Полковник с ними обратно не поехал. Остался на своей базе. Они видел в зеркала заднего вида, как он смотрит им в след, а рядом с ним стоят два солдата…
— Они сюда дорогу не найдут? Точно?
— Не парься Лен. — Соня хихикнул, оглядываясь по сторонам. Обычный сельский пейзаж. Рытвины, ухабы, овраги, деревья, конопля вон растёт и деревьев куча, куда ни посмотри. — Они всю дорогу видели не то, что было на самом деле.
— Отлично. — Штык глянул на «склады». Длинный коровник, с частично уцелевшей крышей. — Главное чтоб не спалился генерал наш, со своей торговлей на сторону.
— Не спалится. Лишние уши я там подправила, как уехали, никто левый не видел. А по бумагам у генерала всё тип-топ. Оружия этого, будто и не было.
— Наших друзей ждёт сюрприз. — Сказал Лена, глядя на коровник, забитый ящиками. Но в её голосе, не было ничего, кроме печали. Она не хотела того, что вскоре начнётся. Но иного выхода просто не видела. Не при таком клане, не притом, что они уже успели натворить.
— Почикаем козлов, как лохов в натуре. — Хищно оскалилась Соня.
— Почикаем, но сначала, нам нужно найти других.
— Да я понимаю Лен… — Зазвонил телефон. Соня поморщилась, телефон из кармана вытащила. Спустя полминуты убрала трубку. — Ты прям экстрасенс Лен. Арчи звонил. Два видения сразу.
— Действуй. — Скомандовал Носферус, двинувшись к машине.
— Пойдём, добросим до города. — Лена подхватила Соню под локоть, они тоже пошли к машине.
Вскоре они уехали, а в коровнике с ящиками, появился сизый дымок.
— Ну а чё? — Сказал тот, кто дымок выпустил. Затянулся и ещё выпустил. — Нормуль. Чем бегать как ошпаренный, поотсыхаю на нормальной теме.
Некто, в быту известный как Шкет, улыбнулся, уселся поудобнее и с большой любовью во взгляде посмотрел на горку пакетов и контейнеров, расположившихся чуть в стороне от армейских ящиков. Там еда преимущественно. А за ними глубокая ямка, в которой лежат пиво, водка и два пакета с кровью — это на завтрак. Кровь на ужин, а остальное это уже завтрак будет.
Скучнова-то, конечно, будет, но утром ему в помощь, отправят Хикари — это он сам попросил. Почему сам не понял, но бабёнка ладная, по-русски ни бельмеса не понимает — нормально время проведут. А потом их кто-нибудь сменит и мир, полный фиолетовых облаков, хм, и правда, вон плывут, фиолетовые все как одно.
— Забористый план. — Уважительно проговорил Шкет, обращаясь к косячку и снова дунул…
Машина остановилась там же где и всегда. Тихо скрипнув, открылись ворота. Мотор тихонько зашуршал, мимо проплыли ажурные створки металлического забора и громадная фигура охранника. Машина не остановилась здесь, плавно скользя, она проехала по асфальту, через огромный сад с большим прудом, в котором плавали настоящие лебеди. Вот она миновала полосу деревьев, за которыми, как и за множеством растений на этом участке ухаживал итальянский садовник, настоящий мастер своего дела. Мотор перестал мурлыкать, машина остановилась. Водитель и его пассажир не сдвинулись с места. Водитель, потому что был вышколен лучше любой собаки, а уж по уровню опасности для тех, кто ему не платит, он с лихвой опережал целое стадо самых свирепых собак. Водитель, но не только, спектр его должностей был несколько шире.
Его пассажир не вышел по другой причине. Он смотрел на огромный дворец, раскинувшийся впереди, сразу за длинным приземистым строением у коего остановилась машина — гараж это, на пятнадцать машин, как он не похож на Гараж. Да, именно так Гараж — самый первый какой был у пассажира этой машины. Точнее даже не у него — у его отца. Маленький, кое-как оштукатуренный. Стояла там старенькая волга, в гараже не повернуться было, тесный маленький уголок, где он любил возиться с ремонтом, будучи совсем юн.
Странно было думать об этом. И больно. Пассажир машины, седой, грустный человек, но всё ещё сохранявший стройную, поджарую фигуру, что стоило немалых усилий и денег, терзался болью. И ждал звонка. Он нехотел увидеть это снова. Он, в его возрасте, возился в гараже, грезил о том, как однажды купит свою машину, свою Волгу. Новенькую, блестящую, только-только с завода, теперь это кажется таким глупым, таким наивным. У него дворец, а не дом. У него машина, какую рядовой гражданин России, честный трудяга, может купить, только в одном случае — если будет жить четыреста лет и работать без отпусков.
Он мечтал, он работал как проклятый, двигался вверх по карьерной лестнице, он…
А что этот ублюдок? Всю жизнь, все 18-ть лет только и делал, что развлекался на отцовские деньги. Но он всё прощал, не обращал внимания, лишь старался мягко надавить, указать верный путь своему единственному сыну. И кажется, даже получилось. Парнишка проникся, поступил в институт — благо от армии отмазался автоматически, в силу генеральских погонов отца. Гриша даже учился поначалу очень хорошо, в честь отца своего ведь назвал, героя СССР, орденоносца, одного из тех, кто в первых рядах вошёл в Берлин. И что? А этот ублюдок сошёл с ума.
