– Я это знаю, – сказал король, – только относительно недавно нам удалось изжить такой пережиток древней старины, как покупку патентов армейских офицеров, а уж такие реформы, что проводит у себя Майкл, и вовсе способны вызвать в Британии государственный переворот. Слишком много ног оттоптали мы с Джоном в последнее время, слишком много блестящих карьер оказалось загублено на корню.
– В таком случае, – сказала принцесса Виктория, – хотя бы для начала, в целях человеколюбия, запрети устройство в Великобритании человеческих зоопарков, которые не только унижают достоинство представителей отсталых народов, но и являются оскорблением Творца Всего Сущего, ибо самые дикие дикари имеют тот же образ жизни, как и Адам с Евой, только что изгнанные из рая.
Адмирал Ларионов добавил:
– Новые идеи необходимо вводить в общество постепенно и лучше всего в качестве новой моды…
– Я это понимаю, – сказал король, – и хочу попросить вас обоих об одолжении. Я тут краем уха слышал, что вы в России собираетесь устроить специальное учебное заведение, в котором будете обучать будущих монархов. Я хотел бы отдать туда своих осиротевших внуков, и поэтому, Тори, хочу попросить, чтобы ты присматривала за тем, как дела у твоих племянников. В этой чужой для них стране ты будешь для Эдуарда и Георга единственным родным человеком. Адмирал Фишер будет сидеть здесь, сердитый как сыч на яйцах, и оберегать британский престол, а ты должна проследить за тем, чтобы мальчики по окончании обучения и наступлении совершеннолетия смогли решить, кому из них править Великобританией, а кто станет его лучшим помощником.
– Да, отец, я сделаю это, – сказала Виктория, – и потому, что ты просишь, и ради памяти Георга, который был моим любимым братом. Если вот здесь, – она погладила себя по выпуклому животу, – находится мальчик, то я обязательно назову его Георгом в честь брата.
– Да будет так, – сказал король. – Аминь!
28 сентября 1908 года, утро. Лондон, отель Сент-Джеймс.
Лондонская конференция проводилась в арендованном для этой цели отеле «Сент-Джеймс» – его сочли наиболее удобной площадкой для проведения этого мероприятия, в силу того, что тот располагался в пяти минутах пешей ходьбы от Букингемского дворца. Первый день работы саммита был посвящен официальным процедурам по приему Великобритании в действующие полноправные члены Континентального Альянса с правом вето – таким же, как у России и Германии. Молодой Уинстон Черчилль, еще не огрузневший, в светлом костюме и мягкой шляпе, был просто неотразим. Весь официоз этого мероприятия лег на его плечи, да еще на плечи русского и германского послов, фамилии которых звучали так, словно были взяты из учебника истории.
Россию в Лондоне представлял граф Александр Константинович Бенкендорф, почти не знавший устного русского языка и совершенно не владеющий письменным, в силу чего и Николай Второй, и Михаил разрешали ему составлять отчеты на французском языке. Безобразие, конечно, но из уважения к сединам император Михаил решил не трогать старика с его места, тем более что свой дипломатический хлеб он ел недаром. Вся подготовительная работа перед проведением конференции была проделана безукоризненно, в силу чего граф Бенкендорф получил высочайшую благодарность Михаила II «за ревностные и успешные труды».
Кроме того, у графа имелось два вполне заслуженных сына: один – морской офицер, второй – кавалерист; оба сражались в русско-японской войне, где получили ордена, и оба принимали участие в европейской мебельной перестановке. Старший сын Константин, лейтенант флота, командовал на «Измаиле» носовой башней главного калибра, младший, штаб-ротмистр лейб-гвардии Конного полка, в составе армии Брусилова участвовал и в Трансильванской и во Фракийской операциях русской армии. Так что снисходительное отношение Михаила к недостаткам графа Бенкендорфа определялось еще и заслугами сыновей. В дальнейшем такое безобразие как незнание чиновником русского языка следует считать недопустимым, но в данном случае сойдет и так.
Германскую империю в Великобритании представлял граф Пауль Вольф-Меттерних цур Грахт – он являлся активным сторонником улаживания британо-германских отношений путем односторонних уступок требованиям Великобритании, и был премного удивлен, когда все сладилось на совершенно иной почве взаимного сближения. Впрочем, у кайзера Вильгельма тоже не было претензий к работе германского посла в Лондоне: все документы были подготовлены с истинно прусской аккуратностью, и поэтому первый день Лондонской конференции прошел как хорошо поставленный балет. Британия не только стала членом Континентального Альянса, но и присоединилась ко всем его соглашениям, в результате чего образовалось единое евроазиатское пространство, от Ливерпуля до Токио свободное для движения товаров, людей, почты и капиталов.
Второй день мероприятия был посвящен французскому вопросу. Утром двадцать восьмого числа в холле отеля собрались самые яркие представители конкурирующих французских династий Орлеанидов и Бонапартов. Причем каждый такой представитель, претендовавший на титул «его королевского величества», был ярок по-своему.
