У нее невольно вырвалось:
— Где вы научились так хорошо сражаться?
Его улыбка слегка притухла. Он не ожидал такого неожиданного вопроса. Но он быстро заулыбался снова.
— Ах, вы проницательны… Хотя вы уже давно покинули Замок Мрил, выучки вы не потеряли. «Острый глаз, подмечающий детали, часто оказывается важнее, чем самый острый меч».
При этих словах Мишель вздрогнула. Это была старая поговорка, которой много лет назад учила ее тренерша во время фехтовальных тренировок.
Лорд Тирус потянулся к своему стакану красного вина, и Мишель не успела заметить, как в его другой руке появился длинный меч. Она отскочила, пинком отшвыривая прочь стул и выхватывая свои мечи. Но она не успела. Кончик меча уже касался горла Джастона. Болотный торговец не успел даже руки поднять.
Король пиратов засмеялся, весело и от души, отвел свой меч в сторону.
— Я просто проверял вашу реакцию. Прошу прощения, но я не мог устоять перед соблазном проверить выучку Дро.
Мишель еще дрожала от внезапной угрозы. Этот человек двигался с грацией и скоростью разящей змеи. Она оставила мечи наготове, решив, что вооруженной тоже можно вести переговоры. Больше он не застанет ее врасплох.
Тирус взглянул на ее мечи, его глаза все еще смеялись. В его глазах не было тяжелого расчетливого взгляда, только искреннее веселье. Она заметила, что он тоже не вложил свой меч в ножны. Вместо этого он положил клинок на стол. Судя по блеску стали, это было древнее оружие. Если она не ошибалась, во время ковки сталь сложили не меньше чем в сто раз. Такое умение уже бессчетные столетия было утеряно кузнецами. Как бы то ни было, этот меч был так же красив, как и его нынешний хозяин.
Он наконец отпустил рукоять, открыв ее отделку. Простая по форме, без драгоценных камней, позолоты или филиграни, просто стальная дуга в форме разящего снежного леопарда.
У Мишель отпала челюсть. Сладчайшая матерь! Она вспомнила троих Дро в общем зале. На ее лице внезапно вспыхнуло понимание. Она упала на колени и скрестила мечи перед собой, склонив между ними голову.
— Мишель? — озадаченно спросил Джастон.
— Ваша Милость, — сказала она, не обращая внимания на вопрос жителя болот.
— Ох, встань на ноги, женщина! — приказал Тирус. — Нечего раболепствовать передо мной. Ты мне не вассал. Ты клялась в верности моему отцу, а не мне.
Мишель подняла голову и убрала мечи в ножны. Ничего не видя, она потянулась за своим стулом и подняла его.
Сев, она опять уставилась в его лицо и веселые глаза. Теперь она видела в лице сына черты отца. Когда она в последний раз видела Тируса, он был маленьким мальчиком. Ожили старые воспоминания.
— Принц Тиламон Ройзон, — назвала она его настоящее имя.
— Что вы, здесь я просто Тирус.
Разум Мишель помчался сразу в сто разных сторон.
— Что… что случилось? Почему вы здесь?
— Северная Стена разрушена, — сказал он. — Замок Мрил пал.
— Что? — Мишель не была бы потрясена больше, если бы он сказал, что солнце больше никогда не взойдет. Замок Мрил возвышался над Северной Стеной — древним барьером из твердого гранита, воздвигнутым не человеческими руками и вообще не руками, а силами самой земли. Стена высотой в лигу, протянувшаяся на тысячу лиг, отмечала северную границу Западных Пределов. Ее непреодолимая масса разделяла черный лес Чудовищную Поросль и зелень Пределов. Если Северная Стена пала…
— Когда это случилось?
Черты Тируса в первый раз омрачились.
— Почти десять лет назад.
Она побледнела.
— А Чудовищная Поросль?
— Мои разведчицы-Дро регулярно приносят мне сообщения. Грим из Чудовищной Поросли распространились до Камня Тора.
— Так быстро? Это почти четверть пути в великий лес.
Он просто смотрел на нее, позволяя ей все это переварить.
Ее разум обернулся к ее собственному народу, к сайлура. Западные Пределы были их домом, их зеленой родиной. Если гнусные Грим будут продолжать углубляться в лес, скоро племена ее народа будут вынуждены бежать из лесного укрытия, и, скорее всего, погибнут в горах Зубов.
— К-как пал Замок Мрил?
— Много зим наши разведчики забирались в Поросль и возвращались с сообщениями о странных огнях и мерзких существах, рыщущих по вершинам у древних земель Горного Народа, около Тор Амона и Цитадели. Затем однажды наши разведчики перестали возвращаться.
— Карлики? — Мишель не могла не глянуть на Джастона, который хранил стоическое выражение лица.
Тирус кивнул.
— Окопавшиеся там карличьи армии так долго сидели тихо, что мы не знали, чего ожидать. Но мой отец призвал всех своих воительниц-Дро, обратившись к ним с призывом почтить свои клятвы.
— Я ничего об этом не слышала, — сказала Мишель. Ее лицо вспыхнуло от стыда.
Тирус не обратил на ее слова никакого внимания. Его взгляд был обращен в прошлое.
— Той зимой что-то вышло из глубины гор — что-то из черного сердца Тор Амона. Грим из Поросли стали сильнее, черная магия вела их и питала. Армии Дро не смогли устоять перед этой силой, и мой отец погиб, защищая последнюю башню. — Его глаза были полны слез и гнева.
