8 сентября 1908 года, Болгария, Одрин (Адрианополь-Эдирне), крепость.
Генерал-полковник Вячеслав Николаевич Бережной.
Четверо суток сплошной, ни на минуту не прекращающейся бомбардировки крупнокалиберными орудиями сделали свое дело. Турецкие укрепления были разбиты, но, самое главное, в прах был вбит боевой дух турецких аскеров, которые думали, что заняли неприступную позицию, а вместо того оказались в роли безнаказанно расстреливаемой мишени. Уже на вторые сутки боев крепость оказалась в плотной осаде, все передовые укрепления и окопы оказались разрушены тяжелыми бомбами и занимавшие их турецкие части под натиском не знающих пощады болгарских солдат вынужденно отступили под защиту цитадели, а русские войска, обошедшие османскую твердыню с обеих сторон, непрерывным потоком устремились вглубь Фракии. На этом этапе турецкая армия утратила контроль за железной дорогой, которая в те времена проходила по правому берегу Марицы, а не через центр города как сейчас. Прошел еще один день, и грохот тяжелых осадных орудий раздался со стороны бывшего тыла. С этого момента территория крепости простреливалась насквозь, и не было в ней ни одного безопасного места.
А русская осадная артиллерия, в которой, помимо мортир, имелись одиннадцатидюймовые дальнобойные осадные пушки-гаубицы, не знала пощады. Огромное количество войск, которое турецкое командование нагнало в крепость с целью усиления обороны этого ключевого пункта, возымело, скорее, прямо противоположное действие. Каждая мортирная бомба, упавшая на территорию крепости, множит список потерь, а если она пробивает свод каземата, в который аскеры в поисках безопасности набиваются как сельди в бочку, и рвется внутри, то убитых и раненых считают сотнями. Из корзины привязного аэростата русскому артиллерийскому наблюдателю крепость видна как на ладони, поэтому и мортирные бомбы падают не куда попало, а точно в цель. И этот прицельный расстрел опускает дух турецких солдат ниже плинтуса. Зачем их пригнали сюда воевать с этими русскими шайтанами, наверное, не знает и сам султан. Будь эти войска в чистом поле – после такой показательной порки они побежали бы куда глаза глядят, но в осажденной крепости бежать оказалось некуда.
Еще сильнее дух турецких войск упал тогда, когда стало известно о замыкании кольца окружения, а также разгроме и полном уничтожении Лозенградской группировки турецкой армии. Разбегающихся по окрестностям перепуганных аскеров кавалеристы Брусилова ловили как кроликов: такое ужасное впечатление на этих суеверных людей произвели наши аэропланы, стрекочущие в небесах будто кузнечики. Это было последней каплей, подтолкнувшей командующего гарнизоном Шукри-пашу, нет, не к капитуляции, а к попытке прорыва в направлении на Люлебугаз, на соединение с основными силами. Но и эта попытка не удалась. Как оказалось, всего за двое суток русские вырыли окопы и разместили в них пулеметы (существенно помогли саперы с пироксилиновыми шашками) – так что атакующих османских аскеров встретила буквально стена огня. Несколько атак, усыпавших землю телами в синих мундирах, показали, что надежду на прорыв османам лучше отставить. Прорваться тут можно только в Джанну – к стройным гуриям, или в Джаханнам – к толстым волосатым чертям. Это кому что по чину.
Но до штурма дело все равно так и не дошло. Крепость выкинула белый флаг после того, как одна из бомб угодила в артиллерийский погреб. Бумкнуло не так уж и сильно (Лондонский метеорит был не в пример шумнее), но Шукри-паша понял, что если он продолжит упрямиться, мы найдем способ вбить его вместе с гарнизоном в землю по самые брови. В плен сдались сто двадцать тысяч аскеров и офицеров (в основном старших возрастов), а также два десятка генералов. Я бы сказал, что этим людям сильно повезло. Право штурмовать крепость Одрин выговорили себе болгары, пообещав при штурме не оставлять в живых ни одного османского аскера или офицера. Но я-то человек не злой и, как бы там ни было, не хочу ненужных турецких и болгарских смертей. И к гадалке не ходи, что, будучи загнанными в угол, турки сумели бы нанести болгарам серьезные потери. Но я нашел способ передать эту информацию Шукри-паше, и тот принял ее к сведению, выбросив белый флаг при первом же оправдывающем поводе, несмотря на приказы своего командования стоять насмерть.
При личной встрече этот персонаж, неплохо владеющий языком английских франков (для турок старой школы все европейцы – франки) наговорил мне много льстивых слов. Оказывается у меня, человека, который и мухи зря не обидит, тут уже сложилась определенная репутация – примерно такая же, как когда-то была у Суворова и Скобелева. Мол, я – генерал-смерть, посланец Азраила. Пришел, увидел, и сразу всех похоронил. С чего бы это он взял? Все битвы, которые я тут провел, отличались крайне малым количеством потерь у противника, по крайней мере, пленных австро-венгров при прорыве через Татры было в разы больше, чем убитых или раненых. Правда, мы прошли через все заслоны как раскаленный нож сквозь масло, но это не из-за моей безжалостности и кровожадности, а по причине хорошей подготовки личного состава и мощного хорошо продуманного вооружения.
