Военные действия в Европе
Высадка испанских войск в Италии
Завоевание королем Фридрихом Силезии и вторжение в сентябре 1741 года в Австрию франко-баварских войск разожгли зависть у испанской королевы. Ей не терпелось поскорее броситься в драку, чтобы успеть отхватить свою долю австрийского пирога. Была и еще одна причина, из-за которой Элизабет спешила претворить в жизнь свои экспансионистские планы. Королеву тревожило слабое здоровье Филиппа V, который в любой момент мог сделать ее вдовой. В наследнике же престола, инфанте Фердинанде, приходившимся ей пасынком, она видела скорее противника, нежели сторонника своих замыслов. Во всяком случае, такой власти, которую она имела сейчас, ей при приемнике Филиппа уже не видать. Это Элизабет прекрасно понимала, ускоряя, как могла, подготовку экспедиции в Италию.
Испанская армия считалась одной из сильнейших в Европе. Ее численность, во всяком случае, по бумагам, превышала 80 тысяч человек.
Для отправки на полуостров Филипп V собрал в Каталонии армию численностью около 40 тысяч человек (50 батальонов и 41 эскадрон). Ядром ей послужили войска, ранее предназначавшиеся для высадки на Менорку.
Командование над армией было возложено на генерал-капитана герцога Монтемара, который уже 58 лет находился на военной службе, начав свою карьеру еще при Габсбургах. Зенита своей полководческой славы он достиг в войну за Польское наследство, когда возглавлял армию, выбившую австрийцев из Неаполя. Теперь перед ним стояла задача окончательно изгнать их с Апеннин.
Поначалу планировалось, что экспедиционная армия поведет наступление на Милан с территории Сардинского королевства – верного союзника Бурбонов во время войны за Польское наследство77.
Однако договориться с королем Сардинии Карлом Эммануилом о пропуске испанских войск через территорию Пьемонта Мадриду тогда не удалось. Карл Эммануил прекрасно понимал: если Австрия уйдет с полуострова, Сардиния окажется зажатой между бурбонскими державами, как в тисках, что, естественно, не сулило ей ничего хорошего.
Не соблазнился король и на предложение кардинала Флёри об испано-сардинском сотрудничестве и разделе между ними в дальнейшем итальянских владений Габсбургов.
Тогда Фарнезе решила доставить экспедиционные войска на Апеннинский полуостров морем. Британская средиземноморская эскадра казалась ей меньшим злом, по сравнению с необходимостью делиться будущей добычей с Турином. К удивлению Элизабет Флёри с готовностью поддержал такой вариант, пообещав помощь тулонской эскадры. Кардинал, все еще стремившийся к активизации морской войны с Англией, хотел дать французскому флоту возможность реабилитировать себя после безуспешной экспедиции в Карибы.
Флёри еще в июле 1741 года дал указание морскому министру графу Морепа вооружить тулонскую эскадру. Ее командующим был назначен вице-адмирал де Кур, 80-летний старец, ветеран войн Людовика XIV, участвовавший в нескольких морских сражениях. Правда, в 1707 году он оставил королевскую службу и ко времени принятия командования над эскадрой в его флотском стаже был 34-летний перерыв.
12 октября 1741 года адмирал де Кур с 10 линейными кораблями, 2 фрегатами78 и 2 тартанами вышел в море, взяв курс на юго-запад, к побережью Испании.
Отсутствие английского флота у Барселоны побудило Мадрид воспользоваться благоприятным моментом и приступить к переброске в Италию экспедиционной армии.
В конце октября из Картахены в Барселону перешли 3 линейных корабля: “Constante”(64), “Hercules”(60) и “Ameriсa”(64). Вместе с галерами, уже давно находившимися в барселонской гавани, они должны были эскортировать в Италию, в так называемую область Президий79, первый караван транспортов.
В течение трех дней, с 1 по 3 ноября, 19 батальонов, 6 эскадронов и половина всей артиллерии – всего 13620 человек и 1168 лошадей – погрузились на суда и 4 ноября конвой вышел в море. Сам Монтемар остался пока в Барселоне, поручив войска первого эшелона генералу Итурриаге (Iturriaga).
Тулонская эскадра тем временем заняла позицию у мыса Гата, на юго-восточном побережье Испании у входа в Гибралтарскую горловину. Ее видели 30 октября с фрегата ‘Dursley” (капитан Хьюз), возвращавшегося из Генуи в Гибралтар. Она лежала в дрейфе под малыми парусами. Хьюз сблизился с французами и некоторое время наблюдал за ними, но те даже не пытались отогнать его, и он смог продолжить плавание без помех с их стороны, спеша сообщить о своем открытии Гэддоку.
Поздней осенью даже на Средиземном море, обычно таком ласковом и спокойном, погода неустойчива и коварна. Уже в конце первого дня плаванья конвоя ветер начал крепчать, вынуждая капитанов кораблей убавлять паруса. Ночью разыгрался настоящий шторм.
Лишь часть транспортов на утро смогла следовать с линейными кораблями. Остальные, в том числе и низкобортные галеры, отбившись от своих, затерялись в бурном море и были вынуждены искать защиты в безопасных гаванях.
Те суда, которые не спасовали перед стихией, а продолжали упорно идти вперед, спустя две недели добрались до места назначения. Высаженные на берег войска устроились на время в палаточном лагере. Только когда из Неаполя пришли соответствующие указания, испанцам разрешили встать на квартиры в окрестных селениях.
Однако длительное нахождение в стесненных условиях на кораблях среди бурного моря, а затем в палатках в холоде и сырости не прошло бесследно для солдат. Болезни уже взялись за них, и выздоравливали из тех, кто слег, далеко не все. Росло и количество дезертиров, недовольных полуголодным существованием. Крохотный анклав не в силах был обеспечить такое количество лишних ртов продуктами питания, а подвоз их морем был затруднен все из-за той же непогоды.
