Такой вот у короля и его верного клеврета получился короткий разговор. Да и что там было говорить – требовалось действовать, и немедленно. Не то чтобы Фишер был большим сторонником дружбы с Россией и другими странами Континентального Альянса, но он хотел, чтобы политика его страны вершилась в соответствии с прагматичными побуждениями и реальными государственными целями, а не исходя из давно отживших свое идеологических догм. Помимо всего прочего, сейчас адмиралу требовалось определиться с кандидатурой человека, который от имени британского королевского флота будет присутствовать на русском крейсере, когда тот выйдет на бой с астероидом. Человек это должен быть молодой, с гибким умом и острым глазом… Выходя из Букингемского дворца, адмирал Фишер вдруг остановил свой взгляд на лейтенанте Джоне Тови[50]. А что – кандидатура ничуть не хуже, а может, и лучше других, ибо этот молодой человек отвечает даже самым строгим требованиям. Увидеть ему на корабле пришельцев из будущего предстоит многое, а рассказать о еще большем…
29 июня 1908 года. 11:25. Великобритания, Лондон, окрестности дворца Мальборо-хаус.
Этим утром принц Уэльский Георг, как ни в чем не бывало, с утра плотно позавтракал и выкурил в курительной комнате папиросу. Потом он попрощался с женой, поцеловал детишек, подумав, что младшенького, Джона, надо бы наконец свозить в Санкт-Петербург, показать врачам из будущего. Трехлетний малютка страдал эпилепсией, и британская медицина тут была бессильна. Покончив с семейными делами, принц спустился вниз, где у парадного крыльца его уже ждал открытый экипаж и эскорт из конных гвардейцев, казармы которых располагались неподалеку. Ехать ему было всего ничего – до Букингемского дворца, куда его призывал царственный отец. Расстояние составляло чуть больше шестисот метров, но принцы – это такие люди, которые даже в сортир предпочли бы ехать на коляске или верхом. К тому же в отдалении, на Пикадилли и дальше, постреливали. Там морская пехота и отдельные армейские и гвардейские части пытались пулей и штыком вытеснить погромщиков из благополучного центра на их гнилые окраины.
Выстрел из винтовки прозвучал неожиданно, когда наследник британского престола уже почти сел в коляску. Неловко взмахнув руками, он повернулся вокруг своей оси и рухнул наземь с подножки экипажа… Ранение было смертельным. Тупоконечная пуля старого образца, выпущенная с дистанции сто ярдов, ударила под горло чуть выше ордена Бани и вышла со спины над лопатками, попутно перебив трахею и позвоночный столб. С такими ранами не только не живут, с ними даже не мучаются. Люди, кинувшиеся на помощь наследнику престола, увидели только кровь, заливающую черный морской мундир, и услышали последние хрипы затихающего дыхания. Минута – и все было кончено. Принц Георг скончался на месте еще до прибытия врача и священника. Любящая супруга, со всех ног кинувшейся к месту происшествия, тоже не застала принца живым.
Тем временем конные гвардейцы вскачь бросились за убегающим убийцей, одетым, как бы это ни было удивительно, в полевую форму британского солдата. Даже среди деревьев, обрамляющих недавно проложенную улицу Мэлл, на ровной местности, пешему совершенно невозможно удрать от всадников – и преступник, укрывшись за стволом толстого дерева, стал отстреливаться. Он убил одного гвардейца, ранил еще четверых, а последнюю пулю, уперев приклад в землю, выпустил себе под подбородок. И на все это, от первого и до последнего выстрела, у него ушло меньше минуты. Прежде такого произойти никак не могло, но сейчас, когда вооруженные солдаты на улицах стали самым обычным явлением, а законопослушные джентльмены попрятались по домам, обратить внимание на вооруженного праздношатающегося солдата и помешать ему оказалось некому.
Спешившись, всадники обыскали труп, стараясь не смотреть на страшно развороченную голову покушавшегося. В его карманах они обнаружили документы на имя рядового Бриана Коллинса из 18-го территориального батальона лондонского ирландского полка. Если верить найденным бумагам, то убийца принца Уэльского вместе со своим батальоном был участником не так давно минувшей англо-бурской войны, на которой он премного отличился особо меткой стрельбой. Помимо документов, при покойнике имелась предсмертная записка, гласящая: «Ирландия будет свободной!», а также некоторое количество денег, проходящих по категории «карманная мелочь». Кроме того, на месте засады была обнаружена самодельная маскировочная накидка-лохматка, которая позволила стрелку, прикинувшемуся поросшим травой холмиком, оставаться незамеченным до самого момента выстрела. В воздухе отчетливо запахло русским следом…
Прошло совсем немного времени, а на место происшествия уже прибыли новые действующие лица. Первым примчался комиссар (руководитель) Скотланд-Ярда Эдвард Генри вместе с внушительной командой сыщиков из убойного отдела. Они там, в Скотланд-Ярде, все последние сутки держали круговую оборону, не имея ни малейшего представления о происходящем. Худшее для служивого народа начинается тогда, когда в критической ситуации он обращается наверх за руководящими указаниями, а руководителя уже и след простыл. Само по себе, без руководства, в государстве ничего не работает. И вот с момента назначения адмирала Фишера временным премьером эта машина вновь завертела свои колесики. Были, конечно, дезертиры и среди работающих на улице констеблей, и среди сыщиков, но в общем и целом полицейская машина Лондона сохранила работоспособность. Выяснив, что убийца, по все видимости, является ирландцем, Эдвард Генри послал за специалистами из Специального Ирландского Отделения. Фении – особенно те, которые стреляют и кидают бомбы – это как раз по их части.
