Война ведьмы — страница 40 из 114

Мисилл думала о своем народе, си’лура. Западные Пределы были их домом, их зеленым приютом. Если мерзостные гримы из Чащи будут продолжать двигаться в лес, очень скоро си’лура придется покинуть свое безопасное убежище и, скорее всего, они погибнут в Зубастых горах.

– К-как пал замок Мрил?

– На протяжении многих зим мы посылали в лес разведчиков, и они рассказывали про жутких существ, разгуливающих на высокогорьях около древних земель горного народа, возле Тор-Амона и Цитадели, и о странных огнях. А потом наступила зима, когда наши разведчики не вернулись.

– Д’варфы? – Мисилл невольно взглянула на Джастона, на лице которого застыло стоическое выражение.

Тайрус кивнул.

– Окопавшаяся на позициях армия д’варфов так долго вела себя тихо, что мы не знали, чего ждать. Но мой отец призвал всех воинов дро, напомнив им про клятву.

– Я ничего про это не слышала, – сказала Мисилл, и краска стыда залила ее лицо.

Тайрус не обратил внимания на ее слова. Его глаза, казалось, вглядываются в прошлое.

– Той зимой из недр гор появилось нечто, рожденное в черной сердцевине Тор-Амона. Гримы из Чащи стали сильнее, их питала и направляла черная магия. Армия дро моего отца не смогла справиться с таким могуществом, и он погиб, защищая последнюю башню. – Его глаза наполнились слезами и вспыхнули гневом.

– Мне очень жаль, – сказала Мисилл, но даже ей самой собственные слова показались пустыми. – Ваш отец был великим человеком.

Тайрус по-прежнему не обращал на нее внимания. Слова, казалось, вытекали из него, точно быстрый поток, бегущий по высохшему оврагу.

– В ночь накануне его смерти он отослал меня с последними дро. Он знал, что на следующий день погибнет, и не хотел, чтобы династия прервалась. Если существует шанс вернуть наши земли и восстановить Северную стену, хотя бы один представитель Крови должен выжить.

Мисилл понимала, зачем потребовалось принять такие меры предосторожности. Северная стена не была обычным куском холодного гранита. Воительница сама когда-то возложила на нее обе руки и поклялась в верности Снежному Барсу, отцу Тайруса, королю замка Мрил. Камень стены становился все теплее по мере того, как она произносила торжественные слова, и вскоре едва не обжег ей руки. Гранитное сердце находилось не в камне, а принадлежало человеку, которому она принесла клятву, – королю Мрила. Они были связаны навечно. Кровь и Камень.

Воительница посмотрела на Тайруса. Перед ней была новая Кровь Стены.

– И я бежал, – продолжал он с горечью, – оставив отца умирать под корнями гримов. Бежал изо всех сил – сюда. Когда идти было некуда, мой гнев вырвался на свободу, и он не знал границ. Я выпустил свою бушующую кровь на эти улицы и в холодное море. Не все, что я делал тогда, было благородным или даже просто хорошим. Противостоять мне не мог никто. – Он жестко рассмеялся, и в его смехе не было ничего, даже отдаленно похожего на прежнее веселье. – Через два года бесчинств моя кровь наконец успокоилась, и я обнаружил, что стал вождем пиратов.

Он замолчал, взял древний меч, принадлежавший его семье, и убрал в ножны. Тишина в комнате была такой осязаемой, словно стала четвертым собеседником.

– Мне следовало быть там, – сказала Мисилл наконец.

– Нет, – спокойно проговорил он, и в его глазах больше не было ни гнева, ни веселья, они стали усталыми и опустошенными. – Несмотря на свою внешность, ты не дро.

Его слова ранили Мисилл, но она его не винила. Однако хотя воительница и не слышала призыва Северной стены, она все равно чувствовала, что нарушила свою клятву.

– А почему вы оказались здесь?

– Так велел отец. Поскольку он был Кровью Стены, с ним говорила земля, и она приказала ему отослать меня сюда, где я и прозябаю среди этих бессердечных людей.

– Но почему?

– Чтобы дождаться здесь ту, что отдаст свою кровь ради спасения Западных Пределов.

Мисилл решила, что он говорит об Элене и ее магии крови. Пророчества, окружавшие девушку, казалось, разрастались с каждым новым днем, приходя из разных земель Аласеи.

Но Тайрус разрушил предположение Мисилл.

– Я пришел сюда, чтобы дождаться ту, что была и не была дро, ту, что может менять лица так же легко, как природа меняет времена года.

Сердце Мисилл похолодело.

– Я пришел сюда, чтобы дождаться тебя.

– Н-но это невозможно, – заикаясь, с трудом выдавила из себя воительница.

– Ты си’лура, – просто проговорил он, не обращая внимания на ее возражение.

Джастон, сидевший рядом с Мисилл, вздрогнул от неожиданности.

– Вы сошли с ума, – сказал он. – Я знаю ее с тех пор, как она…

Мисилл положила руку на его локоть и покачала головой, заставив замолчать и подтверждая слова Тайруса. Когда Джастон наконец осознал значение того, что он услышал, она не увидела на его лице ожидаемого ужаса. Только боль от ее предательства.

– Мне очень жаль, Джастон…

Он сбросил ее руку.

Мисилл снова повернулась к Тайрусу.

– Чего вы хотите от меня?

