Клементьев пытался говорить, убеждать и доказывать, но его незаметность и отстраненность сыграли злую шутку. Собеседники не привыкли, что у военно — морской авиации может быть свой, тем более разумный голос. Если бы только на совещании был Кудрявцев с его бешеной энергией и стремлением всегда ломиться вперед, до победного конца, или Самойлов с его спокойной рассудительностью… Но ни Самойлова, ни Кудрявцева не оказалось. Нарком засел в Москве, генерал — майор утрясал очередные проблемы с Гейдельбергом. Клементьева просто не стали слушать, его вежливо, но определенно посадили на место.
И Клементьев сдался, чего так и не смог простить себе до конца жизни.
Обговорив все нюансы, до которых додумались в тот вечер, Рихтгофен отбыл восвояси. Штаб Первого Воздушного работал как черти в аду после Содома и Гоморры.
Настало утро. Ночью англичане выслали эсминцы, новенькие 'баржи Черчилля' перестроенные специально для организации заградительного огня по воздушным целям. Шесть из них встретились с конвоем и значительно усилили его прикрытие. Уэльская группа истребителей была приведена в полную готовность. Даудинг, Черчилль и Элизабет провели бессонную ночь на пункте управления ПВО номер десять, ставшем штаб — квартирой всех авиационных сил Метрополии. Впрочем, в ту ночь не спал ни один человек, имеющий хоть какое‑то отношение к конвоям и авиации Великобритании.
Элизабет, в комбинезоне шотландцев смиренно сидела, сохраняя на лице отсутствующее выражение хладнокровной уверенности. Она ожидала, что командный пункт будет чем‑то наподобие обычного комплекса кабинетов и совещательных залов с вереницей курьеров, чиновников и генералов. На деле же КП представлял собой огромный зал в два этажа в виде колодца с большой плитой прозрачного стекла в два человеческих роста посередине. На плите с помощью специальных зажимов укреплялись шаблоны карт и оперативно наносились последние изменения оперативной обстановки.
Элизабет совершенно растерялась во всеобщем организованном хаосе, непрерывном шуме голосов, стуке телеграфных аппаратов и телетайпов, неумолчном звоне телефонов и выкриках срочных посыльных. Кругом сновали десятки людей, молчаливых, изредка бросающих на бегу обдуманные фразы. Они непрерывно говорили по телефонам, принимали сообщения, дешифровали телеграфные сообщения, передавали друг другу бумаги, поручения и указания. Обрывки слов и фраз сливались в один ровный монотонный шум, физически давящий на череп, вызывающий желание закричать и зажать уши, только бы он прекратился.
Здесь все и каждый занимались своим делом, и лишь она играла роль дорогого, но в данный момент бесполезного украшения. Элизабет постоянно ловила на себе брошенные исподтишка, реже откровенные взгляды, любопытствующие, иногда восхищенные.
Во всем центре было лишь два очага спокойствия, и они притягивали взгляд Ее Величества, ищущей какой‑то якорь, чтобы отвлечься от чувства собственной ненужности.
Около десятка оперативных работников колдовали над стеклянным стендом, священнодействуя с картонными шаблонами, световыми указками и разноцветными спиртовыми карандашами. Здесь словно сам воздух сгущался, подавляя общий шум, уплотняясь и электризуясь от напряжения. Оперативники почти не разговаривали, лишь изредка перебрасываясь короткими уточнениями, передавая очередной запрос или удерживая ругательство, споткнувшись на передвижной лесенке, позволявшей забраться туда, куда уже не дотягивались руки.
Чуть поодаль стояли три сдвинутые в виде 'П' стола — импровизированное рабочее место Даудинга. Там был он сам, несколько курьеров, сама Элизабет и Премьер.
Маршал авиации сэр Хью Даудинг, командующий Противовоздушной Обороной и тактическими авиационными соединениями Метрополии сидел, закинув ногу за ногу, сложив длинные пальцы на колене и, на первый взгляд, не делал ничего. Он словно нехотя, с какой то ленцой, бросал неспешный взгляд на стеклянный стенд, изредка поднимал трубку единственного телефонного аппарата. Время о времени передавал какое‑либо поручение адъютанту. Из бумаг на его столе лежал лишь старый затрепанный атлас Северной Европы, изданный еще в начале века Королевским Географическим Обществом. Этот толстый том в обложке с застежками и металлическими уголками был знаменит почти так же как и его хозяин. Рассказывали, что в нем рукой маршала вписана вся история авиации Британии начиная с конца Мировой Войны, все авиабазы, аэродромы, батареи ПВО, основные линии связи, склады и базы снабжения и многое — многое другое. Так это или нет, оставалось тайной, но маршал никогда не расставался со своим сокровищем, никому не позволял в него заглянуть и всегда 'советовался' с ним перед любым важным решением.
Черчилль наоборот, непрерывно ходил взад — вперед, дымя как паровоз длинной сигарой, заложив левую руку за спину, хмурясь и морща лоб. Иногда он потирал лоснящийся лоб и что‑то спрашивал у Даудинга, тот коротко отвечал, сразу или сначала заглянув в Атлас. Премьер кивал и возобновлял свой неустанный путь — пять шагов в одну сторону, и обратно.
