теме – войне.
Раньше он служил в Сирии. Он участвовал в операции по освобождению древнего города Пальмиры, известного под именем «невеста пустыни», от ИГИЛ[4]. Он с большой гордостью рассказывает, что организовал концерт классической музыки под руководством российского дирижера Валерия Гергиева в амфитеатре Пальмиры.
Мы оба заказываем еще по одному пиву. Он продолжает повествование:
– Сирия была совершенно непохожим опытом. Разрушения были действительно тяжелыми. Территория, где непонятно, кто есть кто. Все друг с другом встречаются и ведут дела. Границы территорий и фронта тоже не очень четкие. Честно говоря, война была далеко от нашего дома, поэтому нам было спокойно. Здесь ситуация совсем другая. Мы у себя дома. У многих из нас есть родственники, живущие на украинских землях. Воспринимайте то, что происходит, как ссору двоюродных братьев…
Я спрашиваю, когда закончится война. Сделав большой глоток пива, он отвечает:
– Конечно, когда мы победим… Мы для себя исключили даже возможность отступления… Против нас не только Зеленский. Мы воюем с Западом. Среди солдат из неприятельской армии, которых мы убили и взяли в плен, есть американцы, британцы, французы, поляки, представители какой угодно национальности. Оружие тоже поступает оттуда, с Запада. Тяжелое вооружение, разведка, логистика… Но я уже не удивляюсь.
Я спрашиваю, почему это не вызывает его удивления. Он отвечает не задумываясь:
– Я немного интересуюсь историей. Если почитать историю, понимаешь, что враждебность к русским на Западе – явление не новое. Они очень много раз хотели нас разделить и уничтожить. Тевтонский орден, Наполеон, Гитлер… Разве ты не видишь, что они делают сегодня? Они запрещают наш язык, наши книги, наших художников и даже разрушают наши статуи и памятники, некогда поставленные на их территории. Это не просто война двух армий и наемников. Они объявили войну нашей цивилизации как таковой. Украина – это просто поле для битвы… Безусловно, военная победа нам необходима, но нужно и нечто большее. Нам необходимо окончательно разгромить противника, и я имею в виду Запад, а не Украину.
Я интересуюсь, что он подразумевает под окончательным разгромом Запада.
– А то, чтобы они больше никогда не осмелились на нас напасть, – говорит он и продолжает: – Я могу понять американцев. В их интересах при помощи Украины разрушить наши отношения с Европой, и они действуют соответственно. Но европейцы… Они же сами себе в ногу стреляют. Что они будут делать без нашего газа? Они уже задрожали, а будет еще хуже… Более того, они вводят против нас санкции. Они не понимают, что наказывают сами себя. За всем этим сумасшествием скрывается русофобия. У них больное сознание… Мы должны заставить их заплатить за это. Мы должны уничтожить эту идею так, чтобы она больше никогда не возникла. В противном случае каждые пятьдесят лет с нами будет происходить одно и то же.
– Как вы это сделаете?
– Не знаю… Лучше задать этот вопрос политикам. Я всего лишь солдат. Мы делаем все, что в наших силах, на поле боя. Здесь мы защищаем наших соотечественников. Мы не на каникулах, а на войне… На самом деле мы на войне уже достаточно давно.
На этот раз солдат не улыбается. Его голубые глаза вперились в парк напротив, он потягивает свое пиво. Он закуривает еще одну сигарету.
Некоторое время мы сидим молча. На небе появляется белая полоса. Она становится все длиннее и длиннее, и сразу же где-то сзади и неподалеку раздается взрыв. Затем внезапно появляется еще одна белая полоса. Работают системы ПВО. Некоторые из полос превращаются в небольшие облачка. Но ракеты, которые не смогли остановить системы ПВО, становятся причиной взрывов недалеко от нас.
Некоторые из тех, кто был на террасе, убегают внутрь. Но жители города, сидевшие в парке, никак не реагируют.
Солдат забывает о прежнем угрюмом настроении и со смехом произносит:
– Опять дождь пошел!
– Ваш зонтик не выглядит очень надежным, – говорю я.
Он рассказывает о принципах работы системы ПВО в городе. Через некоторое время полосы на небе исчезают. Когда мы подумали, что все окончательно успокоилось, вдалеке раздаются удары уже российской артиллерии. Они отвечают на украинские ракеты.
