— Товарищ Тимошенко, составьте вместе с товарищем Шапошниковым документ на эту тему, мы его срочным порядком рассмотрим. Хочу только сказать, что многие осужденные по этому делу реабилитированы, часть из них хорошо показали себя в боях в Китае. Так что зрелое зерно в вашем предложении, несомненно, есть.
Сталин встал, прошел к окну, вытащил папиросу и закурил. За несколько затяжек он продумал какую-то мысль и, оставив папиросу тлеть, обратился к товарищу Молотову:
— А каковы будут политические последствия нашего конфликта с Польшей?
— Нападение польской эскадры на наш морской караван сам по себе «Казус белли», но не однозначный. Есть решение Лиги наций об эмбарго на поставку воюющим сторонам конфликта оружия и боеприпасов. Думаю, у нас резко ухудшаться отношения с Британией, об вступлении в Лигу наций придется забыть, британцы играют там первые роли, так что тут у нас будет полный афронт. Думаю, станут значительно хуже отношения с Францией и Италией. С Италией ясно почему — Муссолини как союзник империи не потерпит нашего прямого вмешательства в конфликт, а французы — слишком много вложили в польский режим, поляки должны французам так много по кредитам, что даже социалистическое правительство не сможет игнорировать интересы своих капиталистов. Да и САСШ будет не в восторге — они только начинали вкладываться в Варшаву, а теперь это потеряет смысл.
— Следовательно, нам надо быть готовым к тому, что состояние отношений з Западом резко ухудшиться? В этой связи возникает вопрос: что для нас лучше: не поддерживать Веймарскую республику, дожидаясь ее падения, либо втянуться в большой конфликт с неясными перспективами. Хочу сказать, что, если бы правительство Германии состояло из коммунистов, у нас не было бы другого выхода, как оказать ему всемерную помощь. Но этот коалиционный калейдоскоп, он не вызывает у нас большого доверия. С другой стороны, усиление Польши, которая, в таком случае получит несколько крупных промышленных центров Германии — это появление у нас под боком очень сильного врага, который мечтает покончить с советской властью. Есть такое мнение, что паровозы надо давить, пока они еще чайники. Очень может быть, что с Польшей аналогичная ситуация: пока еще есть возможность ее необходимо остановить. Но ценой этого будет опять изоляция СССР и возможный срыв индустриализации.
Глава двадцатаяИз двух зол и выбирать нечего
— Уверен, что это человек Зиновьева?
— Да, это тебе привет из далекого прошлого. — Ворон, советский агент, который был в моей группе и отвечал за силовое обеспечение операций и мою охрану, усмехнулся. — Сам знаешь, Коминтерн — это особая контора. Там троцкисты окопались. Далеко не всех почистили.
Я сидел в небольшом кафе и слушал человека, который знал, наверное, о чём говорил. Ворон — далеко непростой товарищ. Он достаточно молод, ему совсем недавно перевалило за четверть века, родился он в Варшаве в семье профессионального военного. Сейчас его отец, Фёдор Абрамов, был генерал-майором, воевал в Добровольческой армии, закончил Гражданскую у Врангеля. Покинул страну вместе с отступающими из Крыма войсками, переехал в Турцию, а вот его жена с одиннадцатилетним сыном осталась в большевистской России. Николай Фёдорович Абрамов (он же Ворон) не мог рассчитывать на многое: из-за происхождения очень многие пути оказались для него закрыты. Пришлось пробиваться исключительно на своих талантах. А они у парня были, как и упорство. В двадцать девятом был призван в армию, очутился на черноморском флоте, закончил водолазную школу, служил в ЭПРОНе при ОГПУ (экспедиция подводных работ особого назначения). В ходе одной из операций по разборке под водой корпуса затонувшего крейсера получил контузию от взрывной волны, потерял возможность работать под водой. Но уже в тридцать первом был привлечен для работы ИНО отделом ОГПУ. Прошёл легализацию — сбежал матрос с торгового корабля СССР, обычное дело. Работал в последние два года в Болгарии, создал там боевую ячейку, при этом не был связан с Коминтерном, что позволило Артузову использовать эту группу для прикрытия моей тушки.
