Война за Возвышение — страница 5 из 9

ПРЕДАТЕЛИ

Не обвиняй Природу, она свое дело сделала:

Сделай же ты свое.

Джон Милтон «Утраченный рай»

Глава 50ПРАВИТЕЛЬСТВО В ИЗГНАНИИ

Вестовой сидел на диване в углу зала совещаний, завернувшись в одеяло, и прихлебывал из чашки горячий суп. Время от времени молодой шен вздрагивал, и выглядел безмерно усталым. Его шерсть не успела просохнуть от ледяной воды.

«Удивительно, что он вообще добрался, — думала, глядя на него Меган Онигл. — Никто из шпионов и разведывательных групп, которых мы посылали на берег, не вернулся, хотя у них было надежное снаряжение. А этот маленький шимп всех нас заткнул за пояс, приплыл на крохотном плоту из срубленных деревьев с домотканым парусом. Он принес письмо от моего сына».

Меган снова вытерла глаза, вспоминая первые слова посыльного, который, выбиваясь из сил, добрался по подземным пещерам к их убежищу.

— Капитан Онигл шлет свои позд... свои поздравления, мэм.

Он протянул пакет в водонепроницаемой упаковке из сока дерева оли и упал на руки медиков. «Сообщение от Роберта, — удивленно думала она. — Он жив. Он свободен. Помогает сражаться». Она не знала, радоваться или содрогаться от таких известий.

Конечно, этим можно гордиться. Возможно, сейчас Роберт единственный свободный взрослый человек на поверхности Гарта. А если его «армия» всего лишь оборванная толпа партизан-обезьян, то она по крайней мере добилась большего, чем тщательно сохраненные остатки милиции планеты.

Но Роберт не только заставил ее гордиться, он еще и удивил ее. Может, она что-то просмотрела в этом мальчике? Или лишения закалили его?

«Наверное, в нем больше отцовского, чем мне хотелось бы».

Сэм Теннейс, пилот космического корабля, он появляется на Гарте примерно раз в пять лет. Это один из трех космических мужей Меган. Каждый из них проводил дома не больше нескольких месяцев, с огромными промежутками, и эти мужья почти никогда не встречались друг с другом.

Другие женщины могли бы не справиться с такой ситуацией, но это устраивало и астронавтов, и женщину-политика. И из всех троих только Сэм Теннейс подарил ей ребенка.

«Я никогда не хотела, чтобы мой сын стал героем, — подумала Меган. — И хоть всегда относилась к нему критически, тем не менее не хотела, чтобы он походил на Сэма».

Будь Роберт не таким изобретательным, он оказался бы теперь в безопасности — интернирован на одном из островов с остальными людьми, оставаясь по-прежнему плейбоем среди друзей. И ему не пришлось бы отчаянно и бесполезно сражаться с могущественным врагом.

«Что ж, — успокаивала она себя, — вероятно, в письме он немного привирает».

Слева от нее раздавались громкие изумленные возгласы. Правительство в изгнании изучало послание, написанное на древесной коре самодельными чернилами.

— Сукины дети! — услышала она полковника Миллчемпа. — Так вот как им всегда удавалось узнать, где мы, еще до начала боя!

Меган придвинулась к столу.

— Подведите, пожалуйста, итоги, полковник.

Миллчемп взглянул на нее. Дородный краснолицый офицер милиции тряс листочками, пока кто-то не перехватил их.

— Оптические волокна! — воскликнул он.

Меган покачала головой.

— Прошу прощения?

— Вот что нас выдавало! Они все подстроили! Каждый провод, телефонный кабель, коммуникационные линии... вся электроника планеты! Все они резонируют на вероятностной волне, которую улавливают приборы проклятых птицеподобных... — Полковник Миллчемп подавился от гнева, махнул рукой и отошел.

Должно быть, изумление Меган бросалось в глаза.

— Я попробую объяснить, мадам координатор, — сказал Джон Кайли, болезненный высокий мужчина с телосложением человека, всю жизнь проведшего в космосе. В мирное время Кайли был капитаном фрайтера. Его торговый корабль участвовал в пародии космического сражения и случайно уцелел, если к нему можно применить это слово. Избитая и поврежденная, успевшая только пощекотать планетоиды губру своим лазером, «Эсперанца» добралась до Порт-Хелении только потому, что враг не очень торопился захватить всю систему Гимельхая. И теперь капитан «Эсперанцы» стал советником Меган.

Кайли выглядел ошеломленным.

— Мадам координатор, вы помните сделку двадцатилетней давности о покупке фабрики по производству электроники и протоники? Небольшая саморегулирующаяся фабрика, в самый раз для таких колоний, как наша.

Меган кивнула.

— Координатором тогда служил ваш дядя. Мне кажется, первое ваше торговое поручение заключалось в завершении сделки и доставке фабрики на Гарт.

Теперь кивнул Кайли. Его удивление не проходило.

— Одно из главных изделий этой фабрики — оптические волокна. Тогда еще говорили, что эта сделка с кваку заключена на слишком выгодных для нас условиях. Но кто мог подумать, что они действовали с таким дальним прицелом? Всего лишь шанс, что они когда-нибудь захотят...

Меган ахнула.

— Кваку! Они клиенты...

— Губру. — Кайли кивнул. — Проклятые птицеподобные уже тогда планировали это.

Меган вспомнила, слова Утакалтинга: «Галакты не торопятся. Они терпеливы, как планеты на орбитах».

Кто-то еще откашлялся. Это майор Пратачулторн, невысокий, мощного телосложения офицер земной морской пехоты. Он со своим небольшим отрядом оставался единственной регулярной военной силой после космической битвы и безуспешной защиты космодрома Порт-Хелении. Миллчемп и Кайли находились в резерве.

— Положение очень серьезное, мадам координатор, — сказал Пратачулторн. — Оптические волокна этой фабрики применяются в любом военном и гражданском оборудовании, изготовленном на планете. Они есть почти в каждом здании. Можем ли мы быть уверены в открытии вашего сына?

Меган едва не пожала плечами, но инстинкт политика вовремя остановил ее. «Откуда мне знать? — подумала она. — Мальчик для меня незнакомец». Она взглянула на маленького шена, который едва не погиб, доставляя послание Роберта. Она и представить не могла, что Роберт способен у кого-нибудь вызвать такую преданность.

«Наверное, я ревную», — решила Меган.

В разговор вступила женщина — офицер морской пехоты.

— Отчет подписан также тимбрими Атакленой, — заметила лейтенант Лидия Маккью. Молодая женщина поджала губы. — Это второй свидетель, подтверждающий подлинность.

— Тысяча извинений, Лидия, — ответил майор Пратачулторн. — Тим всего лишь ребенок.

— Она дочь посла Утакалтинга, — резко сказал Кайли. — И эксперименты помогали проводить техники шимпы.

Пратачулторн покачал головой.

— Значит, у нас нет компетентных свидетелей.

Несколько советников ахнули. Единственный член правительства неошимпанзе доктор Сьюзен Бениршке покраснела и уставилась в стол. Но майор Пратачулторн не заметил собственной дерзости. «Майор, как всегда, бестактен. К тому же он офицер морской пехоты», — напомнила себе Меган.

Это элитарный корпус, в нем совсем немного дельфинов и шимпов. Кстати, в него набирают преимущественно мужчин, это последний оплот старомодного мужского шовинизма.

Командор Кайли перелистал грубые листки отчета Роберта.

— И все же вы должны согласиться, майор, что такое объяснение выглядит вполне правдоподобно. Оно помогает понять причину наших поражений и неудач в попытках установления связи с островами и материком.

Немного погодя майор Пратачулторн кивнул.

— Правдоподобно, да. Однако не мешает проверить на практике, провести собственное расследование, прежде чем мы примем на веру это предположение.

— В чем дело, майор? — спросил Кайли. — Вам не нравится перспектива заменить фазовое ружье на лук и стрелы?

Ответ Пратачулторна прозвучал на удивление спокойно:

— Вовсе нет, сэр, если противник вооружен аналогично. Проблема в том, что он вооружен по-другому.

Повисло долгое молчание. Казалось, никто не знал, что сказать.

Полковник Миллчемп прервал паузу, вернулся к столу и ударил по нему ладонью.

— В любом случае, какой смысл в ожидании?

Меган нахмурилась.

— О чем вы, полковник?

Миллчемп проворчал:

— О том, что наши силы здесь, внизу, бездействуют. Мы просто медленно сходим с ума. А, может быть, именно в этот момент Земля сражается за свою жизнь!

— В космосе не существует понятия «этот момент», — заметил командор Кайли. — Одновременность — миф. Эта концепция обязательна для англика и других земных языков, но...

— Оставьте метафизику! — выпалил Миллчемп. — Важно то, что мы можем повредить врагам Земли! — Он взял в руки кусочки коры. — Благодаря партизанам мы теперь точно знаем, где губру разместили свои базы. Что бы там ни вычитали в Библиотеке эти проклятые птицы, ничто не помешает нам запустить свои ракеты!

— Но...

— У нас их три — они не применялись в космическом сражении, и губру не знают, что они у нас есть. Если эти снаряды могут справиться с танду, будь прокляты все семь камер их сердца, то тем более уничтожат наземные цели губру!

— И что это нам даст? — спокойно спросила лейтенант Маккью.

— Свернем нескольким губру шеи! Посол Утакалтинг говорил нам, что в галактических войнах очень важны символы. Сейчас губру могут заявлять, что мы вообще не оказали сопротивления. Но символический удар, который принесет им ущерб, скажет всем пяти галактикам, что мы боремся!

Меган Онигл ущипнула переносицу, и заговорила с закрытыми глазами.

— Меня всегда удивляло, что концепция «решающего удара» моих американо-индейских предков пережила свое время и успешно применяется в гипертехнологической галактике. — Она открыла глаза. — Действительно, может дойти до этого, если другого способа эффективных действий у нас не будет.

— Но вспомните, что Утакалтинг также призывал к терпению. — Она покачала головой. — Пожалуйста, сядьте, полковник Миллчемп. Слушайте все. Я не намерена тратить в символическом жесте наши силы, пока не буду уверена, что это наша единственная возможность сопротивления врагу.

— Не забывайте: почти все человеческое население планеты — на островах, жизнь заложников зависит от противоядия губру. А на континенте бедные покинутые шимпы.

Офицеры сидели, понурив головы.

«Они недовольны, — подумала Меган. — И я не могу винить их».

Когда война назревала и они планировали способы сопротивления вторжению, никто не думал о таком положении. Может быть, народ, лучше знакомый с данными Великой Библиотеки, владеющий древним галактическим искусством ведения войн, подготовился бы лучше. Тактика губру спутала все их скромные оборонительные планы.

Меган не стала называть главную причину, по которой воздерживается от такого жеста. Люди плохо разбираются в игре галактических протоколов. Удар, нанесенный для защиты чести, может испортить дело и оправдать более жестокие меры губру.

Какая ирония! Если Утакалтинг прав, то кризис был ускорен небольшим земным кораблем на другой стороне пяти галактик.

У землян поразительная способность создавать себе трудности. Здесь нет им равных.

* * *

Меган посмотрела на маленького шена с материка. Посланник Роберта, все еще в одеяле, подошел к столу. В его темных глазах светилась тревога.

— Да, Петри? — спросила Меган.

Шимп поклонился.

— Мэм, врач настаивает на постельном режиме.

Она кивнула.

— Вот и хорошо, Петри. Конечно, позже мы расспросим тебя подробнее... зададим кое-какие вопросы. А сейчас тебе следует отдыхать.

Петри кивнул.

— Да, мэм, спасибо, но у меня к Вам кое-что еще. Я лучше скажу сейчас, пока не забыл.

— Да? Что же это?

Шимп неловко переминался. Взглянул на стоящих вокруг людей, потом снова на Меган.

— Это личное, мэм. Капитан Онигл просил меня запомнить и передать вам.

Меган улыбнулась.

— Хорошо. Прошу прощения.

Она вместе с Петри отошла в дальний конец комнаты. И здесь села, чтобы ее глаза оказались на уровне глаз маленького шимпа.

— Что же передал мне Роберт?

Петри моргнул. Взгляд его утратил сосредоточенность.

— Капитан Онигл велел сказать вам, что на самом деле армию создает тимбрими Атаклена.

Меган кивнула. Это она уже поняла. Роберт может отыскивать новые ресурсы, новые глубины, но он никогда не был и никогда не станет лидером.

Петри продолжал.

— Капитан Онигл сказал: важно, чтобы тимбрими Атаклена имела законный почетный статус патрона в глазах наших шимпов.

Опять Меган кивнула.

— Умно. Мы можем вынести такое решение и отправить на материк.

Но маленький шимп покачал головой.

— Мэм, мы не можем ждать этого. И поэтому я должен сказать вам... Капитан Онигл и тимбрими Атаклена вступили в брак... Кажется, это называется так...

Он замолчал, потому что Меган встала, медленно повернулась к стене и прижалась лбом к прохладному камню.

«Проклятый мальчишка!» — подумалось сразу.

Но одновременно — и другое:

«Это единственное, что они могли сделать».

А ехидный внутренний голос добавил:

«Итак, теперь я свекровь».

Разумеется, от этого союза никаких внуков не будет. Межрасовые браки заключаются с другой целью. Но возможны другие осложнения.

В комнате продолжалось обсуждение. Снова и снова собравшиеся перебирали варианты и опять, как в предыдущие месяцы, ни к чему не приходили.

«О, если бы Утакалтинг добрался сюда, — подумала Меган. — Нам необходимы его опыт, его сдержанная мудрость и юмор. Мы могли бы с ним разговаривать, как раньше. И, может быть, он объяснил бы мне, почему матери бывает так одиноко».

Она призналась себе, что ей не хватает посла тимбрими. Не хватает больше, чем трех мужей, и даже больше, да простит ее Господь, чем собственного странного сына.

Глава 51УТАКАЛТИНГ

Забавно было смотреть, как Каулт играет с эн-белкой, туземным животным южных равнин. Он приманивал маленького зверька спелыми орехами.

Каулт занимался этим целый час, пока они пережидали полуденную жару в тени густых зарослей колючей куманики.

Утакалтинга поражало это зрелище. Вселенная не уставала удивлять его. Даже неповоротливый, прямолинейный Каулт — постоянный источник развлечений.

Нервно вздрагивая, эн-белка набралась храбрости, прыгнула в сторону огромного теннанинца и протянула лапы за орехом.

Поразительно. Как это удается Каулту?

Утакалтинг отдыхал в сырой и теплой тени. Он не узнавал растительность тут, на плоскогорье, выходящем на эстуарий, где сел их корабль, но чувствовал, что все сильнее привыкает к запахам, ритмам, мягкому потоку боли повседневной жизни, который течет по этой обманчиво спокойной поляне.

Корона приносила прикосновения мелких хищников, пережидающих дневную жару; скоро они возобновят охоту за своей мелкой добычей. Конечно, крупных животных здесь нет, но Утакалтинг кеннировал стаю инсектоидов-землекопов, которые пересеивают поблизости почву в поисках корма для своей царицы.

Разрываясь между осторожностью и жадностью, маленькая эн-белка напряженно приблизилась и взяла угощение с руки Каулта.

«Странно. Они вроде бы неспособны на это». Утакалтинг поражался, как эн-белка может довериться теннанинцу, такому огромному, устрашающему и сильному.

Здесь, на Гарте, после катастрофы буруралли жизнь нервная, пугливая, параноидальная. Смертный покров буруралли висит над этой степью далеко к востоку и югу от Мулунских гор.

Каулт не может успокоить эн-белку, как это сделал бы тимбрими, — пением глифов в мягких тонах эмпатии. У теннанинца пси-способностей не больше, чем у булыжника.

Но Каулт заговорил на своем, богатом интонациями галактическом диалекте. Утакалтинг прислушался.

— Знаю тебя... вид-звук-образ... сущность предназначения твоего? Пронесешь свои... гены-сущность-судьбу... судьбу твоих звездных потомков?

Эн-белка с набитыми щеками вздрогнула. Она казалась загипнотизированной. Гребень Каулта раздувался и опадал, дыхательные щели раздвигались с каждым влажным выдохом. Теннанинец не может общаться с животным, как Утакалтинг. И тем не менее эн-белка как будто поняла любовь Каулта.

«Забавно», — подумал Утакалтинг. Тимбрими живут в потоке вечной музыки жизни, но он не может отождествиться с этим маленьким животным. В конце концов, оно одно из миллионов. К чему думать именно об этой особи?

А вот Каулт любит это существо. Лишенный эмпатии, не способный установить непосредственную связь живого с живым, он любит его исключительно на абстрактном уровне. Любит то, что представляет это маленькое создание, любит его потенциал.

«Многие люди по-прежнему утверждают, что можно обладать эмпатией без пси-способностей», — размышлял Утакалтинг. Древняя метафора описывает это, как «оказаться в чужой шкуре». Утакалтинг всегда считал это одной из причудливых идей человечества до Контакта, но сейчас он уже в этом не уверен. Может быть, люди находятся на полпути между тимбрими и теннанинцами в умении отождествить себя с другим.

Народ Каулта страстно верит в возвышение, в возможность для самых разнообразных форм жизни достичь со временем разума. Так миллиарды лет назад утверждали утраченные Прародители галактической культуры, и клан теннанинцев совершенно серьезно к этому относится. Их бескомпромиссный фанатизм восхищает. Временами, как в этом галактическом кризисе, он делает теннанинцев чрезвычайно опасными.

Но сейчас Утакалтинг рассчитывает сыграть на этой черте и привлечь теннанинцев к осуществлению своего плана.

Эн-белка схватила с раскрытой ладони Каулта последний орех и решила, что с нее достаточно. Взмахнув своим веерообразным хвостом, она скрылась в зарослях. Каулт повернулся и посмотрел на Утакалтинга, его дыхательные щели продолжали дрожать.

— Я изучал генетические отчеты земных экологов, — сказал теннанинский консул. — У этой планеты всего несколько тысячелетий назад имелся внушительный потенциал. Ее не следовало передавать буруралли. Утрата жизненных форм Гарта была ужасной трагедией.

— И нагалли наказали за то, что совершили их клиенты? — спросил Утакалтинг, хотя и знал ответ.

— Да. Их низвели до статуса клиентов и передали одному из старших и ответственных кланов патронов. Кстати, моему собственному. Очень печальный случай.

— Почему?

— Потому что в сущности нагалли очень зрелый и изысканный народ. Они просто не поняли, что в обращении с хищниками требуется некая осторожность, и допустили ужасную ошибку со своими клиентами-буруралли. Но ошибку допустили не только они. Часть вины лежит на галактическом Институте возвышения.

Утакалтинг сдержал улыбку в человеческом стиле. Вместо этого над его короной появился слабый глиф, невидимый Каулту.

— Может быть, хорошие новости с Гарта помогут нагалли? — спросил он.

— Несомненно. — Каулт раздувающимся гребнем проделал эквивалент пожатия плечами. — Мы, теннанинцы, никак не были связаны с нагалли, когда произошла катастрофа, но это положение изменилось, когда их передали под нашу опеку. И теперь наш клан отвечает за эту израненную планету и направил сюда консула. Необходима уверенность, что земляне не причинят еще большего вреда этому несчастному миру.

— А на самом деле?

Каулт закрыл глаза и снова открыл их.

— Что на самом деле?

— Земляне здесь не причинили вреда?

Каулт снова раздул гребень.

— Нет. Мы можем воевать с ними, но у меня нет к ним никаких претензий. Их программа экологической помощи просто выдающаяся. Напротив, о деятельности губру на планете я намерен представить отчет.

Утакалтингу показалось, что он понимает Каулта. Они видели признаки краха программы по восстановлению экологии. Два дня назад они миновали восстановительную станцию, теперь опустевшую, с ржавеющими заборщиками образцов и клетками. Пробы наследственного вещества испортились, когда вышли из строя холодильники.

Нашли они и отчаянную записку. Шимп, помощник эколога станции, решил оставить свой пост, чтобы помочь коллеге-человеку. Иначе тот не выдержит долгого пути на побережье за противоядием от газа принуждения.

Утакалтинг гадал, добрались ли они. Очевидно, вся станция отравлена.

Ближайший форпост цивилизации очень далеко отсюда, даже если добираться на судне на воздушной подушке.

Губру оставили станцию без присмотра.

— Если аналогичная ситуация повсюду, мы должны задокументировать это, — сказал Каулт. — Я рад, что убедил тебя идти назад, к населенным районам, чтобы мы могли собрать больше свидетельств таких преступлений.

На этот раз Утакалтинг улыбнулся тому, какие слова выбрал Каулт.

— Вероятно, мы обнаружим немало интересного, — согласился он.

* * *

Когда солнце — Гимельхай — отклонилось от пылающего зенита, они возобновили путь.

Равнины к юго-востоку от Мулунского хребта расстилаются, как волнистое, застывшее море, прочное, как земная кора. В отличие от долины Синда и открытых степей по другую сторону гор, здесь не встречалось признаков животной и растительной жизни, завезенной с Земли экологами.

Только туземные обитатели Гарта.

«Опустевшие ниши».

Утакалтинг ощущал скудость местных видов как зияющие пустоты в ауре этой земли. Метафора, пришедшая в голову, нарисовала музыкальный инструмент, у которого не хватает половины струн.

«Да, подходит. Поэтически соответствует». Он надеялся, что Атаклена не теряет времени и изучает человеческое мироощущение.

Глубоко, на уровне нахакиери, он видел свою дочь прошлой ночью во сне. Видел, как ее корона тянется, кеннирует угрожающую, пугающую красоту тутсунуканна. Утакалтинг проснулся вопреки своему желанию, весь дрожа, словно инстинкт заставил его бежать от этого глифа.

Хотя через этот тутсунуканн он мог больше узнать об Атаклене, как она живет и что делает. Но глиф только блеснул — сущность ужасающего предчувствия — и по его блеску Утакалтинг понял только, что его дочь жива. Ничего больше.

«Пока и этого достаточно».

Каулт нес большую часть их припасов. Рослый теннанинец шел размеренно, за ним нетрудно поспеть. Утакалтинг сдержал изменения, которые помогли бы ему легче переносить дорогу, но за которые потом пришлось бы расплачиваться слишком дорого. Он шел раскованной походкой, широко раздувая ноздри. Это помогает удержать вечную пыль.

Впереди, на их пути к далеким красноватым горам, появился ручей, текущий меж лесистых холмов. Утакалтинг сверился с компасом и подумал, что холмы кажутся ему знакомыми. Он пожалел, что инерциальный указатель направления разбился при крушении. Если бы он был уверен...

«Вот!» Он мигнул. Показалось, или он действительно видел слабую голубую вспышку?

— Каулт.

Теннанинец остановился.

— Ммм? — Он повернулся к Утакалтингу. — Ты что-то сказал, коллега?

— Каулт, я думаю, мы должны идти в эту сторону. Доберемся до холмов и разобьем лагерь до наступления темноты.

— Ммм. Это немного в стороне от нашей дороги. — Каулт раздувал свои щели. — Ну хорошо, я тебе доверяю. — И, не откладывая, повернул и двинулся в сторону трех холмов с зелеными вершинами.

За час до заката они подошли к ручью и принялись устраиваться на ночлег. Пока Каулт воздвигал их маскировочное убежище, Утакалтинг проверял мягкие красноватые продолговатые плоды ближайших деревьев. Его портативный прибор показывал, что они съедобны. У них оказался сладковатый острый вкус.

Семена, впрочем, были жесткими, заключенными в прочную кожуру. Такая оболочка должна выдержать действие желудочных соков. Семя пройдет через пищеварительную систему животного и попадет в почву с экскрементами. На многих планетах таким способом размножаются плодовые деревья.

Вероятно, когда-то крупные всеядные животные питались плодами таких деревьев и далеко разносили их семена. Если они взбирались на деревья за плодами, значит, у них имелось какое-то подобие рук. Возможно даже, эти животные обладали Потенциалом. Когда-нибудь они могли бы стать предразумными, влиться в цикл возвышения и постепенно превратиться в разумных.

Но все это кончилось с приходом буруралли. Вымерли не только крупные животные. Теперь семена плодовых деревьев падают рядом с родителями.

Прочная кожура, которая должна была подвергнуться воздействию желудочного сока животных-симбионтов, не дает семенам прорасти. А те ростки, которые все же поднимаются, чахнут в тени.

Тут должен шуметь лес, а осталось всего несколько деревьев. «Туда ли мы попали?» — думал Утакалтинг. Слишком мало заметных ориентиров на этой холмистой равнине. Он осмотрелся, но синих вспышек больше не увидел.

Каулт сидел в убежище и через дыхательные щели негромко и немузыкально насвистывал. Утакалтинг положил перед теннанинцем гору плодов и снова пошел к журчащей воде. Ручей перекатывался через груду полупрозрачных камней, окрашенных закатом в красноватый оттенок.

Здесь Утакалтинг нашел артефакт.

Он наклонился и поднял его. Осмотрел.

Кремневый сланец, его тут много, но этот кусок оббит, обработан, с острыми краями, с тупым закругленным концом, чтобы удобнее держать...

Корона Утакалтинга дрогнула. Снова возник луррунану, повис меж серебряных нитей. Глиф медленно поворачивался, Утакалтинг вертел камень в руке, разглядывая примитивное орудие, а луррунану смотрел на Каулта, который по-прежнему насвистывал, поднимаясь по склону холма.

Глиф напрягся и устремился к теннанинцу.

«Каменные орудия, наряду с другими признаками присутствия предразумных», — размышлял Утакалтинг. Он просил Атаклену понаблюдать, потому что ходили слухи... рассказы о том, что видели в далеких степях на Гарте...

— Утакалтинг!

Он повернулся, пряча за спиной каменное орудие, и посмотрел на могучего теннанинца.

— Да, Каулт?

— Я... — Каулт неуверенно смолк. — Метах кайми б'твуил'пф... — Я... — Он покачал головой, закрыл и снова открыл глаза. — Я думаю, проверил ли ты эти плоды и для меня, а не только для себя?

Утакалтинг вздохнул.

«Неужели теннанинцы напрочь лишены любопытства?!» Он незаметно выпустил каменное орудие, и оно упало назад в ручей, где Утакалтинг нашел его.

— Да, коллега. Они пригодны для еды, если ты не забудешь принять дополнения.

И он присоединился к своему спутнику. В опустившейся темноте, при свете далеких галактик они поужинали, не разжигая костра.

Глава 52АТАКЛЕНА

Гориллы перевалили через острый край узкого каньона, спустились вниз по лианам. Миновали дымящиеся ущелья, где недавние взрывы разорвали укрепление. Осыпи по-прежнему опасны. Тем не менее гориллы торопились. По пути вниз они проходили через сверкающие радуги. Крошечные капельки воды блестели на шерсти горилл.

Ужасный рев сопровождал их спуск, эхом отражаясь от стен и поглощая их тяжелое дыхание. Он затмил шум битвы, смягчил гром смерти, которая бушевала всего несколько минут назад. У водопада объявился соперник по грохоту, но ненадолго. Там, где раньше ревущий поток обрушивался на гладкие камни, теперь лежали остатки металла и полимеров. Атаклена наблюдала с вершины нависающего утеса.

— Не нужно, чтобы они знали, как мы это проделали, — сказала она Бенджамину.

— Нити, которые мы привязали под обвалом, должны распасться. За несколько часов их вымоет, сэр. Когда придет группа спасателей врага, они не смогут понять, к какой уловке мы прибегли.

Они наблюдали, как гориллы присоединились к группе солдат-шимпов, которые ковырялись в остатках трех танков губру на воздушной подушке.

Убедившись, что все чисто, повесили на спины самострелы и начали снимать с танков оборудование. По их указаниям гориллы поднимали камни и броневые плиты.

Вражеский патруль пришел по запаху добычи. Приборы подсказали губру, что кто-то прячется за водопадом. И действительно, это превосходное и подходящее укрытие — такой барьер обычными средствами не пробьешь. Но вспыхнули специальные резонансные сканеры, показывая, что там земляне, с их предательской технологией.

Чтобы захватить прячущихся врасплох, танки спустились в каньон, под прикрытием летающих роботов, готовых к схватке.

Но за водопадом не оказалось землян вообще. Только мотки тонкой, как паутина, проволоки.

И шнур, ведущий к заряду.

И еще — размещенные в углублении — несколько сот килограммов самодельного нитроглицерина.

Водяные брызги смыли пыль, поток унес мириады крошечных обломков. Но основная часть ударной силы губру оставалась на месте, там, где ее застали взрывы, обрушившие нависающие утесы и пролившие дождь из черного вулканического камня. Атаклена видела, как из разбитого корпуса выбрался шимп, крикнул и поднял маленький смертоносный снаряд губру. И скоро горы оружия губру перекочевали в мешки ожидающих горилл. Большие предразумные стали подниматься в облаках брызг. Атаклена разглядывала сквозь листву клочки неба. Через несколько минут здесь могут появиться вражеские истребители. К этому времени партизаны должны скрыться, иначе их ждет судьба бедных шимпов, восставших на прошлой неделе в долине Синда.

Несколько уцелевших беглецов добрались до гор. Фибена Болджера среди них не оказалось. Не появился и посыльный с обещанными записями Гайлет Джонс. Из-за отсутствия информации Атаклена могла лишь приблизительно определить, сколько времени потребуется губру, чтобы предотвратить новую засаду.

— Время, Бенджамин. — Атаклена многозначительно взглянула на часы.