11 декабря в Орбителло прибыл герцог Монтемар, благоразумно проделавший большую часть пути по суше. (Кораблем он воспользовался только для перехода из Антиба в Геную). К своему немалому огорчению он обнаружил, что войска его корпуса еще не были в сборе. Отсутствовали некоторые пехотные подразделения и почти вся кавалерия. Как оказалось, суда, на которых они находились так и не смогли достичь Президий, отстаиваясь в ожидании благоприятной погоды в бухточках вдоль французского и генуэзского побережья.
Испанцы легко могли бы решить свои продовольственные проблемы, вторгшись в соседнюю Тоскану. Сил для этого у них было вполне достаточно. Но Монтемару, как это ни покажется странным, было категорически запрещено открывать какие-либо враждебные действия против герцогства. Причины этого запрета крылись в запутанных дебрях Большой политики.
Предоставляя Мадриду свободу действий в Италии, Версаль одновременно поставил ему одно непременное условие – великое герцогство Тосканское должно рассматриваться, как нейтральное. Все дело в том, что Франция гарантировала в свое время обладание Тосканой зятю императора Карла Францу Стефану взамен отнятой у него Лотарингии. Любое нападение на герцогство дало бы супругу Марии Терезии законный повод добиваться возвращения своей родовой вотчины, которой тогда владел Станислав Лещинский, тесть Людовика.
Элизабет Фарнезе, дабы не навлечь на себя недовольство Версаля, вынуждена была принять это условие. Вот почему высадившиеся в Орбителло испанские войска не предприняли немедленного наступления на Тоскану, хотя герцогство было совершенно открыто для вторжения. После ухода на Дунай части армии Трауна в Тоскане оставались лишь один пехотный полк и 3 роты кирасир, да и те вскоре были отозваны фельдмаршалом в Милан.
Не оставалась в бездействии и кадисская эскадра, которая в середине ноября совершенно беспрепятственно в составе 14 кораблей80 покинула свою базу. Но она не стремилась, как можно было ожидать, немедленно прорваться в Средиземное море, а в течение довольно продолжительного времени крейсировала к западу от пролива. И это принесло свои плоды. Дону Наварро, как мы помним, удалось не допустить проход в Средиземное море каравана, ведомого Корнуоллом, и даже захватить несколько судов.
Испанский адмирал надеялся, что де Кур, воспользовавшись восточным ветром, спустится к Гибралтару, и они вместе атакуют британскую эскадру, имея практически стопроцентные шансы на успех. Но де Кур, послушно выполняя данные ему инструкции, продолжал крейсировать в районе мыса Гата, не поддаваясь на уговоры Наварро81. В Версале не хотели предстать перед Европой в качестве нападающей стороны, и старались сохранять благожелательный для Испании нейтралитет.
Не дождавшись подхода де Кура, дон Наварро сам направился на соединение с ним. Вечером 4 декабря испанская эскадра в кильватерной колонне на виду у британских крейсеров прошла Гибралтарский пролив.
Гэддок ничего не предпринял в ответ. Он решил не покидать бухты, пока “Marlborough” не будет готов сопровождать его. 12 декабря британский капер сообщил, что видел испанскую эскадру, стоящую на якоре у Малаги.
Ремонт “Marlborough” был к тому времени завершен (над ним работали все плотники эскадры), и на следующее утро адмирал Гэддок, поднявший на нем свой флаг, вышел в море. Имея под своей командой 13 линейных кораблей82, два фрегата (“Folkestone” и “Feversham”) и несколько более мелких судов, он последовал за испанцами, надеясь нагнать их до того, как они соединятся с французской эскадрой.
Малагская бухта оказалась пуста. Гэддок шел дальше на восток. 17 декабря в 3 часа дня на передовом фрегате подняли сигнал, что видят неприятельскую эскадру. Ветер был очень слаб. Наступившая вскоре ночь принесла с собой полное безветрие. Погоня прекратилась.
На рассвете поднявшийся зюйд-ост вдохнул жизнь в обвисшие паруса, вновь приведя в движение громады кораблей. Когда воздух прояснился, впередсмотрящие вновь смогли увидеть испанскую эскадру, следовавшую в северо-восточном направлении. Несколько часов спустя, испанцы резко сменили курс, повернув на северо-запад, и, по-видимому, направляясь к Картахене. Гэддок, подняв все возможные паруса, надеялся перехватить их, до того как они достигнут порта. Расстояние между противниками постепенно сокращалось. Вот уже были видны высокобортные корпуса испанских кораблей, шедших в линии.
На британских кораблях сыграли боевую тревогу. Все были в ожидании сражения. Но тут наблюдатели сообщили, что на севере появились еще паруса. Они быстро увеличивались в размерах и числе, и к полудню можно было разглядеть с дюжину кораблей, следовавших встречным курсом. Не было никакого сомнения, что это была эскадра де Кура. Испанцы снова сменили галс, направившись навстречу союзникам.
Англичане легли в дрейф. Военный совет, созванный Гэддоком, из 8 старших капитанов, был единодушен во мнении: поскольку на нейтралитет французов полагаться нельзя, то атаковать испанцев в таких условиях было бы неразумно.
В 2 часа дня обе бурбонские эскадры соединились и, сознавая свое превосходство, не спеша, двинулись на север, к Барселоне. Британские корабли, непонятно на что, надеясь, некоторое время осторожно следовали за ними, то теряя их из вида, то снова обнаруживая. И хотя бурбоны были на ветре у британской эскадры, и были в состоянии напасть на нее, они не предприняли никаких попыток сделать это. На четвертый день, когда мачты кораблей союзного флота в очередной раз исчезли за горизонтом, Гэддок с тяжелым сердцем отдал приказ возвращаться на Менорку.
В первых числах января 1742 года с прибытием франко-испанской эскадры в Барселоне началась погрузка на суда второго эшелона войск экспедиционной армии, находившихся под командой генерал-лейтенанта маркиза Кастелара. 14 кораблей дона Наварро и 52 транспорта приняли на борт 16 батальонов пехоты и оставшуюся половину армейской артиллерии. Всего: 11752 человек и 173 лошади.
