Ох как радовались лидеры умеренного крыла социал-демократической партии, когда их радикальный товарищ после поездки в Санкт-Петербург вдруг оставил свои завиральные революционные идеи и занялся профсоюзным движением! А ларчик открывался просто. ВСТ для радикальных левых был не культурно-массовой организацией (где люди повышают свою личную грамотность, овладевают иностранными языками, читают книжки, занимаются спортом и культурно отдыхают), а боевым резервом, независимым от прогнившего руководства партии, который можно будет поднять на дыбы в час решающих событий. Дисциплина в этом профсоюзе была почти военная, ведь помимо всеобщего избирательного права эти люди собирались сражаться за свои насущные интересы: восьмичасовой рабочий день, достойную оплату труда, бесплатную медицину и прочие достижения имперского социализма, отчасти уже воплощенные великим восточным соседом Венгрии. Император Франц Фердинанд, человек не злой и вполне солидарный с идеями императора Михаила, скорее всего, даровал бы им это и без всякой революции. Но и его смерть тоже не была катастрофой; теперь, чтобы добиться своего, этим людям надо всего лишь немного потрудиться. А трудиться они умели…
Так все и произошло. Рано утром по всему Будапешту отчаянными сиренами тревоги взвыли гудки заводов и фабрик, обозначая, что с этого часа начинается всеобщая забастовка и праздник непослушания. А некоторое время спустя на улицы вышли массы людей, и на устах у них было одно только требование к власти: «остановите войну, остановите, пока она не захлестнула нас всех!». В рядах демонстрантов, помимо рабочих и крестьян, было достаточно много интеллигентов и даже мелких буржуа. Никому из них не нравилась идея войны до последнего венгра с настолько превосходящей силой, что та без труда проглотит отчаянно сопротивляющийся осколок павшей империи и даже не поморщится.
В былые времена такое непозволительное сборище разогнали бы ружейными залпами, но сейчас кадровая армия отправилась на фронты, где почти полностью сгинула, а единственная находящаяся под рукой военная сила сама перешла на сторону демонстрантов. К тому же в отсутствие правящего монарха без провозглашения республики военный люд на критически долгое время оказался не связан условиями присяги, которую солдаты и офицеры должны приносить в начале каждого нового царствования. При этом армия должна хранить верность не стране, не премьер-министру и правительству, а именно личности правящего монарха. А раз его нет – так значит, и все можно.
В связи с происходящими событиями было созвано экстренное заседание правительства, на котором министр гонведа генерал-лейтенант Лайош Екельфалушши так и доложил премьер-министру Шандору Векерле: резервисты, временно размещенные в Будапеште и его окрестностях, вышли из повиновения, снимать с фронта для подавления беспорядков в столице некого, поскольку самого фронта тоже нет. Фактически с четырех сторон на беззащитную Венгрию надвигаются неприятельские армии, и даже робкие итальянцы сподобились перейти границу и двинуться на Триест…
Министр внутренних дел Дьюла Андраши-младший, сын того самого вождя венгерской революции 1848 года, сообщил собравшимся, что по линии министерства внутренних дел контроль за ситуацией утрачен полностью. Где-то полиция попросту разбежалась, а где-то и вовсе перешла на сторону восставших, нацепив на рукава вызывающе красные повязки. Мол, без такой повязки человеку в форме появляться в городе просто опасно, потому что он сразу будет восприниматься как сторонник старой власти.
– На мой непредвзятый взгляд, – сказал господин Андраши, – мы имеем дело не акциями протеста и даже не со стихийными беспорядками, а с попыткой вооруженного переворота, задуманного враждебной Венгрии державой и осуществленного руками самых низких и грязных наших собственных политических элементов.
Порядочные генералы и министры после таких сообщений должны стреляться, лишь для приличия уйдя в другое помещение – но так то порядочные… У порядочного правительства Венгрия вышла бы из войны одновременно с Австрией и Богемией, а не пыталась бы бессмысленно трепыхаться еще две недели. Тем более что господин Андраши, при поддержке генерала Екельфалушши, и был главным инициатором затягивания этого процесса. Мол, ни пяди венгерской земли злобным врагам.
Следом за министром гонведа выступил «министр помимо короля» (министр иностранных дел) Алдар Зичи и сообщил, что попытка дипломатическим путем получить помощь и защиту со стороны Германской империи закономерно провалилась. Ответ кайзера Вильгельма на слезную телеграмму о заступничестве состоял из непарламентских выражений, скорее свойственных обитателям прусской гвардейской казармы. Да и как могло быть иначе – ведь мысли германского императора в настоящий момент заняты только Францией. Только ее он сейчас любит и лелеет в своих мыслях, тем более что выдержавшая первый натиск французских войск германская армия перешла в наступление под Бельфором и уже молотит в его форты сотнями своих осадных гаубиц. Да и тяжелое уханье «Больших Берт», раскалывающих неприступные форты как орехи, слышно по всей Европе.