Ее помощник кивнул.

— Пойду потороплю их, сэр. — Он скользнул к соседнему сигнальщику.

Молодая шимми замахала флажками.

На краю обрыва из влажной блестящей травы появлялись все новые шимпы и гориллы. Шимпы, разбиравшие танки, выходили из прорытого водой каньона, они улыбались Атаклене и вели своих рослых родичей по тайной тропе через лес.

Атаклене не требуется уговаривать кого-то. Она теперь почетный землянин. Даже те, кто раньше был недоволен, получая «приказы от ити», повинуется ей охотно и быстро.

Какая ирония! Подписав документ, который сделал их супругами, Атаклена и Роберт добились лишь того, что стали гораздо реже видеться. Ей больше не требовался его авторитет — авторитет единственного человека, и поэтому она предоставила ему свободу действий.

«Жаль, что я раньше не уделяла внимания подобным проблемам», — думала она. Атаклена не очень хорошо представляла себе последствия документа, который они подписали при свидетелях. Межрасовые браки обычно заключаются для удобства по каким-либо официальным причинам. Например, деловые партнеры могут «вступить в брак», хотя относятся к совершенно различным генетическим линиям. Рептилоид би-гле может заключить брачный союз с покрытым хитином ф'рутианином. Никто не ждет от таких браков потомства, но принято считать, что партнеры ценят общество друг друга.

Вся эта история казалась Атаклене забавной. Теперь у нее в некотором смысле есть «муж».

Но его здесь нет.

«Так было с Матиклуанной все эти долгие одинокие годы», — думала Атаклена, трогая медальон, висящий у нее на шее. Здесь к нити ее матери присоединилась нить короны Утакалтинга. Может быть, духи их лайлаклаптн'а переплетаются здесь, как соединялись в жизни.

«Кажется, сейчас я начинаю понимать то, чего никогда раньше не понимала в их отношениях», — думала Атаклена.

— Сэр?.. Э-э... мэм?

Атаклена моргнула и подняла голову. На тропе, где одна из вездесущих лиан опускалась к пруду с красноватой водой, махал Бенджамин. В просвете зарослей техник-шимми настраивала сложный прибор.

Атаклена подошла.

— Вести от Роберта?

— Да, сэр, — сказала шимми. — Я определенно принимаю следы одного из химикатов, которые он захватил с собой.

— Какого именно? — напряженно спросила Атаклена.

Шимми улыбнулась.

— С левосторонней адениновой спиралью. С той самой, что по нашей договоренности означает победу.

Атаклена облегченно вздохнула. Итак, группа Роберта тоже добилась успеха. Ей предстояло напасть на небольшой наблюдательный пункт врага, к северу от прохода Лорне. Вчера она должна была встретиться с противником.

Две первые небольшие удачи за много дней. Такими темпами они покончат с губру, скажем, за миллион лет или около этого.

— Ответьте, что мы тоже действовали успешно.

Бенджамин улыбнулся, передавая сигнальщику флакон с чистой жидкостью, которую затем вылили в пруд. Через несколько часов помеченные молекулы можно будет обнаружить за много миль отсюда. Завтра, вероятно, сигнальщик Роберта доложит о полученном сообщении.

Конечно, медленный метод. Но Атаклена считала, что губру понятия о нем не имеют — по крайней мере пока.

— Разборка закончена, генерал. Нам пора уходить.

Атаклена кивнула.

— Да. Уходим, Бенджамин.

Через минуту они бежали по зеленой тропе к дому. Немного погодя деревья вокруг задрожали, послышался гром. На несколько мгновений звуки мести раздраженного противника перекрыли гул водопада.

«Слишком поздно», — презрительно бросила Атаклена истребителям врага.

«На этот раз».

Глава 53РОБЕРТ

Противник начал использовать более совершенных роботов. И на сей раз лишние траты спасли губру от уничтожения.

Пострадавший патруль птицеподобных отступил сквозь густые джунгли, поливая огнем все вокруг. Деревья разлетались, прочные лианы извивались, как черви под ударом лопаты. Танки на воздушной подушке продолжали стрелять, пока не оказались на открытом месте, где могут приземляться тяжелые машины. Здесь оставшиеся танки образовали круг стволами наружу и продолжали поливать огнем во все стороны.

Роберт видел, как группа шимпов подошла слишком близко со своими ручными катапультами и химическими гранатами. Шимпы были захвачены среди взрывающихся деревьев, их скосил град осколков, разорвали в клочья непрерывные вспышки.

Роберт жестом приказал всем группам отступать поодиночке. Сейчас с этим конвоем ничего нельзя сделать, тем более что подкрепление уже в пути.

Его телохранители, вооруженные трофейными сабельными ружьями, шли впереди и по бокам от него.

Роберт терпеть не мог эту сеть охраны, которую накинули на него шимпы; они не пустили его к месту засады, пока была хоть какая-то опасность. Но и с этим он ничего не может сделать. К тому же они правы, черт побери. Клиенты должны защищать своих патронов как индивидуумов — а патроны, в свою очередь, защищают клиентов как вид.

Атаклена, похоже, лучше справляется с такими проблемами. Она из народа, который сразу воспринимал свое положение именно так. «К тому же, — признал Роберт, — она не думает о мужском превосходстве». Одна из его трудностей в том, что ему редко приходится видеть врага, соприкасаться с ним. А ему так хочется коснуться губру.

Отход успешно завершился, прежде чем небо заполнилось боевыми кораблями чужаков. Отряд разбился на небольшие группы, которые вернулись в разбросанные убежища и будут ждать нового сигнала сбора, который придет по лесной сети. Только группа Роберта возвращалась в горы, где расположена штабная пещера.

Для этого потребовалось совершить далекий обход, потому что они находились к востоку от Мулунских гор, а враг расположил на нескольких вершинах свои посты, которые легко снабжались по воздуху и располагали мощным космическим вооружением. Один из таких постов находится на прямой дороге домой, поэтому разведчики-шимпы провели Роберта по заросшим джунглями ущельям к северу от прохода Лорне.

Повсюду висели лианы. Это отличный, но медленный способ спуска, поэтому у Роберта оказалось много времени для размышлений. В основном его занимала мысль: зачем вообще губру пришли в эти горы.

Отчасти он был рад их вторжению, потому что силы сопротивления могли наносить удары. В противном случае нерегулярная армия ничего бы не сделала с врагом, вооруженным до зубов. Но для чего губру возятся со слабым партизанским движением в горах Мулуна, когда они прочно держат в руках всю планету? Может, есть какая-то символическая причина, древняя галактическая традиция расправляться с повстанцами?

Но даже это не объясняет присутствия большого количества штатских в горах. Губру направляют в Мулун множество ученых, которые что-то ищут.

Роберт узнал местность, дал сигнал остановиться.

— Не проведать ли нам горилл? — сказал он.

Его лейтенант, очкастая, средних лет шимми по имени Элси, нахмурилась и с сомнением посмотрела на него.

— Газботы врага постоянно безо всякой причины заливают этот район, сэр. И не по расписанию. Мы успокоимся, только когда вы окажетесь в пещере.

Роберту не хотелось в убежище, к тому же Атаклена не вернется туда еще несколько дней. Он сверился с компасом и картой.

— Убежище всего в нескольких милях от нашей тропы. К тому же я знаю вас, шимпов из Хаулеттс-Центра. Вы прячете своих драгоценных горилл в местах понадежнее, чем эти пещеры.

Он загнал ее в угол, и Элси поняла это. Она заложила пальцы в рот и коротко свистнула, посылая разведчиков в юго-западном направлении. Те устремились по вершинам деревьев. Несмотря на пересеченную местность, Роберт в основном передвигался по земле. Он не мог прыгать по веткам милю за милей, как шимпанзе. Люди не приспособлены для этого.

Они перебрались на другую сторону каньона — всего лишь трещины в гигантском каменном утесе. Внизу, в узком ущелье, клубился густой туман, разноцветный под лучами утреннего солнца. Мелькали радуги, а однажды, когда солнце оказалось сзади и над ними, Роберт увидел собственную тень, окруженную тройным радужным ореолом, как у святых на древних иконах.

Это нимб — необыкновенно удачное слово для прекрасной обращенной на сто восемьдесят градусов радуги над туманным ландшафтом, согревающее сердца и грешников, и праведников. «Если бы я не был атеистом, — подумал Роберт, — то, не зная природы этого явления, мог бы принять его за знамение».

Он вздохнул. Призрак рассеялся, прежде чем он повернул голову.

Роберту случалось завидовать своим предкам, жившим во мраке невежества до двадцать первого столетия и большую часть своей жизни пытавшимся объяснить мир, чтобы заполнить зияющие провалы своего незнания.

Тогда можно было поверить во что угодно.

Простые, замечательно элегантные объяснения человеческого поведения — по-видимому, неважно, верны они или нет, пока толпа считает их правильными. «Партийная линия», многочисленные теории мирового заговора...

Можно уверовать даже в собственную святость, если угодно. И никто не докажет тебе, не даст ясных экспериментальных доказательств, что нет легких ответов, нет волшебных пуль, нет философского камня, а есть только скучный рационализм.

Каким ограниченным кажется Золотой Век! Не больше ста лет отделяет Тьму от Контакта с галактическим сообществом. Меньше ста лет Земля жила без войн.

«А теперь посмотрите на нас, — думал Роберт. — Интересно, в заговоре ли Вселенная против нас? Мы наконец выросли, достигли согласия с самими собой... и вышли к звездам... которыми уже владеют безумные чудовища».

«Нет, — поправился он. — Не все там чудовища». В сущности, большинство галактических кланов вполне приличная публика. Но не дают спокойно жить фанатики — и в земном прошлом, и в галактике сегодня.

«Наверно, золотые века просто не могут длиться долго».

Как странно распространяется звук в этих тесных скалистых ущельях, заросших лианами. Иногда кажется, что весь мир погрузился в тишину, как будто столбы света — плотная обивка, поглощающая любой шорох. Но в следующее мгновение Роберт мог услышать обрывок разговора, всего несколько слов. Каким-то чудом до него доносился шепот разведчиков, которые находятся в сотнях метров от него.

Он наблюдал за шимпами. Они по-прежнему нервничают, эти воины нерегулярной армии, которые еще несколько месяцев назад были фермерами, шахтерами и работниками далеких экологических станций. Но с каждым днем они становятся все уверенней, сплоченнее и решительнее.

«И свирепей», — подумал Роберт, глядя, как они перелетают с дерева на дерево. Есть что-то дикое и яростное в их движениях, в том, как они смотрят по сторонам, перепрыгивая с ветки на ветку. Казалось, одному шимпу не нужны слова, чтобы знать, что делает другой. Негромкий звук, быстрый жест, гримаса — этого часто вполне достаточно.

Если не считать луков, стрел и самотканых патронташей, шимпы были обнажены. Приметы расслабляющей цивилизации — одежда из фабричных тканей и обувь — исчезли. А вместе с ними исчезли и многие иллюзии.

Роберт взглянул на себя: голоногий, в набедренной повязке, мокасинах, с рюкзаком из домотканой материи, в синяках, исцарапанный и крепнущий с каждым днем. Ногти у него грязные. Волосы спереди он срезал, а сзади перевязал. Заросший подбородок давно перестал зудеть.

«Некоторые ити считают, что люди тоже нуждаются в возвышении, что мы почти животные. — Роберт подскочил, ухватился за лиану, перелетел через колючие заросли и, пригнувшись, ловко опустился на упавшее дерево. — Это мнение очень распространено среди галактов. И кто я такой, чтобы отрицать его справедливость?»

Впереди какое-то движение. От дерева к дереву передавались сигналы языком глухонемых. Охранники, которые непосредственно отвечают за безопасность Роберта, показали, что нужно обойти вдоль западного, наветренного склона каньона. Поднявшись на несколько метров, он понял причину. Несмотря на влагу, чувствовался затхлый сладковатый запах пыли принуждения, ржавого металла и смерти.

Скоро он добрался до места, откуда за небольшой долиной увидел узкий шрам, уже затягивающийся новой растительностью. Он кончался безликой кучей некогда блестящих механизмов, сейчас обожженных и разбитых. Шимпы переговаривались шепотом и жестами. Разведчики осторожно подошли и начали рыться в обломках, а остальные приготовили оружие и наблюдали за небом.

Роберту показалось, что он видит среди обломков кости, уже очищенные вечно голодными джунглями. Он не пытался подойти ближе, шимпы все равно не позволят, и ждал возвращения Элси с докладом.

— Они были перегружены, — сказала Элси, вертя в руках маленький черный полетный рекордер. Очевидно, чувства мешали ей говорить. — Несли слишком много людей в Порт-Хелению на следующий день после первого применения газа принуждения. Многие уже заболели, а это был их единственный транспорт. Флиттер не сумел перевалить через ту вершину. — Она указала на затянутый туманом пик на юге. — Должно быть, десяток раз ударился о скалу, прежде чем упал здесь... Оставить несколько шимпов, сэр? Для погребения?

Роберт переступил с ноги на ногу.

— Нет. Отметьте это место на карте. Я попрошу Атаклену сфотографировать его. Это свидетельство... А пока пусть Гарт возьмет у них все, что ему нужно. Я...

Он отвернулся. Не только шимпам трудно говорить в такие минуты.

Кивком он велел продолжать путь. Поднимаясь, он чувствовал, что мысли обжигают. Должен быть способ причинить врагу больший ущерб, чем до сих пор!

Несколько дней назад в темную безлунную ночь он наблюдал, как двенадцать тщательно отобранных шимпов спускались к укреплению губру. Они летели на самодельных, в буквальном смысле невидимых бумажных глайдерах.

Спустились, сбросили нитроглицериновые и газовые бомбы и улетели, прежде чем враг сумел разобраться в происходящем.

Потом были шум и дым, смятение и беготня — и никакой возможности оценить степень ущерба. Тем не менее Роберт помнил свои ощущения, наблюдая со стороны. Он опытный пилот и лучше любого шимпа подготовлен для такого дела!

Но Атаклена отдала строгий приказ, и неошимпы его выполняли. Голова Роберта священна.

«Это моя вина», — казнился он, пробираясь через густые заросли.

Сделав Атаклену формально своей женой, он дал ей статус, необходимый для руководства этим небольшим восстанием... а также некоторую власть над собой. Теперь он не может поступать так, как хочет.

Итак, она теперь его жена. «Ну и брак!» — подумал Роберт. Атаклена продолжала менять свою внешность, все больше походя на человека, но это лишь раздражало Роберта, напоминая ему о том, чего она действительно не может. Несомненно, это одна из причин, по которым так редки межвидовые браки.

«Интересно, как отнеслась к этой новости Меган... Добрался ли мой посыльный?»

— Фсссст!

Роберт быстро посмотрел направо. На ветке дерева стояла Элси и показывала вверх. В разрывах тумана виднелись высокие облака, которые, словно прозрачные лодки, плыли по невидимым слоям высокого давления в синем небе. Под облаками треугольная вершина, с которой поднимались столбы дыма.

— Гора Фосси, — кратко сообщила Элси. Роберт понял, что шимпы считают это место безопасным... достаточно безопасным для своих драгоценных горилл.

* * *

Вдоль берега моря Гилмор расположено несколько полудействующих вулканов. Но в немногих местах в Мулунских горах земля изредка дрожит.

Иногда выплескивается лава. Хребет продолжает расти.

Гора Фосси свистела. Пар конденсировался длинными змееобразными полосами вдоль геотермальных расселин, в которых собиралась горячая вода.

Изредка оттуда вздымались гейзеры.

Здесь отовсюду сползались вездесущие лианы; как огромные кабели, змеились они по бокам дремлющего вулкана. Здесь главная система прудов всего континента; отсюда редкие приповерхностные элементы поступают в лесную экосистему.

— Я мог бы и догадаться, — рассмеялся Роберт. Конечно, губру здесь вряд ли что-то обнаружат. Несколько голых антропоидов на этих склонах теряются в жаре, дыму и смеси химикатов. А если захватчики все-таки явятся, гориллы и их опекуны просто растворятся в джунглях и вернутся после ухода оккупантов. — Чья это идея? — поинтересовался он, когда они шли под покровом леса. Все сильнее пахло серой.

— Генерала, — ответила Элси.

«Подходит». Роберт не сердился. Он знал, что Атаклена очень умна, даже для тимбрими, в то время как он сам не превосходит средний человеческий уровень.

— Почему мне об этом не сказали?

Элси выглядела смущенной.

— Э-э-э... вы никогда не спрашивали, сэр. Были слишком заняты экспериментами с оптическими волокнами. И...

Она замолчала.

— Что «и»? — настаивал Роберт.

Элси пожала плечами.

— И мы не были уверены, что рано или поздно вас не прихватит газом. Тогда вам пришлось бы отправиться в город за противоядием, где Вам задавали бы вопросы, а может, и пси-сканировали бы.

Роберт закрыл глаза. Снова открыл. Кивнул.

— Ну хорошо. Я даже усомнился, доверяете ли вы мне.

— Сэр!

— Неважно. — Он махнул рукой. Решение Атаклены опять оказалось правильным и логичным. Но ему хотелось как можно меньше думать об этом.

— Пойдем проведаем горилл.

* * *

Гориллы располагались небольшими семейными группами и были легко распознаваемы на расстоянии — гораздо крупнее, темнее, с более густой шерстью, чем их родственники неошимпанзе. С выражением мирной сосредоточенности на больших заостренных лицах, черных, как обсидиан, они ели, или перебирали друг другу шерсть, или выполняли свою главную работу — ткали, готовили ткани для войны.

Челноки летали над широкими деревянными станками, таща за собой нити, щелкали в ритм с негромкой песней рослых обезьян. Треск и низкое диссонирующее пение сопровождали Роберта, когда он со своим отрядом шел к центру убежища.

Время от времени ткачиха прекращала работу, откладывала челнок в сторону, и руки ее начинали метаться в жестах: она разговаривала с соседкой. Роберт неплохо знал язык жестов, однако гориллы, по-видимому, говорили на каком-то диалекте, который сильно отличался от языка, которым пользуются дети-шимпы. Простой язык, да, но по-своему изящный, со своим особым стилем.

Это явно не просто большие шимпы, а совершенно особая раса, со своей многотрудной дорогой к разуму.

Каждая группа горилл состояла в основном из взрослых самок, детей, нескольких подростков и одного огромного, с серебристой шерстью самца.

Волосы главы семейства вдоль позвоночника и ребер поседели. Макушка лысая и внушительная. Специалисты по возвышению изменили общую позу горилл, но большие самцы по-прежнему при ходьбе опираются на руку. Огромная грудь и мощные плечи слишком тяжелы, чтобы передвигаться вертикально, на двух ногах.

Напротив, дети горилл легко передвигались на ногах. Лбы у них круглые, гладкие, без скошенности и заметных надбровных дуг, которые позже придадут им обманчиво свирепую внешность. Роберту показалось интересным, что дети всех трех видов: людей, шимпанзе и горилл — очень похожи. Только позже становятся заметными различия в наследственности и судьбе.

«Неотения»[8], — подумал Роберт. Классическая теория периода до Контакта, которая скорее подтвердилась, чем была опровергнута. Она предполагает, что отчасти тайна разума заключается в сохранении детского восприятия мира как можно дольше.

Например, человек сохраняет мимику, приспособляемость и (когда его не подавляют) ненасытное любопытство юных антропоидов, даже повзрослев. Случайна ли эта особенность? Та самая, что позволила предразумному Homo habilis совершить считающийся невозможным прыжок — схватить самого себя за волосы и поднять к космическому разуму? Или это дар каких-то загадочных существ, которые, как считают некоторые, когда-то вмешались в человеческую генетику, гипотетических утраченных патронов человечества?

Все это догадки, но одно ясно — большинство земных млекопитающих по достижении половой зрелости утрачивают интерес к знаниям и игре. Но люди, дельфины — а теперь все больше и больше с каждым поколением и неошимпанзе — сохраняют неподдельный интерес к миру, в который вступают.

Когда-нибудь и взрослые гориллы приобретут эту особенность. Уже и теперь они умнее и любопытнее своих невозделанных земных сородичей, и их потомки через всю жизнь пронесут приметы молодости.

«Конечно, если позволят галакты».

* * *

Детеныши горилл свободно бродили повсюду, суя носы во все дела. Их никогда не ругали и не шлепали, только осторожно отстраняли, когда они оказывались на пути, обычно с легким шлепком и ласковыми словами. Минуя одну группу, Роберт увидел в кустах седовласого самца, оседлавшего самку.

А три малыша в это время карабкались по его широкой спине и играли. Самец не обращал на них внимания. Закрыв глаза, он поднимался и опускался, выполняя свой долг перед видом.

Детеныши гурьбой сбежались к Роберту. Все они жевали обрывки какого-то пластика — видимо, нашли где-то и разорвали на куски. Дети смотрели на Роберта с любопытством и страхом. Один из них, не такой застенчивый, как остальные, помахал ему рукой. Роберт улыбнулся и поднял малыша.

Выше по склону, над цепью затянутых паром горячих источников, Роберт видел скользящие между деревьями коричневые фигуры.

— Молодые самцы, — объяснила Элси. — И те, кто уже слишком стар, чтобы быть отцом семейства. До вторжения планировщики Хаулеттс-Центра размышляли, стоит ли изменять семейную организацию горилл. Это их обычай, но он слишком жесток по отношению к бедным самцам. За несколько лет удовольствия и власти они потом расплачиваются годами одиночества. — Она покачала головой. — Мы не успели принять решения до прихода губру, а теперь, может быть, никогда не сможем.

Роберт воздержался от ответа. Ему не нравятся запретительные договоры, но все же то, что делала Элси и ее коллеги в Хаулеттс-Центре, вызывало у него сомнения. Слишком самонадеянно брать на себя такое решение. Он сомневался в благополучном исходе эксперимента.

Приближаясь к горячим источникам, он заметил множество шимпов, занятых различными делами. Один заглядывал в рот гориллы, в шесть раз тяжелее его; в руках у шимпа были инструменты дантиста. Другой терпеливо обучал языку жестов группу из десяти горилл.

— Сколько шимпов здесь работает?

— Доктор де Шрайвер из Центра и с десяток специалистов, которые и там с ней работали, еще два десятка охранников и добровольцев из ближайших поселков. Иногда мы привлекаем горилл к военным действиям.

— Как их здесь кормят? — спросил Роберт, когда они спускались к одному источнику. Шимпы из их свиты уже находились там, отдыхали на берегу, прихлебывая суп из чашек. В небольшой пещере поблизости. В ней один из местных работников, в переднике, поварешкой наливает суп всем желающим.

— Это сложная проблема, — кивнула Элси. — У горилл нежное пищеварение, здесь трудно сбалансировать их рацион. Даже в заповедниках Африки самцу необходимо шестьдесят фунтов зелени, фруктов и насекомых в день. В природных условиях гориллы постоянно передвигаются, чтобы добыть пищу, но здесь мы не можем это позволить.

Роберт опустился на влажный камень и выпустил детеныша гориллы, который спустился к воде, по-прежнему жуя кусок пластика.

— Похоже, положение здесь трудное, — сказал Роберт Элси.

— Да. К счастью, доктор Шульц только в этом году решил проблему. Я рада, что судьба вознаградила его перед смертью.

Роберт снял мокасины. Вода кажется горячей. Он опустил большой палец и тут же отдернул ногу.

— Ух! Как он это сделал?

— Прошу прощения?

— Какое решение нашел доктор Шульц?

— Микробиология, сэр. — Элси неожиданно подняла голову, глаза ее блестели. — А вот и суп для нас!

Роберт взял чашку из рук шимми в переднике из ткани, сотканной гориллами. Шимми хромала. Роберт подумал, что, возможно, это боевая рана.

— Спасибо, — сказал он, вдыхая аппетитный запах. До сих пор он не сознавал, насколько проголодался. — Элси, а что это значит: микробиология?

Она изящно отпила из чашки.

— Кишечные бактерии, симбионты. Они есть у всех. Крошечные существа, живущие в кишечнике и полости рта, в основном безвредные спутники. Они помогают нам переваривать пищу, оплачивая бесплатное убежище.

— Ага. — Конечно, Роберт знал о биосимбионтах. Любой школьник о них знает.

— Доктору Шульцу удалось вывести разновидности, которые помогают гориллам усваивать... с удовольствием... туземную растительность Гарта. Они...

Ее прервал высокий крик, на который не способна ни одна обезьяна.

— Роберт! — кричал кто-то.

Роберт поднял голову и улыбнулся.

— Эприл. Маленькая Эприл Ву. Как дела, Солнышко?

Девочка была одета как Шина, девушка джунглей. Она ехала на плече подростка гориллы с терпеливым мягким взглядом. Наклонившись, Эприл быстро сделала несколько знаков руками. Горилла выпустила ее ноги, и девочка встала у нее на плече, держась за голову. Ее носильщик неуверенно переминался.

— Лови меня, Роберт!

Роберт торопливо вскочил. Прежде чем он успел что-нибудь сказать, остановить ее, она прыгнула и полетела, размахивая руками, с развевающимися волосами. Роберт схватил ее за ноги, и, пока он не перехватил покрепче, сердце у него билось быстрее, чем во время битвы в горах.

Он знал, что девочку ради безопасности держат с гориллами. И, к своему огорчению, понял, как был занят после ранения, что даже не вспоминал об этом ребенке, единственном, кроме него, человеке в горах.

— Привет, Тыквочка! — сказал он. — Как дела? Хорошо ли ты заботишься о риллах?

Она серьезно кивнула.

— Я обязана заботиться о них, Роберт. Мы должны о них заботиться, потому что мы здесь старшие.

Роберт обнял ее, на мгновение почувствовав бескрайнее одиночество.

Только сейчас он понял, как не хватает ему человеческого общества.

— Да. Здесь только мы с тобой, — негромко ответил он.

— Ты, я и тимбрими Атаклена, — напомнила девочка.

Он встретился с ней взглядом.

— Но ты ведь слушаешься доктора де Шрайвер?

Она кивнула.

— Доктор де Шрайвер хорошая. Она говорит, что, может, я скоро встречусь с папой и мамой.

Роберт поморщился. Придется поговорить с доктором. Нельзя обманывать детей. Старшая шимми, вероятно, просто не может сказать девочке правду: та долго еще будет находиться на ее попечении. Отправить ее сейчас в Порт-Хелению означало бы выдать тайну горилл, а это даже Атаклена намерена предотвратить.

— Опусти меня туда, Роберт, — потребовала Эприл с улыбкой и указала на плоский камень, где детеныш гориллы прыгал перед отрядом Роберта. Шимпы снисходительно смеялись над проделками малыша. Роберт понимал их покровительственное отношение. Очень молодая раса клиентов, естественно, должна испытывать такие чувства по отношению к еще более юной. К гориллам шимпы относились как собственники, родители.

Роберт, в свою очередь, ощущал себя отцом, которому предстоит неприятный разговор с детьми. Им придется объяснить, что щенок не всегда будет принадлежать им.

Он перенес Эприл на другой берег и опустил ее. Вода здесь не такая горячая, она просто восхитительная. Сбросив мокасины, он опустил ноги в щекочущее тепло.

Эприл и детеныш гориллы прижались к Роберту с обеих сторон, поставив локти ему на колени. Дальше сидела Элси. Минутная идиллическая картина.

Если бы каким-то чудом из воды высунулась улыбающаяся морда неодельфина, получился бы отличный семейный портрет.

— Эй, что у тебя во рту? — Роберт протянул руку к маленькой горилле, которая сразу же отпрыгнула и смотрела на него широко раскрытыми любопытными глазами.

— Что он жует? — спросил Роберт у Элси.

— Похоже на полоску пластика. Но... но как она здесь оказалась? Тут не должно быть ничего, изготовленного вне Гарта.

— Она сделана не на Гарте, — сказал кто-то. Они подняли головы. Голос принадлежал шимми, которая разливала суп. Улыбнувшись, она вытерла руки о передник и взяла детеныша гориллы. Тот без сопротивления отдал ей полоску.

— Все малыши жуют такие. В них нет ничего, что пахло бы для детекторов губру земным.

Элси и Роберт обменялись изумленными взглядами.

— Откуда ты знаешь? Что это за материал?

Шимми дразнила детеныша, размахивая перед его лицом пластиком, пока тот не поймал его и снова не сунул в рот.

— Взрослые гориллы принесли эти куски из нашей первой удачной засады, еще у Хаулеттс-Центра, и сказали, что это «хороший запах». А теперь детеныши жуют все время.

Она улыбнулась.

— Это суперпластиковая обшивка боевых машин губру из пуленепробиваемого материала.

Роберт и Элси удивленно смотрели.

— Эй, Конга, — заворковала шимми, обращаясь к маленькой горилле. — Броню ты уже пожевал, что скажешь насчет чего-нибудь повкуснее? Не хочешь ли попробовать город? Скажем, Нью-Йорк?

Ребенок выпустил измусоленную мокрую ленточку и широко зевнул, показав острые блестящие зубы.

Шимми улыбнулась.

— Ха! Мне кажется, маленькому Кинг-Конгу эта мысль понравилась.

Глава 54ФИБЕН

— Стой спокойно, — сказал Фибен Гайлет, запустив пальцы в ее шерсть.

Он мог бы и не предупреждать. Хотя Гайлет отвернулась, подставив ему спину, он знал, что на лице ее нескрываемое блаженство. Он расчесывал ей шерсть. Когда она такая спокойная, расслабленная и радуется простым земным радостям, ее обычно строгое лицо преображается.

