– У французов тоже есть сильная личность – господин Клемансо, – неожиданно заметил глубокомысленно молчавший до того момента Коба, – но не думаю, что им это поможет, потому что решения, принятые этим человеком, основывались на непроверенной поверхностной информации. Ошибочное решение в критический момент может подкосить государство ничуть не хуже, а может, даже и лучше, чем отсутствие каких-либо решений вообще.
– И это тоже верно, – ответила Антонова, – но совершенно не подходит к Венгерской ситуации. Если кайзер Вильгельм преднамеренно запутывал французские власти, вынуждая их объявить войну Германии, то мы, напротив, максимально четко довели до венгерского правительства положение дел и последствия принятия тех или иных решений. И пусть революция не входила в предложенный нами список мер, это по большому счету ничего не меняет…
– Так, значит, «роль личности в истории»… – с задумчивой интонацией произнес император Михаил и посмотрел на статского советника Тамбовцева. – А вы, Александр Васильевич, что можете сказать по этому вопросу?
Огладив свою короткую бородку, начальник ГУГБ произнес:
– Если яйца разбиты, пришло время делать из них яичницу – не то окажется, что ценный продукт был потрачен напрасно. Венгерскую революцию необходимо использовать в государственных интересах Российской империи, несмотря на весь тот визг, который неизбежно поднимется в либеральных кругах нашего общества.
– Браво, браво, брависсимо, товарищ Тамбовцев! – воскликнул Ленин, захлопав в ладоши, – ничего другого я от вас не ожидал!
Император Михаил тихо спросил:
– Выходит, я не должен уподобляться своему прапрадеду и подавлять, разгонять и каким-то образом враждебно относиться к венгерскому революционному движению?
– Разумеется, нет, – ответил Тамбовцев. – Эти люди помогли нам закончить ненужное кровопролитие и позволили непосредственно перейти к вопросу Черноморских проливов – так за что же их разгонять? Напротив, следует сохранять и тщательно оберегать молодую будапештскую революцию, использовав ее порыв для того, чтобы привести венгерское государство в более человекообразный, то есть социально-дружелюбный, вид.
– Меня беспокоит то, что ваши революционеры могут объявить республику, – сказал император Михаил, – а также их возможные репрессии по отношению к представителям старой власти, буржуазии и дворянству. Мы прекрасно помним, с каким шиком их французские коллеги, всего лишь желающие свободы равенства и братства, рубили на гильотине головы всем тем, кого считали подозрительными.
– На Будапешт в настоящий момент движется корпус морской пехоты, – сказала Антонова. – Вячеслав Николаевич совсем не тот человек, который с налитыми кровью глазами бросится подавлять революционное движение, и все же для него необходимо выработать конкретные инструкции, что он может делать, а что нет.
– Мы бы хотели, чтобы Венгрия стала нормальной, с нашей точки зрения, социально ответственной монархией, – ответил император Михаил. – Вы сами прекрасно понимаете, что если ваши революционеры уйдут влево дальше некоей красной черты и начнут бороться со всеми подряд, их затея обречена. Это сейчас там все устали от шестидесятилетнего правления старого маразматика Франца-Иосифа и ошеломлены кровавой яростью внезапно вспыхнувшей войны. Но рано или поздно эта усталость пройдет, сменившись озлоблением на людей, которые действуют подобно слону в посудной лавке, и тогда поднимется волна реакции, которая сметет этих деятелей к чертовой матери – и тогда еще лет пятьдесят в Венгрии нельзя будет даже заикнуться о социализме.
– В таком случае, – сказал Тамбовцев, – именно вы, товарищ Михаил, должны стать гарантом венгерских преобразований и в то же время даровать Венгрии кандидата в социально-ответственные монархи. Ну а товарищ Коба объяснит своему молодому коллеге, что он может и должен сделать во время этой своей революции, а от чего ему лучше воздержаться во избежание негативных нюансов. Товарищ Альпари должен понимать, что если его революционное правительство не признает Россия, то его не признает никто.
– И кого же вы, товарищ Михаил, собираетесь подсунуть нашим венгерским товарищам в качестве нового короля? – с ехидцей спросил Ильич. – Говорите, не стесняйтесь, ведь мы знаем, что у вас есть много безработных родственничков, которым очень хочется поцарствовать.
Михаил ответил с некоторым раздражением:
– Вы же знаете, господин Ульянов, что Мы никогда не занимались трудоустройством Великих князей на пустующие престолы. И даже, более того, осаживали некоторых особо ретивых, претендующих на чужие места. Кроме всего прочего, никто из моей родни не согласится переходить в католичество, а это – необходимое условие для занятия венгерского престола.
– И кто же тогда, по вашему мнению, должен быть новым королем Венгрии? – взъерепенился Ильич. – Имя, товарищ Михаил, назовите имя!
– Я предлагаю Софью Гогенберг-младшую, – неожиданно сказала Антонова, – и неважно, что девочке всего семь лет. Пока она не подрастет, править за нее будет регентский совет. А чтобы она выросла правильным человеком, воспитываться она должна в России. Сначала в Смольном институте, а потом и у нас в кадетском корпусе ГУГБ, на факультете прикладной политики, в одном потоке с вашей племянницей Анастасией…
– Уважаемая Нина Викторовна… – с некоторой оторопью произнес Михаил, – вы предлагаете, чтобы этот факультет, помимо прочих специалистов, выпускал, так сказать, дипломированных монархов?
