Все войска, что прибывают по железной дороге, выстраиваются в несколько эшелонов, которые планируется задействовать во Фракийской наступательной операции. Непосредственно на линии фронта находятся первая, вторая и третья болгарские армии, воюющие с турками последние два месяца. Первая армия, занимающая полосу от Черного моря до Свиленграда, воюет во Фракии с самого начала войны. Вторая и третья армии, занимающее фронт вдоль среднего и нижнего течения реки Марицы, подтянулись сюда, во Фракию, после того как закончили все дела в Македонии. Четвертая болгарская армия, принимавшая участие в скоротечной войне против Румынии, находится в резерве и готова к тому, что ее отдохнувшие и пополненные дивизии направятся туда, где в них возникнет наибольшая необходимость.
И если отношения с сербами и черногорцами у Болгарии теперь союзнические и даже дружественные, так что удара в спину от них ждать не стоит, то греки, которые получили по носу при попытке цапнуть себе Солун, сейчас исходят приступами бессильной злобы. Одна эта акция поставила под вопрос их участие в Балканском Союзе. Эпир они, пожалуй еще получат, а вот Смирна и ближайшее к ней побережье Средиземного моря уже под вопросом. Ту надо либо создавать альтернативное Афинам греческое государство под российским, а не английским протекторатом, либо напрямую включать эти территории в состав Российской империи. Третьего варианта, пожалуй, нет.
Во втором эшелоне за болгарскими войсками находятся русские соединения. На крайне правом фланге, позади третьей болгарской армии, дислоцируется шестая армия генерала Реннекампфа. Она прибыла сюда первой – еще тогда, когда остальные русские войска вовсю ломали Австро-Венгерскую империю, – и успела промаршировать по плохим местным дорогам к рубежу в нижнем течении Марицы. Ось ее наступления от Ипсалы строго на восток, вдоль берега Мраморного моря, с поворотом одного армейского корпуса на Галлиполийский полуостров. У меня были сомнения в генерале Реннекампфе, авторе одного из самых крупных поражений русской армии в ходе Первой мировой войны нашей истории, но император Михаил сказал, чтобы я не беспокоился. Мол, все под контролем, и на этот раз никакой художественной самодеятельности со стороны генералов не будет. Об этом, мол, позаботятся специальные люди, которые не дадут генералам своевольничать.
Севернее района сосредоточения шестой армии, позади позиций второй болгарской армии – полоса ответственности пятой армии генерала Плеве: его задача – ударом с запада подрезать Андрианопольско-Лозенградскую группировку турок в полмиллиона штыков, не дав ей возможности отступить на следующий рубеж, и тем самым способствовать ее уничтожению. Там же, позади позиций пятой армии – вторая конная армия генерала Брусилова. Из прежнего, довоенного, состава в пятой армии сохранился только девятый армейский корпус. Еще четыре корпуса (изъятые из третьей и четвертой армий) – первый и второй гвардейские, а также третий и четвертый сибирские – находятся в процессе переброски по железной дороге. Все вместе – Реннекампф, Плеве, Брусилов, вторая и третья болгарские армии – составляют Западно-Фракийский фронт, под командованием генерал от инфантерии Линевича.
Так же по железной дороге из-под Кракова в полном составе перебрасываются первая и вторая армии – им предстоит встать позади первой болгарской армии, составив вместе с ней Северо-Фракийский фронт под командованием генерала от инфантерии Гриппенберга. ВОСО, офицеры которой вынуждены работать на «чужих» им дорогах Венгрии, Румынии, Сербии и Болгарии, зашивается. Несмотря на прилично развитую железнодорожную сеть, перевозка двенадцати армейских корпусов – задача нетривиальная. Эшелоны туда, эшелоны сюда, эшелоны под погрузкой, эшелоны под разгрузкой, пехота, артиллерия, авиация… Да, «утята» и «ишачки» после отстыковки плоскостей прекрасно едут на платформах по железной дороге. И эта крылатая гвардия еще раз должны помочь нам против турок – гораздо более диких и пугливых, нежели солдаты венгерского гонведа.
Что касается моего корпуса, то он сейчас не со мной, морскую пехоту в полном соответствии с ее назначением разгружают в Бургасе, а здесь со мной только одна бригада и средства усиления, которые в местных условиях перебрасывать по морю затруднительно. Десантная операция в Проливах не только желательна – она обязательна. Задачу высадиться на берег и захватить горло Босфора, подняв Андреевский флаг над береговыми укреплениями, может только морская пехота, и никто другой. К этому моменту я и мои парни готовились целых четыре года – это главная работа, которую нам требуется сделать. По сравнению с этим прорыв от Олькуша на Братиславу был непрофильной халтурой – туда бросили только потому, что с ней никто бы больше не справился.