У нашего молодого дарования – юноши, немного мистически настроенного – есть теория, что это так действует тень моего двойника из другого мира – того самого, где двойник вашего покорного слуги достиг необычайных высот в истреблении серых полчищ полоумного придурка Адика, пришедшего войной на нашу землю. Ну что же – теория не хуже иных прочих. Однажды мне даже приснился сон: запыленные колонны танков в раскраске цвета хаки, почему-то больше похожие на послевоенные Т-44, бугристые от их плиток активной брони, покрывающих их, мчали куда-то на юг по выжженным жарким июльским солнцем дорогам Украины – так, что пыль, вздымаемая лязгающими гусеницами, застилала горизонт…
Кстати, об Адике. Сейчас этому персонажу должно быть девятнадцать лет и он безуспешно пытается поступить в Венскую Художественную Академию… По счастью, не мне решать вопрос о том, стоит ли убивать этого молокососа только за то, что он – Адольф Гитлер. Думаю, что Дед (Тамбовцев) и товарищ Антонова разберутся в этом деле лучше меня. А я сейчас стою среди руин крепости, смотрю на эскортируемых нашими солдатами бесчисленных турецких пленных и думаю о том, что мы не только сбили с петель дверь к османскому Стамбулу, но и с мясом вырвали запирающий ее замок. Сейчас осадные орудия, сокрушившие турецкую твердыню, уже разбирают, чтобы затем по частям погрузить в железнодорожные вагоны. Не исключено, что они пригодятся нам в битве за Чаталжинскую линию или в самом Стамбуле, который турки сейчас спешно укрепляют. А перевезти такую бандуру – дело непростое, ведь одиннадцатидюймовая мортира в сборе весит двадцать шесть тонн, а пушка-гаубица – все восемьдесят пять.
А вот идет Георги Вазов – военный министр Болгарии, а вместе с ним адмирал Ларионов, малолетний царь Борис и приехавший сюда специально по такому поводу демократический премьер Болгарии Александр Малинов. Этот тип кажется мне несколько облагороженной и, бесспорно, более умной версией господина Керенского. По крайней мере, и тот, и другой способны часами толкать перед публикой цветистые речи ни о чем. Вот и сейчас господин Малинов встал в позу, красуясь будто петух на заборе, и начал вещать.
– И вслед за Македонией древний Одрин наконец вернулся в состав Болгарской державы, восстановив ее исконную целостность! – сказал он. – Благодарим вас за это. Болгары никогда более не забудут этот великий день и своих русских братьев, которые помогли им поставить окончательную точку в пятивековом османском иге…
– Но-но, господин Малинов! – сказал я, сбивая спесь с этого франта, – не забывайте, что Россия оказывает вам подобную помощь уже во второй раз. Про первый случай вы забыли довольно быстро, и некоторые из вас вместо любви и благодарности к России стали испытывать к ней лютую ненависть. Поблагодарите лучше ваш собственный народ, ваших солдат, которые бились с турками не жалея своего живота, поблагодарите тех, кто уже навсегда лег в эту землю за вашу свободу, а отнюдь не меня. А я обойдусь и без ваших благодарностей.
Юный болгарский царь с легкой усмешкой посмотрел на своего премьера.
– В таком случае, господин Бережной, – сказал Борис, за последнее время хорошо подтянувший русский язык, – позвольте мне лично выразить вам признательность за то, что благодаря вашему военному искусству и помощи вашего императора, болгарские солдаты, сражавшиеся за эту твердыню, понесли совсем небольшие потери. Также я хочу поблагодарить вашего императора за переданную в состав Болгарии провинцию Добруджа с древним городом Кюстендже (Констанцей). Я понимаю, что вы, русские, решаете на этой войне свои задачи, но они никак не противоречат задачам Болгарского государства, которое при вашей помощи становится сильным, богатым и процветающим. Также хочу поблагодарить и наших сербских братьев: они не только встали с нами в один строй в борьбе против турок, но и не стали претендовать на то, что им не принадлежит и никогда не принадлежало. Македонский вопрос мог поссорить наши народы, а он их навсегда подружил.
А вот эта шпилька, пожалуй, в адрес королевича Георгия, – тот в ответ уже готов наговорить малолетнему монарху дерзости. Но я сбиваю горячего сербского принца с темпа, незаметно толкнув локтем под ребро.
– Некоторые в Болгарии уже видят ее империей, поглотившей все земли Балканских народов, – сказал я, – и точно такие же придурки имеются и в Белграде. При этом греки, многократно битые во всех видах, раскатывают губу на наследство державы Александра Македонского и Византийской империи, а разгромленные сейчас турки еще долго будут грезить о воссоздании османского могущества времен султана Сулеймана Великолепного. Так вот, пытаться воплотить все эти мечты сразу и каждую из них по отдельности – это все равно что попытаться натянуть сову на глобус: и глобус сильно испачкается, и сове тоже будет плохо. Мы по возможности воплотили в жизнь девиз Балканского Союза, чтобы все сербское стало сербским, а болгарское болгарским, и теперь присутствующим здесь молодым людям – карты в руки, чтобы граница между Сербией и Болгарией навсегда стала границей дружбы.