К несчастью, это длилось только минуту. Глаз Фибена уловил легкое движение, и он инстинктивно устремился к нему, прежде чем оно исчезло в тонкой шерсти.

— Ой! — воскликнула Гайлет, когда он прихватил вместе с маленькой уворачивающейся вошью кусочек кожи. Загремев цепями, Гайлет переступила с ноги на ногу. — Что ты делаешь?

— Ем, — ответил он, сжимая насекомое зубами. Даже тут оно не перестало корчиться.

— Лжешь, — неуверенно сказала Гайлет.

— Показать?

Она вздрогнула.

— Неважно. Продолжай.

Он выплюнул мертвую вошь. Учитывая, как их кормят, мог бы и использовать протеин. Он тысячи раз участвовал во взаимном расчесывании с другими шимпами: с друзьями, соучениками, с семейством Тропов на острове Гилмор, но никогда раньше не понимал так отчетливо причины возникновения этого ритуала, наследия древних джунглей избавления другого шимпа от паразитов. Он надеялся, что Гайлет не будет слишком привередлива и проделает то же самое с ним. После двух недель сна на соломе все тело ужасно чешется.

Руки болели. Ему приходилось вытягивать их, чтобы дотянуться до Гайлет, потому что они прикованы к разным стенам каменного помещения. Он едва доставал до нее.

— Ну, вот, — сказал он, — я почти закончил. В тех местах, где ты мне разрешила. Не могу поверить, что шимми, всего несколько месяцев назад предлагавшая мне «розовую», такая скромница.

Гайлет только фыркнула, не снисходя до ответа. Вчера, когда предатели-шимпы привели Фибена сюда из другой камеры, она, вероятно, обрадовалась. Долгие дни в одиночках заставили их радоваться друг другу как родным.

Но теперь она, по-видимому, снова недовольна всем, что делает Фибен.

— Еще немного, — сказала она. — Повыше и слева.

— Щипать, щипать, щипать, — мысленно приказал себе Фибен. Но послушался. Шимпам необходимо касаться друг друга. В этом они нуждаются больше своих патронов-людей. Те иногда держатся за руки в общественных местах, но и только. Фибену было настолько приятно после долгого перерыва расчесывать кого-то, как будто бы это проделывали с ним самим.

В колледже он читал, что некогда у людей запрещалось большинство прикосновений к сексуальным партнерам. В темные времена родители избегали даже обнимать детей! Эти примитивные существа вряд ли испытывали что-либо подобное взаимному расчесыванию, почесыванию, прихорашиванию. Это почти несексуальное занятие, исключительно ради удовольствия от контакта, общения.

Краткий поиск в Библиотеке, к изумлению Фибена, подтвердил этот слух, который он считал клеветническим. Трудно представить себе безумные сексуальные обычаи людей в древности. Что только не выносили бедные мужчины и женщины. Думая об этом, Фибен лояльнее относился к изображению старинных зоопарков, цирков и «охотничьих» трофеев. От этих мыслей Фибена оторвал звон ключей. Старинная деревянная дверь распахнулась. Кто-то вошел, пнув ее ногой.

Это шимми, которая принесла ужин. Фибен так и не узнал ее имени, но запомнил лицо в форме сердца. На ней был яркий комбинезон, смахивающий на те, что носят испытуемые, работающие на губру. Костюм на лодыжках и запястьях перевязан эластичными лентами, а на наручной нашивке голографическое изображение когтистой птичьей лапы словно выступает на несколько сантиметров в пространство.

— К вам придут, — негромко сказала самка-проби. — Я думаю, вам стоит знать об этом, подготовьтесь.

Гайлет холодно кивнула.

— Спасибо. — Она даже не взглянула на шимми. Но Фибен, несмотря на ситуацию, смотрел вслед тюремщице, которая, покачиваясь, вышла.

— Проклятые предатели! — сказала Гайлет. Натянула свою тонкую цепь, загремела ею. — Иногда я очень хочу быть шеном. Я бы... я бы...

Фибен взглянул в потолок и вздохнул.

Гайлет повернулась и посмотрела на него.

— Что! Хочешь прокомментировать?

Фибен пожал плечами.

— Конечно. Будучи шеном, ты, может, сумела бы порвать свою тонкую цепочку. Но, с другой стороны, у самца, Гайлет, и цепь была бы потолще.

Он, насколько можно, поднял руки: едва мог сам их видеть. Загремели тяжелые звенья. Болела раненая правая рука, поэтому он снова опустил цепи.

— Думаю, есть и другие причины, почему ей хочется быть самцом, — послышался голос от двери. Фибен посмотрел туда и увидел проби Железную Хватку, вожака предателей. Шимп театрально улыбнулся, накручивая кончик уса. Фибена уже тошнило от этой его привычки.

— Прошу прощения. Я не мог не слышать ваш разговор, друзья.

Гайлет презрительно вздернула верхнюю губу.

— Ты подслушивал. Ну и что? Это значит, что ты не только предатель, но и шпион.

Могучий шимп улыбнулся.

— Неужели я похож на соглядатая? Почему бы не сковать вас вместе? Это очень забавно, вы ведь так друг друга любите.

Гайлет фыркнула. Подчеркнуто отодвинулась от Фибена, прижавшись к дальней стене.

Фибен не ответил: не стоит доставлять удовольствие врагу. Спокойно смотрел на Железную Хватку.

— В сущности, — насмешливо продолжал Железная Хватка, — вполне понятно, что такая шимми, как ты, хотела бы стать шеном. Особенно с твоей белой картой, ведь она зря пропадает!

— Но вот чего я не могу понять, — обратился Железная Хватка к Фибену. — Зачем вы делали то, что делали? Играли в солдатиков-людей? Это трудно понять. У тебя синяя карта, у нее белая — да вы могли бы заниматься этим всякий раз, как она розовеет, и без всяких пилюль, не спрашивая разрешения у опекунов, у Совета возвышения. И у вас было бы столько детишек, сколько захотите.

Гайлет презрительно взглянула на шимпа.

— Ты отвратителен.

Железная Хватка покраснел. Это стало особенно заметно на его бритом лице.

— Почему? Потому что меня интересует то, чего меня лишили? То, чего я не мог иметь?

Фибен проворчал:

— Скорее то, чего ты не можешь делать.

Краска сильнее залила его щеки. Железная Хватка понял, что выдает свои чувства. Он наклонился и приблизил свое лицо к Фибену.

— Подожди, парень из колледжа. Кто знает, что ты сможешь, когда мы решим твою судьбу? — Он улыбнулся.

Фибен наморщил нос.

— Знаешь ли, цвет карты шена — еще не все. Прежде всего, если бы ты хоть изредка полоскал рот, у тебя было бы больше деву...

Он выдохнул и согнулся: удар кулака пришелся в живот.

«За удовольствия надо платить», — напомнил себе Фибен, пытаясь начать дышать. Живот у него свело конвульсией. Но, судя по лицу предателя, он попал в точку. Реакция Железной Хватки говорила о многом.

Фибен повернулся, чтобы найти сочувствие у Гайлет, но увидел только гнев.

— Прекратите! Вы оба ведете себя как дети... как предразумные...

Железная Хватка повернулся и показал на нее.

— А ты что об этом знаешь? А? Ты, специалист, член проклятого Совета возвышения? Да ты хоть раз рожала?

— Я изучаю социологию галактики, — с достоинством ответила Гайлет.

Железная Хватка горько рассмеялся.

— Какая награда для умной обезьяны! Ты, должно быть, достигла чего-то действительно выдающегося в гимнастике джунглей, чтобы получить докторат.

Он присел рядом с ней.

— Ты еще не поняла, маленькая мисс? Позволь выговорить за тебя. Мы все проклятые предразумные! Попробуй оспорить это. Докажи, что я не прав!

Настала очередь Гайлет покраснеть. Она взглянула на Фибена. Он знал, что она вспоминает тот день в колледже Порт-Хелении, когда они поднялись на колокольню и увидели кампус без людей. Только студенты и преподаватели-шимпы, которые делали вид, будто ничего не изменилось. Она вспомнила, как горько было смотреть на это глазами галакта.

— Я разумное существо, — ответила она, стараясь говорить убежденно.

— Да? — усмехнулся Железная Хватка. — На самом деле ты хочешь сказать, что ты чуть ближе нас, остальных... ближе к тому, что Совет возвышения считает нашей, неошимпанзе, целью. Ближе к тому, какими мы должны быть, по мнению людей. Тогда ответь мне. Допустим, ты летишь на Землю, и капитан неверно поворачивает на уровне Д гиперпространства. Ты возвращаешься через несколько сотен лет. Как ты думаешь, что тогда произойдет с твоей драгоценной белой картой?

Гайлет отвела взгляд.

— Sic transit gloria mundi[9]. — Железная Хватка щелкнул пальцами. — Ты будешь тогда реликтом, устаревшей фазой, давно пройденной безжалостным продвижением возвышения. — Он рассмеялся, взял Гайлет за подбородок и повернул к себе, чтобы она смотрела на него. — Ты будешь испытуемой, миленькая.

Фибен бросился вперед, но его остановила натянутая цепь. Боли в руке он почти не заметил в порыве гнева, который слишком переполнял его, чтобы он мог говорить. Зарычав, он смутно сообразил, что то же самое происходит с Гайлет. И это тем более унизительно, ибо доказывает правоту ублюдка.

Железная Хватка посмотрел ему в глаза и выпустил Гайлет.

— Сто лет назад, — продолжал он, — я был бы выдающимся представителем шимпов. Мне простили бы небольшие странности и регрессы, дали бы белую карту за мой ум и силу. Время решает, мои дорогие маленькие шимп и шимми. Все зависит от того, в каком поколении вы родились.

Он выпрямился.

— А может, и не только время. — Железная Хватка улыбнулся. — Может, важно и то, кто твои патроны. Если стандарты изменятся, если цель, идеальный образ будущего Pans sapiens станет другим... — Он развел руками, предлагая додумать самостоятельно.

Первой обрела дар речи Гайлет.

— Ты... действительно... надеешься... что губру...

Железная Хватка пожал плечами.

— Времена меняются, моя дорогая. Возможно, у меня скорее, чем у вас, будут внуки.

Фибен сумел подавить гнев, который лишил его дара речи, и рассмеялся, загоготал.

— Да? — спросил он со смехом. — Для начала тебе придется решить другую проблему, приятель. Как ты собираешься передавать свои гены, если у тебя даже не встанет...

На этот раз Железная Хватка ударил ногой. Фибен предвидел это и успел откатиться, так что удар пришелся вскользь. Но за ним последовал град новых тумаков. Однако слов не было, и Фибен понял, что пришел черед онеметь Железной Хватке. Весь в пене, его рот открывался и закрывался, извергая низкое рычание. Наконец высокий шимп перестал пинать Фибена, повернулся и вышел.

Шимми с ключами смотрела ему вслед. Она стояла у дверей и словно не знала, что делать.

Фибен с хмыканьем перевернулся на спину.

— Хм. — Сморщившись, он потрогал ребра. Сломанных как будто нет. — Ну, по крайней мере Саймон Легри[10] ушел без подходящей заключительной реплики. Я ждал, что он скажет: «Я еще вернусь» или что-нибудь столь же оригинальное.

Гайлет покачала головой.

— Чего ты добивался своими насмешками?

Фибен пожал плечами.

— На то есть свои причины.

Он осторожно прислонился к стене. Шимми в ярком комбинезоне смотрела на него. Встретившись с ним взглядом, она быстро мигнула, повернулась и вышла, закрыв за собой дверь.

Фибен поднял голову и несколько раз глубоко вдохнул через нос.

— А что ты теперь делаешь? — спросила Гайлет.

Он пожал плечами.

— Ничего. Просто убиваю время.

Когда он снова взглянул, Гайлет повернулась к нему спиной. Ему показалось, что она плачет.

«Неудивительно», — подумал Фибен. Гораздо хуже быть пленницей, чем руководить подпольем. Насколько можно судить, сопротивление подавлено, прикончено, капут. И нет оснований считать, что в горах дела обстоят лучше. Атаклена, Роберт и Бенджамин могут быть убиты или находиться в плену. А в Порт-Хелении по-прежнему правят птицеподобные и квислинги.

— Не волнуйся, — сказал он, стараясь подбодрить ее. — Знаешь про настоящий тест на разумность? Неужели никогда не слышала? Он начинается, когда шимпы ложатся.

Гайлет вытерла глаза и посмотрела на него.

— Заткнись.

«Ну ладно, шутка бородатая, — признался самому себе Фибен. — Но попытаться стоило».

Она знаком попросила его повернуться.

— Давай. Теперь твоя очередь. Может быть... — Она слегка улыбнулась, словно не решаясь пошутить. — Может быть, я тоже найду, чем перекусить.

Фибен улыбнулся. Он повернулся и натянул цепи так, чтобы спина была как можно ближе к ней. Теперь он не обращал внимания на раны. Позволил ей расчесывать свалявшуюся шерсть и закатил глаза.

— Ах, ах! — вздыхал Фибен.

* * *

Днем еду — жидкую похлебку и два куска хлеба — принес другой тюремщик. Этот самец-проби не обладал красноречием Железной Хватки.

Напротив, ему доставляли затруднения даже простейшие фразы, и когда Фибен попытался заговорить с ним, он только зарычал. Его левая щека непрерывно дергалась в нервном тике, и Гайлет шепотом призналась Фибену, что свирепый блеск глаз этого шимпа заставляет ее волноваться.

Фибен попытался отвлечь ее.

— Расскажи о Земле, — попросил он. — Какая она?

Гайлет коркой хлеба подобрала остатки супа.

— Что рассказывать? Все знают о Земле.

— Да, конечно, по видео и книгокубам «Отправляйся туда». Но не по личному опыту. Ты ведь была там с родителями, ребенком? И там получила диплом доктора?

Она кивнула.

— В Джакартском университете.

— А потом что?

Она смотрела куда-то вдаль.

— Потом я попыталась поступить в Центр Галактических Исследований в Ла-Пасе.

Фибен слышал об этом месте. Большинство дипломатов, послов и агентов Земли проходили там подготовку, изучая образ мышления и обычаи населения пяти галактик. Очень важно, чтобы руководители Земли могли правильно выбрать путь трех земных рас в опасной Вселенной. Будущее волчат во многом зависело от выпускников ЦГИ.

— Меня потрясает, что ты просто пыталась это сделать, — произнес Фибен, и очень серьезно. — Они... То есть я хочу спросить: ты прошла?

Она кивнула.

— Почти. Если бы набрала чуть больше очков, не было бы вопросов, сказали мне они.

Очевидно, вспоминать все еще больно. Она колебалась, как будто хотела сменить тему. Гайлет покачала головой.

— Но потом мне сказали, что предпочтительнее для меня вернутся на Гарт. Они посоветовали мне стать преподавателем. И ясно дали понять, что считают меня в этой роли более полезной.

— Они? Кто эти «они», о которых ты говоришь?

Гайлет нервно перебирала шерсть на руке, внезапно обнаружив это, она заметила, что делает, и положила руки на колени.

— Совет возвышения, — промолвила негромко.

— Но какое они имеют отношение к назначению преподавателей и вообще к выбору карьеры?

Гайлет посмотрела на него.

— Самое прямое, Фибен, если считают, что на карту поставлен генетический прогресс неошимпанзе или неодельфинов. Они могут помешать тебе стать астронавтом, например, из боязни, что пропадет твоя драгоценная плазма. Или не дадут тебе выбрать своей профессией химию из страха перед непредсказуемыми мутациями.

Она подобрала соломинку и принялась крутить ее.

— О, у нас гораздо больше прав, чем у других молодых рас клиентов. Я это знаю и все время напоминаю себе об этом.

— И они решили, что твои гены нужны здесь, на Гарте, — негромко предположил Фибен.

Она кивнула.

— Все дело в системе набора очков. Если бы я набрала проходной балл на экзаменах ЦГИ, все было бы в порядке. Туда поступает мало шимпов. Но я не добрала. И мне вручили эту проклятую белую карту — словно утешительный приз или индульгенцию — и отправили назад на родину, на бедный старый Гарт. По-видимому, главный мой raison d'etre[11] — мои дети. Все остальное не имеет значения.

Она горько рассмеялась.

— Дьявольщина, я месяцами нарушаю законы природы, рискуя в восстании жизнью и маткой. Даже если мы победим — а шансов на это почти нет, — я получу медаль, может, меня даже будут торжественно чествовать, но это неважно. Когда вся шумиха уляжется, Совет возвышения снова бросит меня в тюрьму.

— О Гудолл, — вздохнул Фибен, прижимаясь спиной к холодному камню стены. — Но ведь ты еще... я хочу сказать, ты еще...

— Не рожала? Точно подмечено. Одно из преимуществ самки с белой картой в том, что я сама могу выбирать отца будущего ребенка и определять время. Лишь бы до тридцати лет я родила троих или больше детей. Мне даже не надо их растить самой! — Снова послышался резкий невеселый смех. — Черт, да половина семейных групп на Гарте выбрилась бы наголо, лишь бы им позволили усыновить моего ребенка.

«В ее устах положение кажется таким ужасным, — подумал Фибен. — Но на всей планете не больше двадцати шимпов, которых так же высоко оценивает Совет. Для представителя расы клиентов это величайший почет».

Однако он понимал ее. Она вернулась на Гарт: какой бы блестящей ни оказалась ее карьера, каких бы высот она ни достигла, все это только сделает еще более ценными ее яичники... только участятся болезненные и неизбежные посещения работников Банка Плазмы... и все сильнее на нее будет давление, чтобы как можно больше детей она выносила в собственной матке.

Предложения вступать в групповые браки или в парные связи будут поступать непрерывно и легко. Слишком легко. И невозможно узнать, приглашает ли ее группа ради нее самой. Одинокие самцы будут добиваться ее ради того статуса, который дает отцовство ее ребенка.

И будет зависть. Это он хорошо понимал. Шимпы плохо умеют скрывать свои чувства, особенно зависть. А многие начнут откровенно ненавидеть ее.

— Железная Хватка прав, — сказала Гайлет. — Для шенов все по-другому. Белая карта для самца — сплошное удовольствие. Но для шимми? Особенно такой, которая хотела бы добиться чего-то самостоятельно.

Она отвела взгляд.

— Я... — Фибен пытался найти слова, но в данный момент мог только тупо молчать. Может быть, когда-нибудь его пра-в-девятой-степени-внук будет знать нужные слова, сможет утешить того, кто испытывает такую горечь.

Этот возвышенный шимп, на несколько десятков поколений в будущем, родится достаточно умным. Но Фибен подозревал, что сам он таких слов не знает. Он всего лишь обезьяна.

— Хм. — Он кашлянул. — Я помню время на острове Гилмор, должно быть, еще до того, как ты вернулась на Гарт. Лет десять назад? Ифни! Я был тогда первокурсником... — Он вздохнул. — Ну, весь остров ходил ходуном, в тот год, когда Игорь Паттерсон выступал с лекцией и давал концерт в университете.

Гайлет чуть подняла голову.

— Игорь Паттерсон? Барабанщик?

Фибен кивнул.

— Значит, ты о нем слышала?

Она саркастически усмехнулась.

— А кто о нем не слышал? Он... — Гайлет развела руки и опустила их ладонями вниз. — Он удивительный.

В десятку попала. Игорь Паттерсон лучший из лучших.

Танец грома — только одно из проявлений любви неошимпанзе к ритму.

Повсюду — от ферм Гермеса до изысканных небоскребов Земли — их любимые музыкальные инструменты — ударные. Даже в самые ранние времена, когда шимпы еще таскали на груди дисплей с клавиатурой, чтобы говорить, уже тогда новая раса любила ритм.

И тем не менее все великие барабанщики на Земле и во всех ее колониях люди. Пока не появился Игорь Паттерсон.

Он стал первым. Первым шимпом с превосходной координацией движений, с чувством времени и ритма, которое вывело его в число лучших. Его исполнение «Громов керамической молнии» доставляло не просто удовольствие шимпам; их распирало от гордости. Само его существование для многих означало, что шимпы не просто приближаются к мечте, идеалу Совета возвышения. Нет, они становятся такими, какими хотят быть сами.

— Фонд Картера организовал его гастроли в колониях, — продолжал Фибен. — Отчасти это выглядело поездкой доброй воли по всем отдаленным общинам шимпов. Ну и соответственно, в целях... э-э-э... оздоровления клана.

Гайлет фыркнула: это-то очевидно. Конечно, у Паттерсона белая карта.

И шимпы — члены Совета возвышения настояли на этой поездке, хотя Паттерсон не самый очаровательный и умный представитель неошимпанзе.

Фибен понимал, о чем думает Гайлет. Для самца с белой картой никаких проблем вообще не будет, вся поездка — одно сплошное развлечение.

— Еще бы, — сказала Гайлет. И Фибену слышалась в ее голосе зависть.

— Да, тебе следовало находиться здесь, когда он давал концерт. Мне посчастливилось. Я сидел далеко, и так случилось, что в тот вечер у меня был сильный насморк. И в этом мне чертовски повезло.

— Что? — Гайлет свела брови. — Какое отношение это имеет к... О! — Она нахмурилась и поджала губы. — Понимаю.

— Еще бы. Кондиционеры работали на пределе, но мне говорили, что дух стоял непереносимый. Я сидел под вентилятором и дрожал. Чуть не помер...

— Когда ты перейдешь к сути? — Гайлет сжала губы в тонкую линию.

— Ну, как ты, несомненно, догадалась, все шимми на острове с зелеными картами, у которых была течка, раздобыли билеты. Никто из них не воспользовался дезодорантом альфа. Все пришли с одобрения групповых мужей, все выкрасили яркой помадой губы... А вдруг...

— Я поняла, — сказала Гайлет. На мгновение Фибену показалось, что он увидел на ее лице слабую улыбку, которая тут же сменилась сердитым выражением. — И что же произошло?

Фибен потянулся и зевнул.

— А как ты думаешь? Бунт, конечно.

У нее отвисла челюсть.

— Правда? В университете?

— Точно, как то, что я сижу здесь.

— Но...

— Первые несколько минут все шло нормально. Говорю тебе, старина Игорь оправдал свою репутацию. Толпа приходила во все большее и большее возбуждение. Даже оркестр его ощутил. А потом положение вышло из-под контроля.

— Но...

— Помнишь старого профессора Ольфинга с факультета земных традиций? Тот самый пожилой шимп, который еще носил монокль? Он много времени отдавал попыткам протащить законопроект о моногамии шимпов.

— Да, я его знаю. — Гайлет кивнула, широко раскрыв глаза.

Фибен сделал жест двумя руками.

— Не может быть! При всех? Профессор Ольфинг?

— И не с кем иным, как с деканом факультета питания.

Гайлет издала резкий звук. Она отвернулась, прижав руку к груди.

Казалось, ее охватил неожиданный приступ икоты.

— Конечно, позже парная жена Ольфинга простила его. Иначе ей пришлось бы с ним распрощаться: некая группа из десяти членов пригласила его к себе. Заявила, что им нравится его стиль.

Гайлет закашлялась, ударила себя по груди и затрясла головой.

— Бедный Игорь Паттерсон, — продолжал Фибен. — У него тоже не обошлось без проблем. Парней из местной футбольной команды пригласили на концерт в качестве охранников. Когда положение стало критическим, они попытались воспользоваться огнетушителями. Все скользили, но это не уменьшило пыла.

Гайлет еще громче закашлялась.

— Фибен...

— Да, тяжело пришлось, — вспоминал он вслух. — Игорь выбивал дробь сопровождения блюза, он так колотил по барабану, не поверишь. И тут сорокалетняя шимми, совершенно нагая и скользкая, как дельфин, прыгнула на него прямо с потолочной балки.

Гайлет согнулась, держась за живот. Она подняла руку, умоляя сжалиться над ней.

— Перестань, пожалуйста, — слабо попросила она.

— Слава небу, она упала на барабан и застряла в нем. И пока ее вытаскивали, бедный Игорь сбежал через запасной выход. Едва успел опередить толпу.

Гайлет склонилась набок. Фибен даже встревожился, так покраснело ее лицо. Она хохотала, колотила руками по полу, и слезы потоком лились у нее из глаз. Потом перевернулась на спину, продолжая хохотать.

Фибен пожал плечами.

— И все это во время первого номера. Паттерсон исполнял свою оригинальную версию проклятого национального гимна. Какая жалость! Мне так и не довелось послушать его вариации «Инагадда Да Вита».

— Но теперь, когда я об этом вспоминаю, — снова вздохнул он, — может, оно и к лучшему.

* * *

В 20.00 начинался комендантский час. Отключали электричество, и для пленников не делали исключения. Незадолго до заката поднялся ветер и колотил ставнями их маленького окна. Ветер дул с океана и приносил запах соленой воды. Где-то далеко слышался глухой рокот ранней летней грозы.

Спали они, завернувшись в одеяла, так близко друг к другу, насколько позволяли цепи, голова к голове, так что в темноте слышали дыхание друг друга. Засыпали, вдыхая испарения мокрого камня и соломы.

Руки Гайлет судорожно дергались, словно во сне она следовала ритму иллюзорного спасения. Ее цепи слабо позвякивали.

Фибен лежал неподвижно, время от времени глаза его закрывались и открывались, но в них не было сознания. Иногда у него перехватывало дыхание.

Они не слышали негромкого гудения в коридоре, не видели слабого света, пробивающегося сквозь щели деревянной двери. Ноги шаркали, когти стучали о каменные полы.

Когда зазвенели ключи, Фибен дернулся, повернулся набок и сел. Когда заскрипели петли, он принялся протирать глаза. Гайлет подняла голову и заслонила глаза рукой от яркого света двух ламп на высоких стержнях.

Фибен чихнул, почувствовал запах оперения и лаванды. Несколько проби в ярких комбинезонах поставили его и Гайлет на ноги. Он узнал голос их предводителя Железной Хватки.

— Ведите себя прилично. У вас важные посетители.

Фибен мигнул, пытаясь привыкнуть к свету. Наконец ему удалось разглядеть небольшую группу птицеподобных — большие шары белого пуха, в лентах и шарфах. Двое из них держали высокие стержни, с которых свисали лампы. Остальные толпились вокруг чего-то, напоминающего столб. Он заканчивался небольшой платформой, на которой стояла необычная птица.

Она тоже затянута в яркие ленты. Большой двуногий губру нервно переступал с ноги на ногу. Возможно, это просто случайный эффект света, но плюмаж птицы казался ярче, многоцветнее, он светился, как не светятся обычно их белые гребни. Фибену показалось, что он уже видел этого захватчика или другого такого же.

«Какого дьявола он пришел сюда ночью? — удивился Фибен. — Мне казалось, они не терпят ночных путешествий».

— Окажи должное уважение почтенным старшим, членам высокого клана гуксу-губру! — резко сказал Железная Хватка, пихая Фибена.

— Я покажу этой проклятой птице свое уважение. — Фибен откашлялся и набрал в рот слюны.

— Нет! — закричала Гайлет. Она схватила его за руку и настойчиво зашептала: — Фибен, не надо! Пожалуйста! Ради меня. Поступай точно, как я!

Ее карие глаза умоляли. Фибен глотнул.

— Какого дьявола, Гайлет!

Она повернулась к губру, сложила руки на груди и низко поклонилась.

Фибен повторил.

Галакт смотрел на них — сначала одним немигающим глазом, потом другим. Подошел к краю платформы, носильщики переместились, удерживая равновесие. Наконец губру принялся испускать серию резких скрипучих звуков. Четвероногие сопровождали его речь странным аккомпанементом, чем-то вроде «Зуууннн».

Вперед вышел один из помощников-кваку. У него на шее висел блестящий металлический диск. Переводчик говорил на ломаном англике:

Было решено... решено в чести,

Решено в праведности...

Что вы двое не преступили...

Не нарушили...

Правила поведения... правила войны.

Зууууун.

Мы решили, что это возможно... допустимо...

Соответствует статусу детей...

Мы милосердно считаем... верим...

Что вы боролись ради своих патронов. Зууууун.

До нашего внимания дошло... нас достигло...

Знание, что ваш статус —

Руководители вашего генного потока... течения расы... вашего вида во времени и в пространстве.

Зууууун.

Поэтому мы предлагаем... представляем...

Снисходим до предложения вам

Приглашения... благословения...

Возможности стать представителями своего вида.

Зуууун.

Это честь... благодеяние...

Слава, быть избранным...

Создавать... искать...

Строить будущее своей расы.

Зуун!

Закончил он так же внезапно, как начал.

— Снова кланяйся! — настойчиво прошептала Гайлет.

Фибен вслед за ней поклонился, сложив перед собой руки. Когда он вновь поднял глаза, группа птиц уже направилась к выходу. Насест опустили, но высокому губру все равно пришлось нагнуться, расставив оперенные руки для равновесия, чтобы пройти в дверь. Сзади шел Железная Хватка. На прощание он бросил на них полный ненависти взгляд.

В голове у Фибена звенело. После первой фразы он перестал пытаться следовать за странным протокольным произношением на галактическом-три.

Даже перевод на англик он понимал с трудом.

Резкий свет исчез. Процессия с непрерывным гоготом и бормотанием удалилась по коридору. Фибен и Гайлет переглянулись.

— А это что за дьявольщина? — спросил Фибен.

Гайлет нахмурилась.