Мысли, высказанные кайзером в этой телеграмме, помимо стиля их изложения, не блистали ни оригинальностью, ни новизной. Мол, сначала вы сдайтесь на милость победителя, а потом поговорим, тем более что вы сами изначально хотели, чтобы австрийская корона была отдельно, а венгерская отдельно. И вообще, нечего так орать: дележ лоскутов, выпоротых из единого австро-венгерского одеяла, был осуществлен уже давно, так что прекратите трепыхаться и скажите спасибо за то, что вас решили оставить независимыми. В противном случае, если вы еще немного потянете время с капитуляцией, ваша Венгрия рискует подобно Румынии оказаться вассалом Российской империи, если не хуже. Просто и понятно, куда уж еще дальше…
Последним выступил министр без портфеля по хорватским делам Геза Йосипович. Он сказал, что на Балканах дела обстоят хуже некуда. Все воюют со всеми, и после эвакуации австрийских частей на родину самой влиятельной и могущественной политической силой стали сербы. Кроме того, в парламенте Хорватии (есть и такой) нарастают настроение на независимость от Венгрии, тем более что победители тоже не против провозглашения Хорватской независимости – и неважно, что для этого придется поступиться территориями, где большинство представляют сербы. Политики в Аграме (Загребе) настроены как можно скорее примириться с местными сербами, а то после прихода русской армии делать это уже будет поздно.
Премьер-министр Шандор Векерле хотел уже было выступить с завершающей речью, полной упреков к партнерам по коалиции, доведшим ситуацию до состояния полного нестояния, но тут прямо под окнами дворца раздалось несколько сильных взрывов: стекла жалобно зазвенели. Вслед за тем стал слышен гомон, свойственный возбужденной толпе, заполняющей ограниченное пространство, и резкие щелчки выстрелов, которые вскоре сошли на нет. Немногочисленные отряды гвардейцев ничего не смогли сделать с ворвавшейся толпой, тем более что восставшим изнутри помогли рабочие, трудившиеся на достройке Большого дворца (в нашей истории работы завершились в 1912 году). До исторических слов в стиле «которые тут временные – слазь» оставалось лишь несколько минут.
28 июля 1908 года, полдень. Российская империя, Петербургская губерния, Гатчина, Большой Гатчинский Дворец, рабочий кабинет императора Всероссийского.
Присутствуют:
Император Всероссийский Михаил II;
Министр труда – действительный статский советник Владимир Ильич Ульянов, он же товарищ Ленин;
Председатель Союза фабрично-заводских рабочих – Иосиф Виссарионович Джугашвили, он же товарищ Коба;
Начальник ГУГБ – тайный советник Александр Васильевич Тамбовцев;
Замначальника ГУГБ – генерал-лейтенант Нина Викторовна Антонова.
– Итак, товарищи, – произнес император, начиная встречу, – хочу вас, так сказать, обрадовать. Позавчера днем в Будапеште произошла социалистическая революция, во главе которой оказался ученик товарища Кобы – некто Дьюла Альпари. Товарищи большевики, как вы можете объяснить нам таковую коллизию? Это что, второе издание Парижской коммуны?
Коба с Лениным переглянулись и синхронно кивнули.
– Ничего архиэкстраординарного в венгерской революции нет! – в своем стиле взмахнув рукой, воскликнул Ильич. – Вы, товарищ Михаил, правильно провели аналогии с Парижской коммуной. Когда государство рушится под тяжестью военных поражений, верхи теряют возможность управлять прежними методами, а низы получают возможность высказаться о том, как они не хотят жить прежней жизнью. А дальше дело только за организацией, имеющей возможность осуществить переворот, и лидером, способным его возглавить.
Антонова добавила:
– Тем более что цели этой революции отнюдь не социалистические, а вполне буржуазно-демократические: прекращение никому не нужной войны, введение всеобщего избирательного права и прогрессивного трудового законодательства. Всех прочих, социалистических целей, товарищи революционеры рассчитывают добиться эволюционным путем в ходе парламентских дебатов.
– Вот именно, товарищ Антонова! – воскликнул Ильич, – демократические изменения в венгерском обществе назрели, и даже перезрели. К тому же смею напомнить, что товарищ Михаил также приложил свою руку к формированию в Венгрии революционной ситуации. Война, развязанная по его приказу, произвела все необходимые для этого тектонические сдвиги, и нашим товарищам оставалось только подобрать валяющуюся на земле власть. Да-да, власть в Будапеште валялась на земле: как иначе можно понять поведение тамошнего правительства, когда их страну едят сразу со всех сторон, а они две недели не могут принять вменяемого решения?
– А вот тут, товарищ Ленин, мы переходим к роли личности в истории, – сказала Антонова, – точнее к оценке того момента, когда эта личность востребована для принятия важных решений, а ее по какой-то причине на месте не оказывается. В Австрии роль такой личности сыграл генерал Конрад фон Хётцендорф: командуя действующей армией, он взял на себя обязанности регента и душеприказчика трагически погибшего императора Франца Фердинанда и свел период неопределенности к минимуму, передав австрийскую корону милейшему германскому кайзеру. Что ему претензии выродившихся Габсбургов: он думал только об интересах страны, волею случая оказавшейся на его попечении. В результате в Австрии, да и в Богемии с Моравией, в этой войне не было разбито ни одного оконного стекла. А вот в Венгрии такой личности не оказалось – и демократически избранные пауки в банке не могли принять никакого решения. Они не учредили регентство – для этого среди них не нашлось достаточно сильной личности, и не провозгласили республику – против этого и двадцать лет спустя будет подавляющая часть венгерского правящего класса. И даже в рамках имеющихся у них полномочий они не признали поражения в войне и не подписали акт о капитуляции. А все оттого, что любое из этих решений давало их оппонентам возможность для критики с возможным обвинением в измене и отстранении от власти. Господин Векерле, конечно, неплохой человек и благими намерениями обвешан как рождественская елка игрушками – но это не вождь своего народа и не боец за его счастье. Потолок его должности – министр финансов, сводящий в государственных финансах дебет с кредитом, и на этом его функция заканчивается… Коллегиальное правление может показаться неплохим способом в политически спокойной обстановке, но едва начинается эпоха перемен, без сильной личности у руля государства не обойтись.