Он вздрогнул всем телом, вспомнив тот страшный день. Ничто не предвещало беды, даже день был такой солнечный, хороший. Он вернулся домой, после целой серии весьма удачных для его бизнеса встреч. Вошёл в дом, нет, кажется войти не успел — зазвонил телефон и начальник охраны сообщил. По-военному сухо и коротко. Собственно, ничего удивительного — среди сотрудников его охраны, не военных нет. Только прошедшие через армию и служившие в горячих точках. Только настоящие профессионалы, он поднялся на третий этаж, прошёл в зал. В памяти всплыли ощущения, те, что были до того, как он увидел. Мир словно оборвался. Ноги казались ватными, всё кружилось. А потом мир треснул пополам — он зашёл в ту комнату. В этот огромный зал, отводившийся для банкетных встреч. На полу растекалась большая ярко-красная лужа. Гриша сидел там, всё лицо в крови, плачет как ребёнок. Он было кинулся к нему, успокоить как-то…
Охрана как раз выносила тело. Он не мог поверить, что это сделал его сын. Гримаса ужаса застыла на её лице. Юля — несмотря на то, что Гриша сотворил с ней, он узнал её. И ведь этот ублюдок, казалось, правда, любит её, хотели ведь пожениться даже. Хорошая она была, хотя и из простой как морковка семьи. Работяги все до седьмого колена, хорошие простые люди, всегда жившие честным трудом — не то что он. Она была бы его искуплением, он бы сделал жизнь этой семьи, настоящей сказкой. Он бы устроил будущее не только этой милой девочки, но и всей её семьи. Они бы стали его билетом в Рай, если этот драный Рай вообще существует, эгоистично и глупо. Но не совсем так. Ему хотелось сделать доброе дело. Ведь он уже много сотворил их, с тех пор, как стал таким безобразно богатым — совесть грызёт, что-то внутри болит и ту боль, непонятно почему, гасят только добрые дела. Может потому что, когда-то был Гараж, тот паренёк, что чинил отцовскую машину и грезил о том, как заработает денег и купит себе такую жу, но только новую, и был тот пожилой генерал, что устал от нищеты, что принял участие в Большой игре…
У неё было разорвано горло — он видел позвонки в ране. Жёлтоватые кости. Кровь не хлестала из ран, но он видел лицо. Глаза выпучены, рот перекошен, дикий ужас в её глазах. И вывернутые наружу рёбра. Гриша буквально разорвал её на куски. А потом сидел над телом и плакал.
Гриша сожалел, он страдал от боли, от понимания того, что сотворил — это обмануло его. Он решил, что такое больше не повторится, что это было лишь кратковременное затмение, что всё наладится, через три месяца Гриша снова убил. И в тот раз, он винил и себя тоже. Он ведь видел, что с парнем творится что-то не то. Парень стал нервным, погрузился в себя, казалось, его даже лихорадит время от времени. Но он решил, что это просто грипп и всё скоро пройдёт.
А он убил. Так же страшно, с такой же звериной жесткостью. На этот раз кухарку Зину.
В этот раз всё было ещё хуже — охранники прибежали на крики и видели как Гриша, прильнув к разорванной груди Зины, пил её кровь. Одного из них, наверное, самого бывалого из всех, что охраняют этот дом, вырвало на пороге комнаты…
Он приглашал психиатров, врачей всех мастей, даже колдунью пригласил — так она писала в газете. Доколдовалась — она стала третьей жертвой Гриши.
Никто не мог ему помочь. Все лишь разводили руками. Гриша сходил с ума, боролся с собой, но потом убивал и тогда снова становился нормальным. Месяца на три, он белел от ужаса, осознав, что натворил. Он плакал и не мог спать — ему снились они, те, кого он так жестоко убил. Гриша стал мрачным, замкнутым. Перестал учиться…
Он понимал, что следует сделать с сыном. Но он не мог. Отдать его в руки милиции, когда он снова убьёт? Поместить в психиатрическую лечебницу? В первом случае он всё равно скоро окажется в лечебнице, это не вариант. Что бы ни говорили, что бы ни писали, он знал, что это такое. Лечить расстройства такого рода не умеют. Ни один шизофреник ещё не излечился от своего недуга, что уж говорить о таких людях, как его сын. Отдать Гришу в больницу, всё равно, что сдать в камеру пыток. Ни на что иное, современные способы лечения психических расстройств не годятся, только максимально ухудшить существование человека, это максимум.
Был лишь один выход, что бы остановить это безумие раз и навсегда — этот выход сейчас у него в кармане. И там всего два патрона.
Один для Гриши, второй для него.
Тогда он не смог, хотя и знал, что выход только один. А теперь Гриша снова убил. Охрана убирает следы его преступления. Скоро они отзвонятся и он поднимется в дом. Там ему придётся принять решение. Или всё оставить как есть и когда Грише снова станет нехорошо, подсунуть ему новую жертву. Или закончить всё прямо сейчас, поставить жирную точку двумя выстрелами в упор.
За что ему такое наказание? Ну, вот за что?
Он тяжело вздохнул и отвернулся от окна. Взгляд остановился на спинке сидения.
Он знал за что.
Большая игра. Название придумал не он. Собственно, названия у этого не было. Они просто зарабатывали деньги. Так это назвал в шутку, один из тех, кто делил деньги наряду с ним самим.