– Чтобы ты отправилась вместе со мной в замок Мрил.

Шорох плащей объявил, что они больше не одни. Джастон повернулся, но Мисилл даже не пошевелилась. Она знала, что дро сознательно шуршали плащами, чтобы объявить о своем присутствии. Они умели передвигаться бесшумно, точно призраки. Три женщины-воительницы, вероятно, стояли у них за спиной во время всего разговора.

– Да, я дала когда-то клятву верности, но я не могу бросить Элену, – сдержанно проговорила Мисилл.

Тайрус снова весело улыбнулся.

– Боюсь, у тебя нет выбора. Иначе ведьма, которую ты охраняешь, умрет. – Он встал, и Мисилл увидела в его взгляде твердость гранита. – Так сказала Стена.


Тол’чак ужасно волновался за мать. Она ушла недавно, и, хотя он понимал, что, когда имеешь дело с пиратами, спешить не стоит, его сердце рвалось к ней. Он потерял ее, когда был совсем ребенком, потом нашел, но она умерла у него на глазах. Теперь же, когда мать снова вернулась, Тол’чака охватывал страх, если она покидала его даже на очень короткое время или по исключительно важному делу.

К нему подошел Фардейл, охранявший их лагерь в доках. В темноте, затянутой туманом, его глаза сияли янтарным светом. Волк послал огру неясный образ: детеныш волка уютно устроился в животе матери. Все спокойно, доложил волк, но картинка, изображавшая мать и дитя, заставила сердце Тол’чака болеть еще сильнее.

Выпрямившись на своих когтистых ногах, Тол’чак последовал за Фардейлом, который продолжил обход лагеря. Огру надо было двигаться, чтобы отвлечься от мучительных мыслей, и он обрадовался, когда из темноты к ним вышел Могвид.

Невысокий оборотень кивком поприветствовал Фардейла. Волк отправился дальше, а Тол’чак задержался. Огр понял, что Могвид хочет поговорить.

– Уверен, что с Мисилл все в порядке, – сказал оборотень.

– Я знаю, – ответил Тол’чак. – Она ловко обращается со своими мечами, и ей нечего бояться пиратов.

Могвид посмотрел на окутанный туманом переулок, ведущий в доки.

– Но ты все равно беспокоишься.

Тол’чак промолчал. Временами ему было не по себе рядом с оборотнем, но иногда тот поражал его способностью к сопереживанию.

– Не стоит за нее бояться, Тол’чак. Мисилл мастерски владеет мечами, но кроме того она – умелый оборотень. Получив назад свою способность менять обличье, она выскользнет из любой самой сложной передряги… даже улетит, если понадобится.

Тол’чак положил руку на плечо Могвида. Он услышал тоску в словах оборотня. В один короткий миг он понял, что Могвид ощущает себя в ловушке, утратив способность менять обличье. Тол’чаку хотелось обнадежить его.

– Если моя мать смогла…

– Это не одно и то же, – мрачно перебил его Могвид. – Чтобы исцелить меня – я хотел сказать, нас с Фардейлом, – нужно больше, чем змея с магическим даром.

– Мы найдем способ.

Могвид посмотрел на Тол’чака мокрыми от слез глазами.

– Мне очень хочется верить тебе, но наше время заканчивается.

Неожиданно к ним подбежал Фардейл. Образы, которые он посылал, быстро сменяли друг друга и были размытыми, но их значение не вызывало сомнений – к ним приближалась большая группа людей.

Тол’чак последовал за волком туда, где темная улица ныряла в черное сердце порта. Около него тут же возник Крал, сжимая в руке топор. Мерик, Мама Фреда и остальные собрались около лошадей и фургона. Могвид поспешил к ним.

Из тумана появилась большая, окутанная тенями группа людей. Когда они подошли поближе и призрачные силуэты обрели форму и плоть, Тол’чак узнал мать, которая шла впереди. Рядом с ней шагал житель болот, а с другой стороны – высокий незнакомец. Мисилл приветственно подняла раскрытую ладонь, показывая тем самым, что все в порядке. Однако Тол’чак заметил, что Крал продолжал сжимать рукоятку топора.

Мисилл не улыбалась: она принесла дурные вести. У нее за спиной Тол’чак разглядел три темные тени женщин с такими же золотыми волосами и скрещенными на спине мечами, как у его матери. Они вполне могли быть ее сестрами.

И тут Тол’чак обратил внимание, что мужчина, стоящий рядом с его матерью, удивительно схож с ней и с этими женщинами. Незнакомец мог быть родственником Мисилл – может быть, ее младшим братом. Даже его одежда была такой же – кожа и сталь. Но вместо двух мечей, скрещенных на спине, у него на боку висел длинный меч.

– У нас есть корабль, – просто сказала Мисилл, отвлекая их внимание от незнакомцев, но особой радости в ее голосе не было.

– А кто эти люди? – спросил Крал.

– Команда и воины, которые поклялись благополучно доставить вас к Элене, – ответила она, и в ее голосе появилось напряжение.

Тол’чак услышал скрытое значение ее слов.

– Что значит «доставить вас»? – спросил он.

– Я не поплыву с вами, – стараясь не встречаться с ним глазами, ответила она. – Меня призвали на другую дорогу.

Потрясение молнией пронеслось по всему отряду.

– Что? – Тол’чак не смог скрыть боли, прозвучавшей в его голосе.