Список кандидатов открывал тридцатидевятилетний принц Филипп Орлеанский, претендовавший на французский королевский престол под именем Филипп VIII. Свое образование этот человек начинал получать в высшей военной школе Сен-Сир, а после изгнания из Франции всех претендентов на престол закончил учебу в британском училище Сандхерст, но в британской армии не служил. До 1900 года проживал в Великобритании, а потом перебрался в Бельгию. Основным занятием и увлечением этого человека являлись полярные морские путешествия, что требовало от него храбрости, твердости характера и точного расчета.
Еще один представитель этого же семейства, двадцатичетырехлетний Фердинанд Орлеанский, герцог де Монпансье, являл прямую противоположность своему старшему брату – в том смысле, что вместо военного училища окончил Кембриджский университет и предпочитал путешествовать по жарким странам: Бразилии, Японии, Борнео, Индии и Французскому Индокитаю. Впечатления о земле и людях тех стран, где ему довелось побывать, он изложил в путевых заметках, которые собирался опубликовать позже. Помимо всего прочего, Фердинанд Орлеанский был сторонником учения Чарльза Дарвина, а это в начале двадцатого века требовало немалой научной смелости, ибо во многих местах эта теория считалась как минимум спорной. Еще поговаривают, что сей юноша балуется наркотиками, но сие пока не доказано.
Третьим претендентом был Жан Орлеанский, герцог де Гиз – единственный из всего клуба наследственных принцев, которому разрешалось проживать на территории Франции. Там его вместе с супругой Изабеллой (сестрой двух предыдущих претендентов) и сцапали германские власти для того, чтобы потом переправить в Лондон на этот турнир претендентов. Никакими особыми заслугами, кроме добровольного превращения своего поместья в госпиталь (ибо в армию его не взяли), герцог де Гиз не обладал, и условным орлеанистским королем Франции под именем Иоанна Третьего станет, если более старшие претенденты умрут бездетными.
Четвертым претендентом был представитель испанской ветви Орлеанского дома, Антонио Мария Луис Фелипе Хуан Флоренсио де Орлеан и Бурбон – четвертый герцог Галлиера. Шумный, безответственный и пустой человек, обремененный большим количеством долгов, он находился в разводе с законной супругой, не пожелавшей терпеть его выходки. У людей из ГУГБ, занимавшихся организацией этого саммита, возникло стойкое желание пристрелить этого человека без суда и следствия, навсегда покончив с этим делом, но такое решение было только во власти российского императора.
Пятый претендент происходил из Бразилии. Гастон Орлеанский, супруг наследной бразильской принцессы Изабеллы, участник Парагвайской войны 1864-70 годов, маршал Бразилии, любимец солдат и простой публики. Никогда не претендовал на французский престол, а следовательно, не подвергался изгнанию, обязательному для всех принцев-претендентов. С 1886 года, когда в Бразилии военными была свергнута монархия, находился в изгнании, проживая в своем французском поместье на территории Нормандии.
Замыкали список представители самой младшей ветви династии Бонапартов (более старшие ветви по мужской линии к началу двадцатого века попросту вымерли). Шестым кандидатом был принц Виктор Бонапарт, претендующий на французский престол под именем Наполеона Пятого, а седьмым – его младший брат, принц Луи Бонапарт, отыскавшийся аж в Российской империи, где он служил в чине генерал-майора гвардии. И все. Прочих представителей некогда правивших во Франции династий либо не удалось отыскать, либо они наотрез отказались принимать участие в этом балете тщеславия.
Как и во всяком конкурсе, было тут и жюри – состояло оно из трех главных монархов Континентального Альянса. Бельгийский король, удовольствовавшись прирезкой к Бельгии восьми с половиной департаментов севера Франции (западная половина департамента Па-Де-Кале отошла к Британии), в дальнейших прениях решил не участвовать. А зачем? И так хорошо. Кто бы там ни стал хозяином владений южнее бельгийской границы, ему никогда не дадут набрать такую мощь, чтобы он мог оспаривать образовавшийся статус-кво. Собственно, Францию для того и нарезают на ломтики будто колбасу – чтобы ни один политик на этой территории и помыслить не смел о возможном реванше. Впрочем, о таких подробностях никто из конкурсантов осведомлен не был. Они думали, что королем Франции, в соответствии с заявлениями глав Континентального Альянса о неукоснительной приверженности монархическим принципам, назначат кого-то из них, и не думали, что шанс обрести корону имеют почти все, за исключением, пожалуй, самых малопригодных для этой деятельности образчиков человеческого рода.
«Почти все» – это потому, что когда генерал Антонова изучила дело испанского инфанта Антонио (как его там) де Орлеан и Бурбон и посмотрела на этого человека вживую, у нее сразу возникли резкие, хотя и оправданные, возражения против этой кандидатуры – и она тут же доложила о них императору Михаилу.