– Я, собственно тоже думаю похожим образом, – с мрачным выражением лица произнес тот, – и такова же была последняя воля покойного императора. В нынешних условиях избрать на австрийский трон кого-то из этих господ означало бы пригласить императора Михаила к продолжению разорения наших территорий, а кайзера Вильгельма к тому, чтобы он взял нас не по доброму согласию, а силой… Если вам, Алоиз, нравится быть изнасилованным, то мне – нет. А еще в случае продолжения сопротивления ваша родная Богемия может утратить независимость и уйти в состав Российской Империи – ибо что с боя взято, то свято. Пройдет еще пара дней – и, закончив возиться со штурмом Кракова, русские смогут развернуть на запад целых две армии. А чехи, смею вам напомнить, воевать с русскими братушками не хотят, а посему богемский ландвер при их приближении по большей части попросту побросает оружие и разбежится, если не перейдет на сторону врага…
И тут Фердинанд Карл, до того молчавший, привстал с места.
– Господа, – бесцветным, не выражающим эмоций голосом сказал он, – если мне будет положена пенсия, приличествующая моему происхождению, то я обещаю удалиться в частную жизнь и более никогда не участвовать в политике. То, что я вообще пришел на эту встречу, было результатом какого-то наваждения…
– Вот это деловой разговор, – сказал министр-президент Цислейтании, – двести тысяч крон годовых, надеюсь, вас устроят?
– Вообще-то я рассчитывал как минимум на триста, – твердо заявил тот.
– Сойдемся на двухстах пятидесяти, – мрачно ухмыльнулся фон Бек, – а также на титуле графа Бурга, позволяющем вам жениться на любезной Берте, которую вы обхаживаете уже шесть лет. Частная жизнь в сельском поместье вместе с женой – что может быть лучше, чтобы дожить оставшиеся годы. Не так ли?
Выбывший из гонки претендент ничего не сказал, только растерянно кивнул, после чего, криво нахлобучив на голову шляпу, вышел из кабинета регента, в дверях как раз столкнувшись с полковником Редлем. Тот проводил уходящего внимательным взглядом, будто стараясь запомнить, после чего подошел к регенту и, положив перед ним папку с делом, вполголоса сказал:
– Расследование в общих чертах завершено. Убийство государя императора Франца Фердинанда было совершено группой русских эмигрантов из числа боевиков разгромленной в Российской империи партии социалистов-революционеров по заказу поступившему от их покровителей во Франции. При расследовании дела по горячим следам нами с поличным был взят посредник между исполнителями и заказчиком; на допросе этот человек признался в том, что он – капитан французской армии, выполняющий прямой приказ начальника Второго Бюро полковника Дюпона. А тому, как я понимаю, приказ отдал лично премьер Клемансо, но это уже находится за пределами нашего расследования…
Это заявление в полной тишине прозвучало как внезапный выстрел. Франц Конрад фон Хётцендорф не спеша развязал шнурки на папке, потом некоторое время перебирал бумаги, вчитываясь в некоторые из них.
– Такие дела либо раскрываются исключительно по горячим следам, либо не раскрываются вообще, – произнес он, как бы высказывая вслух свои мысли. – Вы проделали очень хорошую работу, Альфред, и в любое другое время могли бы рассчитывать на награду. Но с недавних пор сие уже не в наших возможностях… Впрочем, все еще может быть. Я думаю, что это дело заденет за живое и Берлин, и Петербург, которые свято отстаивают принцип неприкосновенности монархов – и, быть может, после окончания войны вы еще обзаведетесь германскими или русскими наградами, а может быть, и теми и другими сразу. А сейчас идите и постарайтесь на том же высоком уровне довести это дело до конца; хотя отчитываться по нему вам уже, наверное, придется перед другими людьми…
И после того, как полковник Редль вышел, Франц Конрад фон Хётцендорф добавил:
– Теперь, имея на руках предварительный результат следствия, доказывающий непричастность к случившемуся злодеянию государств-членов Континентального Альянса, я с чистой совестью могу выполнить волю покойного и передать приглашение кайзеру Вильгельму занять престол Австрийской империи, чтобы впоследствии передать его своим потомкам. Если Господу Богу так угодно существование единого германского государства, то пусть будет так. Что касается корон Богемии и Венгрии, то должен заметить, что по тамошним значительно более мягким законам брак покойного Франца Фердинанда с графиней Софьей Хотек фон Хотков унд Вогнин является вполне законным, а их дети, рожденные в этом браке, смогут унаследовать от отца богемский и венгерский престолы. Впрочем, это уже дело богемских и венгерских властей…
Вставая, министр-президент Цислейтании сказал:
– В таком случае, господин Конрад фон Хётцендорф, я немедленно отправлюсь в Рейхстаг, чтобы поставить этот вопрос перед господами депутатами и закрепить ваше решение парламентской резолюцией, которая придаст ему силу закона. Господин фон Эренталь, вы с нами или против нас?