— Ваше Величество, — тихо сказали над ухом.
Она едва не вздрогнула, лишь большой опыт присутствия на публичных мероприятиях и воспитание позволили сдержаться, задавить первую мгновенную реакцию на неожиданность и степенно обернуться.
— Последние сводки, — с этими словами адъютант протянул ей тонкую стопку листов схваченных скрепкой.
— Благодарю, — ровно произнесла она, принимая бумаги.
Адъютант был очень молод, не старше восемнадцати, светловолосый юноша с чеканными римскими чертами, смягченными возрастом. Он тянулся изо всех сил, расправляя плечи и вообще стремясь выглядеть достодолжно пред Ее Величеством, не отводя от нее восхищенного и обожающего взгляда синих глаз. Повинуясь мимолетному порыву, она слегка улыбнулась в ответ.
— Благодарю вас… — легким движением брови она изобразила вопрос.
Он выпрямился еще сильнее, хотя это, казалось, было уже за гранью человеческих сил.
— Энтони Стюарт Хэд! — отчеканил он. — Всегда к вашим услугам!
Это было совершенно не по уставу, но Элизабет решила не заметить этого.
— Идите, Энтони, — мягко сказала она, — идите и исполните свой долг, ради вашей страны и всех нас.
Он отступил на шаг, сохраняя на лице выражение слепой преданности и готовности совершать подвиги, повергать врагов и завоевывать державы, потом еще на шаг, споткнулся, едва не упав, но удержал равновесие и исчез в общей круговерти.
— Это было неплохо, — негромко, только для ее ушей сказал Премьер. Старый лис как всегда все видел и все замечал. — Очень неплохо, но в следующий раз следует похвалить какого‑нибудь старого служаку, чтобы не создалось впечатления избирательного внимания к особам э — э–э… юного возраста и вполне определенного пола.
Элизабет вскинула голову и уже была готова ответить суровой отповедью старому цинику, но осеклась.
Черчилль смотрел на нее, чуть склонившись, держа на отлете сигару, чтобы не пыхнуть дымом ей в лицо. Его собственное, все в морщинах и порах было бесстрастно, но в глазах пряталась смертельная усталость.
— Элизабет, — еще тише проговорил он, — все, что вы сегодня скажете и сделаете, войдет в историю и станет достоянием всей страны. Каждый из тех, кто сегодня здесь работает, придет домой и расскажет родным и друзьям, что видел саму королеву Британии, которая делала вот это и говорила вот то. Вы ободрили юношу, это прекрасно, матери и невесты всех молодых людей Британии оценят по достоинству. Но не забудьте сделать то же в отношении какого‑нибудь древнего старца, ведь у каждого есть отец.
— Я учту ваше пожелание, — серьезно сказала она. — Благодарю вас за совет.
— Я всегда к вашим услугам, — усмехнулся он в ответ.
Даудинг захлопнул Атлас, аккуратно защелкнул застежку кованой бронзы, жестом отослал посыльного, принесшего новые вести.
— Началось, — коротко сообщил он.
Торпедная атака субмарин сорвалась из‑за нескоординированности действий и новейших британских сонаров 'Асдик'. Одна из подлодок была потоплена эсминцем глубинными бомбами, одна протаранена, и еще одна получила серьезные повреждения от сброшенной с гидросамолета бомбы. Ценой потери трех подлодок удалось торпедировать один транспорт, который потерял ход и начал отставать от конвоя.
Британские РЛС засекли самолеты ГДР еще над французским побережьем. Маски были сброшены, противники поняли, что их действия раскрыты. В условленное время Ворожейкин приказал начать подъем самолетов.
А командующий конвоем принял тяжелое решение — бросить отстающий транспорт и пренебречь противолодочным маневром. Корабли собрались плотной группой, ощетинились стволами и, приготовившись к отражению воздушной атаки, с максимальной скоростью устремились по прямой к Ливерпулю. С раннего утра над ордером повисли истребители RAF.
— Для отражения ожидаемой атаки на конвой у нас есть двухмоторные бофайтеры с дальним радиусом действия, а так же эскадрильи в Уэльсе и Корнуэльсе, укомплектованные спитфайрами и харрикейнами. Часть этих сил непрерывно дежурят в воздухе, образуя так называемый 'воздушный зонтик', — объяснял Даудинг королеве. — Смены построены так, что частично перекрывают друг друга, Вновь прибывшие и еще не улетевшие силы прикрытия дежурят в удвоенном составе примерно по четверти часа. Самое сложное в таком случае — организовать непрерывное чередование эшелонов. Нужно скоординировать взлет, перелет, смену, возврат и дозаправку сразу нескольких частей разнесенных географически. Сделать поправку на погоду, перемещение конвоя и еще множество переменных.
— Вам удалось? — отрывисто спросила Элизабет.
Маршал улыбнулся, тонко, самыми краешками губ, как может только английский аристократ в энном поколении, отразив в миллиметровом движении губ вассальную преданность, превосходство возраста и легкую снисходительность профессионала. И все это — с безупречной вежливостью.