– Я полностью разделяю цели и задачи «Вагнера». Его основатель Пригожин – мой хороший друг. Мы давно друг друга знаем и часто встречаемся, но у нас нет совместных политических проектов. Я должен сказать, что сегодня ЧВК «Вагнер» решает не только военные, но и образовательные задачи. Недавно я посетил центр ЧВК «Вагнер» в Санкт-Петербурге и узнал, что они там разрабатывают новые проекты, направленные на повышение обороноспособности России. Например, в особенно значимой сейчас информационной сфере. Центр предоставляет возможность бесплатно выучиться на IT-специалиста.
При ЧВК «Вагнер» также есть молодежный клуб. В его основные задачи входит патриотическое воспитание подрастающего поколения и подготовка молодежи к военной службе. ЧВК «Вагнер» ведет многостороннюю работу по защите нашей страны и всего мира от нацизма. Я считаю, что деятельность «Вагнера» должна быть легализована.
Пресс-секретарь Эмилия нарушает молчание и напоминает Миронову, что у него еще есть дела на сегодня.
Мы заканчиваем интервью. Я кладу разрозненные заметки и диктофоны в сумку. Мы фотографируемся с Мироновым и благодарим его.
Оказывается, на улице пошел слабый весенний дождь. Я закуриваю и параллельно с этим пытаюсь разложить в голове по полочкам все, о чем мы говорили.
Эдвард Чесноков улыбается. Я спрашиваю его, почему. Он усмехается:
– Мне понравились твои вопросы.
Я прошу его объяснить поконкретнее. Он отвечает:
– Мы, русские, на подобных встречах ведем себя очень формально. А эта встреча была более гибкой. Мне понравился такой формат.
– Есть преимущество в том, чтобы быть иностранцем, – говорю я.
Мы улыбаемся.
То, как Миронов напирал на духовность, и его концепция глубинного народа напомнили мне строки Шевкета Сурейи[2], которые он написал 100 лет назад: «Во всяком случае, русский дух имеет скорее азиатские, чем европейские черты. Он легко сочетается с азиатским духом. Мистицизм – это основное, что связывает русский и азиатский дух. Азиатский мистицизм, который американцы совсем не могут понять и оценить, является объединяющей духовной основой для русских, даже для русских коммунистов. На первый взгляд кажется, что современные русские отодвинули мистицизм далеко на задний план. Но жестокий дух материализма, который главенствует сейчас в их умах, по сути своей такой же мистический дух. Это проявляется в том, с каким упоением современные русские верят и преследуют идеи новаторства, технического превосходства, доминирования в мире и в космосе. Обращает на себя внимание, что основной характеристикой духа как прежнего, так и нынешнего русского сообщества является странный мистицизм. Это фундаментальная составляющая России и русского коммунизма, которая не может быть понята иностранцами…»
Сто лет спустя русские снова воюют с Западом. И снова они находят спасение в осознании своей национальной идентичности.
Я прощаюсь с Эдвардом и медленно иду к метро, следуя за москвичами, которые любят мокнуть под дождем, и думаю о ситуации в мире…
IV. По ту сторону границы
– Здравствуй! Что, во Христа веруешь?
– Верую! – отвечал приходивший.
– И в Троицу святую веруешь?
– Верую!
– И в церковь ходишь?
– Хожу!
– А ну, перекрестись!
Сергей Эйзенштейн в незабываемом шедевре «Александр Невский» запечатлел важный переломный момент в российской истории. В последней части фильма Невский освобождает пленного рыцаря Тевтонского ордена и говорит ему:
– Идите и скажите всем в чужих краях, что Русь жива! Пусть без страха жалуют к нам в гости, но если кто с мечом к нам войдет, от меча и погибнет! На том стоит и стоять будет Русская земля!
Считается, что по первоначальному сценарию фильм заканчивался смертью Невского. Однако, прочитав сценарий, Сталин приказал закончить фильм до сцены смерти, сказав: «Не может умирать такой хороший князь!» Действительно, в фильме, вопреки первоначальному замыслу, смерть Невского не была показана.
Жарким летним вечером, через 84 года после выхода легендарного фильма Сергея Эйзенштейна, стоя на мосту, разделяющем Донецк на две части, я спросил у одного сотрудника Министерства обороны России о продолжающейся войне с Западом. Он ответил мне, процитировав слова Александра Невского:
– Настоящая сила, воюющая против нас на Украине, – это страны Запада. Мы испробовали все способы, чтобы договориться с ними, но они настаивают на расширении НАТО. Делать нечего, кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет.
Мы неторопливо идем по улицам Донецка, который находится в состоянии войны с 2014 года. Город благодаря своим угольным шахтам и сталелитейным заводам имел и имеет стратегическое значение, но сейчас более походит на город-призрак.
Российский флаг развевается на частично разрушенном одноэтажном здании на углу улицы. До сих пор висит вывеска начальной школы. Коты, греющиеся на солнышке, лежа на обломках, убегают, завидя наше приближение.