13 января испанские корабли покинули барселонскую гавань и в сопровождении французской эскадры направились к берегам Италии. Их противниками в море были лишь непогода и встречные ветры. Борясь с ними, конвой с большим трудом достиг Йерских островов, славившихся своей удобной якорной стоянкой. Налетевший вдруг шторм заставил адмиралов воспользоваться ею. Там, на Йерском рейде, союзники застали 3 испанских линейных корабля, которые два месяца назад эскортировали первый караван транспортов.
Сильные восточные ветры не оставляли конвою надежды добраться до Орбителло. Поэтому адмирал Наварро решился, несмотря на энергичный протест генуэзских властей, произвести высадку войск на территории республики, в гавани Специи.
В последних числах января большая часть корпуса Кастелара ступила на землю Италии, расположившись лагерем недалеко от Сарцаны. Но еще отсутствовали три десятка судов с тремя тысячами солдат и другими важными грузами. Понадобился почти месяц, чтобы все отставшие подразделения смогли присоединиться к своему командующему.
За это время под эскортом нескольких галер из Барселоны в Специю были доставлены еще 2 кавалерийских полка – кирасирский и драгунский (6 эскадронов).
А франко-испанский флот, выполнив свою миссию, на обратном пути был настигнут жестоким штормом с норд-оста. Большинству кораблей удалось укрыться от буйства стихии все у тех же Йерских островов. Остальные суда, словно щепки, были раскиданы по бурному морю. После того, как ветер немного стих, обе эскадры, далеко не в полном составе, 22 февраля перешли в Тулон. В течение последующих нескольких дней туда подтянулись и отбившиеся от своих адмиралов корабли. Не прибыл только испанский 64-пушечный корабль “San Isidro”.
Де Кур послал на его поиски 2 своих фрегата (“Serieux” и “Volage”), которые обнаружили пропавшее судно в Аяччо, на Корсике. “San Isidro” был без мачт, с сильной течью. Он не мог выйти в море, и французы предложили его сжечь, а команду отвести в Тулон. Но командир “San Isidro”, капитан де Лаж, кстати, тоже француз, находившийся на испанской службе, отказался уничтожать свой корабль. Он был уверен, что его еще можно починить. А потому де Лаж, отправив на фрегатах своих больных, с большей частью команды остался в Аяччо охранять поврежденное судно и ждать, когда из Тулона доставят все необходимое для его ремонта.
Смена правительства в Англии.
Неудачные действия английских эскадр в домашних водах и на Средиземном море, провал картахенской экспедиции, жестокие потери британских торговцев от нападений испанских приватиров заметно поколебали позиции Роберта Уолполя, как главы правительства. Неспособность предотвратить переброску испанских войск в Италию, что нанесло серьезный удар по престижу британского флота, окончательно подорвала кредит доверия к правящему кабинету.
Всеобщие выборы в парламент были неудачны для партии вигов. Число их сторонников в Палате Общин заметно поубавилось. Это снижало шансы Уолполя сохранить за собой пост премьер-министра, тем более что парламентарии с самого начала новой сессии повели на него яростное наступление. Сознавая всю справедливость, звучащей в его адрес критики, видя последствия своих ошибок и просчетов на внешнеполитической арене, Уолполь принял решение не продолжать борьбу за министерское кресло и подал в отставку. Сторонник мира и мастер компромисса, много сделавший для развития промышленности и торговли, сэр Роберт оказался не в состоянии вести государственный корабль по бурному морю войны и должен был уступить свое место человеку более воинственному, способному привести нацию к победе.
22 февраля Уолполь, награжденный королем за заслуги перед отечеством и титулом графа Орфордского, сдал свои полномочия, но в тень уходить не собирался, и ни одна из партий не рассматривала его, как потухший вулкан в политике.
На пост премьер-министра после долгих дебатов в качестве компромиссной фигуры, устраивавшей все стороны, был назначен лорд Уилмингтон. Будучи посредственным политиком, Уилмингтон лишь номинально считался главой правительства. Фактическое же руководство кабинетом, направлявшим всю его деятельность, осуществлял 52-летний лорд Картерет. В новой администрации он занимал должность государственного секретаря по Северному департаменту, сменив на этом посту лорда Гаррингтона.
Образованный, тщеславный, решительный Картерет сделал главной целью своей внешней политики всемерное ослабление Франции и Испании, старых колониальных противников Островного королевства. Основное бремя борьбы с Бурбонами на континенте, как всегда, предполагалось возложить на Австрию. Но прежде ее необходимо было примирить с Пруссией. Двум британским посланникам, Гиндфорду и Робинсону, было поручено наладить диалог между берлинским и венским дворами.
Начало военных действий в Италии.
Высадившиеся в Орбетелло испанские войска в первой половине января начали движение в Папскую область, которая должна была послужить им плацдармом для наступления на австрийские владения, лежащие в долине реки По.
Папа римский, хотя и предпочитал Бурбонам Габсбургов, как защитников католицизма, разрешил испанцам свободно передвигаться по своим владениям. Объясняя свой нейтралитет, он заявил, что «меч не предназначен для рук того, кто служит Христу». На самом деле папа, видя соотношение сил противников на Апеннинах, не хотел портить отношения с возможными будущими хозяевами Италии.
В Сполетто к испанцам присоединился неаполитанский корпус, который уже ждал их там. Карл III, король Обеих Сицилий, не мог отказать просьбе матери, Элизабет Фарнезе, отправить на помощь Монтемару свой войсковой контингент. Для семейного предприятия Карл выделил добрую половину своей армии – больше 12 тысяч человек.
