— Если на нас нападут, мы будем защищаться.
— Ваше право. — Кивнула девушка.
— А ты пизда тупая, прям пиздец как я хуею. — Заметила Соня. — Нихуя не въезжаешь. Хули, по ебалу-то сразу видно, что ты в натуре чурка.
— Я ифрит!!! — Взвыла девушка.
— Нахуй, я никаких фритов не знаю.
— Чем думали Носферату, создавая вас? — Воскликнула девушка и вдруг исчезла.
— Опа. — Соня стала оглядываться, но девушка в хиджабе словно испарилась. — Арчи, куда эта сука стёрлась? — Арчи пожала плечами, Соня рукой махнула. — Забудь, в рот её. Так, эту суку мы вытащили. Ага, короче, хватай её на плечо, и потопали к нашей точиле. Там оклемается. В Канаду похуярим. Как говоришь того хуеплёта?
— Я не знаю имени, я его видел в отражении витрины, он в магазин заходил и я…
— Да похуй, пошли короче. Пожрать мне бы надо.
Соня поднялась на ноги и нетвёрдым шагом двинулась вниз по улице.
Арчи тяжко вздохнул — ему хотелось, что бы всё это поскорее закончилось. Отрубание собственной головы, произвело на него неизгладимое впечатление.
Он взвалил девушку на плечо, удивившись тому, какая она маленькая, лёгкая и на вид совсем хрупкая. Вспомнил, как её крошечным телом проломили дверь, и тряхнул головой — вампиры, как бы они ни выглядели, всегда гораздо крепче, чем, кажется на первый взгляд.
На них никто не смотрел, никто не обернулся, не бросил даже скользящего взгляда, они шли по улицам Вашингтона, словно бы став невидимками. Это временно конечно, но до машины они дойдут. А потом найдут отель и смогут привести себя в порядок. Соня отмоет кровь с лица и шеи, он сменит одежды и тоже смоет кровь с шеи — когда голову отрубили, она ведь фонтаном, кстати, ему тоже нужно поесть. Выбирать придётся из посетителей отеля. Немного страшновато стало — ведь теперь он знает, что за ними следит невидимая женщина в хиджабе, которая на них теперь злая сильно-сильно. Есть расхотелось, но ненадолго — всё равно придётся рискнуть. Может всё и обойдётся, Арчи тяжко вздохнул. После сегодняшнего инцидента, счастливый финал, стал казаться чем-то этаким нереальным, словно бы родом прямо из глупых детских сказок.
Они остановили машину. Закурили. Водитель глотнул пива и передал бутылку тому, кто сидел на соседнем сидении. Тот повторил жест и отдал бутылку на заднее сидение.
— Не, — сказал водитель, — гонево пацаны. Тут же ебучий склад. Заброшенный хуй знает когда.
— Я те говорю Штык, отвечаю — отсюда воняет чем-то непонятным.
— Так хули Саня, — Штык ткнул сигаретой в лобовое стекло, огонёк отвалился и упал на коленку, — ай блять! — Штык поспешно стряхнул огонёк и снова глянул на здание впереди. Они остановились на площадке, с потрескавшимся асфальтом. Перед ними обветшавшее здание, утопающее в зелёных насаждениях, нынче, по случаю поздней осени, ставших жёлто-красными, да с белесым налётом — снег ночью шёл. Скоро этот снежок стает, небо чистое, солнышко печёт, хоть и слабенько, но к обеду снег исчезнет. — Чё там вампирам делать? А воняет — так это наркоманы там, молодёжь, позасрали поди всё, да обоссали нахер. Вот и…
— Кровью несёт. И трупачиной. Колян, скажи ему.
— Да. — Мужчина на заднем сидении, передал бутылку обратно Штыку. — Пахнет мертвецами, там трупы есть. Некоторые давно лежат, а некоторые свежие. Их много там.
