Штык ушёл в другом направлении, а они устроились на лавочках. Конечно же, сев на спинки лавок, а не на их сидение. Заплёвано там всё, да в грязи, вот и сели таким вот образом.
Закурили.
— Мне как-то не по себе, Шкет.
— А чё такое?
— Мы же их, в куски. — Он изобразил жест, будто что-то руками рвёт.
— Ну а ты как хотел братан? Не мы — так они нас порвут. — Шкет выдохнул клуб дыма, помолчал и шумно вздохнув, добавил. — Мне тоже это дерьмо не по нутру. Но как иначе?
— Может, стоило как-то договориться.
— На цырлах скакать перед каким-то оборзевшим говном? Да я ебал в натуре.
— И всё же…
— Ааа!!! — Закричал кто-то на углу пятиэтажки.
— Спокуха! — Крикнул Штык, выруливая из-за угла, с двумя бутылками пива в руках. — Без паники женщина!
— К-клыки!!! — Взвыла она, пятясь к подъезду.
— А? — Штык сунул бутылку под мышку и пощупал зубы. — Бля, ща. — Зажмурился — за очками глаз не видно, но всё лицо сморщилось. — Во, норм. — Штык ещё раз пощупал зубы и улыбнулся. — Вам показалось.
— Ап. — Сказала женщина, обходя его на приличном удалении.
— Вам надо к врачу.
— З-зачем?
— Ну как же? — Штык всплеснул руками, бутылку выронил. — Бля! — Поднял её и сунул в карман плаща. Собирался было что-то сказать женщине, но та уже свернула за угол. Штык пожал плечами и снова двинулся к лавочкам. — Колян, двинься ёпт. — Тот подвинулся, Штык уселся. Одну бутылку отдал Коляну, вторую сам открыл. — Во время боевых действий, высоким постановлением ЦК КПСС, все запреты на пьянство, снимаются! Гы.
— Дебил. — Буркнул Шкет. Колян передал ему бутыль, сделав приличный глоток. Шкет бутылку принял, тоже выпил. Сказал «уф» и ещё глотнул. Бутылка большая, два с половиной литра, хватит на всех, их ведь две. А напиваться они не собираются — кто ж с пяти литров пива напьётся? Разве что школьник.
— Сам ты дебил. — Возмутился Штык. — Я, между прочим, Носфератор! На.
Штык протянул ему пачку сыра. Шкет отдал бутыль Коляну, повертел в пальцах упаковку.
— Свежий, не проканает такая хня.
— В смысле? — Штык ткнул пальцем в сторону сыра. — Просроченный, на упаковке дату видишь?
— Ну.
— Чё ну? Видишь год? На год проебали срок. Протух он нахуй.
— Штык, а ты знаешь какой сейчас год?
— А то! — Штык глотнул пивка, закусил сигаретным дымом. — Чё я дурак что ли?
— Лови. — Кинул ему сыр, Штык его автоматически поймал, выронив сигарету. По поводу чего тут же выматерился. — А теперь смотри на упаковку — вот такой сейчас год, как там написано.
— В натуре? — Штык изумлённо смотрит на упаковку.
— Отвечаю. — Шкет спрыгнул со скамейки. — Ладно, пацаны, хули стрематься, моя очередь гондонов этих искать, так что ща я, быром метнусь.
Шкет пошёл к углу здания, за коим находился магазин. Парни переглянулись, стукнулись бутылками, и выпили по паре больших глотков.
Толкнув дверь магазина, Шкет зашёл внутрь. Пахло как обычно — хрен поймёшь чем, народу нет, у кассы скучает полная продавщица. Глянула на него разок, хмыкнула и отвернулась.
Шкет подошёл к прилавкам. Запахи чувствуются гораздо острее, чем в те времена, когда он был ещё обычным человеком и не знал вкуса чужой крови. Но всё же, особой разницы с прежним обонянием нет — потому что он знал какой большой, эта разница может быть.
Но для того, что бы эту разницу ощутить, ему нужно…
Глаза заволокло пеленой, он ощутил, как гулко бьётся его сердце, как приятный запах заполняет всё изнутри. Как жарко становится в груди — оно рядом, это сладкое, чудесное, прекрасное, оно тут, оно совсем близко…
— Ходят тут всякие. — Буркнула продавщица, когда неопрятный молодой парень выскользнул из магазина.
По дороге шёл прохожий пожилой, на работу он спешил с обеда. Работал просто рядом с домом, вот обедать домой и ходил. По пути взирал на мир осенний, весь такой приветливый, красивый — и пусть тучи свинцовые, и пусть ветер холодный, но какие листочки на деревьях! Какие нарядные нынче деревья! Как минимум те, что ещё не скинули листья. А этот призрачный свет, отразившийся от туч! А эти люди, копающиеся в помойках, мужик остановился, недоверчиво нахмурился. Нет, так-то он привык, нынче не редко старики в помойках копаются, да алкаши с бомжами частенько тоже самое делают. Кому пенсии только за коммуналку отдать и всё, ни копейки не осталось, а кушать хочется. Вот и идут они с собаками драться за кусочек чего-нибудь, кто это что-нибудь выбросил в урну. А бывает помоложе люди там копаются — ну а что поделаешь? Работать не охота, деньги все на спирт уходят, а тут бесплатно валяется, пусть слегка не кошерное, зато даром. А бывает и по-другому — сгорело всё в квартире, вместе с диваном и паспортом. На работу не берут, государство помогает только из телевизора, речами призванными поднять боевой дух и занять уши несчастных делом. Ну а зачем они просто так ходят? Пусть на ушах повисится что-нибудь полезное. И кто вот скажет, что государство не помогает своим гражданам, а? Где этот негодяй, эта проклятая пятая колонна, что скажет, будто моральная поддержка это не искренняя, бесценная помощь страждущим гражданам, а?