С большим трудом, недосчитываясь на каждой стоянке по нескольку сотен человек, пустившихся в бега, Монтемар перевалил через Апеннины и к середине февраля вышел к Анконе, на побережье Адриатики. После продолжительного отдыха бурбонская армия вдоль берега моря перешла в Римини, при этом все еще оставаясь в папской области. Разместив свои войска по квартирам, Монтемар ожидал здесь прибытия Кастелара.
Тем временем, корпус Кастелара, усиленный двумя кавалерийскими полками (6 эскандронов), доставленными из Барселоны под эскортом галер, 1 марта выступил на соединение с главными силами. Движение проходило через Тоскану. Правительство великого герцогства любезно согласилось на проход испанских войск по своей территории по маршруту: Пиза, Эмполи, Прато, Фиренцуола.
В конце марта в Форли произошло воссоединение испанской армии. Правда, из-за болезней и повального дезертирства армия Монтемара, не участвуя еще в боях, сократилась больше чем в два раза. Даже с учетом неаполитанцев она немногим превышала 30 тысяч человек.
Инстинкт самосохранения заставил Карла Эммануила начать секретные переговоры с австрийцами. 1 февраля в Турине представителями Австрии и Сардинии была подписана конвенция о совместных военных действиях против Испании.
В марте 15 тысяч сардинцев (22 батальонов и 18 эскадронов) во главе с королем вошли в герцогство Парма, присоединившись к 12-тысячному австрийскому корпусу, которым командовал губернатор Ломбардии фельдмаршал граф фон Траун.
Между австрийской Ломбардией и папской областью, где все еще находились испано-неаполитанские войска, лежало герцогство Модена. Австрийцы были весьма заинтересованы в его нейтралитете. Но моденский герцог Франческо III д'Эсте, женатый на французской принцессе, встал на сторону Бурбонов. 30 апреля он заключил с Мадридом секретный договор, по которому обязался присоединить свою 5-тысячную армию к испано-неаполитанским войскам.
Однако в Турине вскоре стало известно о договоре. В середине мая австро-сардинские войска двумя потоками вступили во владения герцога и, осадив его столицу, заняли оборонительную позицию вдоль левого берега Панаро.
Возможность использовать Модену, как плацдарм для начала военных действий против австрийской территории, была Монтемаром бездарно упущена. 19 мая он вышел к Панаро, вступив в соприкосновение с противником, но никаких активных действий для снятия осады не предпринимал. Даже гневные приказы из Мадрида, требовавшие идти на выручку Модене, не могли сдвинуть командующего с места.
В таком положении Монтемар пребывал в течение месяца, постоянно слыша отдаленную канонаду. Модена все еще держалась, надеясь на помощь.
Только в двадцатых числах июня он решился на робкую попытку перейти реку у ее устья, но было уже слишком поздно. 28 июня защитники моденской цитадели, так и не дождавшись обещанной помощи, вывесили белый флаг.
Тогда Монтемар вновь перебрался на правый берег Панаро, что позволило союзникам беспрепятственно осадить Мирандолу – вторую по значимости крепость герцогства. 22 июля гарнизон Мирандолы капитулировал, понимая, что на помощь рассчитывать не приходится.
Узнав об этом прискорбном факте, Монтемар решил вообще удалиться с берегов Панаро. 24 июля, снявшись с лагеря, он через Феррару, Ардженту и Равенну направился в Римини, где располагалась его база снабжения.
Однако Карл Эммануил и Траун не собирались так просто отпускать его. Быстро переправившись через Панаро, они устремились на перерез бурбонской армии. Движение союзников проходило по старой римской дороге через Болонью, Имолу, Форли.
Маршруты обеих армий сходились в Римини. Монтемар, желая попасть туда первым, как мог, ускорял марш. Отставших не ждали, сломанные повозки бросали вместе со всем их грузом, больных, которым не находилось места в обозе, оставляли на попечение местных жителей.
3 августа сильно поредевшая бурбонская армия достигла Римини. Австро-сардинские войска к 7 августа вышли к Чезене. До Римини оставалось не более 30 километров.
Но тут Карл Эммануил неожиданно останавливает свои колонны. Тревожное сообщение из Турина заставило его прекратить преследование и подумать о возвращении в Пьемонт.
Адмирал Лесток во главе Средиземноморской эскадры.
Окончательно потеряв из вида франко-испанский флот, уходивший на север к Барселоне, эскадра Гэддока повернула на Менорку и 28 декабря бросила якорь в бухте Порт-Магона.
После пяти месяцев плавания почти все корабли нуждались в серьезном ремонте и очистке днищь. Здесь Гэддок надеялся дать людям отдых, а корабли привести в надлежащий вид и подготовить к новой кампании.
Сам адмирал нуждался не только в отдыхе, но и в лечении. Груз ответственности, лежавший на нем, тревоги и волнения последних месяцев, не могли не сказаться на его здоровье. Он был измотан психологически и физически.
Даже появление в Магоне трех 70-пушечников Корнуолла, спутников “Marlborough” (“Bedford”, “Elizabeth”, “Essex”), которых Гэддок с таким нетерпением когда-то ждал, не подняли ему настроение. Они пришли слишком поздно, чтобы как-то изменить ситуацию. Свою битву он уже проиграл, когда, не имея достаточных сил, позволил испанской эскадре пройти через Гибралтар и соединиться с французами.
7 февраля гавань Порт-Магона оживилась прибытием из Англии 7 линейных кораблей83 и госпитального судна во главе с контр-адмиралом Ричардом Лестоком, знакомым нам еще по действиям в Вест-Индии.
Теперь британская эскадра насчитывала 23 линейных корабля и представляла собой внушительную силу, которая ждала своего применения. Однако плохое здоровье главнокомандующего отразилось и на деятельности его эскадры; в течение первых трех месяцев 1742 года она оставалась в Магоне. К побережью Италии не было отправлено ни одного крейсера, и не было предпринято никаких шагов для какого-либо вмешательства в перевозку войск и военных запасов для испанской армии.
