— Это корабль Шамана Пиноррра.
И снова Сайвин почувствовала, что все смотрят на нее — и в сотый раз она пожелала, чтобы Каст был здесь.
За спиной Пиноррра в проходе метались крики тревоги. Пронзительные испуганные вопли, отрывистые приказы. Пиноррр не обращал на них внимания, идя по узким коридорам к носу корабля. Тела Джабиба и Гилта, должно быть, уже обнаружили. Он убыстрил шаг, поняв, что стоит ему сбавить ход, и огонь у него в крови утихнет — а нынешняя ночь не годилась для прохладных голов или мудрых советов. Гнойный нарыв, созревший на этом корабле, можно было вычистить только пламенем.
Внезапно, словно боги услышали его мысли, из открытого люка где-то у него за спиной повалил густой дым. Пиноррр закашлялся. Он почувствовал запах горящего дерева и снова услышал рев и вопли. Он замедлил шаг и обернулся. В дыму, среди неистовых воплей о помощи захлопнулся люк. Над головой простучали бегущие шаги — люди удирали с гребной палубы у него над головой.
Весь корабль встревожился.
Пиноррр почти чувствовал отчаяние команды. Что-то было не так, что-то более серьезное, чем даже убитые моряки.
Пиноррр взглянул на свой окровавленный меч и обвисшую косу в левой руке. Возможно, эта суматоха — новый трюк Ульстера? Что-то, затеянное чтобы отвлечь команду, пока помощники килевого избавляются от шамана?
Он крепче ухватился за меч; его рукоять удобно лежала в его руке.
По какой бы причине ни подняли тревогу, это его больше не касалось. Он больше не был шаманом «Драконьей Шпоры», и даже не был ее воином. Этой ночью Пиноррр был местью богов, которой придали облик человека и дали в руки сталь.
Он шел к каюте килевого, в которой, если Пиноррр правильно представлял себе Ульстера, укрылся перепуганный трус. Пиноррр крепче сжал меч. Ему хотелось увидеть выражение лица килевого, когда он узнает, что посланные им убийцы потерпели неудачу — хотя скорее всего это будет последним, что увидит Пиноррр. Потому что, справедливо ли Пиноррр убил Гилта и Джабиба или нет, он не думал, что его за это пощадят. Корабельному шаману запрещалось прикасаться к стали, а убийство влекло за собой смертный приговор.
И все же Пиноррр знал, в чем состоит его долг. В конце концов, духовная судьба корабля была в его руках. Он больше не мог позволить Ульстеру пачкать палубы.
Наконец Пиноррр дошел до своей цели. Перед широкой дверью, окованной железом, он секунду передохнул. Затем он поднял меч и постучал рукоятью по двери.
Изнутри раздался окрик:
— Я знаю о пожаре! Я иду!
Пиноррр моргнул от этого ответа. Какой пожар? Не успел он призадуматься над этой тайной, как дверь распахнулась. Перед ним стоял Ульстер, набросивший кожаную куртку. Полуодетый килевой замер, увидев, кто стоит в дверях.
Несколько мгновений ни один из мужчин не двигался.
Наконец Пиноррр швырнул косу Джабиба к ботинкам Ульстера. Это был жест воина, обращенный к предводителю — знак убийства во имя защиты корабля. Окровавленная коса шлепнулась о палубу, словно мокрый лист бурой водоросли.
— Я думаю, это принадлежит тебе, — холодно сказал Пиноррр.
Ульстер на миг взглянул на косу, но главным образом он смотрел на меч. Было ясно, что килевой был больше потрясен видом Пиноррра с мечом, чем судьбой своего первого помощника.
— Что ты сделал, Шаман? — спросил он с ужасом в голосе.
— То, что мне следовало сделать уже давно — вырезать нарывающую опухоль, пока болезнь не распространилась на весь флот.
Ульстер отшатнулся от меча Пиноррра. В спешке килевой забыл надеть оружейный пояс. Он висел на спинке кресла в каюте.
Пиноррр последовал за Ульстером, шаг в шаг, из его сердца рвались слова:
— Я любил твоего отца. Только память о нем так долго сдерживала мою руку. Но когда прибыл твой брат Каст, я наконец увидел, как же мало крови твоего отца течет в твоих жилах, Ульстер.
Килевой ответил не менее яростно и желчно:
— Не похож на своего отца? — резко засмеялся он. — И ты думаешь, что эти слова меня оскорбят! Старик был куда больше похож на меня, чем ты можешь представить себе, Шаман. Ты был рядом со мной, когда отец до крови выпорол меня после того, как я проиграл в спарринге на мечах сыну Зинбати? Ты был со мной, когда после его очередных побоев мне перевязывали сломанные ребра? А как насчет того случая, когда у меня на руках целую луну шелушились и трескались ожоги? — Ульстер указал на дверь. — За закрытыми дверями у людей, которые кажутся тебе знакомыми, иногда бывают совсем другие лица, Пиноррр. Истинное лицо моего отца, которое он прятал от всей команды, знал только я.
Пиноррр споткнулся, услышав эти слова.
— Как ты смеешь чернить память твоего отца!
— Ты всегда был слеп, Шаман. Может, ты и одарен мощными морскими чувствами, но сердце моего отца было закрыто от тебя. — Ульстер прищурился. — Или ты просто слишком боялся заглянуть поглубже? Ты подозревал, что прячется там, но боялся потерять такого опытного предводителя?
Пиноррр остановился. Как бы ни хотелось ему это отрицать, Пиноррр не мог не согласиться с тем, что старый Верховный Килевой воспитывал своего сына слишком жестоко. Но он не подозревал, что в душе Ульстера осталось столько гнева.
