а палубу русского рейдера, была Виктория Великобританская – в белом платье, раздувшись от беременности будто дирижабль, она стояла рядом с мужем, держа за руку дочь (прием, надо сказать, нечестный, потому что при виде дочери и внучки мозги у короля сразу напрочь отшибло). И только потом британские гости разглядели одетого в мундир офицера морской пехоты императора Михаила, сурового и сосредоточенного, как перед боем, а также лыбящегося непонятно чему кайзера Вильгельма в неизменном пикельхелме, и двух юношей: Георгия и Бориса, представляющих тут Сербию и Болгарию. По сторонам от величеств и высочеств стояли главные действующие лица этой драмы, прогнувшие под себя этот изменчивый мир под себя: генерал Бережной, госпожа Антонова и адмирал Ларионов, который прежде казался королю на фоне его дочери бледным расплывшимся пятном.
Старина Берти едва дождался, пока доиграет британский гимн «Боже храни короля», потом, опираясь на неизменную трость, торопливо проковылял мимо строя почетного караула, едва обращая внимания ни на вытянувшихся в струнку морских пехотинцев в залихвастски заломленных черных беретах и темно-зеленом камуфляже, ни на матросов в черной морской униформе. При этом и на тех, и на других медные пуговицы, пряжки ремней и прочая металлическая фурнитура, включая граненые штыки мосинских винтовок, были начищены бархотками до нестерпимого сияния. Когда этот строй закончился, король остановился и произнес историческую фразу:
– Я очень рад всех вас видеть, господа! И знаете, что мне только что пришло в голову? Все мы тут, являясь в той или иной степени друг другу родственниками, чуть было не передрались насмерть из-за призрачных политических миражей. Если мы будем враждовать, то победителей в той войне не будет, только проигравшие, зато сейчас мы все выиграли, и сильны как никогда.
– Да, дядюшка, – ответил королю император Михаил, – сейчас мы победили всех наших врагов. Но история знает множество случаев, когда союзники в одной войне становились врагами в другой, насмерть перессорившись из-за дележа добычи. Мы, конечно, на этот раз постарались обойти самые острые углы, но все равно нашлись такие деятели, которые решили, что им позволительно выхватывать куски из чужого рта, потому что у них, видите ли, великая идея.
– Если ты, Майкл, говоришь о Греции, – ответил британский король, – то могу тебе сказать, что король этой страны, не помню как там его зовут, слезно жаловался на тебя из-за Солунского инцидента нашему чрезвычайному и полномочному посланнику сэру Френсису Эллиоту. Это были как раз те дни, когда вся Британия праздновала избавление от Лондонского метеора, поэтому я повелел ответить, что проблемы греков британцев не волнуют. Впрочем, в настоящий момент мое мнение ничуть не изменилось, потому что сейчас не времена моей матери, и я не имею никакого желания встревать в ссору с одной из великих держав ради мелких выгод такого государственного недоразумения как Греция.
– Мы заранее, еще до подписания документов о создании Балканского альянса, предвидели желание греков хапнуть Солун себе, – сказал император Михаил, – но все равно дали им шанс поправить свою карму. Как видите, наша доброта не пошла греческому государству впрок, потому что король вместе с наследником пошли на поводу у разных политиканов, алчность которых оказалась больше их разума.
– Но я не понимаю, Майкл, почему, даже предвидя неизбежное греческое предательство, ты все равно привлек эту страну к созданию своего Балканского союза? – спросил король. – Неужели твой поступок был продиктован только солидарностью по отношению ко всем христианским народам, жившим в границах уничтоженной тобой Османской империи?
– Солидарность, – это само собой, – ответил император Михаил. – Но и она не отменяет того факта, что с греческим государством с самого начала было что-то не так. Даже не будучи участником антитурецкого союза, греки все равно попытались бы стянуть себе кусок с краю стола – точно так же, как Италия под шумок присвоила себе Ливию. Не подписавшие ни одной бумаги, предписывающей им этого не делать, итальянцы теперь с полным правом могут назвать Ливию своей колонией, хотя вы, дядюшка, тоже были бы не прочь немного округлить свои африканские владения. С Грецией разговор совершенно иной. Территория Османской империи была поделена заранее, и попытка нарушить подписанное соглашение является наказуемым деянием. Мы не собираемся ликвидировать это государство или отрезать от него куски, уже подвергшиеся так называемой эллинизации, но считаем необходимым подвергнуть греческую элиту процессу перевоспитания. Плохие мальчики поставлены в угол и розги для порки в соленой воде уже замочены…
Недоумение британского короля рассеял лыбящийся во все сто зубов[33] германский кайзер Вильгельм:
– На освобожденных от турок азиатских землях и островах Ионического моря с преимущественно греческим населением русские собираются создать королевство понтийских греков – со всеми положенными ему атрибутами в виде собственного короля, флага и гимна, и заключить с этим государством военно-политический союз. А про существование нынешней Греции, со столицей в Афинах они собираются попросту забыть до тех пор, пока их король не сдастся и не назначит наследником нужного им человека. И только тогда, может быть, мой кузен Михель сменит гнев на милость и покажет грекам свое благоволение. – Он коротко хохотнул. – А нынешний греческий наследный принц для Михеля теперь будто пустое место, даром что двоюродный брат. Он говорит ему «эй, ты» и «пошел вон», и больше ничего.