Гэддок ждал ответа из Лондона на свою просьбу освободить его, в виду болезни, от должности командующего средиземноморской эскадрой и потому не предпринимал ни каких действий. Только 14 апреля были получены соответствующие документы, согласно которым Гэддок должен был передать свои полномочия контр-адмиралу Лестоку, который назначался временно исполняющим обязанности командующего.
Выказывая себя полной противоположностью своего предшественника, Лесток сразу же взялся за дело, намереваясь оборвать все связи испанцев со своей армией в Италии. Уже 18 апреля в море вышел передовой отряд англичан в составе трех кораблей и двух фрегатов84, направившийся к Ривьере. Пять дней спустя, Порт-Магон покинули главные эскадры, состоявшие из 21 линейного корабля85, фрегата “Guarland”( 20) и 5 малых судов.
Испанские каботажные суда, привыкшие за последние месяцы спокойно ходить вдоль побережья, перевозя войска и различные грузы для армии Монтемара, очень быстро почувствовали изменение ситуации. Уже за первые дни крейсерства, англичане захватили немало судов противника, утративших бдительность и не сумевших вовремя найти укрытие. Среди призов оказались и несколько французских купцов, занятых перевозками для нужд испанской армии. Они были отведены к Тулону и сожжены на глазах у жителей, чтобы показать, что ожидает тех, кто будет сотрудничать с испанцами.
Эскадра Лестока маячила у Тулона в течение нескольких дней. Но бурбонские эскадры, стоявшие там, никак не реагировали на ее присутствие и не проявляли никакого желания выйти в море.
Видя это, Лесток решился пойти на распыление своих сил для более эффективной борьбы с каботажными перевозками. Он создал четыре летучих отряда, из 3 – 4 кораблей каждый, которые должны были держать под наблюдением отведенные им участки берега от Барселоны до Специи. Сам он с оставшимися у него 10 линейными кораблями, базируясь на бухту Виллафранка86, принадлежавшего Сардинии, держал глаз на Антибе и тому были причины.
Ввод в действие второй испанской армии.
После переброски двух испанских корпусов в Италию в районе Барселоны оставались еще 15 батальонов и 29 эскадронов. Первоначально их также планировали доставить на Апеннинский полуостров морским путем. Но франко-испанский флот, жестоко пострадавший от шторма, ушел в Тулон, вместо того чтобы вернуться в Барселону и завершить свою миссию.
О перевозке войск по морю без сопровождения военных кораблей нечего было и думать, ввиду близости британской эскадры. Задержка была нежелательной. Поэтому решено было не ждать готовности флота и отправить войска сухим путем через Францию. Запрос в Париж был сделан, кардинал Флёри дал добро.
15 марта, стянутые к Барселоне войска, разбившись на несколько дивизионов, тронулись в путь. Командование над ними король доверил, естественно с подачи супруги, своему младшему сыну, 22-летнему инфанту дону Филиппу. Ради него, собственно, Элизабет Фарнезе и пустилась в эту авантюру. Поскольку никакого военного опыта у Филиппа не было, то ему в качестве советника был приставлен заслуженный генерал граф де Глимес (de Glimes), ветеран многих кампаний.
Марш через французские провинции Русильён, Лангедок и Прованс занял больше месяца. Лишь в начале мая колонны испанских войск начали прибывать в Антиб – приморский, приграничный городок. От генуэзской республики его отделяла узкая полоска суши, принадлежавшая Сардинии, с городами Ницца и Виллафранка.
Пока войска дона Филиппа стекались к Антибу, испанские дипломаты и стратеги рассматривали различные варианты их дальнейших действий.
Наиболее естественным был бы перевод армии в Специю, откуда она получала возможность ударить на Парму и поддержать наступление Монтемара. Это можно было осуществить двумя способами: по суше – через территорию генуэзской республики, или морем.
От первого варианта отказались сразу, как от наиболее трудновыполнимого. В этом случае испанцам пришлось бы сначала взять штурмом хорошо укрепленную Ниццу с сильным гарнизоном, на что ушло бы много времени и сил.
Гораздо предпочтительней казался второй вариант, морской. В Антибе даже начали сбор транспортов для переброски войск.
Конечно же, испанское командование прекрасно знало о присутствие в близлежащих водах британской эскадры. Но оно исходило из того, что франко-испанский флот, находившийся в Тулоне, превосходил по численности британскую эскадру. Он мог бы, даже не вступая в бой, как это случилось зимой, оттеснить эскадру Лестока от берега и позволить транспортам доставить испанские войска туда, куда им было нужно.
Для обсуждения такой возможности дон Филипп специально ездил в Тулон. Инфант пробыл там несколько дней, перемежая дела с увеселениями, которым он отдавал явное предпочтение. Все вечера во время его визита французские и испанские военные суда, стоявшие на рейде, освещались праздничной иллюминацией, а перед отъездом высокого гостя был инсценирован бой между двумя кораблями, за которым Филипп наблюдал с вершины холма.
Но договориться тогда ни о чем конкретном не удалось. Дону Филиппу указали на множество причин, надуманных или реальных, которые не позволяли объединенному флоту в ближайшее время выйти в море.
Таким образом, от высадки в Специи и вторжения в Парму пришлось отказаться. Дону Филиппу посоветовали направить свои войска в Савойю, колыбель сардинского королевского рода. Расположенная по эту сторону Альп, она была совершенно открыта для вторжения. Отсутствие же войск и сильных крепостей делали из нее легкую добычу.
Сообщение о вторжении испанцев в Савойю и было той причиной, которая удержала Карла Эммануила от дальнейшего преследования Монтемара. Оставив в помощь австрийцам корпус генерала д’Апремона в составе 10 батальонов и 9 эскадронов, король поспешил назад, в Пьемонт.
Спустя несколько дней после его ухода, тронулся в обратный путь и фельдмаршал Траун, не рискнувший в одиночку продолжать преследование и слишком уж удаляться от своих магазинов. Он вернулся в Модену и, как три месяца назад, занял позицию на правом берегу Панаро.