— Ну, не знаю, — Штык выбросил бычок в окно. — Ладно, глянем, там решим. Пошли пацаны.
Штык открыл дверь, вышел и потянулся до хруста позвонков.
— Эх! От проклятого седла, крыша съехала с ебла!
— Гы. — Сказал Шкет.
— Какое ещё седло? — Спросил Колян.
— Забудь братан. — Штык проверил пистолеты и снова сунул их за пояс. — Потопали короче.
Все трое двинулись к воротам большого прямоугольного здания, когда-то служившего складом, неизвестного свойства и характера. Наследие канувшего в лету СССР, из которого пахло мертвецами. Да, Штык остановился у ворот и сказал нехорошее слово. После чего посмотрел на своих спутников.
— В натуре, пацаны, трупачиной несёт.
— Не только. — Шкет взялся за ржавую скобу, служившую тут дверной ручкой и потянул.
Со скрипом зловещим, створка открылась и свет с улицы, дополнил скупое освещение сего местечка. Узкие окошки под потолком, пропускали немного света, падал он и из пары рваных дыр в крыше, лишённой чердака, но даже с приоткрытой створкой ворот, в помещении всё равно царил полумрак. Сам по себе зловещий такой. А тут…
— Святое Говно! — Высказался Штык тихим шёпотом, едва войдя внутрь. Он отшатнулся, но врезался спиной в закрытую створку ворот и остановился.
— Это, ужасно. — Прошептал Колян, застыв на месте.
— Ага, это да, в натуре. — Добавил Шкет, не бледный, не испуганный, а такой вот даже возбуждённый весь, эмм, он облизывается что ли? Показалось, наверное…
— Шкет. — Позвал Штык. Парень ответил невнятным бульком и сделал ещё пару шагов.
— Братан, ты куда? — Снова говорит Штык. Ноль реакции. На корточки сел.
А вокруг, у всех стен — трупы. Разного возраста и пола, разной степени разложения. Есть и совсем свежие. Лежат вповалку. По тухлым, там ничего непонятно, а вот свежие — даже не бледные, у них кожа как лист бумаги. И глаза по полтиннику, на лицах застыла гримаса ужаса, глотки порваны в лоскуты, словно к ним присасывалась гигантская пиявка. Картина знакомая — он уже видел такое, так что в ступор, как Колян, не впал. Шкет тем более — он как раз и был тем художником, который нарисовал похожую картину, единственным свидетелем коей, был Штык, только в той картине, не было пяти гробов, посреди помещения. И полумрака зловещего и смрада от кучи мертвецов и грязного пола и жутко скрипевших ржавых цепей в дальнем углу здания и…
— Шкет! Ну, ты пиздец в натуре…
Штык руками всплеснул, головой покачал.
— Шо? — Булькнул Шкет, отрывая новый кусочек гнилой плоти от трупа и пихая его себе в рот.
— Ты трупачину жрёшь блять. — Кривясь от отвращения, молвил Штык.
Шкет замер, с не дожёванным куском мяса от гнилого трупа во рту и свежеоторванным в руке. Сглотнул, с видимым сожалением скривил лицо, положил кусочек на место, прижал пальцем, типа так оно и было с самого начала. Поднялся на ноги, потоптался.
— Ебать! Лёха, в натуре не могу, сорян пацаны, душа требует.
И оторвал от подтухшего трупа руку, да смущённо краснея, кусая на ходу, поспешил на улицу. Колян вышел из ступора, что бы впасть в новый — круглыми глазами смотрит на ворота, за коими исчез Шкет. Штык же матюгнулся, покрутил пальцем у виска, рукой махнул и отвернулся от ворот — взгляд прилепился к гробам.
— Колян, — позвал царственный Носферус, — Колян блять! В натуре не гони, давай сюда топай.
Колян не отозвался, так и стоит не в силах справиться с шоком бытия такого слегка не совсем нормального. Штык рукой махнул, досадливо крякнул и двинулся к гробам один, с каждым шагом поражаясь своей небывалой смелости.