Опять же, ведь могло государство принять закон, наказывающий граждан за возмутительное копание в мусорных ящиках, уголовными статьями — сделало оно это? Нет! Хотя легко могло это сделать, но нет же, милостивой, щедрой рукой, Государство, да святится имя его, позволило гражданам копаться в помойках, в поисках тухлятины, сколь угодно долго и совершенно безнаказанно! Это ли ни истинная человечность и забота о своих гражданах? Нет? Ну, всё с вами ясно — злобные агенты мирового империализма, подлого Госдепа. Расстрелять!
В общем, не ново зрелище, когда в помойке кто-то что-то ищет.
Но что бы в помойке копался совсем молодой, более-менее одетый парень, с нормальным, не пропитым лицом? Прохожий был глубоко возмущён, не понимая, что тем признаётся во вредительстве и явно доказывает свою причастность к отвратительной работе Госдепа, на территории Росси. До чего же всё-таки страну довели! Думал он, качая головой. Безобразие! Да как такое могло случиться с этой некогда Великой страной? Да что тут, мужика начало тошнить, мысли сбились, он даже забыл о чём думал — парень вылез из мусорки и жадно чавкая, с величайшим удовольствием, ест нечто тухлое, вонючее, да зеленоватой внешности.
— Господи, ну вот как такое могло случиться? — Грустно говорит мужик, снова качая головой.
— Мужик, — чавкая, говорит парень, косясь на него одним глазом, — пиздуй отсюда.
— Не надо грубости, я вам искренне сочувствую.
— Я понял, но ты всё равно пиздуй, в темпе желательно.
— Вы хам.
— Я вампир, и если не съебёшься — не ручаюсь в натуре ни за что.
И ещё кусок зажевал. Ветерок подхватил вонищу, бросил её в лицо прохожего. Бедняга закашлялся, на глаза слёзы навернулись. Он их протёр шустро и снова, с великой жалостью глянул на молодого человека. Он, конечно, понимал — надо бы уходить, а то ведь времена такие, могут ведь взять и пырнуть ножом, а потом ограбить. Лучше идти мимо и не высовываться, но, не мог он просто пройти мимо. А чем он поможет? Самому порой жрать нечего. Если б картошку не садил, так и голодал бы, он решительно достал из сумки бутерброд, собранный женой ему на работу — второй обед. Он всегда второй обед брал. Под конец дня хорошо перекусить чем-нибудь простым и постным. Но иногда можно и обойтись. Отдаст парню, пусть бедолага хоть один раз нормально поест…
Парень тухлятину умял и теперь стоял у мусорного ящика, качаясь на носках ботинок.
— Парень. — Позвал мужик, со свёртком в руках.
Парень не отозвался, вместо этого он с хрустом запрокинул голову, рот открылся, и наружу полезли клыки. Мало того — из пальцев вылезли, когти.
Мужик тряхнул головой, глянул — а там уже и нет никого.
— Надо бы бросать пить… — Пробормотал мужик и двинулся прочь. Он шёл медленно, куда спешить-то? Работа эта всё равно осточертела, а на его место всё равно брать некого. Специалисты либо в большие города уехали, либо работают по вахте — едут в другие области, две недели там, две дома или ещё как. Удобно — там получают как гастрабайтеры какие, а дома те же зарплаты, получают только самые лучшие бригады на самых лучших шахтах. В Ленске столько не заработать, сколько на вахте, нет, поторопился он. Ну, зачем бросать пить вот так сразу? Вдруг у него сердце не выдержит? Нет, тут сгоряча рубить нельзя. Надо как-то постепенно. Подумаешь, галлюцинации начались, ха! Ведь всего один раз. А один раз, как говорится, ещё не это самое. Вот если повторится, тогда да, тогда он сразу, нет, ну как сразу? Просто станет пить чуть меньше. Не все выходные, а только по пятницам. Да, точно. Если рецидив будет, тогда точно станет пить только по пятницам, и по субботам. А по воскресеньям не будет. Да, пожалуй, так правильно…
— Аррр!!!
Шкет возник перед ними, словно призрак — скорость движения слегка превосходила то, на что он обычно был способен. Возник из ничего, наклонился слегка, зарычал и руки раскинул в стороны. Клыки наружу, глазищи красные, когти торчат…
— Ебать. — Штык громко сглотнул. — Я чуть не обосрался. Шкет, чё творишь в натуре?
— Ррр, я чую, ррр!
— Колян, ты как? — Колян не ответил — кашляет громко, пивом подавился.
— Штык! — Шкет с трудом втянул клыки обратно. — Я щас на вас кинусь блять! Давай за мной пока шторит меня!
— Так пиво…
— Лёха бля!!!
— Ладно, ладно…
Штык сунул бутылку в карман, отобрал вторую у Коляна, тщательно завернул крышку и в другой карман положил. Кивнул Шкету. Тот пулей метнулся по тротуару, его спутники за ним, с трудом успевая заметить, где промелькнула тень.
Дважды, Шкету приходилось возвращаться, так как скорость его движения почти всегда превосходила возможности даже вампирского зрения, которое, если по большому счёту, от человеческого немногим отличалось. Но к цели они двигались, и вскоре добрались.
— Тут. — Шкет остановился. Его спутники стали озираться — в пути как-то всё стёрлось, они изо всех сил следили за ним и мало внимания обращали на мир вокруг. Теперь вот посмотрели.