Монтемар же, оставшийся без продовольствия и денег, продолжал отступление. Он вновь перевел свою изможденную армию через Апеннины и остановился только в Фолиньо, где смог, наконец, перевести дух и трезво оценить обстановку.
Средиземноморская эскадра при адмирале Мэтьюзе.
Ричард Лесток, несомненно, надеялся остаться в должности главнокомандующего эскадрой на Средиземном море и старался проявить себя активностью своих действий.
Но еще 5 апреля на этот пост был назначен и утвержден королем 66-летний вице-адмирал Томас Мэтьюз. Последний почему-то недолюбливал Лестока, (видимо, по прежней совместной службе). При назначении на должность он выговорил условие, что Лесток будет отозван из эскадры. Но об этом условии было или забыто, или им пренебрегли.
Подняв свой флаг на 90-пушечном корабле “Namur”(90), Мэтьюз 27 апреля вместе с кораблями “Princess Caroline” (80), “Norfolk” (70), и “Bedford” (70) покинул Англию и 18 мая прибыл в Гибралтар. Затем он ненадолго зашел на Менорку, и прошел мимо Тулона, осматривая его укрепления. Оказалось, что французы не сидели, сложа руки. На берегу были воздвигнуты новые батареи и укреплены старые. Опасаясь атаки англичан на порт, они соорудили из плотов и мачт, соединенных цепями, плавучий бум, перегородивший вход в бухту, закрепив его концы между двух башен.
7 июня корабли Мэтьюза бросили якорь в гавани Виллафранка, где находился Лесток с большей частью эскадры. При приближении Мэтьюза британские корабли, стоявшие в гавани, отсалютовали вице-адмиральскому флагу положенным числом выстрелов.
Сам Лесток сел в свой баркас и направился к «Намюру», чтобы встретить нового командующего и поздравить его с благополучным прибытием. Но на борту его ждал холодный прием.
Выслушав доклад, Мэтьюз публично высказал ему свое неудовольствие из-за того, что мистер Лесток пренебрег исполнением данных ему инструкций, и не послал в Гибралтар на встречу с ним фрегат.
На что Лесток ответил, что фрегат был послан, и не его вина, что вице-адмирал не встретился с ним. С этого момента Лесок стал относиться к своему начальнику эскадры с едва скрываемой враждебностью.
Перед отъездом из Англии Мэтьюз задал вполне естественный вопрос: как ему поступать по отношению к французам? Должен ли он атаковать французские и испанские суда в гавани Тулона? В ответ герцог Ньюкасл сказал ему в присутствии лорда Картерета, что если он обнаружит, что может эффективно атаковать объединенный флот в Тулоне, он должен сделать это.
Ко времени прибытия Мэтьюза Средиземноморская эскадра состояла из 30 линейных кораблей (4 90-пушечных, 4 80-пушечных, 8 70-пушечных, 5 60-пушечных, 9 50-пушечных), двух 40-пушечных фрегатов и 11 более мелких судов.
Силы противника, находившиеся тогда в Тулоне, включали в себя 16 испанских кораблей и 15 французских от 50 пушек и выше. (В бурбонских флотах 50-пушечные корабли считались фрегатами, коих было: 5 испанских и 3 французских).
Задача, стоявшая перед Мэтьюзом, была достаточно сложной. Ему предстояло блокировать флот, лежавший в хорошо защищенной бухте, и превосходивший или, по крайней мере, не уступавший по силам его собственной эскадре.
Однако при осуществлении длительной блокады, чтобы она была эффективной, силы блокирующей эскадры, по расчетам британских стратегов, должны были превосходить силы противника на 20 – 25 процентов, то есть на 6 – 8 кораблей. Это необходимо было для того, чтобы командующий имел возможность организовать среди своих кораблей сменное несение службы, то есть отпускать часть кораблей на ремонт, пополнение запасов пищи и воды, и отдых экипажей. В то же время у него постоянно имелось бы под рукой количество кораблей, равное противнику.
Помимо блокады самого Тулона Мэтьюз должен был не допускать перевозку войск, продовольствия и военных запасов для испанской армии. Для этого ему необходимо было контролировать прибрежные воды от Барселоны до Неаполя. К тому же с Мэтьюза никто не снимал обязанность защищать британских торговцев в зоне своей ответственности и вести борьбу с приватирами и каперами противника. Все это неизбежно вело к распылению сил эскадры и не позволяло сосредоточить их на блокаде Тулона.
В качестве стоянки для блокирующей эскадры были выбраны принадлежавшие Франции Йерские острова, лежавшие в 9 милях к востоку от Тулона и имевшие удобный рейд. 13 июня Лесток по приказу нового командующего отправился туда с 9 кораблями. За очень короткое время число кораблей, стоявших на Йерском рейде было доведено до 15.
Сам Мэтьюз оставался пока в Виллафранка, чтобы установить связь с Сардинскими властями и получить максимум информации о положении дел на итальянском театре военных действий.
27 июня британская крейсерская эскадра, состоявшая из кораблей “Kingston”(60), “Oxword”(50) и брандера “Duke”, которой командовал капитан Ричард Норрис (сын адмирала флота сэра Джона Норриса) к востоку от Тулона обнаружила 6 испанских галер, крадущихся вдоль скалистого берега. Бросившись за ними в погоню, англичане вынудили пять из них зайти в гавань маленького французского городка Сен-Тропе. Шестой галере удалось уйти от преследователей и благополучно добраться до Антиба, куда она везла продовольствие для армии дона Филиппа.
Те, что укрылись в Сен-Тропе, чувствовали себя в полной безопасности, будучи уверены, что британские суда не посмеют атаковать их в порту Франции. Они встали у мола и ожидали только удобного момента, когда можно было бы обмануть бдительность сторожей и продолжить плавание.