— Это был сюзерен. Один из трех руководителей. Если не ошибаюсь — а я легко могу ошибиться, — сюзерен Праведности.

— Ну, тогда мне все понятно, конечно. А кто такой, во имя колеса рулетки Ифни, сюзерен Праведности?

Гайлет отмахнулась от его вопроса. Наморщив лоб, она глубоко задумалась.

— Почему он пришел к нам, вместо того чтобы приказать привести нас к нему? — спросила она вслух, явно риторически. — И почему ночью? Ты заметил, он даже не задержался, чтобы выслушать наш ответ? Вероятно, праведность требует, чтобы он лично сделал предложение. А ответ могут позже получить его помощники.

— Ответ на что? На какое предложение? Гайлет, я даже не мог...

Но она нервно махнула обеими руками.

— Не сейчас. Я должна подумать, Фибен. Дай мне несколько минут.

Она отошла и села на солому лицом к стене. Фибен подозревал, что ей потребуется гораздо больше времени.

«Ты этого заслужил, — подумал он. — Заслужил то, что имеешь, потому что влюбился в гения...»

Он моргнул, покачал головой. «Что я сказал?»

Но шаги в коридоре помешали ему додумать свою неожиданную мысль.

Вошел шимп с охапкой соломы и несколькими одеялами. Этот груз закрывал лицо низкорослого неошимпанзе, но минуту спустя Фибен узнал ту самую шимми, которая смотрела на него раньше и показалась ему странно знакомой.

— Я принесла вам свежей соломы и одеяла. Ночи теперь холодные.

Он кивнул.

— Спасибо.

Она не смотрела ему в глаза. Повернулась и пошла к двери с таким изяществом, которого не скрывал даже просторный комбинезон.

— Подожди! — вдруг сказал Фибен.

Она остановилась, по-прежнему не глядя в глаза Фибену, который подошел к ней, насколько позволяла тяжелая цепь.

— Как тебя зовут? — спросил он негромко, чтобы не помешать Гайлет.

Плечи ее опустились, глаз она так и не подняла.

— Я... — говорила она очень тихо. — Некоторые зовут меня Сильвия...

Даже проходя в дверь, она двигалась как танцовщица. Послышался звон ключей и торопливые шаги в коридоре. Фибен смотрел на дверь.

— Да будь я обезьяньим внуком!

Он повернулся и направился к стене, у которой сидела Гайлет.

Наклонился и набросил ей на плечи одеяло. Потом вернулся в свой угол и упал на кучу свежей соломы.

Глава 55УТАКАЛТИНГ

Водоросли пенились на мелководье, где туземные птицы на ногах-ходулях клевали насекомых. Группами росли кусты, сдерживая наступление степей.

Следы вели от берега маленького озера на соседний поросший кустами склон холма. Взглянув на отпечатки, Утакалтинг решил, что тут прошел обладатель голубиной походки, опирался он, по-видимому, на три конечности.

Он быстро оглянулся, уловив краем глаза голубой блеск, тот самый, что привел его сюда. Попытался разглядеть слабое мерцание, но оно уже исчезло.

Утакалтинг наклонился, разглядывая отпечатки в грязи. Измерил длину следа рукой. На лице его появилась улыбка. Какие прекрасные очертания!

Третья нога в стороне от первых двух, и отпечаток ее гораздо меньше. Похоже на двуногое существо, опирающееся на посох. Утакалтинг подобрал упавшую ветвь, но остановился в раздумье.

«Оставить их? — подумал он. — Нужно ли теперь их скрывать?» Он покачал головой. «Нет. Как говорят люди, коней на переправе не меняют».

Следы исчезали под взмахами его ветки. Едва успев закончить, он услышал тяжелые шаги и треск ломающихся кустов. Повернулся и увидел Каулта, который по узкой звериной тропе приближался к берегу маленького степного озера. Над большой, увенчанной гребнем головой теннанинца повис, как раздраженное насекомое-паразит, ищущее уязвимое место, глиф луррунану.

Корона Утакалтинга заныла, как перенапряженная мышца. Он еще с минуту позволил луррунану висеть над головой теннанинца, прежде чем признал свое поражение. Отозвал потерпевший поражение глиф и бросил ветвь на землю.

Теннанинец вообще не смотрел под ноги. Он сосредоточился на небольшом приборе, лежащем на его широкой ладони.

— У меня возникают подозрения, друг мой, — сказал Каулт, подходя к тимбрими.

Утакалтинг почувствовал, как в жилах его заиграла кровь. «Неужели конец?» — подумал он.

— Подозрения в чем, коллега?

Каулт выключил прибор и сунул в один из своих многочисленных карманов.

— Есть признаки... — Его гребень хлопнул. — Я слушал незакодированные передачи губру, и мне кажется, что происходит нечто странное.

Утакалтинг вздохнул. Нет, ограниченный мозг Каулта сейчас занят совершенно другим. Нет смысла отвлекать его тонкими намеками.

— Чем сейчас заняты захватчики? — спросил он.

— Ну, во-первых, гораздо меньше панических военных сообщений. Неожиданно сократились небольшие схватки в горах, которым они незадолго до этого придавали большое значение. Помнишь, мы оба удивлялись, почему они прилагают столько усилий, чтобы подавить незначительное партизанское движение.

Вообще-то Утакалтинг был уверен, что знает причину лихорадочной активности губру. Насколько он мог судить, захватчики пытались найти что-то в Мулунских горах. Они с безрассудной энергией бросали туда солдат и ученых и, по-видимому, дорогой ценой заплатили за свое любопытство.

— Ты можешь понять, почему стычки неожиданно прекратились? — спросил он Каулта.

— Я не уверен, что расшифровал верно. Возможно, губру нашли и захватили то, что так отчаянно искали...

«Сомнительно, — убежденно подумал Утакалтинг. — Трудно поймать призрак».

— Или отказались от поисков...

«Более вероятно», — согласился Утакалтинг. Рано или поздно губру должны понять, что они выставляют себя на посмешище и гоняются за выдумкой.

— А может быть, — закончил Каулт, — губру подавили сопротивление и уничтожили всех, кто им сопротивлялся.

Утакалтинг молился, чтобы последнее предположение не оказалось правдой. Конечно, рискованно так дразнить врага. Он только надеялся, что его дочь и сын Меган Онигл не заплатили жизнью за участие в его хитроумном розыгрыше злобных птиц.

— Гм, — заметил он. — Ты говоришь, что тебя еще что-то удивляет?

— Вот что, — продолжал Каулт. — После пяти двенадцатидневок, в течение которых они ничего не делали ради этой планеты, губру вдруг объявляют амнистию и предлагают работу всем бывшим специалистам службы восстановления экологии.

— Да? Может, просто закончили развертывание и вспомнили про ответственность.

Каулт фыркнул.

— Вероятно. Но губру бухгалтеры. Они все расходы подсчитывают. Эгоистичные, напрочь лишенные юмора фанатики. Они стараются чопорно придерживаться тех аспектов галактических традиций, которые их устраивают, но совсем не думают о сохранении планет класса детская. Их интересует только статус собственного клана.

Хотя Утакалтинг соглашался с этим суждением, он не считал Каулта беспристрастным наблюдателем. И теннанинец вряд ли имеет право обвинять кого-то в отсутствии чувства юмора.

Но одно очевидно. Пока Каулт думает о губру, бесполезно отвлекать его внимание тонкими намеками и следами на почве.

Утакалтинг чувствовал движение в прерии. Маленькие хищники и добыча прятались в трещинах и норах, чтобы переждать летний полдень, когда жар пригибает к земле и слишком много энергии отнимает преследование или бегство. И в этом отношении галакты не исключение.

— Пошли, — сказал Утакалтинг. — Солнце высоко. Нам нужно найти место для отдыха. На другом берегу я вижу деревья.

Каулт молча пошел за ним. Он не замечал небольших отклонений от направления, пока горы с каждым днем приближались. Пики с белыми вершинами перестали уже казаться просто слабой линией на горизонте, хотя потребуются еще недели, чтобы добраться до них, и еще больше времени, чтобы найти проход в Синд. Но теннанинцы терпеливы, когда это соответствует их намерениям.

Утакалтинг нашел убежище в тени согнутых деревьев. Синего сияния не было, хотя он продолжал следить. С помощью короны он кеннировал свирепую радость какого-то скрывающегося в степи создания, чего-то большого, умного и знакомого.

* * *

— Я действительно считаюсь специалистом по землянам, — говорил Каулт немного позже, когда они отдыхали под балдахином изогнутых ветвей. Мелкие насекомые жужжали над дыхательными щелями теннанинца, но каждый раз он сдувал их. — Это плюс мой опыт в экологии и предопределили мое назначение на эту планету.

— Прибавь и свое чувство юмора, — с улыбкой добавил Утакалтинг.

— Да. — Каулт раздул гребень: у теннанинцев это аналогично земному кивку согласия. — Дома я слыву настоящим дьяволом. Именно таким нужно иметь дело с волчатами и эльфами-тимбрими. — Он закончил несколькими быстрыми резкими вздохами. Очевидно, сознательное движение, потому что у теннанинцев совсем нет рефлекторной реакции смеха. «Неважно, — подумал Утакалтинг. — Для теннанинца он весьма остроумен».

— А у тебя есть личный опыт общения с землянами?

— О да, — сказал Каулт. — Я был на Земле. Имел счастье ходить по ее тропическим лесам и видеть необыкновенное разнообразие жизненных форм. Встречался с неодельфинами и китами. И хоть мой народ считает, что землян преждевременно возвели в ранг патронов — им принесли бы большую пользу несколько тысячелетий пребывания клиентами под соответствующим руководством, я признаю, что их планета прекрасна, а они в качестве клиентов были бы очень перспективны.

Одна из причин участия теннанинцев в войне — желание привлечь все три земные расы в свой клан, навязать им опекунство — «для блага самих землян», разумеется. Но если быть честным, то по этому поводу среди самих теннанинцев не было единогласия. Партия Каулта, например, настаивала на десятитысячелетней кампании убеждения, чтобы земляне отдались под опеку добровольно, «с любовью».

Но партия Каулта не владеет большинством голосов в нынешнем правительстве.

— И, конечно, я встречался с землянами, когда работал в Институте Миграции и во время экспедиции для переговоров с фах'фах'н*фах.

Корона Утакалтинга взорвалась пучком серебряных щупалец — открытое проявление удивления. Он знал, что его ошеломление понятно даже теннанинцу, но теперь ему все равно.

— Ты... ты встречался с дышащими водородом? — Он даже не смог бы произнести их название, для этого нет звуков ни в одном галактическом языке.

Каулт снова удивил его!

— Фах'фах'н*фах, — повторил Каулт. Его дыхательные щели запульсировали, изображая смех. На этот раз получилось естественнее. — Переговоры проходили в субквадранте Пол-Крен, недалеко от того места, которое земляне называют сектором Ориона.

— Это рядом с колонией Земли Ханааном.

— Да. Их пригласили участвовать еще и по этой причине. Хотя редкие встречи кислородо— и водорододышащих существ считаются самыми критическими и важными в наше время, сочли приличным пригласить и землян, показать им некоторые тонкости дипломатии высшего уровня.

Должно быть, он смущен и удивлен, но кроме того, Утакалтингу вдруг показалось, что он что-то кеннирует от Каулта... след чего-то глубокого и тревожащего теннанинца. «Он умалчивает, — понял Утакалтинг. — Есть и другие причины привлечения землян».

Миллиарды лет непрочный мир сохранялся между двумя параллельными, совершенно независимыми культурами. Как будто на самом деле существуют не пять галактик, а десять, потому что устойчивых планет с водородной атмосферой не меньше чем планет типа Земли, Гарта или Тимбрима. Две ветви жизни, каждая представленная обширным разнообразием видов и форм, не имели почти ничего общего. Фах'фах'н*фах не нужны камни, а их планеты слишком велики, тяжелы и холодны, чтобы их пожелал кто-то из галактов. К тому же они, по-видимому, оперировали на разных уровнях времени.

Дышащие водородом предпочитали медленные маршруты гиперпространства уровня Д и вообще нормальное пространство между звездами, царство, которым правит относительность, оставляя более быстрые межзвездные линии недолговечным потомкам сказочных Прародителей.

Иногда возникали конфликты. Умирали целые системы и кланы. Для таких войн не существовало правил.

Временами заключались торговые договоры, металлы обменивались на газы, механизмы на странные предметы, упоминания о которых нет даже в Великой Библиотеке.

Бывали периоды, когда целые галактические рукава переходили от одной цивилизации к другой. Примерно раз в сто миллионов лет галактический Институт Миграции организовывал такие перемещения кислорододышащих.

Официальная причина заключалась в том, что требовалось на целую эпоху оставить звезды «невозделанными», чтобы на их планетах могли развиться новые формы предразумной жизни. Но широко известна и другая причина — оставить как можно больше пространства между жизнью на кислороде и водороде, там, где игнорировать друг друга уже невозможно.

И вот Каулт сообщает, что недавно велись переговоры в секторе Пол-Крен? И в них участвовали люди?

«Почему я об этом никогда не слышал?» — думал Утакалтинг. Он хотел продолжить эту тему, но не было возможности. Каулт явно избегал этого и вернулся к прежнему разговору.

— Мне кажется, в передачах губру есть нечто странное, Утакалтинг. Из передач ясно, что они прочесывают Порт-Хелению и острова в поисках специалистов по экологии и возвышению.

Утакалтинг решил, что не время удовлетворять любопытство — трудное решение для тимбрими.

— Ну, как я уже предположил, возможно, губру решили наконец выполнить свой долг перед Гартом.

Каулт издал звук, который, как знал Утакалтинг, выражает сомнение.

— Даже если это так, им потребовались бы экологи. А к чему специалисты по возвышению? Я интуитивно чувствую, что здесь происходит нечто любопытное, — закончил Каулт. — Уже в течение нескольких мегасекунд губру находятся в большом возбуждении.

Даже без их небольшого приемника и вообще без всяких волн Утакалтинг знал бы это. И все это связано с мигающим синим светом, за которым он следует неделями. Это свечение означает, что дипломатический сейф тимбрими вскрыт. Приманка, которую он оставил в сейфе вместе с многочисленными другими следами и намеками, должна привести разумное существо только к одному заключению.

Очевидно, его розыгрыш оказался дорогостоящим для губру.

Но все хорошее быстро кончается. Сейчас даже губру, наверное, уже понятно, что это всего лишь шутка тимбрими. Птицеподобные ведь не глупы.

Рано или поздно они должны догадаться, что никаких гартлингов не существует.

«Мудрецы говорят: слишком затягивать шутку — ошибка. Неужели я повторяю ошибку, разыгрывая то же самое с Каултом?» Да, но в этом случае процедура совершенно иная, медленная, трудная и личная.

«Но что же еще мне делать, чтобы провести время?»

— Расскажи мне о своих подозрениях, — вслух сказал Утакалтинг спутнику. — Я очень, очень заинтересовался.

Глава 56ГАЛАКТЫ

Вопреки всем ожиданиям, новый сюзерен Стоимости и Бережливости набирал очки. Его плюмаж только начал проявлять многоцветие кандидатства, и он сильно отставал от соперников. Тем не менее, когда он танцевал, остальные сюзерены внимательно наблюдали и прислушивались к его хорошо сформулированным аргументам.

— Усилия были слишком дорогими, неразумными, неверно направленными,

— чирикал он, поворачиваясь в сложном ритме.

— Мы потеряли драгоценное время

И поступились честью,

Ища,

Отыскивая,

Преследуя

Химеру!

Новый главный чиновник, в сущности, обладал несколькими преимуществами. Его учил предшественник, покойный сюзерен Стоимости и Бережливости. На встречу новый ее член принес поразительное количество фактов. Кубы данных были разбросаны повсюду. Их представление главой гражданской службы производило ошеломляющее впечатление.

— Нет никакого способа, никакой возможности, никакой вероятности, что на этой планете могли выжить предразумные существа и пережить катастрофу буруралли. Это розыгрыш, насмешка, заговор дьявольского тимбрими и волчат,

Чтобы мы

Потратили,

Выбросили,

Извели зря

Наше богатство!

Для сюзерена Праведности это было равносильно катастрофе.

Во время безвластия, пока не был избран новый сюзерен, верховный священник и адмирал правили безраздельно, никто их не сдерживал. Они хорошо знали, что так действовать неразумно, что должен существовать голос третьего сюзерена, но возможность казалась такой соблазнительной.

Адмирал лично участвовал в поисках и уничтожении горных партизан, хотел добавить доблести своему честному имени. Со своей стороны, священник начал новые дорогостоящие сооружения и торопил с доставкой новой планетарной Библиотеки.

Царил замечательный дуэт-консенсус. Сюзерен Луча и Когтя одобрял все траты, а сюзерен Праведности благословлял все операции солдат Когтя. В горы уходили экспедиция за экспедицией, группы тщательно охраняемых ученых искали бесценный приз.

Однако допустили ряд ошибок. Волчата оказались дьявольски хитры и неуловимы в своих засадах. Но если бы специалисты нашли то, что искали, никто и не вспомнил бы о цене. Дело того стоило, конечно, если...

«Но нас обманули, провели, выставили на посмешище», — с горечью думал священник. Сокровище оказалось выдумкой. И вот теперь новый сюзерен Стоимости и Бережливости умело пользуется таким положением. Чиновник исполнил великолепный танец наказания за излишние траты. Он уже превалирует в консенсусе — например, больше не будет бесполезных экспедиций в горы, пока не удастся отыскать способ справиться с противником подешевле.

Плюмаж сюзерена Луча и Когтя жалко обвис. Священник знал, как вся эта история тревожит адмирала. Но их обоих заворожила праведная верность танца наказания. Даже двое не смогут одержать победу при голосовании против одного, когда совершенно очевидно, что он прав. Чиновник приступил к новому танцу. Он предложил отказаться от строительных проектов, которые не имеют отношения к защите Гарта. К ним приступили, надеясь на гартлингов. Но теперь просто бессмысленно продолжать строительство гиперпространственного шунта и Церемониального Холма!

Танец был мощным, убедительным, подкрепленным множеством карт, формул и статистических таблиц. Сюзерен Праведности понял, что необходимо что-то предпринять, и немедленно, иначе этот выскочка обгонит всех. Немыслимо, чтобы так изменилось положение как раз тогда, когда их тела начали готовиться к Слиянию!

Необходимо также обдумать послание Повелителей Насестов. Царицы и принцы, оставшиеся дома, присылали отчаянные запросы. Выработали трое на Гарте новую смелую политику? Расчеты показывают, что необходимо вскоре получить нечто оригинальное и необычное, иначе инициатива перейдет к какому-нибудь другому клану. Страшно, когда судьба всей расы держится на волоске. И несмотря на прекрасное исполнение и внешность, одно ясно относительно нового главного чиновника: ему не хватает глубины, ясности видения его покойного предшественника. Сюзерен Праведности знал, что новая политика вряд ли зародится в результате мелочного урезания кредитов. Что-то необходимо сделать, и безотлагательно! Священник принял позу предчувствия, распростер свои ярко окрашенные перья. Вежливо, даже чуть снисходительно чиновник прервал танец и опустил клюв, уступая время.

Сюзерен Праведности принялся медленно, мелкими шагами переступать по насесту. Он сознательно избрал ритм, использованный соперником.

— Хотя гартлингов нет, остается шанс, вероятность, возможность

Получить церемониальную площадку, которую мы

Планировали,

Строили,

Посвящали

С такими большими расходами.

— Существует план, проект, концепция, которые еще могут принести

Честь,

Славу,

Праведность

Нашему клану.

— В центре, в фокусе, в сущности этого плана мы поместим

Осмотр,

Оценку,

Исследование

Клиентов волчат.

В противоположной стороне помещения сюзерен Луча и Когтя поднял голову. Свет надежды затеплился в глазах удрученного адмирала, и священник понял, что одержал пусть временную, но победу.

Теперь время покажет, сработает ли его новая смелая идея.

Глава 57АТАКЛЕНА

— Видишь? За ночь она передвинулась!

Атаклене пришлось прикрыть глаза, чтобы посмотреть на своего друга-человека, сидящего на ветке дерева в тридцати футах над землей. Он потянул за зеленый кабель, который спускался сверху под углом в сорок пять градусов.

— Ты уверен, что это та самая лиана, которую ты подрезал вчера вечером?

— Уверен! Я забрался и налил литр обогащенной хромом воды — лиана поглощает именно хром — на развилину ветки, над собой. Теперь лиана переползла и прикрепилась именно к этому месту.

Атаклена кивнула. Он говорит правду.

— Вижу, Роберт. А теперь и верю.

Ей захотелось улыбнуться. Иногда Роберт ведет себя совсем как юноша-тимбрими, такой же стремительный, импульсивный, озорной. Это слегка приводило ее в замешательство. Чужаки должны вести себя странно и необъяснимо, а не просто как... ну, как парни.

«Но Роберт не чужак, — напомнила она себе. — Он мой муж». И вообще, она так давно живет среди землян, что начинает думать, как они.

«Когда... если... я вернусь домой, неужели буду озадачивать, удивлять и пугать окружающих метафорами? Странным, как у волчат, отношением? Радует ли меня такая перспектива?»

В войне наступила передышка. Губру перестали посылать уязвимые экспедиции в горы. Их передовые посты бездействовали. Даже газовые роботы уже целую неделю не показывались в горных долинах — к величайшему облегчению шимпов, фермеров и жителей поселков. И когда выдался случай, Атаклена и Роберт решили один день посвятить только себе и постараться лучше узнать друг друга. Ведь они не знают, когда возобновятся военные действия. Предоставится ли им еще такая возможность?

Обоим необходимо было отвлечься. По-прежнему не было никакого ответа от матери Роберта, неизвестной оставалась судьба Утакалтинга, несмотря на то, что Атаклена уловила посланное отцом изображение. Пусть выполняет свою часть и надеется, что он жив и способен выполнить свою.

— Хорошо, — крикнула она Роберту. — Признаю. Лианы можно тренировать в известном смысле. Спускайся. Твоя ветка ненадежна.

Но Роберт только улыбнулся.

— Спущусь по-своему. Ты меня знаешь, Кленни. Я не могу упустить такую возможность.

Атаклена застыла. Вот опять этот каприз на краях эмоциональной ауры. Похоже на сиулфф-куонн, который можно кеннировать у юного тимбрими, когда тот наслаждается в предвкушении шутки.

Роберт сильно потянул лозу. Он вдохнул, его грудная клетка расширилась так, как недоступно ни одному тимбрими; и он быстро заколотил себя по груди и издал долгий пронзительный вопль. В лесном коридоре отозвалось эхо.

Атаклена вздохнула. «О да. Он должен отдать дань уважения божеству волчат Тарзану».

Вцепившись в лиану обеими руками, Роберт спрыгнул с ветки. И по пологой дуге, вытянув и сведя вместе ноги, опустился к лесному лугу, перелетев через низкорослые кусты. При этом он громко кричал.

Конечно, именно такие открытия делали люди в темные столетия между появлением разума и приходом науки. Ни одна из галактических рас, воспитанных на Библиотеке, не смогла бы додуматься до такого способа передвижения. Даже тимбрими.

Амплитуда маятника потащила Роберта снова вверх, к густой кроне лесного гиганта. Вопль Роберта оборвался, когда он врезался в листву и с треском исчез.

Тишину нарушал только шорох падающих мелких обломков. Атаклена поколебалась, потом позвала:

— Роберт?

Ни ответа, ни движения в густых зарослях.

— Роберт! Что с тобой? Ответь мне! — Слова англика застревали во рту.

Она попыталась найти его с помощью короны, нити над ушами напряглись.

Он здесь, это она чувствует... и ему больно!

Атаклена побежала по лугу, перепрыгивая через препятствия, началась гир-трансформация: ноздри автоматически расширились, чтобы дать больше воздуха тройному сердцу. К тому времени, как она достигла дерева, кончики пальцев на руках и ногах уже затвердели. Атаклена сбросила мягкую обувь и сразу начала подниматься, легко находя опору в коре лесного патриарха.

Вездесущие лианы, как змеи, манили в лиственную трясину, поглотившую Роберта. Атаклена потянула за одну такую веревку и с ее помощью взобралась на следующий уровень.

Она понимала, что должна сдерживаться. Несмотря на реакцию и приспособляемость тимбрими, ее мускулатура не так сильна, как у человека, а корона не так быстро отдает лишнее тепло, как потовые железы. Но она не могла отказаться от максимальной скорости.

В листве, где исчез Роберт, было сумрачно и тесно. Атаклена заморгала и принюхалась, углубляясь в темноту. Запахи напомнили ей, что это неизученная планета, а она не волчонок, который чувствует себя как дома в этих девственных джунглях. Атаклене пришлось убрать щупальца, чтобы они не запутались в чаще. И потому она вздрогнула, когда что-то спустилось сверху и крепко схватило ее.

Гормоны устремились в кровь. Атаклена приготовилась ударить нападающего, но вовремя узнала ауру Роберта, его человеческий мужской запах. Это его руки крепко держат ее. Атаклена испытала мгновенное головокружение, когда резко прекратилась гир-трансформация.

В таком ошеломленном состоянии, не способная двинуться в оцепенении трансформации, она удивилась вдвойне. Потому что Роберт начал касаться ее рта своим ртом. Вначале его действия показались ей бессмысленными, безумными. Но тут, развернув корону, она снова начала воспринимать чувства... и сразу вспомнила сцены из человеческих видеодрам, сцены совокупления и сексуальной игры.

Буря противоречивых эмоций, охватившая Атаклену, заставила ее еще несколько мгновений оставаться неподвижной. Отчасти это объяснялось его сильными объятиями, и только когда Роберт наконец выпустил ее, Атаклена быстро отодвинулась от него, прижалась к стволу, тяжело дыша.

— Ан... ан-твиллатбилна! Нага... Ты... ты... бленчук! Как ты смеешь... Клет-тнаб... — У нее перехватило дыхание, пришлось прекратить многоязычные проклятия. Но Роберт не утратил добродушно-веселого настроения.

— Я не все понял, Атаклена. Мой гал-семь не очень хорош, но я работаю над ним. Скажи мне, что такое... бленчук?

Атаклена сделала жест, дернула головой, что у тимбрими соответствует раздраженному пожатию плечами.

— Неважно. Отвечай немедленно! Ты ранен? А если нет, почему ты это сделал? И в-третьих. Почему я не должна наказывать тебя за то, что ты обманул меня и напал?

Глаза Роберта распахнулись шире.

— О, не реагируй так серьезно, Кленни. Я ценю то, что ты бросилась мне на выручку. Я, наверно, слегка увлекся, обрадовавшись тебе.

Ноздри Атаклены расширились. Щупальца ее метались, готовя какой-то необыкновенно ядовитый глиф. Роберт почувствовал это и поднял руку.

— Хорошо, хорошо. По порядку... Я не ранен, только чуть поцарапался. На самом деле мне очень весело.

Видя ее выражение, он перестал улыбаться.

— Гм, что касается второго вопроса... я приветствовал тебя, как принято у людей. Мне очень хотелось испробовать этот человеческий обычай с тобой, хотя признаю, что ты могла этого не оценить.

Атаклена нахмурилась. Ее щупальца смятенно опустились.

— И наконец, — вздохнул Роберт, — не могу назвать ни одной причины в противовес наказанию за мою самонадеянность. Это твое право. Любая женщина по праву сломает мне руку, если я схвачу ее без разрешения. Не сомневаюсь, кстати, что ты можешь это сделать. В свою защиту могу сказать, что сломанная рука — это профессиональный риск молодого землянина. В половине случаев ухаживание на этом просто заканчивается. Но если парень правильно понял ситуацию, женщине это нравится и она не ставит ему фонари под глазами. Ну, а если ошибся, приходится расплачиваться.

Атаклена видела, как лицо Роберта стало задумчивым.

— Знаешь, — сказал он, — я раньше никогда об этом не думал, правда.

Может, люди в этом отношении как спятившие клет-т-тнабс.

Атаклена мигнула. Напряжение медленно проходило, капая с нитей короны; тело приходило в норму. Узлы трансформации под кожей пульсировали, вбирая излишки гир-потока.

Как маленькие мыши, перевела она. Но на этот раз вздрогнула слабее.

И обнаружила, что улыбается. Странное признание Роберта перевело ситуацию — почти смехотворно — в логическую плоскость.

— Удивительно, — сказала она. — Как всегда, в обычаях тимбрими есть параллель. Наши мужчины тоже должны рискнуть.

Она помолчала, нахмурившись.

— Но стилистически ваша техника очень груба! Уровень ошибок, наверное, ужасно велик. У вас ведь нет короны, чтобы понять чувства женщины. Помимо примитивной эмпатии, у вас есть только намеки, кокетство, язык телодвижений. Я удивлена, что вы можете размножаться, не истребив друг друга при этом!

Лицо Роберта слегка потемнело, и Атаклена поняла, что он покраснел.

— Наверно, я слегка преувеличиваю.

Атаклена не могла не улыбнуться снова, на этот раз не только ртом, но и увеличив расстояние между глазами.

— Я уже догадалась об этом, Роберт.

Лицо человека еще больше покраснело, он посмотрел на свои руки. В наступившем молчании Атаклена уловила что-то в себе самой. Она кеннировала простой глиф кинивуллун — то, что обычно делают юноши. Роберт излучал смущенную искренность, и это заставляло забыть его неподвижные глаза и большой нос, делало его своим. Он теперь казался ей ближе, чем большинство ее сверстников в школе.