Остановился у первого. Нормальный такой дощатый гроб. В таких нищих или безымянных хоронят за счёт государства, да на задворках кладбища. Рядом ещё четыре, того же фасона.
Штык присел на корточки, затылок почесал. Логика подсказывала, что гробы и трупы, как-то связаны. Память услужливо напомнила пару эпизодов из популярных фильмов. Штык снова затылок почесал — не стыковочка тут. Он точно знал, что вампиры в гробах не спят. Он сам блин вампир и он в гробу спать не станет — стрёмно это как-то, да и страшно немного, тогда что это всё такое? Загадка. А что б её разгадать, надо глянуть в ящик. Почему-то, Якубович вспомнился…
— Нахуй, в рот мента, я выбираю приз! — Сказал он и аккуратно, буквально на пару сантиметров, сдвинул крышку гроба. — Да ну нахуй. — Сказал он и сдвинул крышку ещё немного.
— Кхм. — Штык снова глянул в гроб. Отвернулся, два раза моргнул. Опять посмотрел. — Да нет, в натуре, так и есть, ага… — Аккуратно крышку закрыл и встал на ноги. С минуту смотрел на гробы, потом пошёл на выход. Колян встрепенулся и за ним. Вышли, закурили. Кто-то слева, за углом, активно чавкает.
— Я хуею. — Выдал Штык и затянулся так, что полсигареты сразу сгорело.
— В натуре. — Согласился Колян, свою сигарету выронив, однако, даже не заметил — покосился на угол, из-за которого неслись страшные звуки.
Постояли, немного на небо посмотрели. Красивое такое, солнышко там, все дела.
— Саня, братан, ты там всё?
В ответ тишина. Вампиры переглянулись, пожали плечами и двинулись за угол. А там нет никого. Только обглоданная кость на полу лежит. И на стене длинные, глубокие царапины.
— Чё за…
Кусты шуршат. Чуть в сторонке, там плохо видно. Но глянуть надо бы.
— Колян, иди, глянь.
— Почему я-то? — Отпрянув в сторону, поинтересовался Колян.
— Ты это, не буксуй в натуре. Я ваще кто? Носхерус или где? Давай братан, если чё, я за тебя отомщу, блять буду, в натуре. Давай, не сачкуй.
— Не пойду. — Набычился Колян.
— Ссыкло блять. — Буркнул Штык и, тяжко вздохнув, шагнул в неизвестность, скрытую разноцветными листочками. А там!
Ветка. И в глаз прям.
— Сука!!! — Взвыл Штык, продираясь через кусты и тут раз! Кончились кусты. Этакий мини пустырь у стенки. Штык глаза продрал, глядь — а там Шкет стоит. — Братуха, ты куда съе…
— Арррр!!! — Заявил Шкет, скаля клыки. Вон, когти выпустил, руки раскинул в стороны. Но от стены не отошёл. Стоит там, на стену журчит. Вот журчать перестал, а когти — полметра. Замер, глаза блестят, растерялся он немного.
— Ты это, братан, когти затяни, а то ты так хер себе под корень срубишь.
Шкет ещё сильнее оскалился и зарычал, но когти втянул на левой руке, зачехлил всё что надо, вжихнула молния, когти снова наружу и обеими руками по стене как даст! В бетоне восемь длинных полос. А сам Шкет снова зарычал, в кусты прыгнул и только треск да топот.
Остался Штык у стены, на которую журчали недавно, и которую когтями исполосовали…
— Бля, — задумчиво молвил Штык, зажимая нос, так как тут сразу плохо пахнуть стало, — ебать, в натуре, как кошка, поссал сука и когти поточил, вот что за блядство? — Ворчал Носферус, прорываясь через кусты. — Братуха один в натуре по жизни, и тот ебанутый в хлам…