— Мне жаль, — сказала Мишель, но даже в ее собственных ушах ее слова звучали глухо и плоско. — Ваш отец был великим человеком.
Но Тирус по-прежнему не реагировал на ее слова. Его история изливалась из него, словно ручей по сухому оврагу.
— В последнюю ночь перед его гибелью он отослал меня прочь с последними из Дро. Он знал, что погибнет на следующий день, и не хотел, чтобы наш род закончился. Если когда-нибудь будет шанс отвоевать наши земли и восстановить Северную Стену, один из рода Крови должен выжить.
Мишель знала, почему отец отправил Тируса прочь. Северная Стена была не просто холодной гранитной плитой. Некогда Мишель прижимала ладони к великой Стене, принося клятву верности Снежному Леопарду, отцу Тируса, королю Замка Мрил. Камень от ее слов потеплел, нагрелся и чуть не обжег ее ладони. Северная Стена была живым существом — и своими способностями ищейки Мишель даже почувствовала ее сердце. Сердце гранитного барьера было не в камне, а в человеке, которому она поклялась в верности — в короле Мрила. Они были связаны навеки. Кровь и Камень.
Она взглянула на Тируса. То была новая Кровь Стены.
— Так что я бежал, — продолжал он, едва не выплевывая слова, — оставив моего отца умирать под корнями Грим. Я бежал так быстро и так далеко, как только мог — сюда. Когда бежать стало некуда, мой гнев взорвался и не знал границ. Я позволил моей горячей крови кипеть на этих улицах и в этих холодных морях. Не все мои тогдашние дела были благородными или хотя бы добрыми. Ни один человек не мог встать у меня на пути. — Он хрипло засмеялся — ничего общего с его искренним смехом, звучавшим несколько минут назад. — После двух лет подобного неистовства моя кровь наконец остыла, и я обнаружил, что стал повелителем этих пиратов.
Он замолчал, поднял древний меч своей семьи и вложил в ножны. Молчание нависло над ними, словно четвертый собеседник.
Наконец Мишель заговорила.
— Я должна была бы быть там.
— Нет, — просто сказал он. Его глаза больше не были ни гневными, ни веселыми, просто усталыми. — Несмотря на свою внешность, ты не Дро.
Его слова причинили ей боль, но она не могла винить его. Хотя она никогда не слышала призыва идти защищать Северную Стену, она все же чувствовала себя так, будто предала свои клятвы.
— Почему вы оказались здесь?
— Потому что мой отец велел мне ехать сюда, — ответил он. — Поскольку он был Кровью Стены, земля говорила с ним и велела ему отправить меня сюда, чтобы почти десять лет томиться среди этих бессердечных людей.
— Но зачем?
— Ждать возвращения той, кто отдаст свою кровь во имя спасения Западных Пределов.
Мишель решила, что он говорит о Елене и ее кровавой магии. Предсказания вокруг девочки, похоже, множились с каждым днем, собираясь со всех земель Аласии.
Тирус взглянул на Мишель и разрушил ее предположение.
— Я прибыл сюда, чтобы ждать ту, кто одновременно и Дро и не Дро, ту, кто может изменять облик так же легко, как меняются времена года.
Сердце Мишель замерзло в груди.
— Я пришел сюда, чтобы ждать тебя.
Запинаясь, она выговорила:
— Н-но это невозможно.
— Ты — сайлуранка, — прямо сказал он, не обращая внимания на то, как она потрясена.
Джастон ахнул и вздрогнул в кресле рядом с ней.
— Вы с ума сошли, — сказал он. — Я знал Мишель с тех пор, когда она была…
Мишель положила руку ему на локоть и покачала головой, веля ему молчать и тем самым признавая правду в словах Тируса. Когда Джастон это понял, она увидела в его глазах не ужас, которого она ожидала, а просто обиду обманутого человека.
— Прости меня, Джастон…
Он стряхнул ее руку.
Мишель обернулась к Тирусу.
— Что вы ожидаете от меня?
— Что ты пойдешь со мной — обратно к Замку Мрил.
Шорох плащей сообщил о том, что у нее за спиной кто-то есть. Джастон обернулся, но Мишель — нет. Она знала, что этот шорох был сообщением об их присутствии. Дро умели двигаться беззвучно, как призраки. Трое женщин-воительниц, вероятно, стояли там все это время.
— Старые клятвы или нет, я не могу оставить Елену, — кратко сказала она.
Тирус улыбнулся, опять весь веселье.
— Я боюсь, что тебе придется это сделать, или ведьма, которую ты охраняешь, умрет. — Он встал, и она увидела гранит в его глазах. — Так сказала Стена.
Толчук беспокоился о матери. Она ушла не так давно, и он знал, что, имея дело с пиратами, лучше не спешить, но он не мог не тревожиться о ней. Он потерял ее, будучи еще младенцем, а потом снова обрел — только для того, чтобы увидеть, как она умирает. Теперь, когда она снова вернулась к нему, он боялся, когда она отходила от него даже на недолгое время или из-за самой суровой необходимости.
Подошел Фардайл, охранявший их портовую стоянку. Его глаза сияли в туманных сумерках янтарным светом. Подойдя, волк послал огру нечеткий образ: волчонок, свернувшийся под брюхом матери. Все спокойно, хотел сказать волк, но от образа матери с ребенком сердце Толчука только сильнее заболело.