– Не только монархов, – ответила Антонова, – но для них диплом факультета прикладной политики должен стать обязательным. Если ты не смог закончить курс обучения, то как будешь править своей страной? К тому же высшее образование – это хорошая школа жизни и социализирующий фактор для подрастающего поколения. А то прежде запирали будущего монарха в коробочку с ватой, а потом из тепличных условий – сразу корону на голову и марш в политический террариум, где императоры, цари, короли, президенты и премьер-министры жрут друг друга и первых встречных заживо и без всяких сантиментов. Думаю, нам потом венгры за такую королеву еще спасибо скажут.
– Ладно, – сказал император Михаил, – думаю, что все прочее – это уже частности. Не Софья Гогенберг, так кто-нибудь еще, но идея с дипломированным монархом мне нравится. Я уже давно понял, что тот, кто хочет командовать, в первую очередь должен научиться подчиняться сам. Поэтому – быть посему. Товарищ Коба, у вас есть быстрая связь с этим вашим учеником?
– Конечно, есть, товарищ Михаил, – ответил Коба, – телеграф через Германию и Австрию пока еще действует. Скажите, что ему нужно передать, и мы это сделаем.
– Передайте, что мы поддержим их революцию, признаем временное правительство и окажем ему свою помощь при соблюдении ряда условий. Во-первых – дальнейшую судьбу Венгрии определит Учредительное собрание, выборы в которое следует провести на основании всеобщего избирательного права для мужчин и женщин от восемнадцати лет и старше. Во-вторых – не должно быть никакого запрета так называемых контрреволюционных партий, а также репрессий против членов бывшего правительства, армейских генералов и прочих представителей старой власти. В-третьих – на время, пока в Венгрии не утвердится новая законная власть, ответственность за правопорядок и безопасность народонаселения берет на себя русская императорская армия. В-четвертых – избранному Учредительному Собранию необходимо принять для своей страны монарха, возможно, с выбором из нескольких персон. На этом, пожалуй, все. Подробнее кандидатуры в венгерские короли и королевы мы обсудим позже, а сейчас пусть ваши товарищи поторопятся согласиться: когда до Будапешта доберется генерал Бережной, пойдут уже совсем другие разговоры.
– Думаю, что это вполне приемлемые условия, – сказал Ильич, – но все же хотелось бы, чтобы вы, товарищ Михаил, гарантировали венграм не только правопорядок и безопасность, но и то, что Учредительное Собрание закрепит все произведенные новой властью социальные преобразования…
– Как я могу что-то гарантировать в независимой от меня стране? – с удивлением спросил Михаил.
– Внесете эти пункты в мирный договор – и все! – воскликнул Ильич, – вы кто у нас – император или просто погулять вышли? И пусть только попробуют не исполнить…
– Да, товарищ Ульянов, – согласился император, – я думаю, в данном случае это вполне возможно. Тем более что я сам буду решать, что в мирный договор вносить, а что нет. И не обессудьте, если я наложу вето на какие-нибудь благоглупости. Социальные преобразования – весьма ответственное дело, и к нему нужно подходить с предельной осторожностью.
31 июля 1908 года, полдень. Венгрия, Будапешт, Южный вокзал.
Генерал-лейтенант Вячеслав Николаевич Бережной.
После недолгих, но весьма продуктивных переговоров при посредстве Кобы и товарища Ленина временное революционное правительство в Будапеште согласилось принять покровительство русского императора и сопутствующие ему условия. Авторитет у Михаила Александровича сейчас на недосягаемой высоте, а его слово котируется так же твердо, как и золотой червонец. Поэтому все его обещания принимаются к обращению с тем же доверием, что и вексель знаменитого Военно-Промышленного банка, главного символа русского финансового империализма. Императорское слово солидно, надежно и является твердой гарантией достигнутых договоренностей. И вот мы оказались здесь, прямо в Будапеште, прибыв по железной дороге (при полном содействии со стороны революционных властей): штабы в классных вагонах, боевые подразделения в плацкарте, пушки на платформах, кони в теплушках. А все дело в том, что пункт третий предъявленных императором кондиций гласил, что на то время, пока в Венгрии путем всеобщих выборов не сформируется новая законная власть, ответственность за безопасность мирного населения и поддержание правопорядка берет на себя русская императорская армия.
Война с Австро-Венгрией, длившаяся меньше месяца, по большей части уже закончилась. От нее остался только очаг в Боснии-Хорватии, которым в основном теперь будет заниматься сербская армия, а русские войска густо, точно косяки идущей на нерест рыбы, поворачивают на юг, в направлении линии Фракийского фронта, лениво погромыхивающей канонадой. Там братушки уже измаялись лениво перестреливаться с турецкими аскерами, ибо Македонию и Западную Фракию они уже съели вплоть до устья реки Марица, а биться один на один с отмобилизованной османской армией силенки у них слабоваты. И наш корпус в этом движении не исключение. Тут в Будапеште вместе со мной только первая бригада корпуса; остальные его части следуют на юг, где нам в самом ближайшем будущем предстоит биться за Черноморские проливы (а если смотреть шире, то за устранение из русских соседей последнего патологически враждебного государства).