Ну а беседовали мы с Абрамовым по весьма неприятному случаю: почти удавшемся покушению на вашего покорного слугу. Как это случилось? Я возвращался из очередной поездки в Росток, повезло, Лины со мной не было ее отозвал Коминтерн в Москву. Это должно было меня насторожить… но не насторожило. Это сейчас я понимаю, что ее тупо вывели из-под удара, значит, коминтерновские товарищи пока еще беспокоятся о своих кадрах, хотя, насколько я понимал, Одена относилась к сторонникам Сталина в структурах международного интернационала. Тем не менее, принести ее в жертву, чтобы запутать следы не решились. Почему? Я пока что понять не мог. Если бы подобная задача стояла передо мной, то пожертвовать пешкой было бы разумно. Разве что это все-таки какие-то разборки внутри самого Коминтерна, групповые терки. В пригороде Берлина меня поджидала ловушка. Сначала черный мерседес попытался протаранить мою машину, но искусство моего водителя спасло нас — машина даже не перевернулась, а вот «мерс» нападающих снесло с улицы, машина уткнулась в стену дома и загорелась. Но тут же несколько человек открыли огонь по моему авто, причем из автоматического оружия, точнее, использовали они пистолет-пулемет Томпсона, любимое оружие американских гангстеров. Буквально нашпиговав свинцом машину со всеми, кто там находился. Меня спасло только то, что от удара я почти упал на сидение, а еще с той стороны, откуда вели огонь по машине, меня прикрыл своим телом охранник, немец, навязанный мне товарищем Тельманом. Спасибо тебе, товарищ Эрнст, да еще и тебе, камрад Герман Вульф. Закрыл меня телом, дал несколько минут жизни. Эти несколько минут меня и выручили. Конечно, если бы у меня их не было… Подойти и добить всех в машине было для нападающих проще простого. Но вот тут вступила в игру группа Ворона. Они разобрались с нападавшими, а одного из них, того. кто контролировал нападение из машины неподалеку смогли даже взять. Они чуть не опоздали именно из-за того, что потеряли пару секунд на вычисление этого самого «контролера». Двое суток они разговаривали с ним на одной ферме неподалеку от Потсдама, снятой еще в декабре месяце в качестве оперативной базы для отряда.
И вот теперь по результатам допроса мы тихо-мирно беседовали в кафе с какими-то глупыми обезьянами на дверях. Кафе носило претенциозное название «Африка» и в нём делали крепчайший в городе кофий. Впрочем, крепость была единственным достоинством этого напитка. Но пока перед нами были пивные кружки — время приближалось к вечеру и пиво в такой ситуации выглядело куда органичнее кофея. Сделав пару глотков божественного светлого (надо признать, что пиво в Германии почти всегда на высоте) я сосредоточился на информации от Ворона.
— Скажи, то, что этот бывший товарищ работал телохранителем председателя ЦИК ЗСФСР Касьяна — это ложный след? Все-таки Тер-Каспарян не был напрямую в структуре Коминтерна, только короткий срок, когда возглавлял партийную организацию Армении. Потом он больше на других постах. ЦИК Закавказья. Позже — Армении, а затем Председатель Верховного суда ЗСФСР. Ну, слишком явно в сторону от подозреваемых.
— Очень может быть, но проверять будем.
— И где я перешел дорогу нашим армянским братьям?
— Тут тоже не всё так просто. Касьян был по молодости в партии «Ганчак», у них только видимость была социал-демократической, а так националисты, от дашнаков почти не отличить.
— Хорошо, и какие связи у товарища с такой редкой фамилией — Иванов, с товарищем Радомысльским?[31]
Меня всё еще терзали смутные сомнения. Вроде как Зиновьев с политической арены практически был списан. Сейчас он руководил Центросоюзом — органом советской кооперации и ни на какие серьезные процессы не влиял. Особенно если вспомнить его саморазоблачительную речь перед делегатами съезда партии. Или всё-таки надеялся еще показать зубки? Предположим, что так. Сторонники у него остались — но не в Ленинградской партийной организации, там товарищ Костиков (Киров) вычистил зиновьевцев железной метлой. Но вот в структуре Коминтерна… Насколько я знал, чистки Коминтерна шли только от закоренелых троцкистов, сторонников Каменева-Зиновьева и примкнувшего к ним Бухарина пока не вышибали столь рьяно. Просто по причине того, что работать будет некому!
— Камрад Мартинес, ты будешь приятно удивлён.
Пожимаю плечами. Ну давай, Ворон, вываливай кучу обнаруженного дерьма.
— Дело в том, что гражданин Иванов жил гражданским браком с Ирмой Песонен, сестра которой, Айно Песонен жена Виллигарта Густавовича Оянена, близкого сподвижника товарища Отто Куусинена. Благодаря своим родственным связям Иванов оказался в отделе Коминтерна, в качестве боевика, был засекречен и занимался устранением неугодных объектов. По его показаниям, последней каплей для некоторых товарищей стало устранение товарища Марти, которого ты раскрыл как совсем нам не товарища. Но, как сказал Иван Петрович Иванов, там тебе еще припомнили какой-то портфель. А вот какой, Иванов не в курсе.
— Зато я в курсе. Ворон, если это подтвердиться, то ситуация хуже некуда. И нам надо, чтобы товарищ Иванов оказался в Москве. По возможности целый и невредимый. И вот как это обеспечить, одному Богу известно, а не мне. Может, есть какой-то канал? — спрашиваю в надежде, тем более что мне нужен канал, который никак с конкурирующей организацией связан не будет.
— Это тот самый экстренный случай? — переспрашивает Ворон.
Конечно, это тот самый случай. Подозрения, что в заговоре Тухачевского-Енукидзе (хотя правильнее было бы поставить Енукидзе на первое место) оказался заинтересован и Куусинен, конечно же, были. Но ничего конкретного на товарища Отто так и не смогли нарыть, а из арестованных по этому делу граждан ни один на Куусинена не указал. Так что лидер финских коммунистов вышел из воды сухим и невредимым. И тут появляется зацепка. Пусть небольшая, но если удастся это дело раскрутить, то еще по одному тайному оплоту троцкистов в Коминтерне будет нанесен смертельный удар.