Наконец Атаклена выбралась из угла, куда забилась в попытке защититься.

— Ну хорошо, Роберт, — вздохнула она. — Я позволю себе объяснить, почему тебе «очень хотелось» совершить этот чисто человеческий ритуал с представительницей иного вида — со мной. Наверно, потому, что мы подписали супружеский договор? Может, ты считаешь, что должен завершить все брачные обычаи, чтобы исполнить человеческую традицию?

Он пожал плечами, отведя взгляд.

— Нет, я не могу использовать это в качестве предлога. Я знаю, что межвидовые браки носят исключительно деловой характер. Просто... мне кажется, потому что ты красива и умна, а мне одиноко... и, может быть, я немного влюблен в тебя.

Сердце ее забилось быстрее. И на этот раз причина не в химических гир-веществах. Щупальца ее приподнялись словно сами по себе, но никакой глиф не чувствовался. Напротив, она обнаружила, что щупальца устремились к нему вдоль тонких силовых линий, как в диполе.

— Мне кажется... мне кажется, я понимаю, Роберт. Я хочу, чтобы ты знал, что я...

Трудно найти слова. Вряд ли она сама осознавала, о чем думает в этот момент. Атаклена покачала головой.

— Роберт? — негромко сказала она. — Ты сделаешь мне одолжение?

— Все, что угодно, Кленни. Все, что угодно! — Глаза его широко распахнулись.

— Хорошо. Тогда, не очень увлекаясь, может, ты объяснишь и продемонстрируешь, что именно ты делал, когда так коснулся меня... какие физические моменты с этим связаны? Но на этот раз, пожалуйста, помедленнее.

* * *

На следующий день они неторопливо возвращались к пещерам.

Шли медленно, останавливаясь, чтобы посмотреть, как солнечные лучи падают на поляны, задерживались у небольших разноцветных прудов, гадая, какой именно элемент тут накапливается. Иногда они просто держались за руки, слушая негромкие звуки лесной жизни Гарта.

Иногда садились и осторожно экспериментировали, испытывая приятные ощущения от прикосновений.

Атаклена была удивлена. Большинство нервных окончаний, необходимых для этого, у нее есть. Не требовалось глубокого самовнушения, просто небольшие изменения в капиллярах и рецепторах, чтобы эксперимент осуществился. По-видимому, у тимбрими некогда существовали аналогичные поцелуям ритуалы, поскольку осталась возможность осуществить их.

Вернувшись к обычной форме, она может сохранить некоторые особенности адаптации губ, горла, ушей. Их приятно ласкает ветерок. Словно сладостный эмпатический глиф на короне. А поцелуи, это теплое давление, вызывали в ней сильные, хотя и примитивные чувства.

Конечно, ничего подобного не произошло бы, если бы люди и тимбрими не были так близки. Много любопытных, но глупых теорий ходило среди необразованных слоев населения обоих видов, объясняя это сходство.

Например, предполагалось, что у них есть общий далекий предок.

Разумеется, это нелепая мысль. Но Атаклена знала, что ее случай не первый. Тесные связи на протяжении нескольких столетий привели ко многим случаям межвидового флирта, иногда откровенного. Ее открытия, должно быть, уже многократно делались раньше.

Она просто не знала об этом, а разговоры считала непристойными.

Атаклена поняла, что друзья на Тимбрими скорее всего считали ее ханжой. Но ее нынешнее поведение шокировало бы большинство из них!

Она не уверена, что хочет, чтобы дома — если, конечно, она туда доберется, — знали обо всем спектре ее взаимоотношений с Робертом.

Утакалтинг, вероятно, принялся бы смеяться.

«Неважно, — твердо сказала она себе. — Я должна жить сегодняшним днем». Эксперимент помогает проводить время и имеет свои приятные стороны.

А Роберт — отличный учитель.

Конечно, придется установить ограничения. Она, например, готова и дальше изменять распределение ткани в своих грудных железах, а прикосновение к нервным окончаниям в них очень приятно. Но когда дело доходит до основ, она непреклонна. Основы своей физиологии и анатомии она менять не собирается... ни для какого человека!

* * *

На обратном пути они осматривали посты восставших и разговаривали с бойцами. Моральный дух был высок. Ветераны трехмесячных боев спрашивали, когда предводители завлекут в горы новые группы губру. Атаклена и Роберт смеялись и обещали, что подумают, как не оставить бойцов без дела.

Но от них требовали действий. А как завлечь противника, клюв которого несколько раз пускал кровь? Может, пора перенести сражения на его территорию?

Проблема заключалась в отсутствии надежных сведений об обстановке в Синде и Порт-Хелении. Несколько уцелевших участников городского восстания добрались до гор и доложили, что их организация разбита. С того злополучного дня ничего не известно о Гайлет Джонс и Фибене Болджере.

Контакт с некоторыми индивидуумами в городе восстановили, но он был нерегулярным и ненадежным.

Думали о посылке новых разведчиков. Казалось, такую возможность дают объявления губру о выгодной работе всем специалистам по экологии и возвышению. Но к этому времени птицы явно разработали тактику допросов и создали детектор лжи для шимпов. Роберт и Атаклена решили не рисковать, по крайней мере пока.

Они шли по узкой, редко посещаемой долине, когда увидели обращенный к югу склон, поросший невысокими специфичными растениями. Постояли некоторое время молча, глядя на зеленое поле плоских перевернутых чаш.

— Я так и не покормил тебя печеными корнями плюща, — заметил наконец Роберт.

Атаклена принюхалась, оценив его иронию. Место, где произошел несчастный случай, далеко отсюда. Но этот неровный склон вызвал в ее памяти яркие воспоминания о том ужасном дне, когда начались их «приключения».

— Эти растения больны, в них что-то нарушено? — Она указала на чаши, перекрывающие друг друга, как чешуя дракона. Верхний слой выглядит не таким гладким и толстым, каким остался в ее памяти, он кажется очень тонким и непрочным.

— Гм. — Роберт наклонился, разглядывая ближайшие чаши. — Лето кончается. Жара высушивает верхние пластины. К середине осени, когда поднимутся восточные ветры с Мулунского хребта, они станут тонкими и легкими, как вафли. Разве я не говорил тебе, что они разносят семена? Ветер подхватывает их и уносит в небо, как облако бабочек.

— Ах, да. Я помню, ты говорил об этом. — Атаклена задумчиво кивнула. — Но разве не ты говорил...

Ее прервал громкий крик.

— Генерал! Капитан Онигл!

На узкой лесной тропе показалась группа шимпов. Двое — сопровождавшие их всюду охранники, а третий — Бенджамин! Выглядел он уставшим. Очевидно, бежал всю дорогу от пещер им навстречу.

Атаклена почувствовала, как напрягся Роберт в ожидании неприятностей.

Но с помощью короны она уже знала, что Бен не принес дурных известий. Враг не нападал. И все же шимп казался смущенным.

— В чем дело, Бенджамин? — спросила она.

Он вытер лоб домотканым носовым платком. Потом порылся в другом кармане и вытащил маленький черный кубик.

— Сэры, наш курьер, молодой Петри, наконец возвратился.

Роберт сделал шаг вперед.

— Он добрался до убежища?

Бенджамин кивнул.

— Да, добрался и привез послание Совета. Оно здесь. — И он протянул куб.

— Послание Меган? — У Роберта перехватило дыхание при виде кубика с записью.

— Да, сэр. Петри говорит, что с ней все в порядке. Она шлет свои наилучшие пожелания.

— Но... но это здорово! — завопил Роберт. — Связь восстановлена! Мы больше не одни!

— Конечно, сэр! Совершенно справедливо. К тому же... — Атаклена наблюдала, как Бенджамин пытается подобрать нужные слова. — Петри принес не только новости: в пещерах вас ждут пять человек.

Роберт и Атаклена замигали.

— Пять человек?

Бенджамин кивнул.

— Морская пехота, сэр.

— О, — сказал Роберт. Атаклена продолжала молчать, но скорее кеннировала, чем слушала.

— Профессионалы, сэр, — продолжил Бенджамин. — Клянусь, это удивительно после такого длительного времени без... ну, я хочу сказать, что с нами вас было только двое. Все шимпы сейчас пребывают в радостном возбуждении. Мне кажется, вам лучше как можно быстрее вернуться.

Роберт и Атаклена в один голос сказали:

— Конечно.

— Немедленно.

Почти неощутимо отношения между Атакленой и Робертом изменились.

Когда подбежал Бенджамин, они держались за руки. Теперь, двигаясь по тропе, им показалось это неуместным. Их близость не нуждалась в объяснениях, им не нужно было смотреть друг на друга, чтобы понять, о чем думает другой.

К лучшему или к худшему, но ситуация изменилась.

Глава 58РОБЕРТ

Майор Пратачулторн сосредоточенно изучал данные компьютера. Листы с цифрами занимали весь стол. Наблюдая за тем, как работает маленький смуглый человек, Роберт понял, что беспорядок только кажущийся: то, что нужно для работы, он находит, едва взглянув и протянув мозолистую руку.

В перерывах офицер поглядывал на голографический экран и что-то негромко произносил в горловой микрофон. На экране менялись данные в соответствии с его командами.

Роберт спокойно ждал, стоя перед деревянным столом. В четвертый раз Пратачулторн приглашал его и задавал четко сформулированные вопросы. И каждый раз Роберт испытывал все большее удивление и уважение к пунктуальности и проницательности этого человека.

Совершенно очевидно, что майор Пратачулторн — профессионал. Всего за день он со своим небольшим штабом начал приводить в порядок самодельные тактические программы партизан, перерабатывал данные, выдвигал предложения, которые и в голову не могли прийти партизанам.

Именно в таком человеке, как Пратачулторн, нуждалось их движение.

Именно такого они ждали.

Это бесспорно. Но Роберт возненавидел этого человека и теперь пытался понять, почему.

«Дело ведь не только в том, что он заставляет меня молча стоять перед ним, пока наконец не соизволит обратить внимание». Роберт понимал, что это просто способ подчеркнуть, кто здесь теперь хозяин. И это понимание помогало ему сдерживаться.

Майор выглядел как настоящий офицер морской пехоты, хотя единственным признаком его звания была нашивка на левом плече. У Роберта даже в мундире не будет такой выправки, как у Пратачулторна в плохо подогнанной домотканой одежде, сшитой гориллами на склонах серного вулкана.

Землянин некоторое время барабанил пальцами по столу. Этот стук напомнил Роберту о головной боли, с которой он борется уже больше часа с помощью обратной биологической связи. Почему-то на этот раз способ не действовал. Роберт испытывал приступ клаустрофобии, ему было душно и тесно. И становилось все хуже.

Наконец Пратачулторн поднял голову. К удивлению Роберта, его первое замечание воспринималось даже как комплимент.

— Ну, капитан Онигл, — сказал Пратачулторн. — Признаюсь, я опасался, что положение будет гораздо, гораздо хуже.

— Приятно слышать, сэр.

Глаза Пратачулторна сузились, он как будто уловил тонкий оттенок сарказма в голосе Роберта.

— Говоря точнее, — продолжал он, — я опасался, что вы солгали в своем докладе правительству в изгнании и что мне придется расстрелять вас.

Роберт подавил желание сглотнуть и умудрился сохранить бесстрастное выражение.

— Я рад, что в этом нет необходимости, сэр.

— Я тоже. Тем более, это вызвало бы недовольство вашей матери. Учитывая, что вы не профессионал, готов признать, что вы добились неплохих результатов.

Майор Пратачулторн покачал головой.

— Нет, пожалуй, неточно. Позвольте сформулировать так. Будь я здесь, я бы многое сделал по-другому. Но в свете того, как проявили себя государственные вооруженные силы, вы с вашими шимпами действовали очень неплохо.

Роберт почувствовал, как пустота в груди рассасывается.

— Шимпов это обрадует, сэр. Хочу напомнить, что я здесь не единственный предводитель. Львиную долю тяжести взвалила на себя тимбрими Атаклена.

На лице майора Пратачулторна появилось кислое выражение. Роберт не знал, то ли из-за того, что Атаклена галакт, то ли он, как офицер, должен был принять всю ответственность на себя.

— А, да. «Генерал». — Улыбка казалась по меньшей мере покровительственной. Майор кивнул. — Я упомяну о ее помощи в своем отчете. Дочь посла Утакалтинга, несомненно, изобретательна. Надеюсь, она не откажется продолжать помогать нам — в известных пределах.

— Шимпы преклоняются перед ней, сэр, — заметил Роберт.

Майор Пратачулторн кивнул, посмотрел на стену и задумчиво заговорил:

— Тайна тимбрими, я знаю. Иногда мне кажется, что средства массовой информации сами не ведают, что творят, формируя такое представление. Какие бы чужаки нас ни окружали, люди должны знать, что земляне всегда останутся одинокими. Мы никогда не сможем доверять никому из галактов.

Должно быть, решив, что сказал лишнее, Пратачулторн снова покачал головой и сменил тему.

— Теперь относительно будущих операций против врага...

— Мы думали об этом, сэр. Непонятная активность в горах, кажется, кончилась, хотя мы не знаем, надолго ли. Но мы кое-что обдумали и сможем использовать против них, если они вернутся.

— Хорошо. — Пратачулторн кивнул. — Но вы должны понять, что в будущем все действия в Мулуне должны быть скоординированы с действиями других сил по всей планете. Нерегулярные войска просто не способны нанести противнику ощутимый урон. Это показало неудачное нападение городских шимпов на космические батареи вблизи Порт-Хелении.

Роберт не оспаривал правоту Пратачулторна.

— Да, сэр. Хотя с тех пор мы захватили кое-какое вооружение, которое может оказаться полезным.

— Несколько ракет. Они пригодятся, если мы решим, как их использовать. И особенно, если у нас появится информация, куда их нацеливать. Кое-какая информация у нас уже есть, — продолжал майор. — Я хочу собрать больше и доложить Совету. После этого нашей задачей станет поддержка любых действий Совета.

Наконец Роберт получил возможность задать вопрос, который держал наготове с тех пор, как, вернувшись, обнаружил, что Пратачулторн и его люди переворачивают пещеры вверх дном, во все вмешиваются и всем командуют.

— Что будет с нашей организацией, сэр? Мы с Атакленой дали нескольким шимпам временный офицерский статус. Но, кроме меня, ни у кого здесь нет настоящего офицерского звания.

Пратачулторн поджал губы.

— Ну, ваш случай самый простой, капитан. Вы заслужили отдых. Можете проводить дочь посла Утакалтинга в убежище с моим отчетом и рекомендациями о присвоении вам очередного звания и награждении медалью. Я знаю, координатору это понравится. Я также сообщу дополнительные сведения о том, как вы открыли резонансную технику обнаружения губру.

По тону было совершенно ясно, что подумает майор о Роберте, если тот примет предложение.

— С другой стороны, я был бы рад, если бы вы присоединились к нам, во внеочередном статусе первого лейтенанта вдобавок к вашему званию в колониальной милиции. Ваш опыт нам бы пригодился.

— Спасибо, сэр. Я останусь здесь, если вы не возражаете.

— Отлично. Придется кого-то другого назначить в эскорт...

— Я уверен, что Атаклена тоже захочет остаться, — торопливо добавил Роберт.

— Гм. Да. Я думаю, какое-то время она будет полезна. Вот что я вам скажу, капитан. Я сообщу обо всем этом в послании Совету. Но в одном мы должны быть уверены: поскольку у нее здесь нет военного статуса, шимпы должны перестать обращаться к ней как к офицеру и командиру. Понятно?

— Да, сэр. — Роберт подумал, как убедить в этом штатских неошимпанзе, которые называют всех как им заблагорассудится.

— Хорошо. Теперь о тех, кто находился под вашим командованием... У меня с собой несколько бланков колониальных офицерских званий, мы можем присвоить их шимпам, проявившим инициативу. Я не сомневаюсь, что вы назовете мне имена.

Роберт кивнул.

— Да, сэр.

Он вспомнил, что еще один солдат «армии», кроме него самого, служил в милиции. Мысль о Фибене, несомненно давно погибшем, вызвала угнетенное состояние. «Эти пещеры! Они меня с ума сводят! Мне все труднее и труднее оставаться здесь». Майор Пратачулторн дисциплинированный военный, он месяцы провел в подземном убежище Совета. Но у Роберта не такой твердый характер. «Мне нужно выбраться отсюда!»

— Сэр, — быстро сказал он. — Прошу разрешения оставить базовый лагерь на несколько дней и заняться делом в районе перехода Лорне... в развалинах Хаулеттс-Центра.

Пратачулторн нахмурился.

— Там, где незаконно изменяли генетику горилл?

— Место, где мы одержали свою первую победу, — напомнил Роберт командиру, — и заставили губру сдаться.

— Ха, — усмехнулся майор. — А что вы надеетесь там обнаружить?

Роберт подавил желание пожать плечами. В усиливающейся клаустрофобии, в стремлении любой ценой вырваться, он высказал идею, которая только начинала формироваться в его сознании.

— Возможное оружие, сэр. У меня созрела мысль, которая сможет сослужить хорошую службу, если подтвердится.

Это заинтересовало Пратачулторна.

— Что за оружие?

— Я предпочел бы сейчас не вдаваться в подробности, сэр. Сначала мне нужно кое-что подтвердить. Я буду отсутствовать не больше трех-четырех дней. Обещаю.

— Гм. Что ж, — Пратачулторн поджал губы. — Мне потребуется столько времени, чтобы привести в порядок данные. Пока вы будете только путаться под ногами. Но потом вы мне понадобитесь. Нужно будет готовить отчет Совету.

— Да, сэр. Я буду торопиться.

— Хорошо. Возьмите с собой лейтенанта Маккью. Я хочу, чтобы один из моих людей ознакомился с местностью. Покажите Маккью, как вам удалось организовать эту маленькую засаду, познакомьте ее с основными партизанскими группами и немедленно возвращайтесь. Вы свободны.

Роберт вытянулся. «Кажется, теперь я знаю, почему ненавижу его», — подумал он, отдавая честь, повернулся кругом и вышел, отодвинув повешенное вместо двери подземного кабинета одеяло.

Вернувшись в пещеры и обнаружив Пратачулторна и его людей, которые всюду расхаживали по-хозяйски, покровительственно обращались к шимпам, покритиковали все, что они сделали вместе, Роберт чувствовал себя ребенком, которому до поры до времени разрешали играть героя. Но теперь ему предстоит вынести родительское поглаживание по головке. А оно обжигает, хотя и означает похвалу.

Аналогия не слишком верная, чувствовал Роберт, но справедливая.

Он молча вздохнул и пошел подальше от кабинета и арсенала, которые раньше делил с Атакленой, а теперь заняли взрослые.

* * *

Только снова оказавшись под высоким лесным пологом, Роберт понял, что может дышать свободно. Знакомый аромат деревьев очищал легкие от влажных запахов пещер. Впереди и по бокам шли разведчики, которых он хорошо знает, быстрые, верные: они выглядели свирепо со своими самострелами и черными лицами. «Мои шимпы», — подумал он, испытывая при этих словах легкий комплекс вины и собственника, которые не оставляли его. Все равно как в «прежние времена», до вчерашнего дня, когда он считал себя нужным и важным.

Однако иллюзия тут же рассеялась. Рядом послышался голос лейтенанта Маккью.

— Эти горные леса очень красивы, — сказала она. — Жаль, что мне не пришлось побывать здесь до начала войны. — Она наклонилась и притронулась к цветку с голубыми прожилками; тот сложился от прикосновения и спрятался в зарослях. — Я читала об этом, но впервые вижу своими глазами.

Роберт уклончиво улыбнулся. Он будет вежлив и ответит на прямой вопрос, но разговор его не интересует, особенно с заместителем майора Пратачулторна.

Лидия Маккью — спортивная молодая женщина, со смуглым приятным лицом. Движения, гибкие, как у разведчика или убийцы, и в то же время грациозные. Одетую в домотканую набедренную повязку и блузу, ее можно было бы принять за деревенскую танцовщицу, если бы не арбалет с автоматическим заводом, который она, как ребенка, несет на руке. В карманах у нее достаточно стрел, чтобы превратить в подушечку для иголок всех губру на сто километров вокруг. И ножи у нее на запястьях и в голенищах не для красы.

Она легко держалась рядом с ним на пересеченной местности и в путанице лиан, хотя он шел быстро. И хорошо, потому что он не собирался задерживаться. В глубине души Роберт понимал, что он несправедлив. По-своему она очень неплохой человек — как профессиональный солдат. Но почему-то все привлекательное в ней еще больше раздражало его.

Роберт жалел, что Атаклена не захотела пойти с ним. Но она настояла на том, чтобы остаться на поляне у пещер, экспериментируя с движущимися лианами и создавая странные глифы, слишком тонкие для его слабого восприятия. Роберт обиделся и на первых же километрах чуть не загнал свой эскорт.

— Так много жизни. — Земная женщина держалась рядом, вдыхая лесные запахи. — Мирное место.

«Ты ошибаешься в обоих случаях», — подумал Роберт с тенью презрения к ее неспособности понять правду Гарта, правду, которую он ощущает вокруг себя. Благодаря урокам Атаклены он теперь мог воспринимать, пусть неуверенно и неглубоко, следы волн жизни, которые прокатываются по тихому лесу.

— Это несчастная земля, — просто сказал он. Но не стал уточнять, хотя она удивленно взглянула на него. Его примитивное эмпатическое чувство отступило перед ее смятением.

Некоторое время они двигались молча. Утро переходило в полдень.

Где-то поблизости послышался свист разведчиков, и они укрылись в густых ветвях. Над головой пролетал большой крейсер. Выждав, Роберт, не сказав ни слова, зашагал дальше.

Наконец Лидия Маккью вновь заговорила.

— Это место, куда мы идем, — сказала она, — этот Хаулеттс-Центр. Расскажите мне о нем.

Он не может отказать: ведь Пратачулторн послал ее ознакомиться с обстановкой. Роберт старался говорить бесстрастно, но в голосе прорывались эмоции. Следуя ее негромким вопросам, Роберт рассказал Лидии Маккью о замечательной, хотя и незавершенной работе ученых, которая так печально закончилась. Его мать, разумеется, ничего не знала о Хаулеттс-Центре. Сам он лишь случайно узнал о нем за год до вторжения и решил хранить молчание.

Конечно, теперь смелый эксперимент завершился. Потребуется чудо, чтобы спасти неогорилл от стерилизации, сейчас, когда тайна стала известна людям типа майора Пратачулторна.

Пратачулторн может ненавидеть галактическую цивилизацию со страстью, граничащей с фанатизмом, но он понимает, что люди не должны нарушать торжественные договоры с галактическими Институтами. Сейчас единственная надежда Земли на древний кодекс Прародителей. И, чтобы оставаться под защитой этого кодекса, слабые кланы, подобно жене Цезаря, должны быть выше подозрений.

Лидия Маккью внимательно слушала. У нее широкие скулы и страстные глубокие глаза, но Роберту больно смотреть в них. Слишком они близко посажены, слишком неподвижны. И он видел лишь тропу впереди.

Но мягкий голос женщины-офицера привлекал его. Роберт с удивлением обнаружил, что продолжает болтать, теперь уже о Фибене Болджере, о том, как они спаслись во время газовой бомбардировки фермы Мендозы, о первом походе его друга в Синд.

И о втором, из которого он не вернулся.

Они пересекли хребет, покрытый странными камнями-чешуями, и оказались на площадке над узкой долиной, к западу от прохода Лорне. Роберт указал на развалины нескольких зданий.

— Хаулеттс-Центр, — просто сказал он.

— Здесь вы заставили губру принять шимпов, как равных противников? И принудили их сдаться? — спросила Лидия Маккью. Роберт почувствовал, что в голосе ее звучит уважение, повернулся и бросил на нее взгляд. Она ответила улыбкой. Роберт понял, что краснеет.

Он быстро отвернулся, указал на ближайший склон и принялся рассказывать, как организовали засаду, как она подействовала. Он опустил только собственный полет с трамплина и нападение на часового губру. В конце концов его роль второстепенная, главную тогда играли шимпы. И он хотел, чтобы земляне-офицеры знали это.

Он заканчивал рассказ, когда подошла Элси. Шимми отдала честь. До прихода военных в этом не было необходимости.

— Не знаю, что там внизу происходит, сэр, — честно сказала она. — Губру очень интересовались этими развалинами. Они могут вернуться.

Роберт покачал головой.

— Бенджамин принял капитуляцию выживших врагов при условии, что губру в этой долине появляться не будут и снимут наблюдение даже за подходами к ней. Есть признаки нарушения договора?

Элси покачала головой.

— Нет, но... — Она поджала губы, воздержавшись от замечания, что не слишком умно полагаться на слово ити.

Роберт улыбнулся.

— Ну, тогда пошли. Если поторопимся, к заходу вернемся.

Элси пожала плечами, сделала несколько быстрых жестов руками. Шимпы выскочили из-за камней и устремились в лес. Спустя короткое время послышался разрешающий свист. Остальная часть группы быстро пересекла открытое место.

— Они хороши, — негромко заметила Лидия Маккью, когда они снова оказались под деревьями.

Роберт кивнул, заметив, что она не добавила «для любителей», как поступил бы Пратачулторн, за что мысленно поблагодарил ее. Но в то же время хотел, чтобы она была менее учтивой.

Скоро они уже подходили к развалинам, старательно отыскивая следы пребывания кого-нибудь после битвы. Но таких признаков не было, хотя это не ослабило бдительности шимпов. Роберт пытался кеннировать, использовать Сеть, чтобы обнаружить присутствие врага, но мешали собственные чувства. Он жалел, что с ними нет Атаклены.

Разрушение Хаулеттс-Центра оказалось сильнее, чем ожидалось при наблюдении со склона. Почерневшие от огня стены зданий рухнули под напором джунглей, бывшие газоны буйно заросли. Машины губру, с которых давно сняли все ценное, лежали в зарослях травы, доходившей Роберту до пояса.

«Нет, здесь явно никто не появлялся, — подумал Роберт. Он пробирался через развалины. Ничего интересного не осталось. — Зачем я пришел сюда?» — подумал он. Он знал, что его идея — лишь предлог, чтобы сбежать из пещер, уйти подальше от Пратачулторна.

Уйти от неприятной правды о себе самом.

Возможно, одна из причин его прихода сюда в том, что именно здесь он вплотную столкнулся с врагом.

Или он надеялся вернуть недавнее ощущение, когда ходил по мирным лесам. Он надеялся прийти сюда с другой женщиной, не с той, что сопровождает его, подвергая все профессиональному осмотру.

Роберт отбросил мрачные мысли и направился к разбитым вражеским танкам. Опустился на одно колено, отвел высокую буйную траву.

Механизмы губру, внутренности бронированных машин, коробки передач, крылья лопастей, гравитика...

Многие части покрылись тонкой желтоватой патиной. В некоторых местах блестящая пластмасса обесцветилась, утончилась и даже сломалась. Роберт потянул, и в руках его оказался небольшой кусок.

«Да будь я синеносым взломщиком! Я прав. Моя догадка подтверждается».

— Что это? — спросила у него за плечом лейтенант Лидия Маккью.

Он покачал головой.

— Пока не знаю. Но как будто что-то разъело эти части.

— Можно мне поглядеть?

Роберт протянул ей кусок корродированного керамета.

— Ради этого вы хотели прийти сюда? Вы догадывались об этом?

Он не видел смысла рассказывать ей обо всех причинах, в том числе личных.

— Да, в основном. Я подумал, может, мы используем это, как оружие. Все записи и установки сожгли, когда эвакуировали центр. Но уничтожить микробы, созданные в лаборатории доктора Шульца, не смогли.

Он не стал добавлять, что у него в рюкзаке флакон со слюной горилл. Если бы он не обнаружил вооружение губру в таком состоянии, то поставил бы собственный эксперимент.

— Хм. — Материал раскрошился в руке Лидии Маккью. Она забралась под машину и стала разглядывать поврежденные части. Наконец выбралась и села рядом с Робертом.

— Может, и пригодится, но остается проблема доставки. Мы не станем покидать горы, чтобы поливать микробами установки губру в Порт-Хелении.

— К тому же биооружие быстро теряет свою эффективность. Нужно будет использовать все одновременно и неожиданно, потому что обычно принимаются быстрые и надежные меры. Через несколько недель микроорганизмы будут нейтрализованы — химически или путем клонирования другого микроорганизма, который уничтожит наши.

— Но все равно. — Она повертела в руках новый кусок и с улыбкой посмотрела на Роберта. — Это здорово. То, что вы сделали раньше, и это... Именно так надо вести партизанскую войну! Мы сможем это использовать.

Она так открыто и дружески улыбалась, что Роберт не мог не ответить.

И почувствовал зов плоти, который пытался подавить весь день.

«Черт возьми, она привлекательна», — жалобно подумал он. Тело сигнализировало ему сильнее, чем в присутствии Атаклены. А он ведь едва знает эту женщину! Она ему не нравится и он не связан с ней, как с тимбрими, супружеством.

Но во рту у него пересохло, сердце забилось быстрее, когда она смотрела на него, узкоглазая, тонконосая, с высокими бровями, женщина...

— Пора возвращаться, — быстро сказал он. — Идите вперед и возьмите образцы, лейтенант. Испытаем их на базе.

Не обращая внимания на ее долгий взгляд, он встал и сделал знак Элси.