Министр иностранных дел сказал:
– Я контрассигную подпись господина Конрада фон Хётцендорфа на документе, призывающем на престол кайзера Вильгельма, после чего подаю в отставку и полностью отстраняюсь от дел. Австрийской империи фактически с этого момента больше нет, а служить Богемии или Венгрии для меня будет мелко. А вы, юноша, – он кивнул в сторону Карла Франца Иосифа, – не смотрите на меня так, наивно хлопая глазами. Рано вам еще на престол, да и не признает вас никто – даже дикие хорваты, если их королевство, отдельное от сербского, будет выкроено русским императором из земель нашей империи…
14 июля 1908 года. Утро. Германская империя, Потсдам, Дворец Цецилиенгоф, рабочий кабинет кайзера Германской империи.
Присутствуют:
Кайзер Вильгельм II;
Начальник Генерального Штаба – генерал-полковник Гельмут Мольтке (младший);
Рейхсканцлер Германской империи – Бернгард фон Бюлов;
Статс-секретарь по иностранным делам – Вильгельм фон Шён.
– Господа! – радостно воскликнул германский кайзер, входя в кабинет, – я собрал вас здесь, чтобы сообщить то, что еще совсем неведомо нашим газетчикам!
При этом вид у Вильгельма был радостно-приподнятый, резко контрастируя с унылыми лицами явившихся на эту встречу ни свет ни заря высших функционеров Второго Рейха.
Бернгард фон Бюлов траурным голосом произнес:
– Если вы, Ваше Королевское Величество, хотите рассказать нам об убийстве молодого австрийского императора, то мы о нем уже все знаем. Да и нет в этом деле ничего веселого.
Вильгельм тут же стер со своего лица идиотскую улыбку, надев подобающую случаю маску скорби и печали.
– Мне тоже жаль беднягу Франца Фердинанда, – вздохнув, сказал он, – ведь мы с ним даже не были врагами. Если бы старый осел Франц-Иосиф откинул копыта чуть раньше, его племянник смог бы выполнить свой план по реформированию Австро-Венгерской империи, а потом ввести ее в Континентальный Альянс. И только неистребимая враждебность старика (Франца-Иосифа) к России привела к тому, что мой кузен Михель решил полностью уничтожить его несуразное лоскутное государство, не ограничиваясь в своих действиях полумерами.
Мольтке (младший) неожиданно спросил:
– Не знаю, как Ваше Королевское Величество, но я все никак не могу понять причину, по которой Франц-Иосиф так истово ненавидел Россию. Ведь за всю свою историю она не сделала австрийцам ничего плохого, и даже, более того, частенько выручала их из весьма неприятных ситуаций.
– Понимаешь, мой добрый Гельмут, – ответил кайзер, – еще в те, старые годы, до пришествия к нам посланцев из будущего, меня тоже изрядно тревожила эта иррациональность в поведении моего брата, австро-венгерского императора. Ведь наш договор был составлен этим придурком Бисмарком таким образом, что мы вынуждены были бы вступить в войну даже в том случае, если бы ее инициатором была сама Австрия. Я много размышлял об этом и сделал определенные выводы…
– И что же вы придумали, Ваше Королевское Величество? – поинтересовался рейхсканцлер фон Бюлов.
– Все очень просто, мой добрый Бернгард, – победно усмехнулся кайзер, – причина ненависти Франца-Иосифа к России заключается как раз в той помощи по подавлению мятежа венгров, которую он получил от прадеда нынешнего русского императора. Страшное же унижение: не чувствовать себя хозяином в собственной стране, будучи вынужденным призвать иностранные войска для наведения в ней порядка и усмирения бунтовщиков. Это все равно как если взрослый человек обгадится прямо на улице точно несмышленый малыш, а некто посторонний поможет подмыть ему испачканный зад и поменять загаженные панталоны. Если жертвой такого происшествия станет обидчивый ранимый человек вроде императора Франца-Иосифа, то его ненависть на всю жизнь к своему спасителю будет гарантирована.
– Пожалуй, вы правы, Ваше Королевское Величество, – под одобрительные кивки остальных присутствующих сказал рейхсканцлер фон Бюлов, – никаких других рациональных объяснений этой непонятной враждебности мне в голову не приходит. Какое счастье, что мы, немцы, во-первых, не столь обидчивы, как австрияки, а во-вторых, достаточно сильны и самодостаточны для того, чтобы сотрудничать с русскими как равные партнеры, извлекающие прибыль в соответствии со своим вкладом, а не как опекаемые иждивенцы, которых требуется вовремя кормить манной кашей и сажать на горшок.
– Все это хорошо, – сказал Мольтке (младший), – но я, например, все же хотел бы услышать ту новость, которой наш добрый кайзер собирался порадовать нас сегодняшним утром. Если о ней еще не пронюхали газетчики, то она, должно быть, совсем свежая, а раз нас ради нее собрали в такую рань – то сногсшибательная.
– Вы совершенно правы, мой добрый Гельмут! – воскликнул кайзер, и усы его воинственно встопорщились, – уже после полудня вся Германия забурлит как горшок с супом на горячей плите. Собственно, таких новостей целых две, просто они между собой тесно связаны. Во-первых – австрийской военной контрразведке, которая вела следствие, меньше чем за сутки удалось по горячим следам раскрыть само убийство. Исполнители – русские террорист