— Но твой брат…
— Каст? — Ульстер фыркнул. — Этот негодяй сбежал до того, как началось самое плохое, оставив меня наедине с гневом нашего отца. — Огонь, похоже, догорел в Ульстере, словно сгоревшая свеча. — Я никогда не смогу простить его за это.
Пиноррру пришлось приложить усилие, чтобы его собственный гнев не угас.
— Правду ты говоришь или нет, какое ты имеешь право мстить моей семье за жестокость твоего отца?
Ульстер смотрел Пиноррру прямо в глаза.
— Потому что ты мог остановить моего отца. Он бы послушал тебя, Пиноррр. — Голос Ульстера дрогнул, потом снова окреп. — Но ты смотрел только на знаки богов на горизонте, не обращая внимания на зло, которое творилось рядом с тобой. Так что не ищи во мне симпатии. — Ульстер повернулся и потянулся к своему оружейному поясу.
Ошарашенный его словами, Пиноррр мог только неподвижно смотреть, как килевой берет в руки оружие.
— Я больше не позволю тебе не обращать внимания на зло, которое творил мой отец. — Ульстер опять обернулся к Пиноррру. — То, что он создал, теперь стоит перед тобой. — С этими словами Ульстер сделал выпад.
Пиноррр еле успел поднять свой собственный меч. Сталь столкнулась со сталью. К счастью, Ульстер атаковал, руководствуясь скорее гневом, нежели умением. И все же Пиноррр отступил перед атакой. Килевой был моложе и сильнее. Только воинский инстинкт Пиноррра не дал Ульстеру вонзить клинок ему в живот.
Пиноррр отчаянно сражался. Яростный огонь, пылавший в его крови, угас до тлеющих углей. Как он мог позволить себе презирать то, что было создано при его попустительстве? Пиноррр отступил и поскользнулся на валявшейся на полу косе первого помощника. Он упал на пол, меч вылетел у него из рук.
Ульстер стоял над ним с поднятым мечом. Его глаза горели алым гневным пламенем, дыхание было рваным и неровным.
Пиноррр поднялся на колени, чтобы взглянуть в лицо своей смерти.
Килевой посмотрел ему в лицо.
— Тебе следовало бы прислушаться к моим крикам, Шаман.
Пиноррр кивнул один раз, кратко.
— Ты прав, Ульстер. Извини.
Гнев в лице молодого человека сменился смущением. Его рука, державшая меч, дрогнула.
Подняв лицо, Пиноррр тихо сказал:
— Но я также и не твой отец, Ульстер.
Килевой покачал головой, нахмурился и отступил на шаг.
— Я знаю, что ты не мой отец…
— Еще не слишком поздно попытаться исцелить нанесенные им раны. — В лице и позе Ульстера Пиноррр увидел боль. — Я могу помочь.
Ульстер расхохотался и, глядя на Пиноррра дикими глазами, снова взмахнул мечом.
— Ты думаешь, что ты можешь мне помочь? Если бы ты знал все, ты бы так же проклял меня, как мой отец во время одного из приступов гнева.
— Нет, — искренне возразил Пиноррр. Он пытался достучаться до души молодого человека — не для того, чтобы спасти свою жизнь, но чтобы исцелить то, что осталось от жизни Ульстера. — Ты позволишь мне попытаться?
Ульстер опустил меч — но только слегка — и прищурился.
— Ты знаешь, как умер твой сын? Отец Шишон?
Пиноррр отшатнулся от Ульстера. Килевой коснулся старой раны, которая так и не зажила.
— Он… он умер во время Куртийских стычек. От удара топором в лоб. — Пиноррру не хотелось снова бередить эти воспоминания. Черный голубь принес с дальнего берега весть о смерти его сына, когда мать Шишон пыталась разродиться. Когда мучающаяся женщина услышала эту весть, она завыла, и в ней что-то сломалось. Кровь хлынула ей на бедра. Вскоре после этого она умерла и чуть не унесла с собой свою дочь. — П-п-почему ты спрашиваешь, Ульстер?
Ульстер наклонился поближе.
— Этот топор держала моя рука.
Пиноррр вытаращил глаза.
— Нет!
Ульстер усмехнулся.
— Это было просто. Я об этом почти не думал. Во время драки на «Сломанном Клыке» я оказался наедине с твоим сыном. Он обернулся ко мне, на его залитом кровью лице была улыбка, в глазах ярко светился восторг битвы. Но эта усмешка — гордая, самоуверенная… Я не мог этого выдержать. Так что я ударил его топором в лицо. Но даже падая, негодяй не перестал улыбаться.
На лице Пиноррра, должно быть, ясно был написан ужас.
— Как… как ты мог?
Ульстер наклонился ближе.
— Теперь, когда ты знаешь правду, ты все еще хочешь исцелить меня, Шаман? — с презрением спросил он.
У Пиноррра вырвался рык боли. Он бросился на Ульстера, отбросив в сторону клинок, и швырнул его на пол. Ульстер ахнул, повалившись на доски. Его голова со звучным стуком ударилась о дерево. Ошарашенный, он выронил меч.
Пиноррр не ждал. Он подхватил упавший меч, обеими руками поднял клинок и вонзил в грудь Ульстера. Клинок прошел между ребрами и глубоко воткнулся в доски. Но Пиноррр налегал еще сильнее, хотя его руки тряслись от изнеможения. Он втыкал меч до тех пор, пока в грудь Ульстера не уперлась рукоять. Темная кровь выступила из раны. Пиноррр упал на килевого, словно измученный любовник.