Скоро с образцами в рюкзаках они снова поднимались к камням-чешуям.

Бдительные стражи с явным удовольствием снова скрылись в лесу.

Роберт шел, не глядя под ноги. Он пытался не думать о другом представителе своей расы, идущем рядом. И потому хмурился и холодно прятался за завесой из собственных мыслей.

Глава 59ФИБЕН

Фибен и Гайлет сидели рядом под немигающими взглядами специалистов губру в масках, которые направляли на двух шимпов свои приборы с бесстрастной аккуратностью экспериментаторов. Со всех сторон на них нацелились шары с многочисленными линзами и плоские экраны. Испытательная станция представляла собой путаницу труб и стерильных блестящих машин.

И все же от этого места разило птицами-чужаками. Фибен сморщил нос и снова запретил себе негативные мысли о губру. Несомненно, среди этих машин есть и пси-детекторы. И хотя он сомневался, чтобы они действительно могли «прочесть его мысли», общее отношение галакты могут определить.

Фибен искал предмет для размышлений. Наклонился влево и обратился к Гайлет.

— Я разговаривал с Сильвией, перед тем как за нами пришли сегодня утром. Она сказала, что не посещала «Обезьянью гроздь» с того вечера, когда я пришел в Порт-Хелению.

Гайлет посмотрела на Фибена напряженно и неодобрительно.

— Ну и что? Может, сейчас таких игр, как ее стриптиз, больше нет, но губру найдут применение ее разнообразным талантам.

— С тех пор она отказалась делать что-либо подобное, Гайлет. Честно. Не понимаю, почему ты так враждебно к ней настроена.

— А я не понимаю, как ты можешь быть дружески расположен к тюремщику! — выпалила Гайлет. — Она проби и коллаборационист!

Фибен покачал головой.

— На самом деле Сильвия не проби, даже не серая или желтая, она имела зеленую репрокарту. Она присоединилась к ним, потому что...

— Меня не интересуют ее причины! О, представляю, какую печальную историю она тебе поведала, недотепа, хлопая ресницами и размягчая тебя, чтобы...

Из соседней машины послышался низкий атональный голос:

— Молодые разумные неошимпанзе... тише. Тише, юные клиенты...

Гайлет отвернулась, стиснув зубы.

Фибен мигнул. «Хотел бы я лучше понимать ее», — подумал он. Зачастую он не мог предположить, что может вывести Гайлет из себя.

Прежде всего мрачное настроение Гайлет вынудило его разговаривать с Сильвией, просто ради компании. Он хотел объяснить это Гайлет, но решил, что ни к чему хорошему это не приведет. Лучше подождать, пока она сама справится со своими чувствами. Так всегда бывает.

Всего час назад они смеялись, шутили друг с другом, разбирая сложные механические головоломки, забыв на время о немигающих механических взглядах. Закончив и взглянув на сложенную ими башню, они поняли, что удивили наблюдателей. И в этот момент рука Гайлет невинно и дружески проскользнула в его руку.

И все время так. Фибен иногда чувствовал, что этот опыт полезен для него. Впервые в жизни, например, у него нашлось время, чтобы просто посидеть и подумать. Теперь им разрешили книги, и Фибен получил несколько томов, которые давно хотел прочесть. Разговоры с Гайлет приоткрыли перед ним таинственный мир науки о чужаках. Он, в свою очередь, рассказывал ей о том, какую грандиозную работу начали здесь, на Гарте, осторожно приводя разрушенную экосистему в первоначальное состояние.

Но постоянно возникали длинные мрачные паузы, когда часы тянулись бесконечно. В такие моменты над ними словно нависал полог угрюмости.

Стены, казалось, смыкаются, разговор постоянно возвращался к войне, к воспоминаниям о подавленном восстании и потерянных друзьях и к тоскливым размышлением о судьбе самой Земли.

В такие периоды Фибену казалось, что он готов отдать всякую надежду на долгую жизнь за несколько часов свободы под деревьями и чистым небом.

Так что даже новые тесты губру принесли обоим облегчение.

Без всякого предупреждения машины отъехали, и перед скамьей открылся широкий проход. «Мы закончили, закончили... Вы делали хорошо, хорошо... А теперь идите за шаром, идите за ним к транспорту».

Фибен и Гайлет встали, и перед ними возникла коричневая октаэдральная проекция. Не глядя друг на друга, они пошли вслед за голограммой, миновали техников-чужаков, вышли из испытательного помещения и пошли по длинному коридору.

Мимо с негромким гулом хорошо отлаженных механизмов скользили служебные роботы. Однажды из двери кабинета выскочил кваку, бросил на них удивленный взгляд и снова исчез за дверью. Наконец Фибен и Гайлет вышли через большой портал на солнечный свет. Фибену пришлось закрыть глаза.

Стоял отличный день, но чувствуется, что короткое лето уже кончается.

Шимпы на улицах за лагерем губру были одеты в легкие свитера — еще один признак близкой осени.

Никто из шимпов не смотрел на них. Расстояние слишком велико, чтобы Фибен смог понять, каково их настроение, или надеяться, что кто-нибудь узнает его или Гайлет.

— Назад поедем в другой машине, — прошептала Гайлет. Она указала на посадочную площадку внизу. Действительно, желто-коричневый военный фургон, который привез их сюда, сменился большой открытой баржей на воздушной подушке. За местом пилота стоял высокий резной пьедестал. Слуги-кваку держали зонтик, закрывая клюв и гребень хозяина от яркого света Гимельхая.

Крупного губру они узнали. Его густой, слегка блестящий плюмаж казался в большем беспорядке, чем в прошлый раз, в полутемной камере тюрьмы, в которой их содержали. И его оперение сильнее отличалось от оперения обычных функционеров губру. В нескольких местах радужные перья казались изорванными. На птичьем аристократе было полосатое ожерелье.

Сюзерен нетерпеливо расхаживал по насесту.

— Ну, ну, — прошептал Фибен. — Да ведь это наш старый друг, Что-то-о-Хорошем-Домоводстве.

Гайлет фыркнула, удерживаясь от смеха.

— Его зовут сюзерен Праведности, — напомнила она Фибену. — Полосатое ожерелье подтверждает, что он возглавляет касту священников. Помни, что нужно вести себя прилично. Не чешись и смотри, что делаю я.

— Буду повторять каждый ваш шаг, госпожа.

Гайлет не обратила внимания на его сарказм и вслед за ведущей голограммой прошла к ярко окрашенной барже. Фибен шел следом.

Когда они дошли до посадочной площадки, голограмма исчезла. Кваку, с воротником из перьев ярко-розового цвета, чуть заметно поклонился им.

— Вам оказана честь... великая честь... наш патрон... благородный патрон соизволил показать вам... вам, полусформировавшимся... преимущества вашей судьбы.

Кваку говорил без помощи переводчика. Это само по себе чудо, учитывая его высокоспециализированные органы речи. В сущности, он говорил на англике очень правильно, только немного задыхаясь, отчего речь его казалась нервной и выжидательной.

Вряд ли легко работать на сюзерена Праведности. Фибен повторил поклон Гайлет и молчал, пока она отвечала.

— Внимание твоего хозяина для нас великая честь, высокий патрон из великою клана снизошел до нас, — сказала она медленно, на хорошем галактическом-семь. — Тем не менее мы, во имя своих патронов, сохраняем за собой право не одобрять его действия.

Даже Фибен ахнул. Собравшиеся кваку гневно заворковали, угрожающе распустили перья.

Их гнев прервали три резкие ноты. Передний кваку быстро повернулся и поклонился сюзерену, который передвинулся на край насеста, ближе к двум шимпам. Раскрыв клюв, губру наклонился, разглядывая Гайлет сначала одним глазом, потом другим. Фибен обнаружил, что с него ручьями льет пот.

Наконец чужак выпрямился и зачирикал на собственном, с богатыми интонациями, варианте галактического-три. Только Фибен заметил, как дрожь облегчения пробежала по напряженной спине Гайлет. Он не понял слов сюзерена, но переводчик тут же произнес:

— Хорошо сказано... хорошо сказано... хорошо для клиентов клана Земли... Идите... идите и увидите... идите и увидите и услышите... вы не сможете не одобрить договор, даже именем своих патронов.

Фибен и Гайлет переглянулись и дружно поклонились.

* * *

Воздух позднего утра был чист, а слабый запах озона, вероятно, не предвещал дождя. Правда, такие древние приметы бесполезны в мире высокой технологии.

Баржа шла на юг мимо закрытых лодочных причалов Порт-Хелении и через залив. Фибен впервые увидел, как изменилась гавань после прихода чужаков. Прежде всего сократился рыболовный флот. Только один из каждых четырех траулеров не лежал на берегу или в сухом доке. Почти таким же мертвым выглядел главный торговый порт. У причалов стояло несколько заброшенных мореходных судов; ясно, что уже много месяцев они бездействовали. Фибен видел, как медленно причаливает к берегу один из еще работающих рыболовных траулеров: по-видимому, какая-то случайная поломка, а экипаж из шимпов не в силах с ней справиться в море. Плоскодонный корабль поднимался и падал на волнах там, где море встречается с заливом.

Экипаж сражался изо всех сил, потому что проход в залив стал гораздо уже, чем раньше, в мирные дни. Половину протоки закрывал мощный изогнутый утес — кераметаллическая стена крепости чужаков. В легкой дымке то появлялся, то пропадал военный корабль губру. Капли воды конденсировались на его защитных экранах, играли радуги, и туман опускался на барахтающийся траулер, который, наконец, волны вынудили повернуть на север. Баржа сюзерена пролетела над ним; Фибен не видел лиц рыбаков, но заметил, с каким облегчением вздохнули матросы, когда корабль наконец достиг тихих прибрежных вод.

От мыса Бореалис берег залива идет несколько километров на север, потом поворачивает непосредственно к Порт-Хелении. Этот высокий берег пуст, если не считать нескольких навигационных бакенов. Ветви сосен мягко шелестели на морском ветерке.

Однако на юге, через узкий пролив, все выглядело совершенно по-другому. За стоящим военным кораблем местность преобразована. Лес убрали, изменили очертания утеса. Вдали поднимался столб дыма и виднелось множество машин на воздушной подушке и тяжелых подъемников. Еще южнее, в сторону космопорта, возводились новые купола, как часть оборонительной сети губру; их сооружению пытались помешать партизаны своим неудачным нападением. Но баржа как будто направлялась не туда. Она повернула к новой строительной площадке на узкой холмистой полосе между заливом Аспинал и морем Гилмор.

Фибен понимал, что безнадежно пытаться узнать у хозяев, что там строят. Специалисты и служители кваку вежливы, но вежливость их угрюмая.

Вероятно, они подчинялись приказу. И никакой информации они не давали.

Гайлет подошла к поручню, где стоял Фибен, и взяла его за руку.

— Смотри, — прошептала она испуганно.

Баржа поднялась над холмом, и перед ними открылось удивительное зрелище.

Вершину одного из холмов у самого берега океана выровняли, а у ее основания находилась группа зданий, в которых Фибен узнал протонную энергетическую станцию. Оттуда вверх по склонам холма отходили многочисленные кабели. А на срезанной вершине располагалось полушарие плоскостью вверх; оно сверкало, как мраморная чаша в лучах солнца.

— Что это? Полевой энергетический проектор? Какое-то оружие?

Фибен покачал головой и наконец пожал плечами.

— Понятия не имею. Не похоже на военное сооружение. Но что бы оно ни делало, для этого требуется большая энергия. Ты только посмотри на эту станцию. Гудолл!

На них упала тень — не рваная пушистая прохлада облака, проходящего под солнцем, а резкий холод чего-то прочного и огромного. Фибен вздрогнул, но не от перепада температур. Они с Гайлет пригнули головы, глядя на гигантский подъемник, проходящий всего в ста метрах над ними. Однако их хозяева-птицеподобные оставались невозмутимы. Сюзерен стоял на насесте, игнорируя гудящие поля, от которых вздрагивали шимпы.

«Они не любят неожиданностей, — подумал Фибен. — Но когда обладают информацией — сильны».

Их корабль начал длинный медленный облет строительной площадки. Фибен думал о назначении перевернутой чаши вверху, когда к нему подошел кваку с розовым воротником и слегка наклонил голову.

— Великий снисходит... оказывает любезность... и предлагает общность... взаимовыгодность... целей.

Сюзерен Праведности гордо восседал на своем насесте на другом конце баржи. Фибен жалел, что не может понять выражения лица губру. «Что у старой птицы на уме?!» — подумал он, но скорее риторически.

Гайлет ответила таким же легким поклоном.

— Пожалуйста, передай своему достопочтенному патрону, что мы покорно выслушаем его предложение.

* * *

Галактический-три сюзерена звучал протокольно, и одновременно сюзерен исполнял жеманный танец вежливости. Переводчик не помог Фибену понять происходящее. Поэтому Фибен следил скорее за Гайлет, чем за губру, стараясь разобраться.

— ...допустимый пересмотр Ритуала Выбора и советника возвышения... изменения, вносимые в критические периоды ответственными представителями клиентов... должны быть выполнены точно в интересах расы их патронов...

Гайлет казалась потрясенной. Она недоверчиво смотрела на губру. Губы ее сжались в тонкую линию, переплетенные пальцы побелели от напряжения.

Сюзерен прекратил чирикать, переводчик еще некоторое время говорил, затем наступила тишина, слышался только свист ветра и слабое гудение машин баржи.

Гайлет глотнула. Поклонилась. Казалось, ей трудно говорить.

«Ты можешь», — молча подбадривал ее Фибен. Речевой барьер может поразить любого шимпа, особенно в напряженной ситуации, но Фибен знал, что ничем не должен помогать Гайлет.

Гайлет закашлялась, снова глотнула и сумела произнести.

— Досто... почтенный старший... мы не можем говорить... от лица своих патронов... или даже всех шимпов Гарта. То, что ты предлагаешь...

Сюзерен снова заговорил, как будто она полностью ответила. Или просто считал, что патрон может прервать клиента, в этом нет нарушений этикета.

— Тебе не нужно... не нужно... отвечать немедленно, — произнес переводчик; губру чирикал и раскачивался на насесте. — Думай... соображай... обдумывай... тебе предоставят материалы. Ты получишь преимущество.

Чириканье снова смолкло, переводчик погудел и тоже затих. Сюзерен, по-видимому, отпустил их, просто закрыв глаза.

Словно по невидимому сигналу, пилот баржи повернул и повел корабль в сторону от строительства, к Порт-Хелении. Военный корабль в гавани, огромный и невозмутимый остался позади, в покрове тумана и радуг. Фибен и Гайлет вслед за кваку направились к сидениям в конце баржи.

— Что это все значит? — прошептал Фибен. — Что за церемонию нам предлагали? Чего ждет от нас проклятая птица?

— Ш-ш-ш! — Гайлет знаком попросила Фибена молчать. — Объясню позже, Фибен. А сейчас дай мне подумать.

Она села в углу, обхватив колени руками, с отсутствующим видом почесала левую ногу. Ее рассеянный взгляд не изменился, когда Фибен сделал жест, словно хотел покопаться в ее шерсти. Она продолжала смотреть за горизонт, словно мысли ее были далеко-далеко.

* * *

В камере они обнаружили много изменений.

— Я думаю, мы выдержали испытание, — сказал Фибен, глядя на преобразившееся помещение.

Цепи убрали сразу же после первого посещения сюзерена, той темной ночью несколько недель назад. Потом солому заменили матрацами, и им позволили получать книги.

Но теперь прежняя обстановка казалась поистине спартанской. Пол накрыли плюшевым ковром, большую часть одной стены покрывала дорогая голографическая шпалера. Появились также удобства в виде кроватей, стульев и стола, и даже музыкальная установка.

— Нас подкупают, — сказал Фибен, перебирая кубы с музыкальными записями. — Черт возьми, у нас есть что-то нужное им. Может, сопротивление не разгромлено. Может, Атаклена и Роберт жалят их, и они хотят, чтобы мы...

— Это не имеет никакого отношения к твоему генералу, Фибен, — еле слышным шепотом отозвалась Гайлет. — Или почти не имеет. Дело гораздо серьезнее. — Лицо ее омрачилось, всю дорогу назад она молчала и нервничала. Иногда Фибену казалось, что он слышит, как вращаются колесики у нее в голове.

Гайлет знаком позвала его к новой голостене. В этот момент она изображала трехмерную сцену из абстрактных форм и рисунков — кажущуюся бесконечной последовательность блестящих кубов, шаров и пирамид, уходящих вдаль. Гайлет села, скрестив ноги, и повозилась с управлением.

— Дорогая установка, — сказала она чуть громче, чем необходимо. — Давай поиграем и посмотрим, что она может делать.

Фибен сел рядом с ней, а эвклидовы фигуры расплылись и исчезли.

Щелкнул контроллер под рукой Гайлет, и неожиданно стена растаяла и появилась новая картинка — широкий песчаный пляж. Небо, вплоть до низкого серого горизонта, закрывали тучи, грозящие дождем. В двадцати метрах от берега катились волны прибоя, такие натуральные, что ноздри Фибена расширились, пытаясь уловить соленый запах.

Гайлет сосредоточилась на управлении.

— Это, должно быть, общий план, — услышал Фибен ее негромкий голос.

Прекрасная морская сцена исчезла, и на ее месте оказалась сплошная стена листвы. Картина джунглей, такая живая и настоящая, что Фибену захотелось перескочить и скрыться в чаще, если бы здесь имелось средство таинственной «телепортации», о которой любят писать фантасты, а не высококачественное голографическое изображение.

Глядя на пейзаж, выбранный Гайлет, он сразу понял, что это не Гарт.

Перевитый лианами тропический лес полон жизни, шума, дрожи, цвета и разнообразия. Кричали птицы и обезьяны-ревуны.

«Земля», — подумал он. Позволит ли ему галактика когда-нибудь осуществить свою мечту и побывать на родине? Вряд ли, судя по теперешнему состоянию дел.

Слова Гайлет вернули его к действительности.

— Сейчас попробую сделать еще реальнее. — Шум усилился. Их окружили голоса джунглей.

«Зачем она это делает?» — подумал Фибен.

Неожиданно он кое-что заметил. Увеличивая уровень звука, Гайлет одновременно сделала красноречивый жест. Фибен моргнул. Знак на детской речи, язык жестов, которым пользуются детеныши шимпов до четырех лет, когда им становится доступна звуковая речь.

«Взрослые слушают», — предупреждал этот знак.

Звуки джунглей, казалось, заполнили комнату, отражаясь от остальных стен.

— Вот так, — сказала Гайлет негромко. — Сейчас они не смогут нас услышать. Можем поговорить открыто.

— Но... — попытался возразить Фибен и снова увидел жест.

«Взрослые слушают».

Его уважение к Гайлет еще более возросло. Конечно, она знает, что этот простой способ не помешает подслушать каждое их слово. Но губру и их агенты, должно быть считают, что шимпы глупы, и поверят, что могут говорить откровенно. И если они немного подыгрывают противнику...

«Какую сложную сеть мы сплетаем», — подумал Фибен. По-настоящему шпионское приключение. Забавно — по-своему.

Но он также знал, что авантюра эта очень опасна.

— У сюзерена Праведности возникла проблема, — сказала Гайлет вслух.

Ее руки по-прежнему лежали на коленях.

— Он тебе сказал об этом? Но если у губру неприятности, почему...

— Я сказала не «у губру», хотя, вероятно, это тоже справедливо. Я говорю о самом сюзерене Праведности. У него неприятности с другими руководителями. По-видимому, какое-то время тому назад священник допустил ошибку и теперь расплачивается за это.

Фибен поразился тому, что высокомерный повелитель чужаков снизошел до клиентов землян и сообщил такую новость. Эта мысль ему не понравилась.

Вряд ли такую доверительность можно назвать нормальной.

— А в чем заключалась ошибка? — спросил он.

— Ну, во-первых, — ответила Гайлет, почесывая колено, — несколько месяцев назад он настоял на десанте в горы солдат Когтя и ученых.

— Зачем?

Лицо Гайлет приняло нейтральное и строго контролируемое выражение.

— Они искали... гартлингов.

— Что искали? — Фибен замигал и начал хохотать.

Потом смолк, встретив предупреждающий блеск ее глаз. Она отняла руку с колен и подала знак быть осторожнее.

— Гартлингов, — повторила Гайлет.

«Поразительная глупость и сверхъестественный вздор! — подумал Фибен. — Только невежественные шимпы с желтыми картами пугают своих детей сказками о гартлингах». Приятно было думать, что умудренные опытом губру клюнули на такие россказни.

Но Гайлет эта мысль не казалась веселой.

— Ты должен понять, Фибен, как возбудился сюзерен, когда поверил в существование гартлингов. Представь себе, какая удача для клана, получившего права на предразумную расу, пережившую катастрофу буруралли. Самое меньшее из последствий — немедленная передача лицензии на Гарт. Ее отнимут у Земли и передадут губру.

Фибен понял ее мысль.

— Но... но почему он подумал, будто...

— Кажется, это дело рук посла тимбрими Утакалтинга, Фибен. Помнишь тот день, когда взорвался архив? Когда ты пытался вскрыть дипломатический сейф тимбрими?

Фибен раскрыл рот и снова закрыл. Он пытался думать. Что за игру начала Гайлет?

Очевидно, сюзерен Праведности знает, что именно Фибен — тот самый шимп, которого видели в дыму и запахе жареных губру в день взрыва бывшего посольства тимбрими. Знает, что именно Фибен играл в рискованную игру со стражем сейфа, что он потом сбежал по склону утеса под самыми клювами солдат Когтя.

Знает, потому что ему сказала Гайлет? Но в таком случае рассказала ли она о тайном послании, которое нашел Фибен в нише сейфа и отнес Атаклене?

Он не может ее об этом спрашивать. Предупреждающий взгляд заставлял его молчать. «Надеюсь, она знает, что делает», — искренне взмолился он.

Фибен чувствовал, как взмокли ладони, покрылся испариной лоб.

— Продолжай, — обронил он.

— Твое появление уничтожило иммунитет сейфа и позволило губру заглянуть в него, вскрыть сейф. И тут они решили, что им повезло. Саморазрушающиеся системы сейфа частично отказали. И в сейфе нашли доказательства того, что посол тимбрими самостоятельно расследовал дело о гартлингах.

— Утакалтинг? Но... — И тут до Фибена дошло. Он смотрел на Гайлет, вытаращив глаза, потом согнулся и закашлялся, пытаясь подавить хохот. Краткий речевой барьер оказался настоящим благословением: Гайлет не пришлось утихомиривать его. Он кашлял и бил себя в грудь. — Прошу прощения, — выговорил он наконец с трудом.

— Теперь губру считают это искусным розыгрышем, — продолжала Гайлет.

«Без шуток», — молча подумал Фибен.

— Вдобавок к фальсификации Утакалтинг изъял из местной Библиотеки все файлы, связанные с возвышением, чтобы сюзерену показалось, что что-то скрывают. Губру дорого обошлась эта шутка Утакалтинга. Например, сюда привезли планетарную Библиотеку исследовательского класса. И они потеряли в горах немало ученых и солдат, прежде чем разобрались.

— Потеряли? — Фибен наклонился вперед. — Как потеряли?

— Шимпы-партизаны, — сжато ответила Гайлет, и снова бросила предупреждающий взгляд. «Послушай, Гайлет, — подумал Фибен. — Я ведь не дурак». Он прекрасно понимал, что нельзя говорить о Роберте и Атаклене. Он даже подумать о них боялся.

Но сдержать улыбку не смог. Вот почему кваку были так вежливы! Если шимпы ведут войну, и ведут по правилам, с ними в таком случае следует обращаться с минимальным, но уважением.

— Шимпы горных областей пережили тот первый день! Они ужалили захватчиков и продолжают жалить их! — Это он может себе позволить. Будет лишь правдоподобнее.

Гайлет напряженно улыбнулась. Эта новость, видимо, вызывала у нее противоположные чувства. Ведь ее часть восстания закончилась менее успешно.

«Итак, — подумал Фибен, — хитроумный розыгрыш Утакалтинга убедил губру, что есть на этой планете что-то не менее важное, чем колония, взятая в заложники. Гартлинги! Только представить себе! Они отправились в горы на поиски мифа. А генерал нашла способ нанести им ущерб, как только они оказались в пределах досягаемости. Как я жалею, что плохо думал о ее старике! Какая блестящая шутка, Утакалтинг! Но теперь захватчики разобрались. Интересно, а что если...» Фибен заметил, что Гайлет пристально наблюдает за ним, словно читает его мысли. И понял по крайней мере одну причину, почему она не может быть откровенной с ним.

«Нам предстоит принять решение, — осознал он. — Надо ли пытаться обмануть губру?!»

Они с Гайлет могут попытаться еще какое-то время поддерживать розыгрыш Утакалтинга. Могут убедить сюзерена еще раз попытаться отыскать мифических гартлингов. Это стоило бы усилий и привлекло еще одну группу губру в горы, в руки партизан.

Но в состоянии ли они с Гайлет поддерживать этот миф? Хватит ли у них ума? И как это сделать? Он представил себе: «Да, масса, гартлинги все-таки существуют, да, хозяин. Ты можешь поверить братцу-шимпу, да, сэр».

Или можно попробовать противоположный подход. «О, брось меня в этот колючий куст...»

Ни тот, ни другой способ, разумеется, никак не напоминает подход Утакалтинга. Хитрый тимбрими играл тонко, по-змеиному. Фибен не мог и помышлять об игре на таком уровне.

И вообще, если губру поймают их на лжи, Фибен и Гайлет утратят тот особый статус, который сегодня предложил им сюзерен. Фибен понятия не имел, чего хочет от них чужак, но это давало возможность узнать, что сооружают захватчики на морском берегу. А эта информация, возможно, очень ценная.

Нет, рисковать не стоит, заключил Фибен.

Теперь перед ним возникла новая проблема: как передать эти мысли Гайлет.

— Даже самая мудрая раса разумных имеет право на ошибку, — сказал он медленно, тщательно произнося каждое слово. — Особенно на чужой планете. — Делая вид, что ловит блоху, он сделал жест детского ручного языка: «Игра закончена?»

Очевидно, Гайлет была согласна с ним. Она решительно кивнула.

— Они поняли свою ошибку. И уверены, что гартлинги — это миф. Губру убеждены, что это ловушка тимбрими. Я поняла, что другие два сюзерена, те, что делят власть с верховным священником, не допустят больше бессмысленных походов в горы, где их могут подстрелить герильяс[12].

Фибен вздернул голову, сердце его заколотилось. Но он тут же понял, что имела в виду Гайлет... Омонимы — один из многочисленных недостатков, унаследованных англиком от старого английского, японского и китайского языков. Галактические языки тщательно продуманы и организованы так, чтобы передавать максимум информации и устранить любую двусмысленность. А языки волчат развивались естественно, в них множество слов, которые звучат одинаково, но имеют разное значение.

Фибен обнаружил, что сжимает кулаки, и попытался расслабиться.

«Герильяс, а не гориллы. Она не знает о тайном проекте возвышения, который осуществлялся в горах, — уверял себя Фибен. — И не представляет себе, как многозначно звучат ее слова».

Однако это еще один повод раз и навсегда покончить с «шуткой» Утакалтинга. Тимбрими знал о существовании Хаулеттс-Центра не больше своей дочери; догадываясь о тайной работе, которая там ведется, он, несомненно, придумал бы другой розыгрыш. Не стал бы посылать губру в эти самые горы.

«Губру не должны возвращаться в Мулун, — понял Фибен. — Чистая удача, что они до сих пор не обнаружили рилл».

— Глупые птицы, — сказал он, подхватывая игру Гайлет. — Только представить себе: поверили в сказку тупых волчат. А кого они будут искать после гартлингов? Пана?

Выражение лица Гайлет стало нарочито неодобрительным.

— Повежливее, Фибен. — Но за этим выговором он почувствовал одобрение. Может быть, по разным причинам, но они пришли к соглашению.

Шутка Утакалтинга кончилась.

— Теперь они нацелились на нас, Фибен.

Фибен мигнул.

— На нас?

Она кивнула.

— Я полагаю, война для губру развивается не очень успешно. Они определенно не нашли корабль дельфинов, который все разыскивают на другом краю галактики. То, что они захватили Гарт в заложники, не испугало ни Землю, ни тимбрими, только усилило сопротивление и принесло Земле поддержку большинства нейтралов.

Фибен нахмурился. Уже давно он так не философствовал, не думал о положении пяти галактик, о «Стремительном», об осаде Земли. Что Гайлет знает точно, а о чем только догадывается?

Большая черная птица с шумом садилась на стену рядом с ковром, на котором сидели Фибен и Гайлет. Она сделала шаг вперед и, казалось, принялась разглядывать Фибена вначале одним глазом, затем другим. Тукан напомнил ему сюзерена Праведности. Фибен вздрогнул.

— В любом случае, — продолжала Гайлет, — операция на Гарте отвлекает слишком много сил губру, особенно если мир вернется в галактику и Институт Цивилизованных Войн заставит их всего через несколько десятилетий вернуть планету. Мне кажется, они стараются найти удобный выход из ситуации.

Фибена осенило вдохновение.

— А сооружение на берегу — часть их плана, верно? Плана сюзерена, как вывернуться?

Гайлет поджала губы.

— Красочно сформулировано. Ты понял, что они строят?