Чуть позже следственной бригады из Скотланд-Ярда в сопровождении конвоя морских пехотинцев на месте происшествия как чертик из табакерки возник адмирал Фишер, благо офис премьер-министра, занимаемый им в качестве временного главы правительства, располагался неподалеку. И вслед за адмиралом там же появился король Эдуард, которому покойный, пока был жив, приходился единственным выжившим[51] сыном. Одного взгляда на команду деловитых следователей, труп сына и безутешно рыдающую вдову оказалось достаточно для того, чтобы понять, что над разлитым молоком плакать уже поздно.
– Ну, вот этого я и боялся, Джон… – тихо сказал он адмиралу Фишеру, отозвав того в сторонку.
– Чего именно, Берти? – не понял несколько замотанный дневными делами адмирал.
– Думаю, – сказал король, – что смерть моего сына оказалась расплатой за то, что произошло в Петербурге четыре года назад. Но это лишь часть правды. До той поры, пока отношения между нашими империями не стали налаживаться, в России на базе корпуса морской пехоты господина Бережного функционировала самая настоящая фабрика по подготовке боевиков ирландских фениев и бурских реваншистов. Каждый, кто выказывал желание пострелять в британских солдат, получал там самый радушный прием, а также необходимые для этого занятия специальные знания. Точно так же, как наши деятели-политиканы десятилетиями прикармливали польских, кавказских, еврейских и прочих врагов русского режима.
– И вы, Берти, так спокойно об это говорите? – удивился адмирал Фишер.
– Дело в том, Джон, – сказал король, – что это еще не вся правда, далеко не вся… Если бы дело ограничивалось только счетами за убитого русского царя, то несчастного Георга никто бы и не тронул. Не такой человек мой племянник, чтобы отправлять на смерть невиновных…
– А возможно, Берти, это была инициатива самих фениев? – предположил адмирал Фишер.
– Возможно, – согласился король, – но я думаю немного иначе. Тори писала мне, что там, в другом мире, когда в России произошла революция, мой сын Георг, уже будучи королем, отказался принять на британской земле свергнутого русского царя, его семью и самого Михаила, заявив, что английский народ не потерпит присутствия свергнутого тирана. И это при том, что «свергнутый тиран» приходился ему двоюродным братом и союзником по антигерманской коалиции. Впоследствии их, я имею в виду Романовых, почти всех убили. Как это бывает, Джон, ты можешь узнать, перечитав историю Великой Французской Революции, только в двадцатом веке вместо гильотин дело решали револьверы. Я когда узнал о той истории, то ругался как последний грузчик из доков. Я и не знал, что мой сын вырос таким кретином. Окажись я на месте Майкла – быть может, поступил бы точно так же. Было бы невыносимо сидеть и ждать, когда на трон взойдет человек, который при первой же возможности сдаст тебя на смерть политическим флибустьерам вместе со всей семьей. Если бы Георг взошел на трон, он уничтожил бы все, что мы сейчас с тобою делаем. Вернувшись к политике моей матери, возможно, в союзе с Североамериканскими Соединенными Штатами, он бы снова начал дурацкую войну кита со слоном. Помнишь, как я говорил тебе, что боюсь умирать? Так вот, причина была как раз в моем сыне. В прошлый раз у него прекрасно получилось при всеобщем одобрении втравить нашу Британию в мировую войну. Я и сам начинал задумываться над тем, как бы вынудить его отказаться наследовать престол, отрекшись в пользу одного из своих сыновей, но, как видишь, пуля ирландца оказалась быстрее. Как отец я скорблю всей душой, а как король вздыхаю с облегчением. Хотел этот ирландец того или нет, но этот выстрел решил большую государственную проблему…
Немного помолчав, король продолжил:
– Значит так, Джон. Это дело надо замять как можно надежней. Крути этому Эдварду Генри руки-ноги, но следствие должно выдать чисто ирландскую версию. Тем более что это солдат нашей армии и коренной житель Лондона, хотя и ирландец. Русские в любом случае должны оставаться в стороне, независимо от того, замешаны они в этом покушении или нет. По крайне мере, в газетах (а ведь после метеорита у нас снова будут газеты) ничего подобного быть не должно. А теперь, Джон, пойдем утешать безутешную вдову, которой уже никогда не быть королевой, разве что королевой-матерью…
– Так вы что, Берти, – с интересом спросил Фишер, – намереваетесь завещать британский престол своему внуку?