У дверей нас встречает директриса школы. Ей под пятьдесят. В ее глазах читается бесконечная усталость и фрустрация. Она, в голубом платье в белый горошек и в белых туфлях на высоком каблуке, продолжает защищать свою крепость и приглашает нас посетить руины того, что когда-то было школой.
На стенах, выкрашенных в светло-зеленый цвет, висят рисунки, сделанные учениками. Дома с дымящими трубами, держащиеся за руки мама, папа и ребенок, летящие птицы, Дед Мороз и собака…
На доске в классе, куда мы вошли, осталась задача по математике, ожидающая, чтобы ее решили. Рядом с ней – большой черный след от осколка. Страницы оставленных на столе книг то поднимаются, то опускаются от ветра, проникающего сквозь разбитое стекло. В кабинете царит странная, но успокаивающая тишина.
На прошлой неделе школа подверглась артиллерийскому обстрелу со стороны украинской армии. Директриса рассказывает о случившемся так, как будто дает урок ученикам:
– Вы сами видите, какая ситуация… Они начали атаковать школы. Хорошо, что это случилось в выходные. Дети, слава богу, были дома… У нас не было убитых и раненых. Они делают это специально. Они ударили по школам, рынкам и паркам. Их цель – запугать нас, заставить уехать. Но они забывают, что это – наша земля. Мы не покинем наш дом, нашу школу, наши сады, наши улицы и наш город! Что бы они ни делали, мы не уйдем! Надеюсь, вы напишете о том, что я рассказываю; а те, кто бомбит наш город, однажды прочитают это…
На мгновение она замолкает. Директриса велит работникам, занятым расчисткой завалов, отложить найденные документы. И продолжает:
– Я расскажу вам кое-что интересное. Некоторые из детей, которые в прошлом были моими учениками и сидели за этими партами, сейчас пускают в нас пули с другой стороны фронта. Я до сих пор встречаю семьи этих детей, когда гуляю по улице или делаю покупки на рынке. Когда они видят меня, им становится стыдно… Они опускают голову и прячут взгляд – так они как будто извиняются за то безумие, которое творят их дети. Какой стыд!.. Они позорят свои семьи и заставляют их ходить с опущенной головой. Однако мы не учили их так себя вести. Мы всегда говорили и говорим о братстве.
Прежде чем директриса заканчивает, раздаются звуки, напоминающие сигнал тревоги. Солдаты активизируются. Некоторые журналисты бросаются под парты. Одна группа бежит к лестнице. Директриса начинает кричать что есть мочи:
– Это звонок на перемену… Школьный звонок, он автоматический. Бояться нечего… Сохраняйте спокойствие!
Вслед за звонком из громкоговорителя доносится нежная мелодия детской песенки, которая зовет детей пойти во двор. На этот раз в коридоре раздается смех.
Я следую повелению песенки и выхожу в сад. По улице проезжает трамвай. Три или пять пассажиров непонятно почему едут стоя, хотя в трамвае есть свободные места. По противоположной стороне улицы идет мужчина с пакетами – понятно, что возвращается с рынка. Фасад старого 4-этажного здания, стоящего прямо напротив школы, покрыт следами от ракет и пуль. Один из балконов обрушился.
Я закуриваю сигарету. На углу стоит сотрудник Министерства иностранных дел, который встретил нас в Ростове. Прислонившись спиной к дереву, он рассматривает окрестности. Мы начинаем беседу, и слово за слово разговор касается хода специальной военной операции.
– Я выскажу вам свое личное мнение. Сначала мы совершили промах. Наступать прямо на Киев, не укрепив тыл, было ошибкой. Они рассчитывали, что таким образом удастся сразу свергнуть Зеленского, но мы все видели, что этого не произошло. Причина кроется в недостаточных разведданных. Мы не смогли правильно оценить процессы, происходившие в течение последних восьми лет, и усиливающиеся антироссийские настроения на Украине.
Я спрашиваю, что именно изменилось (в ходе специальной военной операции[3]).
– Вы знаете, – отвечает мой собеседник, – что мы перестали быстро продвигаться вперед. Мы медленно расчищаем себе путь. Если взглянуть со стороны, то предпринятое в начале спецоперации наступление было хорошим выбором с психологической точки зрения, но с военной точки зрения оно не состоялось. Мы изменили тактику. Теперь военные действия идут в нужном темпе. Мы уже не потеряем районы, завоеванные таким образом.
Немного погодя вдалеке раздаются приглушенные звуки взрывов. Все прислушиваются. Не проходит и нескольких минут, как слышится новый взрыв, на этот раз ближе. Кажется, тревога не ложная.
Люди быстро выходят из школы. Руководитель группы указывает на автобус. Делегация, не задерживаясь, садится в него. Руководитель группы пересчитывает людей и подает сигнал водителю. Тот включает зажигание. Мы трогаемся. Директриса закуривает сигарету, стоя перед зданием, превратившимся в обломки, и смотрит в сторону звуков взрывов. От них уже отчасти избавляет шум автобуса.