Разноцветная птица на ветке резко каркнула и, казалось, принялась смеяться над Фибеном. Но когда он посмотрел в ее сторону, она уже серьезно занялась делом — выстукивала в лесной почве, что бы поклевать. Фибен снова посмотрел на Гайлет.

— Расскажи, — попросил он.

— Я не очень уверена, что точно повторю все, что сказал сюзерен. Ты помнишь, я очень нервничала. — Она на мгновение закрыла глаза. — Говорит ли тебе о чем-нибудь... гиперпространственный шунт?

Фибен вскочил и попятился. Птица на стене вспорхнула и исчезла. Фибен недоверчиво смотрел на Гайлет.

— Что?.. Но это... это безумие! Строить шунт на поверхности планеты! Это просто не...

Он замолчал, вспомнив огромную мраморную чашу, гигантскую энергетическую станцию. Губы Фибена задрожали, он принялся нетерпеливо похрустывать косточками больших пальцев рук. Таким образом Фибен напоминал себе, что официально он почти равен человеку, что он должен мыслить как человек, сталкиваясь с чем-то невероятным.

— Что... — прошептал он, облизал губы и сосредоточился на словах. — Для чего?

— Я не очень поняла, — ответила Гайлет. Он почти не слышал ее за шумом призрачного леса. Она пальцем начертила на ковре знак, выражающий сомнение. — Я думаю, это сооружение первоначально предназначалось для церемонии по случаю находки гартлингов. Теперь сюзерену нужно как-то оправдать расходы. Вероятно, он собирается использовать шунт как-то по-другому. Если я правильно поняла предводителя губру, Фибен, он собирается использовать шунт для нас.

Фибен снова сел. Они долго не осмеливались взглянуть друг на друга, застыв от собственного страха и неуверенности. Слышались только звуки джунглей; между деревьев голографического тропического леса собирался туман. Изображение птицы смотрело на них с изображения ветви. Когда призрачный туман сменился дождем, птица расправила свои вымышленные крылья и улетела.

Глава 60УТАКАЛТИНГ

Теннанинец оказался упрям. Принять его не было возможности.

Каулта можно было счесть стереотипом, карикатурой на его народ — он грубовато-добродушный, открытый, честный до глупости и такой доверчивый, что доводил Утакалтинга до раздражения. Глиф тив'нус не в состоянии выразить замешательство Утакалтинга. За последние несколько дней нечто более ощутимое, нечто острое и язвительное, напоминающее человеческую метафору, стало формироваться в нитях его короны.

Утакалтинг понял, что начинает сердиться.

Чем же можно вызвать подозрения Каулта? Утакалтинг подумал, не стоит ли поговорить во сне, высказать какие-нибудь намеки и признания. Хоть тогда что-нибудь пробьет толстый череп теннанинца? Или нужно отказаться от тонкостей и полностью переписать сценарий: пусть Каулт сам раскрывает нераскрытые страницы!

Утакалтинг знал, что индивидуумы внутри вида могут сильно различаться. А Каулт — аномалия даже среди теннанинцев. Ему никогда не придет в голову шпионить за своим спутником тимбрими. Утакалтинг не мог понять, как Каулт вообще попал в дипломаты.

К счастью, темные стороны характера его народа в нем отразились не сильно. Партия Каулта, по-видимому, не так лицемерна и не так убеждена в собственной непогрешимости, как те, что определяют политику клана. Жаль, потому что одним из последствий планировавшегося розыгрыша Утакалтинга, если он удастся, будет ослабление умеренного крыла.

Достойно сожаления. Но все равно только чудо приведет к власти сторонников Каулта, напомнил себе Утакалтинг. Если дела пойдут так и дальше, это спасет его от угрызений совести по поводу последствий розыгрыша. Сейчас он зашел в тупик. До сих пор путешествие приносит только раздражение. Единственное утешение: они все-таки не в концентрационном лагере губру.

Они находились на холмистой равнине, постепенно повышающейся и переходящей в южные склоны Мулунских гор. Бедная по разнообразию видов растительность уступала место менее монотонной — низкорослые деревья и эродированные террасы, чья красноватая и желтоватая почва блестела в утреннем свете, подмигивала, как будто намекая на тайны давно ушедших дней.

Путники все ближе подходили к горам, Утакалтинг продолжал следовать за голубоватым мерцанием, иногда таким слабым, что он едва различал его.

Он точно знал, что Каулт со своим специфическим зрением такой блеск вообще не заметит. Так он спланировал заранее.

Утакалтинг шел впереди и тщательно искал красноречивые намеки. Каждый раз, заметив такой знак, он делал одно и то же: старательно заметал следы, старался невзначай выбросить каменные орудия, украдкой записывал что-то и тут же прятал записи, когда из-за поворота показывался его спутник.

Любой на его месте уже буквально кипел бы от любопытства. Но, увы, не Каулт.

В это утро настала очередь теннанинца идти впереди. Их путь пролегал мимо болотистой низины, все еще влажной от недавних обильных дождей. И прямо поперек их тропы шла цепочка отпечатков, проложенных не больше нескольких часов назад. Здесь явно проковылял кто-то на двух конечностях, опираясь на третью. Но Каулт равнодушно прошел мимо, втягивая воздух большими дыхательными щелями и гулко замечая, какой хороший и свежий сегодня день!

Утакалтинг утешался тем, что эта часть его плана всегда казалась ему рискованной. Наверно, она обречена на провал.

«Может, я недостаточно умен. А может, и мой народ, и народ Каулта выбрали для этой захолустной планеты самых тупых своих представителей».

Даже среди людей найдутся такие, которые придумали бы что-нибудь получше. Например, один из легендарных агентов земного Совета.

Конечно, никаких агентов или тимбрими, обладающих большим воображением, на Гарте, когда разразился кризис, не оказалось. И Утакалтингу пришлось по своему разумению разрабатывать план.

Он думал о второй половине розыгрыша. Ясно, что губру клюнули на его наживку. Но насколько сильно? Сколько неприятностей он им доставил? Чего это стоило? И — что гораздо важнее с точки зрения галактического дипломата — сумел ли он поставить их в неловкое положение?

Если губру оказались такими же недалекими и неповоротливыми, как Каулт...

«Нет, на губру можно полагаться, — заверил себя Утакалтинг. — Они такие же искусные обманщики и лицемеры». Поэтому ими легче управлять, чем теннанинцами.

Он прикрыл глаза, определяя, насколько поднялось солнце. Становилось тепло. Послышался треск ветвей, сзади на тропе показался Каулт, он напевал походный марш, палкой освобождая себе дорогу. Утакалтинг подумал: «Если официально наши народы воюют друг с другом, почему Каулту невдомек, что я скрытничаю?»

— Хм, — произнес огромный теннанинец, приближаясь. — Коллега, почему мы остановились?

Слова он произнес на англике. Дипломаты недавно решили каждый день практиковаться в новом языке. Утакалтинг указал на небо.

— Уже почти полдень, Каулт. Гимельхай начинает жечь. Нам нужно найти убежище и уйти с солнца.

Каулт раздул кожистый гребень.

— Уйти с солнца? Но мы не на... Ага! Волчий оборот речи. Очень глубокомысленно, Утакалтинг. Когда Гимельхай достигает зенита, действительно можно представить, что жаришься на его поверхности. Давай искать убежище.

Невдалеке на холме виднелась небольшая роща. На этот раз впереди шел Каулт, размахивая самодельным посохом, чтобы проложить тропинку в высокой траве.

Они уже привыкли к распределению обязанностей. Каулт выполнял тяжелую работу, он углублял нишу до прохладной почвы. А проворные руки Утакалтинга плели защиту от солнца. Потом они ложились на рюкзаки и пережидали полуденную жару.

Пока Утакалтинг дремал, Каулт забавлялся со своим карманным анализатором. Он подбирал ветви, ягоды, комочки земли, растирал их большими сильными пальцами и подносил к прорези прибора, а потом исследовал с помощью других приборов, взятых с разбитой яхты.

Усердие Каулта особенно раздражало Утакалтинга: теннанинец серьезнейшим образом исследовал местную экосистему и при этом умудрялся не заметить ни одного подтасованного факта. «Может, именно потому, что я их подбрасываю», — размышлял Утакалтинг. Теннанинцы — народ педантичный.

Вероятно, мировоззрение Каулта не дает ему увидеть то, что выбивается из картины мира, которую нарисовали его тщательные исследования.

«Интересная мысль». Корона Утакалтинга создала глиф оценки удивления: он понял, что подход теннанинца, возможно, не так уж неверен и фундаментален, как считал сам Утакалтинг. Он заверял себя, что глупость делает Каулта неуязвимым для обмана, но...

«Но ведь в конце концов все эти следы действительно обман. Мой союзник в кустах специально оставляет следы, чтобы я их „нашел“ и „прятал“. Но Каулт упрямо игнорирует их. Может быть, его взгляд на мир просто вернее моего? Оказывается, его почти невозможно одурачить!» Правда это или нет, но мысль интересная. Сиртуну развевался и пытался подняться над короной, но она лежала неподвижно, слишком ленивая, чтобы поднять глиф.

В мыслях Утакалтинг представил Атаклену.

Он знал, что его дочь жива. Попытаться узнать больше означало выдать себя пси-установкам врага. Но все-таки что-то в этих следах — на дрожащем уровне нахакиери — говорило Утакалтингу, что он много нового увидел бы в дочери, доведись им снова встретиться в этом мире.

«Но ведь существует предел родительской опеки, — словно говорил ему негромкий голос в полусне, — за которым ребенок сам создает свою судьбу».

«А что же с незнакомцами, которые вошли в ее жизнь?» — спросил Утакалтинг у мерцающей фигуры своей давно умершей жены, образ которой словно повис за его закрытыми глазами.

«Что с ними? Они тоже будут влиять на нее, а она на них. Но наше время подходит к концу!..»

Лицо ее видно так ясно... Это сон, обычный для людей, но которые редко бывают у тимбрими. Сон наяву, и значение его передается словами, а не глифами. От эмоций его пальцы задрожали.

Глаза Матиклуанны разошлись, а ее улыбка напомнила ему тот день в столице, когда впервые соприкоснулись их короны... и он остановился, ошеломленный, посредине многолюдной улицы. Полуослепший от глифа без названия, он шел по ее следу по переулкам, через мосты, мимо темных кафе, искал ее с растущим отчаянием, пока наконец не нашел. Она ждала его на скамье всего в двенадцати систаарах от того места, где он впервые ощутил ее.

«Понимаешь? — спросила она во сне голосом той далекой девушки. — Мы формируемся, меняемся. Но бывшее в нас постоянным всегда остается».

Утакалтинг пошевелился. Изображение его жены дрогнуло, потом исчезло в волнах света. Глиф сиуллф-та висел на том месте, где только что стояла она. Он означает радость еще не решенной головоломки.

Утакалтинг вздохнул и сел, потирая глаза.

Почему-то он решил, что яркий дневной свет рассеет глиф. Но теперь сиуллф-та оказался не просто сном. Без участия Утакалтинга он медленно поднялся и поплыл к его спутнику, рослому теннанинцу.

Каулт сидел спиной к Утакалтингу, погрузившись в свое занятие, совершенно не замечая, как изменился сиуллф-та и превратился в сиуллф-куонн. Глиф повис над гребнем Каулта, остановился, опустился и исчез. Утакалтинг удивленно смотрел. Каулт хмыкнул и повернулся. Теннанинец свистел сквозь дыхательные щели, затем отложил приборы и повернулся к Утакалтингу.

— Что-то очень странное творится здесь, коллега. Что-то такое, чего я не могу объяснить.

Утакалтинг, прежде чем ответить, облизнул губы.

— Скажи, что тебя озадачило, уважаемый посол.

Голос Каулта перешел в низкий рокот.

— Какое-то животное... кормилось ягодами недавно. Я уже несколько дней вижу следы его присутствия, Утакалтинг. Большое животное... слишком большое для Гарта.

Утакалтинг все еще думал, что сиуллф-куонн подействовал там, где пропали втуне многие его тонкие намеки.

— Правда? И это важно?

Каулт помолчал, словно не зная, что сказать. Наконец теннанинец вздохнул.

— Мой друг, это чрезвычайно странно. Должен сказать тебе, что не может после катастрофы буруралли существовать такое высокое животное, которое питается в кустах таким необычным способом.

— Что значит необычным?

Гребень Каулта раздувался короткими рывками, обозначая смущение.

— Только не смейтесь, коллега.

— Никогда! — солгал Утакалтинг.

— Я уверен, что у этого существа есть руки.

— Гм... — уклончиво произнес Утакалтинг. Теннанинец заговорил еще тише.

— Здесь какая-то тайна, коллега.

Утакалтинг сдержал корону, лицо его оставалось бесстрастным. Теперь он понял, почему возник сиуллф-куонн — глиф предчувствия удавшегося розыгрыша, который подействовал там, где все остальное оказалось бессильно.

«Шутка обернулась против меня!»

Утакалтинг посмотрел туда, где яркий солнечный свет начинал тускнеть от идущих с гор облаков. Там, в кустах, его союзник неделями оставляет «следы», с того самого времени, как яхта Утакалтинга оказалась именно там, где он хотел, — на краю болотистой местности к юго-востоку от гор. Маленький Джо-Джо, генетический мутант-шимп, который и говорить-то может только жестами, голый, как животное, оставляет загадочные следы, обрабатывает каменные орудия и бросает на их тропе, поддерживает непрочный контакт с Утакалтингом с помощью синего сторожевого шара.

И все это части плана, который призван неизбежно привести теннанинца к убеждению, что на Гарте существует предразумная туземная жизнь. Но Каулт, казалось, ничего не видит! Ни один из специально созданных ключей!

Но что наконец-то заметил Каулт, так это самого Джо-Джо... последствия того, как кормился маленький шимп!

Утакалтинг понял, что сиуллф-куонн совершенно прав. Шутка над самим собой оказалась очень глубокой.

Ему показалось, что он снова слышит голос Матиклуанны. «Невозможно знать заранее...» — говорила она.

— Поразительно, — сказал Утакалтинг теннанинцу. — Просто поразительно!

Глава 61АТАКЛЕНА

Иногда ее беспокоило, что она слишком привыкла к изменениям.

Преобразования рецепторов, перемещение жировых тканей, странное, почти человеческое звучание голоса — она так привыкла ко всему этому, что иногда даже думала, сможет ли вернуться к традиционной тимбримийской морфологии.

Эта мысль пугала Атаклену.

До сих пор были жизненно необходимые причины поддерживать эти человекоподобные особенности. Она командовала армией полувозвышенных клиентов волчат, и тогда требовалось выглядеть женщиной, человеком, чтобы прочнее становилась связь между нею, шимпами и гориллами.

«И Робертом», — напомнила она себе.

Атаклена задумалась. Смогут ли они еще когда-нибудь испытать эту полузапретную сладость межвидового флирта? Сейчас это казалось совершенно невероятным. Их брак свелся к двум подписям на куске древесной коры: просто полезное политическое решение, былого не вернуть.

Она посмотрела вниз и увидела в мутной воде собственное отражение.

— Ни рыба, ни мясо, — прошептала она на англике, не помня, где слышала это выражение, но понимая его метафорический смысл. Если бы ее сейчас увидел юноша-тимбрими, он бы расхохотался. А что касается Роберта... что ж, еще месяц назад она чувствовала, что понимает его. Его растущее притяжение, свирепый волчий голод — все это нравилось ей и льстило.

«Но сейчас он снова среди своих. А я одна».

Атаклена покачала головой, прогоняя тяжелые мысли.

Она взяла фляжку и разбила свое отражение, вылив в пруд четверть литра светлой жидкости. Со дня поднялась муть, закрывая тонкие нити-корни лиан, висящих над головой.

Это последний из цепи небольших водных бассейнов, в нескольких километрах от пещеры. Работала Атаклена сосредоточенно и делала записи.

Она понимала, что ей не хватает квалификации, она не специалист, и возмещала отсутствие навыков методичностью и аккуратностью. Ее простые опыты уже начали приносить полезные плоды. Если ее помощники вовремя вернутся с данными из соседней долины, у нее будет что показать майору Пратачулторну.

«Я могу казаться странной, но я все-таки тимбрими. Я докажу свою необходимость, хотя землянин и не считает меня бойцом».

Ее сосредоточенность была такой глубокой, а в лесу стояла такая тишина, что неожиданные слова прозвучали громом.

— Так вот ты где, Кленни! А я всюду тебя ищу.

Атаклена повернулась, едва не пролив янтарного цвета жидкость. Лианы вокруг словно превратились в сеть, поймавшую ее. Пульс мгновенно участился, но тут она узнала Роберта. Он смотрел на нее сверху с корня гигантского псевдодуба.

На нем мокасины, мягкая кожаная куртка и чулки. Лук и колчан за спиной делали его похожим на героя одного из рыцарских романов волчат, которые в детстве читала ей мать. Потребовалось гораздо больше времени, чтобы успокоиться, чем ей хотелось бы.

— Роберт. Ты испугал меня.

Он покраснел.

— Прости. Я не хотел.

Это не совсем так, и она это знает. Пси-щит Роберта стал лучше, чем раньше, и он, по-видимому, гордится тем, что смог подкрасться к ней незаметно. Простой, но четкий вариант кинивуллуна, как эльф, повис над головой Роберта. Если прищуришься, можно подумать, что рядом стоит молодой тимбрими...

Атаклена вздрогнула. Она уже решила, что не может позволить себе такое.

— Спускайся и садись, Роберт. Расскажи, что ты делал.

Держась за ближайшую лиану, он легко спустился на ковер из листьев и подошел к темной воде, где лежал раскрытый ящик с экспериментальными жидкостями. Сняв лук и стрелы, Роберт сел, скрестив ноги.

— Я пытался быть полезным. — Он пожал плечами. — Пратачулторн закончил выкачивать из меня информацию. Теперь он хочет, чтобы я стал почетным офицером для поддержки морали шимпов. — Он заговорил высоким голосом, подражая южноазиатскому акценту майора. — Мы должны поддерживать боевой дух малышей, Онигл. Пусть чувствуют, что они нужны сопротивлению!

Атаклена кивнула, понимая и невысказанное Робертом. Несмотря на успехи партизан, Пратачулторн невысоко оценивал шимпов. По его мнению, они пригодны только для отвлекающих маневров или как вспомогательные части. И необученного, по-видимому, избалованного сынка планетарного координатора лучше всего использовать для связи с подобными детям клиентами.

— Мне казалось, Пратачулторну понравилась твоя идея использовать разлагающие бактерии в наших интересах против губру, — сказала Атаклена.

Роберт напрягся. Он подобрал веточку и ловко перекатывал ее с пальца на палец.

— Он нашел эту мысль интересной: кишечные бактерии горилл растворяют броню губру. И позволил участвовать в моем проекте Бенджамину и еще нескольким техникам.

Атаклена попыталась разобраться в противоречивых чувствах Роберта.

— Разве лейтенант Маккью не помогла тебе убедить его?

Роберт отвел глаза при упоминании молодой женщины с Земли. И отгородился щитом, подкрепляя подозрения Атаклены.

— Да, Лидия помогла. Но Пратачулторн сказал, что невозможно доставить нужное количество бактерий к важнейшим установкам губру. Они все равно их обнаружат и нейтрализуют. Мне кажется, Пратачулторн считает это дело второстепенным по отношению к основному плану.

— А ты знаешь, что он задумал?

— Он улыбается и говорит, что собирается окровавить птичьи клювы. Разведка доносит про какие-то сооружения губру к югу от Порт-Хелении, и это хорошая цель. Но в подробности он не вдается. «Вы ведь понимаете: стратегия и тактика — дело профессионалов». Но я пришел сюда не для того, чтобы говорить о Пратачулторне. Я хочу кое-что показать тебе. — Роберт сбросил рюкзак и достал из него что-то завернутое в ткань. Развернул. — Знакомо?

Вначале Атаклене показалось, что он держит комок ветоши с нитями, свисающими с краев. Посмотрев внимательно, она подумала, что предмет, лежащий на коленях Роберта, похож на какой-то сморщенный гриб. Роберт взялся за самый крупный узел, где сходилось большинство нитей, и потянул за них. Тонкая ткань развернулась на ветру.

— Кажется, я это где-то видела, Роберт. Я бы сказала, что это небольшой парашют, но он явно естественного происхождения... какое-то растение. — Она покачала головой.

— Горячо. Вспомни, что было несколько месяцев назад, Кленни... тот день... я думаю, мы его никогда не забудем.

Слова его были неясны, но мерцание эмпатии помогло оживить ее память.

— Это? — Атаклена потрогала мягкий, почти прозрачный материал. — Это плющ?

— Верно. — Роберт кивнул. — Весной верхние слои блестящие, упругие и такие прочные, что на них можно ехать, как на санях...

— Если у тебя хорошая координация, — усмехнулась Атаклена.

— Гм, да. Но когда приходит осень, верхний слой вянет, становится таким. — Он помахал похожим на парашют плющом, держа за волокнистые нити, подставил под ветер. — Через несколько недель они будут еще легче.

Атаклена покачала головой.

— Я помню, ты объяснял мне способ размножения, верно?

— Правильно. Мешочки со спорами здесь, — он отвел руку и показал маленькую капсулу в том месте, где встречаются нити. — Ветры поздней осени переносят этот парашют. Небо заполняется ими, и на какое-то время полеты в воздухе становятся опасными. В городе в это время возникают серьезные проблемы.

— К счастью, я думаю, древнее животное, которое опыляло эти плющи, погибло в катастрофе буруралли, и почти все растения стерильны. Иначе половина Синда заросла бы ими. Те, кто ими питался, тоже давно вымерли.

— Поразительно. — Атаклена ощутила дрожь ауры Роберта. — Ты придумал, как использовать эти штуки, верно?

Он снова сложил переносчик спор.

— Да. Есть идея. Но не думаю, чтобы Пратачулторн меня выслушал. Он уже навесил на меня ярлык — из-за моей матери.

Конечно, Меган Онигл сыграла немалую роль в том, как принял и отверг Роберта офицер морской пехоты. «Как может мать так недооценивать собственного сына?» — удивилась Атаклена. Люди прошли большой путь после темных столетий, но ей все равно жаль к'чу-нон — бедных волчат.

Им еще многое предстоит узнать о самих себе.

— Может быть, тебя Пратачулторн не станет слушать, Роберт. Но он прислушивается к мнению лейтенанта Маккью. Она тебя обязательно выслушает и передаст твою идею майору.

Роберт покачал головой.

— Не знаю.

— Почему нет? — спросила Атаклена. — Ты нравишься этой молодой девушке. Я совершенно уверена, что вижу в ее ауре...

— Не делай этого, Кленни, — выпалил Роберт. — Не надо совать нос в чувства других людей. Это... это не твое дело.

Она опустила голову.

— Наверно, ты прав. Но ты мой муж и друг, Роберт, и когда ты раздражен и встревожен, это отражается на нас обоих.

— Пожалуй. — Он избегал ее взгляда.

— Тебя сексуально привлекает Лидия Маккью? — спросила Атаклена.

— Не понимаю, почему ты спрашиваешь...

— Потому что я не могу кеннировать тебя, Роберт! — взорвалась раздраженно Атаклена. — Ты больше не открыт для меня. Если ты испытываешь такие эмоции, поделись со мной. Может быть, я сумею тебе помочь.

Он посмотрел на нее, медленно заливаясь краской.

— Помочь мне?

— Конечно. Если ты хочешь эту женщину твоего вида, разве я не должна тебе помочь? Не должна помочь своему мужу стать счастливым?

Роберт только растерянно моргал, но в его прочном щите Атаклена обнаружила щели. Она ощущала, как напрягаются ее щупальца, касаются этих слабых мест, создают новый глиф.

— Ты обвиняешь себя из-за этих новых чувств, Роберт? Считаешь себя неверным мне? — Атаклена рассмеялась. — Но супруги из разных видов имеют право на любовников и любовниц из своего вида. Ты это знаешь! Чего же ты хочешь от меня, Роберт? У нас определенно не может быть детей. А если бы были, страшно представить, какие бы чудовища получились!

На этот раз Роберт улыбнулся и посмотрел в сторону. В пространстве между ними ее глиф стал отчетливей.

— А что касается заместительного секса, ты знаешь, что я не способна дать тебе что-то, кроме раздражения, ты, сверходаренно-недоразвитый человек-обезьяна! Если ты найдешь кого-то, с кем можешь наслаждаться этим, почему я не должна этому радоваться?

— Все не так просто, Кленни... Я...

Она подняла руку и улыбнулась, заставив его замолчать.

— Я с тобой, Роберт, — негромко сказала она.

Смущение молодого человека смахивало на неопределенный квантовый потенциал, который колеблется между двумя состояниями. Он попытался отвести взгляд и сосредоточиться на своем. Потом вспомнил, чему научился, и раскрылся, позволяя кеннингу воспринять ее глиф, ее дар.

Ла'тстун повис, маня его. Роберт выдохнул и удивленно распахнул глаза, когда его собственная аура раскрылась, помимо его желания. Распустилась, как цветок. И что-то — двойник ла'тстуна — появилось, резонируя, усиливая его ауру на фоне короны Атаклены.

Два ничего — один человеческий, другой тимбрими — соприкоснулись, игриво отскочили, снова соединились.

— Не бойся потерять то, что у тебя было со мной, Роберт, — прошептала Атаклена. — Разве какая-нибудь возлюбленная-человек сможет проделать такое?

В ответ он улыбнулся. Они вместе рассмеялись, а над их головами плясал двойной ла'тстун — глиф двойной близости.

* * *

Только позже, когда Роберт уже ушел, Атаклена опустила крепкий щит, которым закрыла собственные чувства и разрешила признаться себе, что завидует.

«Он пошел сейчас к ней».

Атаклена знала, что поступила правильно, сделала то, что нужно.

И все же как это несправедливо!

«Я выродок. И была им еще до того, как попала на эту планету. Теперь меня никто не узнает».

Роберт может иметь любовницу, но Атаклена и этим обделена. Она подобным образом утешится среди сородичей.

«Касаться меня, держать меня, соединить его щупальца с моими, его тело с моим, заставить меня вспыхнуть...»

С некоторым удивлением Атаклена поняла, что впервые испытывает подобные чувства... стремление к мужчине своей расы — не другу, не соученику, а к возлюбленному — может быть, супругу.

Матиклуанна и Утакалтинг говорили ей, что когда-нибудь это произойдет. У каждой девушки своя судьба. Но теперь она испытывала горькое чувство, оно усилило ее одиночество. Отчасти она винила Роберта в том, что его вид так ограничен. Если бы и он мог изменить свое тело и встретиться с ней на полпути!

Но она тимбрими, она «хозяйка приспособляемости». Как далеко зашла она в собственных изменениях, Атаклена поняла, обнаружив влагу на щеках.

Она жалобно вытерла соленые слезы, первые в ее жизни.

Такой и нашли ее помощники, выполнив поручения и вернувшись несколько часов спустя. Она сидела на краю маленького мутного пруда, а осенний ветер раскачивал вершины деревьев и гнал тяжелые дождевые тучи на восток, к серым горам.

Глава 62ГАЛАКТЫ

Сюзерен Стоимости и Бережливости тревожился. Все признаки указывали на Слияние, но то, в каком направлении оно развивалось, сюзерену не нравилось.

По другую сторону павильона сюзерен Луча и Когтя расхаживал перед своими помощниками. Он выглядел осанистее и величественнее, чем обычно. Под встрепанным оперением проглядывал красноватый пух командующего армией. Ни для одного присутствующего губру этот цвет не остался незамеченным. Скоро, может быть, через одну двенадцатидневку, процесс этот станет необратимым. У оккупационных сил появится царица.

Прихорашивая свои перья, сюзерен Стоимости и Бережливости думал о несправедливости происходящего. Его перья тоже подсохли, но признаков окончательной расцветки еще не наблюдалось.

Вначале его избрали кандидатом на пост погибшего главного чиновника.

Он мечтал об этом, но не думал, что неожиданно окажется членом уже почти созревшего триумвирата! Остальные его участники уже далеко продвинулись по пути к сексуальности. И он вынужден догонять их.

Поначалу казалось, что это не так уж существенно. Ко всеобщему удивлению, новый сюзерен сразу начал набирать очки. Он показал, что двое других сюзеренов в период междуцарствия сделали массу опрометчивых шагов, и тем самым продвинулся вперед.

Было достигнуто новое равновесие. Защищая свою политическую позицию, адмирал и верховный священник проявили чудеса разума и изобретательности.

Но Слияние определяется правильностью общей политики! И высшая награда достанется тому предводителю, который окажется наиболее мудрым.

Таков истинный путь!

Однако чиновник знал, что многое часто решает случайность, капризы метаболизма.

«Или союз двух против третьего», — напомнил он себе. Сюзерен Стоимости и Бережливости сомневался теперь в мудрости своего последнего решения объединиться с адмиралом против Праведности. Тем самым он дал адмиралу почти неоспоримое преимущество.

Но у него не оставалось выбора! Священнику нужно противостоять, потому что сюзерен Праведности, по-видимому, совершенно утратил контроль!

Вначале эта чепуха насчет гартлингов. Если бы предшественник главного чиновника не умер, расточительность, вероятно, не стала бы чрезмерной. А так затратили огромные средства: доставили новую отраслевую планетарную Библиотеку, отправляли экспедиции в опасные горы, строили гиперпространственный шунт к церемонии принятия под опеку — а ведь еще нет того, кого можно принимать!