Однако очень скоро англичане доказали, что они при необходимости не постесняются нарушить территорию нейтрального государства. Сделав формальный запрос губернатору города о выдаче галер, и получив отказ, капитан Норрис приказал готовить брандер для применения по его прямому назначению.
На рассвете начиненный порохом “Duke” вошел в бухту и направился к молу, возле которого, прижавшись бортами друг к другу, стояли галеры. Испанские моряки, стоявшие на вахте, не поверили своим глазам, когда увидели в сумеречном свете маленькое трехмачтовое судно, надвигавшееся прямо на них. О его намерении нельзя было не догадаться. Такой наглости от англичан испанцы не ожидали, а потому совершенно не были готовы к отпору.
Несколько пушечных выстрелов прогремело над сонной бухтой, заглушая крики проснувшихся матросов и невольников, плетьми подгоняемых к веслам. Неловкие попытки испанцев избежать встречи с приближавшимся кораблем-смертником не имели успеха. Уже дымившийся брандер на полном ходу врезался в крайнюю из галер, стоявшую на ветре.
Глухой удар и треск ломающихся весел послужили сигналом к спасению не только для экипажа этой галеры, но и для экипажей четырех других ее соседок, которые из-за возникшей паники так и не смогли расцепиться. Когда пламя добралось до крюйт-камеры «Дюка», прогремел мощный взрыв. Горящие обломки, поднятые высоко в воздух, огненным дождем посыпались в воду и на палубы галер. Просмоленные доски, канаты, паруса, просушенные горячим южным солнцем, служили отличной пищей для огня, разраставшегося с неимоверной быстротой. И вот уже брошенные командами суда превратились в один огромный костер, откуда, как из преисподней, доносились истошные вопли обреченных на мучительную смерть гребцов-каторжников, запертых в трюмах и прикованных к веслам. Возможно, среди них было немало подданных его британского величества, взятых в плен испанскими приватирами с захваченных торговых кораблей. Об этом тогда не думали. Важно было то, что Сен-Тропе, этот нейтральный город, какого-либо ущерба от действий англичан не понес.
Позже командир брандера капитан Каллис (Callis) был награжден Георгом II медалью и золотой цепочкой за храбрость, проявленную в этой операции, и произведен в следующий чин.
Французская сторона ущерба тогда не понесла. Все-таки, Сен-Тропе – нейтральный порт. С испанскими городами англичане, понятное дело, не церемонились.
Некоторые торговые суда с продовольствием и грузами для испанской армии были загнаны в порты Паламос и Матаро на каталонском берегу. Эти города жестоко пострадали из-за этого обстоятельства, так как англичане, чтобы уничтожить торговцев, которые нашли там убежище, бомбардировали не только суда, но и оба города.
10 июля Мэтьюз покинул Виллафранка, чтобы еще раз лично осмотреть Тулон и его укрепления. Оказалось, что французы не сидели сложа руки. Они соорудили из плотов и мачт, соединенных цепями, плавучий бум, перегородивший вход в бухту, закрепив его концы между двух башен. Все батареи, прикрывавшие Тулон со стороны моря, были приведены в состояние повышенной готовности и снабжены отрядами пехотинцев.
Возросшую активность англичан на Средиземном море с прибытием адмирала Мэтьюза почувствовали на себе и неаполитанцы. 19 августа в просторную бухту Неаполя с множеством разбросанных в ней больших и малых островов, вошла британская эскадра, состоявшая из трех линейных кораблей87, фрегата “Feversham’ (40), галеры и трех бомб-кетчей. На самом большом из судов был поднят на мачте брейд-вымпел коммодора Уильяма Мартина.
Несмотря на всю подозрительность их прибытия, форты, охранявшие вход в гавань, молчали, не получая приказ открыть огонь по незваным гостям – Британия и королевство Обеих Сицилий не были в состоянии войны друг с другом.
Англичане уверенно, по хозяйски, расположились напротив города. Бомбардирские корабли заняли позицию в кабельтове от набережной. Остальные расположились немного мористее. В раскрытые порты зловеще смотрели на город, недавно переживший землетрясение, жерла более чем сотни орудий.
Жители города со страхом наблюдали за действиями англичан. Враждебность их намерений ни у кого не вызывала сомнений. Торговые корабли, стоявшие в гавани, торопились убраться из нее, или, по крайней мере, уйти с линии огня, если он будет открыт.
Английскому консулу в Неаполе мистеру Аллену, явившемуся на флагманский корабль, Мартин заявил, что целью его визита было заставить Карла III отозвать свои войска от испанской армии и подписать декларацию о нейтралитете королевства Обеих Сицилий в настоящей войне. В случае отказа выполнить эти требования, коммодор имел приказ Мэтьюза подвергнуть Неаполь бомбардировке. На размышление его величеству давался только один час.
Неаполь с его 300-тысячным населением был довольно хорошо защищен со стороны суши (он был окружен крепостной стеной длиной в 7 миль), но имел слабые укрепления со стороны моря. Карл прекрасно это сознавал. Получив ультиматум Мартина, он отправился в церковь, где долго и самозабвенно молился.
Назначенный срок еще не истек, когда от набережной отвалила шлюпка с консулом и понеслась к флагманскому кораблю. Поднявшись на палубу, взволнованный Аллен сообщил коммодору, что король принял все его требования и просит не начинать никаких враждебных действий.
Не рассчитывая на свои обветшавшие форты с устаревшими пушками, Карл не решился отвергнуть наглый ультиматум англичан. Да и народ не простил бы ему, если бы дворцы и храмы древнего города, пережившие века и не разрушенные многочисленными землетрясениями, сделались бы мишенями корабельных орудий…
Добившись своего, британская эскадра еще два дня красовалась в бухте Неаполя, наслаждаясь своим превосходством, после чего подняла паруса и, не спеша, вышла в море.
Карл III, как и обещал Мартину, отправил герцогу Кастропигнано приказ, предписывавший отделиться от армии Монтемара и возвращаться в свои пределы. Командующий неаполитанским корпусом получил этот приказ в Фолиньо, где приводила себя в порядок после поспешного и изнурительного отступления бурбонская армия.
