Может быть, война – это лекарство… Шевкет Сюрейя писал: «Война спасает от ставших слишком мягкими и даже частично выродившихся предписаний и условий нашего века. Она приводит к тому, что примитивный человек внутри вас вновь обретает свое грубое здоровье. В некоторых случаях война – это лекарство».
Интересно, лечится ли сейчас мир? Я выхожу из сада, в голове множество вопросов… Мы благодарим хозяйку дома. Я стесняюсь спросить ее о могилах, поэтому тихонько интересуюсь этим у военного, стоящего во главе делегации. По их разговору с хозяйкой дома было понятно, что они знакомы.
– Два брата хозяйки… В городе знали, что они пророссийски настроены. Когда мы начали спецоперацию, банды, связанные с хохлами, ворвались в дом и казнили обоих прямо в саду…
– Сколько им было лет? – спрашиваю я.
– Я знал обоих. Старшему было под тридцать, а младшему – лет семнадцать-восемнадцать.
Сложно что-то сказать по этому поводу. Война порождает смерть, но в то же время приводит к чему-то новому. Должна приводить…
В автобусе посреди каждого двухместного сиденья стоит ящик с вишней.
Один из солдат говорит, улыбаясь:
– Это подарок на прощание. Сами решайте, как поделиться ими со своими товарищами.
И вот мы, наконец, движемся к последней остановке. Молодая хозяйка с сигаретой в руке наблюдает тусклыми голубыми глазами, так контрастирующими с ее улыбкой, за тем, как уезжает автобус.
Солнце садится. Поля остаются позади… Автобус начинает ехать быстрее. Мы снова один за другим проходим контрольно-пропускные пункты.
С двух сторон от нас – море. На указателе надпись «Сальково – Джанкой», которую едва можно прочитать в темноте… Перед нами появляются тонкие и длинные мосты… И да, мы въезжаем на Крымский полуостров.
Журналист из России, сидящий позади меня, в шутку спрашивает:
– Крым русский или турецкий?
– Исторически он наш, но де-факто он у вас, – отвечаю я.
Все смеются, включая солдат.
Крымский полуостров – это территория, которая на протяжении всей своей истории и объединяла и в то же время разделяла русских и турок. Тюркские племена с древнейших времен проживали в Крыму. Наиболее известные из них – это империя гуннов, хазары, кыпчаки и Золотая Орда, основанная в XIII веке ханом Батыем, одним из наследников Чингисхана… В 1475 году султан Мехмед Фатих включил эти плодородные земли в состав Османской империи. Они находились под управлением Крымского ханства, вассала Османской империи. В 1774 году они перешли под контроль Российской империи после поражения при Кайнарджи. Татары, живущие в этом регионе, и язык, на котором они говорят, продолжают играть роль моста между Россией и Турцией.
После распада Советского Союза Крым остался у Украины благодаря «ошибке» Хрущева, который долгое время жил и работал на Украине.
Относительно недавно полуостров вернулся в родную гавань. В 2014 году жители Крыма, уже ранее выражавшие свое недовольство киевской властью, вышли на улицы. Постепенно демонстранты перешли от социальных требований к призывам стать независимыми от Украины. Их поддержали так называемые «зеленые человечки», чья связь с российской армией известна, хотя официально сначала и не признавалась. В это же время начались столкновения между местными жителями и украинскими правоохранительными органами. После того как администрация и военные, связанные с киевским режимом, были распущены, Крым объявил себя независимым. Однако через несколько месяцев его включили в состав России. Теперь российская армия стоит на улицах, где когда-то бродили «зеленые человечки».
Мы подъезжаем к пограничным воротам, из которых должны выйти. Но куда мы войдем, когда выйдем?
По обе стороны места, которое считается границей, стоят российские военные и висят российские флаги. Украина совершенно потеряла эту территорию, и маловероятно, что это изменится в будущем.
Пограничные ворота здесь больше, чем в Ростове… Мы выходим из автобуса и заходим в пограничный пункт, чтобы встать в очередь. По ту сторону ограды ждут большие семьи с чемоданами и мешками за спиной. Дети играют в догонялки. На лицах взрослых беспокойное и усталое выражение.
Чем дольше мы ждем, тем больше сигарет успевают выкурить люди. Иностранные журналисты задают российским коллегам вопросы, появившиеся у них после поездки. Интересно, что российские журналисты вообще никогда не дают ответов, выходящих за рамки официального дискурса. Они избегают говорить что-то против своей страны, что может очернить ее. В этом можно увидеть проявление государственной дисциплины и в то же время недоверие к иностранцам.
Джон Стейнбек в своем дневнике, в котором он рассказывал о поездке в Москву, описывает отношение русских к иностранцам, цитируя строки Адама Олеария, написанные им в 1643 году: «Русские в Москве очень подозрительно относятся к иностранцам, за которыми постоянно следит тайная полиция. Каждый шаг становится известен, и о нем докладывают в центральный штаб. К каждому иностранцу приставлен агент. Кроме того, русские не принимают иностранцев у себя дома и даже боятся, кажется, с ними разговаривать. Письмо, посланное члену правительства, обычно остается без ответа, на последующие письма тоже не отвечают. Если же человек назойлив, ему говорят, что официальное лицо уехало из города или болеет. Иностранцы с большими трудностями получают разрешение поездить по России, и во время путешествий за ними пристально наблюдают. Из-за этой всеобщей холодности и подозрения приезжающие в Москву иностранцы вынуждены общаться исключительно друг с другом».