– Мы считаем, – сказал император Михаил, – что государством понтийских греков, а в дальнейшем и всей Грецией, должен править не нынешний наследник престола принц Константин, уже дважды жидко обгадившийся за свою карьеру, а второй сын короля Георга, тоже Георг, довольно неплохо показавший себя в должности Верховного комиссара Критского государства. После разгрома Франции, где этот человек прозябал послом греческого королевства, он остался не у дел, и теперь свободен для нового назначения. В качестве короля этого человека с радостью примут и в Смирне, и на островах, и на том же Крите, а в итоге и в самой Греции, основной бедой которой является бедность, просто-таки нищета греческого государства при богатстве тамошних власть предержащих…
При упоминании о греческой нищете британский король скривился как от зубной боли, ибо хроническая греческая бедность являлась прямым следствием британского господства на этой земле. Все, что греческое простонародье тяжким трудом зарабатывало на оливковых и виноградных плантациях, вылавливало в море и добывало в шахтах; в конечном итоге все эти богатства утекали в британские банки, являющиеся смыслом существования соединенного королевства. И ничего не меняло то, что у многих из этих банков в последнее время сильно обновился список собственников и бенефициаров. В любом случае все те страны, где они пустили свои корни, ждало экономическое истощение и финансовое разорение. По-другому вести свой бизнес они не умеют.
– Хватит говорить об этой Греции, – прервал король Эдуард своего племянника, – нам уже по большому счету все равно, что с ней произойдет, разумеется, при условии соблюдения в разумных пределах наших британских интересов. Но этот вопрос предварительно требуется обсудить на уровне министров, и только потом поднимать его на самый верх… Здесь, поблизости от нас, имеется куда более важная проблема, по сравнению с которой государство недоэллинов и вовсе не стоит нашего внимания.
– Если вы, дядюшка, имеете в виду раздел тушки убиенной Франции, то должен заметить, что сам по себе этот вопрос не на пять минут, который можно обсуждать стоя на ногах, – сказал император Михаил. – Не лучше ли нам сейчас спуститься в адмиральский салон этого корабля, где уже все готово для парадного обеда в честь моего дорогого британского родственника, и в его процессе не спеша все обсудить. А то мы, русские, – русский император обвел рукой вокруг себя, включив в русское общество сербского принца, болгарского царя и дочь британского короля, – в голодном состоянии бываем очень злыми и неуступчивыми.
– О да, – немного поддержал своего коллегу кайзер Вильгельм, – обед – это святое. Гораздо хуже будет тем, которым придется только облизываться, когда мы будем уже есть. И вы понимаете, о ком я говорю, ха-ха-ха – об итальянцах, которым Ливия оказалась на один зуб. От такой легкой закуски у них только разыгрался аппетит. Теперь они хотят Хорватию, Албанию, а также весь юг Франции с Лионом, Марселем и Тулузой…
– Беспочвенные мечтания, Уильям, – проворчал король. – Я уже много раз говорил, что Италию погубит чрезмерная жадность. Впрочем, я согласен с Майклом в том, что обсуждать такие вопросы на голодный желудок вредно для здоровья. Так что – быть посему, тем более что в прошлый раз меня на русском корабле кормили совсем неплохо.
Еще час спустя, там же, дальний броненосный рейдер «Измаил», адмиральский салон.
Обед подошел к концу и настал момент, когда ловкие и услужливые стюарды убрали со стола посуду, оставив только курительные принадлежности, после чего удалились. Встал и собрался уходить также и хозяин этого места, контр-адмирал фон Эссен – в компании вершителей судеб мира он не чувствовал себя равным никому.
– Да, – сказал британский король, когда все не принадлежавшие к Посвященным покинули адмиральский салон, – обед был хорош, а теперь пора поговорить серьезно. С твоего позволения, Майкл, я, как самый старший из присутствующих, приму на себя обязанности спикера нашего заседания.
– Пусть будет так, дядя Берти, – ответил император Михаил. – В таком случае твое слово первое. Ты начинай, а мы поддержим.
– Итак, начну я с начала… сказал король, – нет, не с сотворения мира, описанного в Библии – это было бы слишком. А с начала того исторического периода, который мы с вами, дамы и господа, только что похоронили и даже помянули неплохим вином. Должен сказать, что это было спокойное и предсказуемое время, начавшееся с того, что в достославном городе Вене собрались европейские монархи и их законные представители, намеревавшиеся решить, как они будут жить дальше в мире, освобожденном от власти корсиканского чудовища. Единственная цель, что ставили себе участники Венского конгресса – это поддержание в Европе состояния мира и стабильности…