Так с часами в руке британский коммодор без единого выстрела заставил неаполитанского короля выйти из войны, уменьшив тем самым количество врагов Марии Терезии, и лишний раз продемонстрировав, какую важную роль может сыграть флот при умелом его использовании.
Флот Канала – основная военно-морская сила Англии – все это время бездействовал, простаивая в Сан-Хеленсе, но находясь в готовности к выходу в море. В Лондоне опасались высадки испанских, а потом уже и французских войск, где их могли поддержать сторонники свергнутой династии Стюартов.
Лишь отдельные корабли и малые силы флота были задействованы для защиты торговли и борьбы с испанскими приватирами и каперами.
Петиция купцов, направленная королю в конце прошлого года не осталась без последствий. Уже в феврале 1742 года адмиралтейство выделило для крейсерства в Ла-Манше и на подходах к нему, а также в Бискайском заливе и у побережья Португалии 3 50-пушечных корабля, 6 20-пушечных фрегатов и 6 шлюпов. Конечно, этого было мало.
В июле количество кораблей, назначенных для защиты торговли, увеличилось вдвое. Для этой деятельности привлекались 70-пушечный корабль, 4 40-пушечных и 4 20-пушечных фрегата и 15 более мелких судов.
Захват испанцами Савойи. Окончание кампании.
К началу сентября вся Савойя оказалась в руках дона Филиппа, основавшего свою главную квартиру в Шамбери, столице герцогства. Позади заснеженных Альп испанцы чувствовали себя в полной безопасности. Они считали, что сардинский король в преддверии зимы не рискнет предпринять против них что-либо серьезное.
Однако испанское командование недооценило энергию Карла Эммануила и его решимость во что бы то ни стало освободить свои родовые земли. Уже через месяц военные действия в Савойе возобновились. С 15-тысячным войском, воспользовавшись перевалами Мон-Сени и Малый Сен-Бернар, лежащие на высоте более двух тысяч метров, он перешел Альпы и, как снег на голову, обрушился на ничего не подозревавшего противника.
Действуя быстро и решительно, после ряда небольших, но упорных боев король заставил испанцев к середине октября оставить пределы герцогства и убраться на французскую территорию, к Греноблю. Не желая давать Людовику повод для войны, Карл Эммануил остановился в Монмельяне, у границы с Францией.
В Мадриде очень болезненно восприняли известие о выдворении испанских войск из Савойи. Королева была в гневе. Досталось всем, в том числе и дону Филиппу, которого она назвала «вторым изданием Монтемара». В письме ему Элизабет Фарнезе написала, что для ее сына «лучше смерть, чем бесславие».
Королева потребовала еще до окончания этой кампании выбить сардинцев из Савойи. Маркиз де ля Мина был направлен к армии, чтобы сменить графа Глимеса на посту командующего.
Прибытие новых батальонов из Испании и приезд де ля Мины в главную квартиру дона Филиппа привели испанский лагерь в необычное оживление, о чем сардинские шпионы тут же доложили королю. 10 ноября Карл Эммануил, опасаясь неожиданного нападения, вызвал свои войска с зимних квартир и сосредоточил их на позициях перед Монмельяном.
Более месяца войска Карла Эммануила ждали наступления испанцев. Только 18 декабря дон Филипп и его новый ментор, подчиняясь воле королевы, двинулись вперед.
Де ля Мина оказался неплохим полководцем. Ему удалось искусным маневрированием, не ввязываясь в тяжелые бои, принудить Карла Эммануила к отступлению.
Такая тактика возымела свое действие. Сардинский король был оттеснен назад в горы, к перевалам, которыми ему пришлось воспользоваться еще раз. Обратный переход через Альпы оказался гораздо труднее и трагичнее. Высочайшие горы Европы сполна взяли свою страшную плату с сардинского войска, осмелившегося в столь суровое время года бросить им вызов.
Испанский король, крайне недовольный деятельностью герцога Монтемара на посту командующего, отозвал его домой, назначив на его место генерал-лейтенанта графа де Гажа (de Gages). Де Гаж имел категоричный приказ, требовавший немедленного возвращения в долину реки По.
Прибыв в Фолиньо, новый командующий принял от Монтемара армию, едва насчитывавшую 15 тысяч годных к службе солдат. Под руководством де Гажа они в конце сентября в третий раз перешли Апеннины и вышли к побережью Адриатики.
9 октября испанцы были в Римини, 15-го – в Чезене, а 25-го достигли Болоньи, где де Гаж приказал разбить лагерь. Дальнейший путь был закрыт австро-сардинскими войсками. Проведя тщательную рекогносцировку позиций противника, испанский командующий не осмелился пойти на форсирование реки и ждал, что союзники сами атакуют его. Траун же, будучи уверенным в силе своей позиции, не желал идти на риск не сулящего верный успех сражения.
Незаметно подкравшаяся зима, промозглая и неснежная в этих краях, нашла обе армии рассредоточенными по квартирам по разные стороны Панаро и настороженно наблюдающими друг за другом.
Зима положила конец военным действиям на суше. Армии противников разошлись по зимним квартирам. Британский флот не мог позволить себе такой роскоши.
Основная часть эскадры Мэтьюза продолжала оставаться у Йерских островов, осуществляя блокаду Тулона. Мэтьюз полагал, что из-за неопределенности позиции Франции, необходимо держать на Йерском рейде, не менее 20 линейных кораблей, чтобы иметь возможность противостоять французской и испанской эскадрам, если они попытаются совместно выйти в море.
Плохая погода, которая наступила в ноябре, значительно осложнила положение англичан. Из-за сильных штормов корабли с трудом держались в море. Потери рангоута и парусов происходили постоянно, а отсутствие магазинов делало их замену проблематичной. Порт-Маон не успевал своевременно приводить корабли в порядок.