Со времен, когда Олеарий написал эти строки, то есть почти за четыре столетия, взгляд русских на иностранцев сильно изменился, улучшился. Хотя западная пропаганда утверждает обратное, космополитическое советское наследие с оттенками интернационализма оказало значительное влияние на эти изменения. Быть иностранцем в Москве в наше время – это всегда быть в центре внимания, причем в положительном смысле. Но если приглядеться, еще можно найти следы этого старого отношения, например, в том, как держатся российские журналисты из делегации. Кажется нормальным, что это заложено в культурном коде россиян, живущих на обширной территории, не раз оказывавшейся на грани оккупации и даже ей подвергавшейся.
Подходит моя очередь на паспортном контроле. Женщина, сидящая за стойкой, внимательно изучает мой паспорт. Мало того, она берет лупу и через нее разглядывает мою визу. И, наконец, ставит мне штамп о пересечении границы.
После того как все прошли контроль, мы снова садимся в автобус. Небо окутывает тьма. Некоторое время мы едем по асфальтированной дороге. А потом – по кочкам. Ветки деревьев стучат по бокам автобуса. Мы понимаем, что выехали на какую-то тропинку.
Военный, возглавляющий делегацию, встает в начале автобуса и начинает жестко инструктировать, а заодно и прощаться с нами:
– Фотографировать в этой зоне строго запрещено. Я заранее заявляю, что против тех, кто ослушается, будут приняты меры. Благодарим вас за сотрудничество во время вашего визита. Нам были доверены ваши жизни, и теперь мы отправляем вас в Москву в целости и сохранности. Мы полетим на военном самолете. Во время визита мы дали вам свободно передвигаться и встречаться, с кем вы хотите. Нашей целью было показать вам правду. Мы надеемся, что это было полезно. Мы абсолютно уверены, что вы напишете все, как было и есть. Я хотел бы еще раз поблагодарить вас от своего имени и от имени своей команды. Заранее желаю вам приятного путешествия.
Через некоторое время мы останавливаемся перед огромной железной дверью. С обеих сторон к автобусу подходят солдаты с зеркалами и датчиками в руках. Они проверяют нижнюю часть автобуса и его багажник.
Вскоре железная дверь медленно открывается. По обе стороны дороги стоят ангары, самолеты, солдаты и бронетехника, что указывает на то, что мы находимся на военной базе.
Проехав не так уж и мало, автобус останавливается рядом с готовым к взлету военным самолетом. Свет горит только в кабине экипажа.
На улице прекрасная летняя ночь… Я закуриваю последнюю сигарету, прежде чем сесть в самолёт. Где-то далеко, очень далеко сияют деревенские огни.
Я уверен: то, чему я стал свидетелем, это нечто большее, чем война. Мы были на передовой линии, где ведется борьба, изменяющая ход истории и двигающая мир в сторону нового равновесия.
Я увидел, что Восток, отступавший на протяжении веков, наконец-то перестал это делать. Я словно бы узрел, как он, приобретя живое воплощение, наступательно продвигается на Запад.
Разрушенные города, танки, пушки и винтовки… Это всего лишь следствие. Да, история меняется. Вот-вот начнется новое время. И речь идет не только о России или Украине. Изменяется направление, в котором движется все человечество. И земли, воздухом которых я дышу (пускай всего лишь несколько дней), несут на себе эту тяжелую ношу. Сместились настолько глубокие линии разломов, что, вероятно, это землетрясение будет длиться долго и затронет даже крупные города.
Я вместе с сигаретным дымом выдыхаю в небо свои тяжелые мысли и направляюсь к трапу самолета, который вот-вот взлетит.
Я ищу глазами улыбающихся русских стюардесс у дверей самолета, но там никого нет. На передних креслах сидят несколько высокопоставленных военных, редкими волосами и угрюмыми лицами.
Я ставлю свои вещи и застегиваю ремень безопасности. Свет выключается. Самолет разгоняется, ускоряется – и вот мы в воздухе.
Облетев полуостров, самолет поворачивает в сторону Москвы. Усталость, шум и неизвестность остаются позади.
Спокойно течет река, которой не видно конца. Около ее берегов образуются, а потом исчезают маленькие водовороты. Самые разные цветные рыбки иногда показываются над водой.
Ягнята пасутся и играют на берегу. Я прислоняюсь к стволу старого вишневого дерева. Солнце нагрело землю. Лед внутри меня тает. Стрекот цикад напоминает колыбельную.
Вдруг неизвестно с чего прилетает порыв очень горячего ветра. На поверхности реки сначала образуются едва заметные пузырьки, а через несколько секунд вода начинает клокотать. Рыб, которые только что танцевали в воде, выбрасывает на берег. Они умирают от удушья. Каждый раз, когда они хлопают хвостами, земля трясется.