Но, помимо опеки над танками, БМП, самоходками и прочими средствами усиления из двадцать первого века есть еще одна более чем весомая причина, по которой я торчу здесь, отдельно от своего корпуса. Проезжая через Софию, я получил еще один именной рескрипт государя императора, на этот раз сделавший меня генерал-полковником и главнокомандующим на европейском направлении войны с Турцией. Получив этот документ, я, честно говоря, минут пять только открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба. Будь Михаил где-нибудь поблизости, я бы улучил момент и без свидетелей, чисто по-родственному, спросил бы, не перегрелся ли он на солнце. Назначать меня, чужака, пришедшего в этот мир четыре года назад всего лишь полковником, командовать над Гриппенбергом и Линевичем – двумя генералами от инфантерии, стариками и уважаемыми людьми? Уважаемыми (в отличие от пресловутого Драгомирова), в первую очередь, мною самим.
Но я был в Болгарии, а император у себя в Гатчине, так что никаких вопросов задать я ему не смог. Все разрешилось уже после того, как я вместе со штабом прибыл сюда, в Свиленград, чтобы на месте ознакомиться с обстановкой. Вот тут-то меня и встретили командующие всеми тремя союзными нам болгарскими армиями: Васил Кутинчев, Георгий Тодоров и Стефан Тошев, адмирал Ларионов со своим воспитанником юным царем Борисом, а также оба командующих фронтами: генерал от инфантерии Гриппенберг и генерал от инфантерии Линевич. При этом царь Борис с нескрываемой ревностью воззрился на королевича Георгия, который снова ходит в моих адъютантах. Анненский темляк у офицеров, непосредственно принимающих участие в боевых действиях – дело почти обычное, а вот белый эмалевый крестик ордена Святого Георгия дается только за личный героизм, проявленный в боевых условиях. Фельдкурьер, доставивший из Гатчины этот крест вместе с прилагающимся к нему наградным указом, привез также личное головомойное письмо царя Михаила к юному дарованию, в котором тот порицал его за излишнюю храбрость и безрассудство. Мол, если тебя убьют, то кто потом будет править Сербией, Пушкин, что ли? Твоему брату Александру заведование общественным сортиром нельзя доверить, а не то, что управление страной. Впрочем, измерив друг друга длинными ревнивыми взглядами, молодые люди разошлись по углам, то есть заняли позиции каждый за спиной у своего наставника.
Тем временем, поздоровавшись со мной, адмирал Ларионов сказал:
– Вы крайне вовремя, Вячеслав Николаевич; скоро начинать, а я в сухопутных делах все же дилетант. Так что сдаю вам наш цыганский табор в полном порядке и перехожу на чисто политическую роль наставника юного болгарского царя.
– Так это вы, Виктор Сергеевич, сосватали мне эту роль Главнокомандующего? – немного раздраженно спросил я.
– Не только я, – ответил адмирал, – Военный Совет, включающий в себя всех командующих фронтами и армиями, русскими и болгарскими, после довольно бурного обсуждения постановил просить государя-императора назначить вас в Главнокомандующие, ибо другого первоклассного военного специалиста из двадцать первого века у нас попросту нет. Вы такой единственный со стратегическим мышлением, и все остальные не более чем способные тактики.
– Да, господин Бережной, – срывающимся голосом поддержал своего наставника царь Борис Третий, – в германских газетах писали, что вы лучший из ныне здравствующих русских генералов, и сравнивать вас можно только с Суворовым и Кутузовым. Сам фельдмаршал Шлиффен оказался о вас очень высокого мнения…
– Вы уж не обессудьте, Вячеслав Николаевич, – хмыкнул Линевич, – но мы с Оскар-Фердинандом Казимировичем тоже поддержали назначение вас главнокомандующим. Чтобы закончить эту войну быстро и с минимальными потерями, нужно принимать нетривиальные решения, а мы таких способностей в себе не чувствуем-с. Нам ли не знать, что война с Австрией – это по большей части ваш план, который разделал империю Габсбургов как жареного каплуна на тарелке. Мы бы так, прости Господи, не смогли, а потому вам, как говорится, и карты в руки. А нам, старикам, достаточно увидеть русский флаг над Царьградом – и все, можно умирать. Жизнь во славу России и Государя прожита не зря.
Вот тебя, бабушка, и Юрьев день, подумал я – без меня меня женили… Они, видишь ли, решили, а я отдувайся. И хоть театр военных действий до предела компактный и управляться с ним будет достаточно легко, не чувствую я в себе той самой искры таланта, что необходима всякому порядочному Жукову или Рокоссовскому. Как мне кажется, мой потолок – это отдельное подвижное соединение, хорошо вооруженное и оттого зубастое, перед которым задачу ставят только в самом общем виде, а дальше я буду сам выбирать, где, как и когда я буду громить врага. Но если вино налито, то есть назначение уже произведено – я должен оставить побоку все свои беспокойства и сосредоточиться только на том, как бы наилучшим образом сделать дело. Оказанное доверие надо оправдывать. Я тоже хочу увидеть русский флаг над Босфором, но еще больше хочу, чтобы злобное государство осман, целых полтысячелетия мучающее все соседние народы и мучающееся само, наконец окончательно прекратило свое никчемное существование. Никаких Ататюрков, Иненю и прочих Эрдоганов, желающих реками чужой крови возродить былое могущество турецкого государства, на этой земле быть больше не должно. Бешеное турецкое животное следует убить и окончательно похоронить – и тогда даже те люди, что сейчас называют себя турками, наконец вздохнут с облегчением.