Некоторое время стрельба продолжается. А затем наступает глубокая тишина. Я, спросив у солдата, не против ли он, ухожу к себе в номер.
Местное телевидение сообщает, что обстрелу подвергся рынок, находящийся очень близко к отелю. Разрушенные прилавки, лежащая на земле женщина вся в крови… Впереди появляется пожарная машина, тушит возникший пожар. Сейчас камера показывает пожилого мужчину. Из его головы, покрытой тонкими седыми волосами, прямо на лицо льется кровь.
На улице снова начинают раздаваться звуки орудий. Я закуриваю сигарету. Стекла в номере дрожат. Ничего не поделаешь. Я принимаю душ и снова спускаюсь вниз. Вокруг спокойно… Журналисты, сидящие за столиком в углу, заняты написанием новостей. Американский наблюдатель сидит в лобби-баре и разглядывает официанток.
Я выхожу на террасу. Все еще жарко. Из еды – курица-гриль и салат. К ним подают крымское вино. Перекусив, отправляемся гулять по городу.
После взрывов и случившегося на рынке улицы, и без того не особенно многолюдные, опустели. Мы ныряем в находящийся впереди парк, а затем выходим на тропинку… Мы на старом мосте, украшенном статуями львов. На противоположной стороне сияет огнями город.
Речка спокойная. Дует легкий ветерок. Снова раздается пушечный выстрел, но на это раз звук доносится издалека.
– Наши пушки, – говорит офицер, сопровождающий меня в прогулке по городу.
Я спрашиваю, как далеко находится украинская армия.
– Не очень далеко, где-то в пятнадцати километрах отсюда. Они сидят по деревням и прячутся за домами. Бить с воздуха невозможно. Если мы ударим, то нанесем урон мирным жителям, поэтому операция проводится на земле.
Я интересуюсь, имеют ли они полный контроль над городом.
– Почти все жители города поддерживают Россию, но когда мы начали спецоперацию, активизировались до этого неактивные разведывательные группы, связанные с Украиной. Помимо передачи разведданных они участвовали в саботажах, убийствах и подстрекательствах. Возможно, что в городе все еще есть такие группы…
Все задаются вопросом, почему русская армия медленно продвигается. Мой собеседник, немного подумав, отвечает так:
– Ты помнишь, что делали США в Ираке… Они сравняли города с землей ковровыми бомбардировками. Они вели войну, не деля людей на военных и мирных жителей. Мы не хотим противостоять украинскому народу и сеять семена вражды, которая будет существовать веками. Мы продолжим вместе жить на этой земле. Мы – кровные родственники. Мы были вынуждены начать спецоперацию. В конце концов Зеленский и его приспешники дошли до того, что запретили русский язык. Мы выложили все карты на стол перед Западом. В 2004 году Путин даже предложил принять Россию в НАТО. Но они нас так и не приняли. Мы сделали все возможное, чтобы нормализовать отношения и не воевать, вплоть до знаменитой речи Путина на Мюнхенской конференции. НАТО хочет расширяться, что ставит под угрозу нашу территориальную целостность. Что мы должны были сделать? Если бы мы сидели и молчали, война началась на нашей территории. Тут ничего не поделаешь… Пусть не забывают: кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет.
Сияние луны освещает реку, разделяющую город на две части. Артиллерийский огонь не прекратился и не думает прекращаться.
V. Чай, сладости, апостолы и русский дух в монастыре
«Оставим берега Европы
обветшалой;
Ищу стихий других,
земли жилец усталый…»
Июнь в Москве, как обычно, жаркий, ветреный, наполненный пыльцой. Белый пух, падающий с тополей, ложится на тротуары в виде маленьких сугробов. Муниципалитет объявил всеобщую мобилизацию против белой оккупации, в ней использовались поливальные машины при поддержке активной деятельности дворников.
Москвичи со слезящимися глазами, красными носами, белыми платочками в руках, чихая и кашляя, стоят в дверях аптек, ожидая получить лекарственное подкрепление.
Пожилая женщина, которую я часто встречаю по утрам в лифте, смотрит на мой покрасневший из-за аллергии нос, улыбается и говорит:
– Лекарства от аллергии не помогают. Есть только один выход: перцовая водка и рассол… Вылечивает за один день!
Но встать наутро после тех вечеров, когда я пользовался советом пожилой соседки, было невозможно.