Возникала также проблема экологического управления. Сюзерен Праведности настаивал, что важно хотя бы на минимальном уровне восстановить экологическую программу землян по обновлению Гарта. Но сюзерен Луча и Когтя категорически отказался выпускать хоть одного человека с островов. И потому с огромными расходами помощь поступила извне. Корабль с садоводами линтенами, сохранившими нейтралитет в нынешнем кризисе, уже на пути к Гарту. И только Великое Яйцо знает, сколько им придется платить!

Теперь, когда гиперпространственный шунт почти завершен, и сюзерен Праведности, и сюзерен Луча и Когтя признают, что слухи о гартлингах — розыгрыш тимбрими. Но не позволяют прекратить строительство.

Напротив. У каждого из них свои причины желать завершения строительства. Если бы чиновник согласился, возник бы консенсус, шаг вперед к политике, которой ждут Повелители Насестов. Но как можно соглашаться с подобным вздором?

Сюзерен Стоимости и Бережливости раздраженно зачирикал. Сюзерен Праведности опаздывает на очередную встречу. Его стремление к незыблемости моральных устоев, похоже, не доходит до необходимости быть элементарно вежливым.

К этому времени теоретически первоначальное соперничество кандидатов должно смениться взаимным уважением, затем страстью и, наконец, подлинным браком. Но вот они уже на грани Слияния, а по-прежнему исполняют танец взаимного отвращения.

Сюзерену Стоимости и Бережливости не нравилось, как развиваются события, но, по крайней мере, у него будет одно утешение: рано или поздно Праведность сбросят с его надменного насеста.

Приблизился один из помощников главного чиновника, и сюзерен взял протянутую пластинку с сообщением. Поклевав ее содержимое, он задумался.

Снаружи началась суматоха — несомненно, появился третий предводитель. Но сюзерен Стоимости и Бережливости продолжал обдумывать сообщение, полученное от шпионов. «Скоро, да, скоро. Очень скоро мы проникнем в тайный план, план, который не может быть хорошей политикой. И тогда, возможно, увидим изменение, изменение в сексуальности... скоро».

Глава 63ФИБЕН

Голова у него болела.

Когда он учился в университете, тоже приходилось заниматься сутки напролет. Фибен никогда не считал себя ученым, и экзамены заранее вызывали у него тошноту.

Но существовала и внеурочная деятельность, поездки домой, каникулы, когда шен освобождался и мог немного позабавиться!

К тому же Фибену нравились его профессора. А от Гайлет Джонс он сейчас просто устал.

— Значит, ты считаешь галактическую социологию скучной и неинтересной? — обвиняюще воскликнула Гайлет, когда он в отвращении отшвырнул книги и отошел в дальний угол комнаты. — Жаль, что наш предмет не экология планеты, — сказала она. — Тогда, наверное, ты оказался бы учителем, а я учеником.

Фибен фыркнул.

— Спасибо за доверие. Я уже думал, что ты вообще все знаешь.

— Это нечестно! — Гайлет отложила тяжелую книгу. — Ты знаешь, что церемония всего через несколько недель. И нас с тобой будут считать представителями всей нашей расы! Разве не нужно постараться получше подготовиться?

— А ты уверена, что представляешь себе, какие знания понадобятся? А если планетарная экология не будет так уж важна?

Гайлет пожала плечами.

— Но она может оказаться важной.

— А может, механика, а может, космическое пилотирование, а может, пивоварение или сексуальные наклонности, помилуй меня Гудолл!

— В последнем случае нашей расе повезло, что именно тебя выбрали нашим представителем, верно? — парировала Гайлет. Наступило долгое напряженное молчание. Они сердито смотрели друг на друга. Наконец Гайлет подняла руку.

— Фибен, прости. Я знаю, что тебя это раздражает. Но ведь я тоже случайно попала в такой переплет.

«Да это и неважно, — подумал он. — Ты для него создана. Нет ни одной более рациональной, собранной и хладнокровной в нужные минуты шимми, чем ты».

— А что касается галактической социологии, Фибен, ты знаешь, что она важна по нескольким причинам.

Вот оно опять, это выражение в глазах Гайлет. Фибен понял, что за ее словами кроется что-то еще.

Формально ее слова означают, что представители шимпов должны соблюдать протокол и пройти во время ритуала принятия несколько обязательных тестов, иначе специалисты галактических Институтов объявят церемонию вне закона.

Сюзерен Праведности ясно дал понять, что их судьба будет незавидной, если так случится.

Но есть и другая причина, почему Гайлет хочет, чтобы он знал как можно больше. «Вскоре мы подойдем к пункту, за которым нет возврата... когда уже не сможем отказаться от сотрудничества с сюзереном. Мы не можем открыто обсуждать это с Гайлет: нас постоянно прослушивают губру. Нам нужно действовать согласованно, а для нее это означает, что я должен быть образован».

Или, может, Гайлет просто не хочет одна нести все бремя ответственности, когда придет срок?

Несомненно, теперь Фибен знает о галактической цивилизации гораздо больше, чем до плена. Может быть, даже больше, чем когда-либо хотелось.

Сложная культура трех миллиардов лет, состоящая из тысяч различных пререкающихся кланов, удерживаемых сетью древних институтов и традиций, кружила Фибену голову. И временами у него появлялось отвращение: ощущение, что галакты — это избалованные ублюдки, сочетающие в себе худшие качества старых наций Земли до того, как человечество достигло зрелости.

Но потом материалы кристаллизуются, укладываются, и Гайлет ясно показывает ему, что данная традиция или принцип невероятно тонки и содержат в себе с таким трудом обретенную за сотни миллионов лет мудрость.

Они уже доработались до такой степени, что Фибен не мог больше думать.

— Мне нужно проветриться, — сказал он. — Пойду пройдусь. — Он подошел к шкафу и схватил парку. — Увидимся через час.

Он постучал в дверь. Ее открыли. Фибен вышел и закрыл за собой дверь, не оглянувшись.

— Нужен эскорт, Фибен?

Шимми Сильвия в простом платье с длинными рукавами взяла куб с данными и внесла какое-то изменение. Глядя на нее сейчас, трудно представить, что это она танцевала в «Обезьяньей грозди», доводя до безумия толпу шенов. Улыбка у нее неуверенная, почти робкая. Фибену показалось, что сегодня она непривычно нервничает.

— А если я скажу нет? — спросил он. Но прежде чем Сильвия встревожилась, улыбнулся. — Шутка. Конечно, Сильвия. Дай мне Ровера-двенадцать. Это дружелюбный старый шар, он не очень пугает туземцев.

— Сторожевой робот РВЖ-12. Направляется для сопровождения Фибена Болджера, выходящего наружу, — сказала Сильвия в куб. В коридоре за ней раскрылась дверь, и оттуда вылетел сторожевой шар-робот, дистанционно управляемый, простой вариант боевого робота. Его единственное назначение — следовать за пленником и следить, чтобы он не убежал.

— Приятно пройтись, Фибен.

Он подмигнул Сильвии и картаво произнес: «А какой еще может быть прогулка пленника, девушка?»

«Последней, — сам себе ответил Фибен. — Той, что ведет к виселице».

Он весело помахал рукой.

— Пошли, Ровер. — Дверь с шипением раскрылась, и он вышел в прохладный осенний день.

Многое изменилось со времени их пленения. Когда они с Гайлет стали неотъемлемой частью непостижимого плана сюзерена Праведности, условия их содержания изменились в лучшую сторону. «Я по-прежнему ненавижу это место», — думал Фибен, спускаясь по бетонным ступеням и идя по заросшему саду к внешним воротам. На высоких стенах по углам медленно поворачивались сложные роботы-наблюдатели. У выхода Фибен столкнулся со стражниками-шимпами.

К счастью, Железной Хватки не было, но остальные проби настроены не дружелюбнее. Хотя губру по-прежнему платят им, по-видимому, новые хозяева к ним охладели. Не внесены изменения в программу возвышения на Гарте, ничего нового в генетической пирамиде. «Сюзерены пытались найти ошибки в программе возвышения неошимпанзе, — думал Фибен. — Но не нашли. Иначе зачем им готовить синюю и белую карту — меня и Гайлет, — к церемонии?» В сущности, использование проби в качестве пятой колонны принесло губру одни неприятности. Население из шимпов их возненавидело.

Ни одним словом не обменялись Фибен и стражи в пестрых комбинезонах.

Все хорошо понимали ритуал. Он не обращал на них внимания, они бездельничали, лишь бы не давать ему повода пожаловаться. Однажды, когда тюремщики слишком долго доставали ключи, Фибен просто повернулся и ушел назад. Ему даже ничего не пришлось говорить Сильвии. После вахты эти стражники исчезли, и Фибен их больше никогда не видел.

Но на этот раз Фибен неожиданно для самого себя нарушил традицию и заговорил.

— Прекрасная погода, верно?

Проби повыше ростом удивленно посмотрел на него. Что-то в этом шимпе в пестром комбинезоне показалось Фибену странно знакомым, хотя он готов дать голову на отсечение, что никогда раньше его не видел.

— Шутишь? — Стражник посмотрел на темные дождевые облака. Надвигается холодный фронт; должно быть, скоро пойдет дождь.

— Да, — Фибен улыбнулся. — Шучу. По-моему, слишком солнечно.

Стражник искоса взглянул на Фибена и отступил. Ворота заскрипели, и Фибен оказался на боковой улице, на которую выходили глухие стены соседних зданий. Ни он, ни Гайлет ни разу не видели соседей. Вероятно, местные шимпы опасаются показываться из-за Железной Хватки и роботов чужаков. Насвистывая, Фибен пошел к заливу, стараясь не обращать внимания на шар, который висел в метре над ним и чуть сзади. Когда Фибену впервые разрешили выйти, он избегал населенных районов Порт-Хелении, держался переулков, где некому глазеть на него. Но теперь он чувствовал, что может не избегать встреч.

Раньше он видел, как других шимпов сопровождают сторожевые шары.

Вначале он подумал, что это пленники, как он сам. Шимпы и шимми в рабочей одежде старались обходить подальше охраняемых шимпов, как и его самого.

Потом он заметил отличия. Те, кого сопровождали шары, одевались прилично и держались надменно. Фасеточные глаза и оружие их шаров нацеливались не на охраняемых пленников, а наружу. Квислинги, понял Фибен.

И его радовали взгляды, какими награждали другие шимпы высокопоставленных коллаборационистов, — взгляды, полные мрачной нескрываемой ненависти.

После этого у себя в камере он начертил на спине своей парки гордое слово ПЛЕННИК. И теперь его сопровождали не такие холодные взгляды. В них сквозило любопытство и даже уважение.

Шар запрограммирован не допускать его разговоров с другими шимпами.

Однажды, когда шимми бросила ему скомканный листок бумаги, он решил проверить терпимость машины. Нагнулся, чтобы поднять листок...

И очнулся позже в объятиях шара на полпути к тюрьме. После этого ему несколько дней не разрешали выходить.

Неважно, дело того стоило. Слухи об этом распространились. Теперь шимпы и шимми кивали ему, когда он проходил мимо магазинов и пищевых линий. Некоторые даже делали руками подбадривающие знаки.

«Они нас не согнули», — гордо думал Фибен. Несколько предателей не в счет, главное — поведение всего народа. Фибен вспомнил, что читал о самых ужасных годах в жизни человечества до Контакта. Жители маленькой страны Дании сопротивлялись всем попыткам нацистов обесчеловечить их. Напротив, они проявили удивительное единство и благородство. Такому поведению стоило подражать.

— Мы продержимся, — отвечал он на языке жестов. — Земля помнит о нас и придет на выручку.

Он цеплялся за эту надежду, хотя делать это становилось все труднее.

По мере того, как он узнавал от Гайлет тонкости галактического закона, Фибен начинал понимать, что даже если во всем спиральном рукаве наступит мир, этого недостаточно, чтобы изгнать захватчиков. Такой древний клан, как губру, знает множество хитростей, много способов лишить клан помоложе лицензии на Гарт. Очевидно, птицеподобные стремятся покончить с притязаниями Земли и завладеть планетой в собственность.

Фибен знал, что сюзерен Праведности напрасно искал промаха людей в восстановлении экологии Гарта. Теперь, когда захватчики уничтожили плоды десятилетий напряженной работы, они не могут поднимать эту тему.

Сюзерен провел также месяцы в поисках неуловимых гартлингов. Если бы загадочные предразумные были найдены, это оправдало бы любые затраченные здесь средства. Наконец губру разобрались в розыгрыше Утакалтинга, но поиски не прекратили.

В целом, с самого начала вторжения губру пытались найти изъяны в возвышении неошимпанзе. И хотя они признали высокий статус таких шимпов, как Гайлет, это не означало, что они сдались.

Предстояла церемония принятия — и Фибен никак не мог уловить всего, что с ней связано, хотя Гайлет старалась объяснить ему.

Он почти не замечал шимпов на улицах, вспоминая отрывки из объяснений Гайлет.

— ...расы клиентов проходят через стадии, и переход на каждую новую стадию сопровождается церемониями, санкционированными галактическим Институтом возвышения... Эти церемонии очень дороги, и им можно помешать политическими маневрами... Для губру оплатить и провести церемонию клиентов волчат беспрецедентно... И сюзерен предлагает убедить весь свой народ вести новую политику и прекратить вражду с Землей...

— Конечно, это подвох...

Фибен и так мог понять, что подвох будет обязательно.

Он покачал головой, словно прогоняя все эти слова. Что-то в Гайлет есть неестественное. С возвышением все хорошо, и она безупречный представитель возникающего неошимпанзейства, но ненормально так много и постоянно думать, не давая голове никакой передышки!

Наконец Фибен пришел на берег, где лежали лодки, вытащенные на случай шторма. С криками ныряли морские птицы, пытаясь выловить последнюю добычу, пока вода не стала неспокойной. Одна из них подлетела слишком близко к Фибену и получила предупредительный удар сторожевого робота. Птица, в биологическом смысле не ближе к птицеподобным губру, чем сам Фибен, в страхе и гневе закричала и улетела на запад.

Фибен нашел сиденье на конце пирса. Достал из кармана половину сандвича, который спрятал сегодня утром, и стал неторопливо жевать, глядя на облака и воду. На короткий срок он сумел перестать думать и тревожиться. И ни слова не оставалось в голове.

Теперь все, что ему нужно для счастья, это банан, пиво — и свобода.

* * *

Примерно час спустя Ровер настойчиво загудел. Сторожевой робот разместился между Фибеном и водой и начал подскакивать.

Фибен со вздохом встал и отряхнулся. Пошел вдоль причала в сторону тюрьмы. На пронизываемых ветром улицах оставалось очень немного шимпов. Стражник со странно знакомым лицом нахмурился, когда Фибен подошел к воротам, но без промедления впустил его. «В тюрьму всегда легче войти, чем выйти из нее», — подумал Фибен.

Сильвия по-прежнему дежурила за своим столом.

— Хорошо прогулялся, Фибен?

— Гм. Тебе как-нибудь нужно пойти со мной. Мы заглянули бы в парк, и я показал бы тебе свою имитацию Читы. — И он дружески подмигнул ей.

— Я уже видела, и, когда вспоминаю, на меня это производит сильное впечатление. — Но тон Сильвии не соответствовал игривой болтовне. Она казалась напряженной. — Заходи, Фибен. Я отключила Ровера.

— Хорошо. — Дверь с шипением открылась. — Спокойной ночи, Сильвия.

Гайлет сидела на ковре перед голографической стеной — теперь на ней жаркая саванна. Гайлет оторвалась от книги и сняла очки для чтения.

— Привет. Чувствуешь себя лучше?

— Да. — Он кивнул. — Прости за утреннюю сцену. Наверно, у меня был приступ комнатной лихорадки. Теперь я успокоился и могу продолжать работу.

— На сегодня достаточно. — Она похлопала по ковру. — Садись и почеши мне спину. А я отвечу взаимностью.

Фибена не нужно просить дважды. Надо отдать должное Гайлет: она отлично расчесывает. Он снял парку и сел рядом с Гайлет. И когда начал перебирать шерсть, она положила руку ему на колени. Скоро ее глаза закрылись. Дыхание вырывалось негромкими низкими вздохами.

Их взаимоотношения с Гайлет трудно поддаются определению. Они не любовники. Для большинства шимми это единственно возможные и нормальные отношения, особенно в определенные периоды. Но Гайлет очень ясно дала понять, что у нее особое представление о сексуальности, больше похожее на человеческое, женское. Фибен понимал это и не приставал к ней.

Беда только в том, что он никак не мог выбросить ее из головы.

Он напоминал себе, что нельзя смешивать сексуальное влечение с другими вещами. «Я могу быть одержим ею, но я не спятил». Занятия любовью с этой шимми потребовали бы такого уровня, до которого он, пожалуй, еще не дорос.

Перебирая шерсть на шее Гайлет, он встретился с узелками напряжения.

— Эй, ты действительно напряжена! В чем дело? Эти проклятые гу...

Ее пальцы больно впились ему в колено, хотя Гайлет не шевельнулась.

Фибен соображал быстро и тут же продолжил:

— ...гуси-охранники приставали к тебе? Проби возбудились?

— А если да? Что бы ты сделал? Защищал бы мою честь? — Она рассмеялась. Но он чувствовал ее облегчение, разлившееся по телу. Что-то случилось, он никогда не видел Гайлет такой возбужденной.

Почесывая ей спину, он наткнулся на какой-то предмет... круглый, тонкий, похожий на диск.

— Мне кажется, там волосы запутались, — быстро сказала Гайлет, когда он начал его выпутывать. — Осторожней, Фибен.

— Хорошо. — Он наклонился. — Ты права, узел в волосах. Сейчас распутаю его зубами.

Ее спина дрожала. Приблизив лицо, он ощутил ее запах. «Как я и думал! Капсула для посланий!» Когда его глаз приблизился к капсуле, загорелся маленький голографический проектор. Луч вошел в зрачок и автоматически настроился на его сетчатку.

Он увидел текст в несколько строк. Но то, что он прочел, заставило его удивленно заморгать: документ был написан от его имени.

ЗАЯВЛЕНИЕ О ТОМ, ЧТО Я СОБЕРАЮСЬ ДЕЛАТЬ. ЗАПИСАНО ЛЕЙТЕНАНТОМ ФИБЕНОМ БОЛДЖЕРОМ, НЕОШИМПАНЗЕ.

ХОТЯ ВОВРЕМЯ ПЛЕНА СО МНОЙ ХОРОШО ОБРАЩАЛИСЬ И Я ЦЕНЮ ОТНОШЕНИЕ, КОТОРОЕ БЫЛО КО МНЕ ПРОЯВЛЕНО, БОЮСЬ, МНЕ ПРИДЕТЬСЯ УХОДИТЬ ОТСЮДА.

ПО-ПРЕЖНЕМУ ИДЕТ ВОЙНА, И МОЙ ДОЛГ БЕЖАТЬ, ЕСЛИ Я СМОГУ.

МОЙ ПОБЕГ НЕОЗНАЧАЕТ НИ КАКОГО ОСКОРБЛЕНИЯ ДЛЯ СЮЗЕРЕНА ПРАВЕДНОСТИ И ДЛЯ ВСЕГО КЛАНА ГУБРУ. ПРОСТО Я СОХРОНЯЮ ВЕРНОСТЬ ЛЮДЯМ И СВОЕМУ КЛАНУ.

ЭТИМ ОБЪЕСНЯЕТСЯ ТО, ЧТО Я СОБИРАЮСЬ СДЕЛАТЬ.

Пространство под текстом красновато пульсировало, словно в ожидании.

Фибен мигнул. Он чуть отодвинулся, и сообщение исчезло.

Конечно, он знает о таких записях. Ему нужно только смотреть на красный участок и напряженно думать, и диск запишет его послание вместе с рисунком сетчатки. Равнозначно его личной подписи.

«Бегство! — Эта мысль заставила сердце Фибена биться чаще. — Но... как?»

Он, конечно, заметил, что в документе упоминается только его имя.

Если бы Гайлет намеревалась бежать с ним, она бы упомянула и себя.

И даже если это возможно, правильно ли он поступит? Он избран сюзереном Праведности партнером Гайлет в деле, может быть, самом сложном и опасном в истории их расы. Как может Фибен в такое время покинуть ее?

Он приблизил глаз и снова прочел текст, напряженно размышляя.

Когда Гайлет смогла написать это? У нее есть связь с сопротивлением?

К тому же что-то в тексте показалось Фибену неправильным. Дело не только в орфографических ошибках. Фибен, бросив один взгляд, заметил, что текст нуждается в добавлениях и переработке.

Конечно. Написал кто-то другой, не Гайлет, а она просто передает ему, чтобы он прочел!

— Сюда заходила Сильвия, — сказала Гайлет. — Мы расчесывали друг друга. У нее неприятности с таким же узлом.

Сильвия! Вот как. Теперь неудивительно, почему она так нервничала.

Фибен пытался разгадать головоломку. Должно быть, диск прикрепила к Гайлет Сильвия... Нет, она принесла диск в своей шерсти, дала прочесть Гайлет и оставила с ее разрешения.

— Может, я ошибалась насчет Сильвии, — заметила Гайлет. — Мне показалось, что, в конце концов, она хорошая шимми. Не уверена, насколько можно на нее полагаться, но в основном она хорошая.

Что сообщает ему Гайлет? Что идея насчет Сильвии принадлежит не ей?

Гайлет, должно быть, обдумывала и другие предложения шимми; она не может говорить вслух. Даже посоветовать, во всяком случае открыто.

— Тугой узел, — сказал Фибен, оставив клочок влажной шерсти и откидываясь. — Через минуту попробую снова.

— Хорошо, не торопись. Уверена, ты справишься.

Фибен принялся расчесывать другое место, возле ее правого плеча, но в мыслях витал далеко.

«Давай, думай», — подгонял он себя.

Но все так неясно! Должно быть, оборудование сюзерена Праведности вышло из строя, когда Фибена выбирали образцом «продвинутого» неошимпанзе.

В данный момент Фибен чувствовал себя кем угодно, но не разумным существом.

«Ну, ладно, — сосредоточился он. — Итак, мне предлагают побег. Прежде всего, возможно ли это?»

Во-первых, Сильвия может быть провокатором, а ее предложение — ловушкой.

Но это не имеет никакого смысла! Фибен никогда не давал слова, не обещал не убегать, если представится возможность. Наоборот. Его долг как офицера — бежать, особенно если он может это сделать вежливо, соблюдая традиции и протоколы поведения галактов. В сущности, принятие предложения должно рассматриваться как правильное решение. Если это еще один тест губру, он должен сказать «да». Такой ответ удовлетворил бы непостижимых ити... показал бы им, что он понимает обязанности клиента.

Но предложение может оказаться реальным. Фибен вспомнил поведение Сильвии. В последние несколько недель она выглядела очень дружелюбной. Невозможно поверить, что это просто игра.

«Хорошо. Но если это так, как она собирается вытащить меня отсюда?» Есть только один способ узнать — спросить ее. Любой побег связан с обманом следящих систем. Возможно, есть способ сделать это, но Сильвия сможет им воспользоваться только один раз. Как только он и Гайлет начнут задавать вопросы вслух, решение уже должно быть принято.

«На самом деле я решаю, стоит ли говорить Сильвии: „Хорошо, давай выслушаем твой план“. Если я скажу „да“, нужно приготовиться. Но куда уходить?»

Конечно, на это есть только один ответ. В горы, к Атаклене и Роберту, докладывать все, что он узнал. Значит, придется выбираться не только из тюрьмы, но и из Порт-Хелении.

— У соро есть предание, — негромко сказала Гайлет. Глаза ее оставались закрытыми, она как будто совершенно расслабилась, пока он расчесывал ей плечо. — В нем рассказывается о некоем воине-паха. Это случилось, когда еще не закончилось возвышение паха. Хочешь послушать?

Фибен удивленно кивнул.

— Конечно, Гайлет.

— Хорошо. Ты ведь слышал о паха. Они хорошие воины и верные клиенты соро. Они успешно проходили тесты, которые предлагает Институт возвышения. И вот однажды соро решили возложить на них некую ответственность: послать группу паха охранять посольство соро в Семь Вращающихся Кланов.

— А, это цивилизация машин, верно?

— Да. Но они не преступники. Одна из культур машин, которая присоединилась к галактическому сообществу в качестве почетного члена. Обычно они стараются держаться подальше, живут в спиралях и рукавах с высокой плотностью, где не могут жить ни кислородо—, ни водорододышащие существа.

«К чему она клонит?» — думал Фибен.

— Ну вот, посол соро вел переговоры с Семью Вращающимися, а в это время разведчик-паха заметил что-то на краю местной системы и отправился посмотреть. И так уж случилось, что он увидел торговый корабль Семи Вращающихся, на который напали бродячие машины.

— Спятившие? Межпланетные пираты?

Гайлет содрогнулась.

— Ты начитался фантастики, Фибен. Нет, просто преступники-роботы в поисках добычи. Наш паха не получил ответа на свой запрос об инструкциях и решил проявить инициативу — вмешался в схватку, сверкая лазерами.

— Попробую догадаться. Он спас торговый корабль.

Она кивнула.

— Бродяги убежали. Семь Вращающихся были благодарны ему. И в качестве награды спорный вопрос выиграли соро.

— Так он герой.

Гайлет покачала головой.

— Нет. Его отправили домой, обесчестив за то, что он действовал по собственной инициативе.

— Сумасшедшие ити, — сказал Фибен.

— Нет, Фибен. — Она коснулась его колена. — Это очень важно. Инициатива новой расы клиентов — это хорошо, но не во время деликатных переговоров на уровне галактов. Ты ведь не станешь доверять умному ребенку атомную энергетическую установку?

Фибен понял, к чему ведет Гайлет. Им предлагают сделку, которая кажется очень хорошей для Земли — внешне по крайней мере. Сюзерен Праведности предлагает финансировать церемонию принятия неошимпанзе. Губру не будут возражать против статуса патронов у людей и прекратят свою вражду с Землей. А в обмен он хочет, чтобы при помощи гиперпространственного шунта Фибен и Гайлет рассказали всем пяти галактикам, какие губру хорошие. Как будто действия губру направлены на спасение своего престижа, а для Земли это большая победа.

Но имеют ли они с Гайлет право принимать такое решение, думал Фибен. Ситуация чревата последствиями, которые они и представить себе не в состоянии. Потенциально смертоносными последствиями!

Сюзерен Праведности сказал им, что есть причины, по которым им нельзя проконсультироваться у предводителей людей. Его соперничество с другими сюзеренами достигает высшей точки, и остальные могут не согласиться с тем, что придется раскрыть карты. Сюзерену Праведности нужен сюрприз, чтобы переиграть своих соперников и представить fait accompli[13].

Что-то здесь насторожило Фибена. Но чужаки и есть чужаки по определению. Он не может представить себе, чтобы человеческое общество было организовано так же.

Итак, Гайлет говорит ему, что они не должны участвовать в церемонии? Отлично! Что касается самого Фибена, она может решать. Им ведь нужно только отказать... вежливо, конечно.

Гайлет сказала:

— История на этом не заканчивается.

— Есть продолжение?

— О, да. Через несколько лет Семь Вращающихся представили доказательства, что воин-паха предпринял все возможное, чтобы связаться со своими патронами и получить инструкции, но состояние подпространства не позволило это сделать.

— И что же?

— Но для соро в этом крылась огромная разница! В первом случае он брал на себя ответственность, к которой не готов. Во втором — он просто старался сделать как лучше! Разведчика посмертно оправдали, а его потомки получили права продвинутых в возвышении.

Повисло тяжелое молчание. Фибен напряженно думал. Неожиданно все для него стало ясно.

«Надо постараться. Вот что она имеет в виду. Непростительно соглашаться с сюзереном, не попытавшись посоветоваться с нашими патронами. Я могу потерпеть неудачу, вероятно, так и будет, но все равно я должен попытаться».

— Давай-ка еще раз посмотрим на этот узел. — Он наклонился и приблизил глаз к капсуле с посланием. Снова появились строки текста и пульсирующее красное пятно.

Фибен пристально смотрел на него, вчитываясь:

«Я согласен».

Пятно немедленно изменило цвет, удовлетворенное его согласием. «Что теперь?» — подумал Фибен, откидываясь.

* * *

Ответ пришел немного позже, когда неслышно открылась дверь. Вошла Сильвия, все в том же платье, и села перед ними.

— Наблюдение отключено. Я запустила в камеры ложную запись. Пройдет час, прежде чем их компьютеры что-то заподозрят.

Фибен снял с шерсти Гайлет диск, и она протянула за ним руку.

— Дай мне минуту, — прошептала Гайлет, отошла и вложила капсулу в свой личный куб информации. — Не обижайся, Сильвия, но нужно кое-что поправить. Фибен подпишет изменения.

— Я не обижаюсь; понятно, что вам нужно переделать запись. Я просто хотела объяснить вам свое предложение.

Все происходило слишком быстро. Фибен уже почувствовал прилив адреналина.

— Я ухожу?

— Мы уходим, — поправила Сильвия. — Ты и я. У меня заготовлены припасы, одежда. И я знаю, как выйти из города.

— Значит, ты с подпольем?

Она покачала головой.

— Я бы присоединилась с радостью, но это исключительно мое шоу. Я... я делаю это не даром.

— Чего же ты хочешь?

Сильвия покачала головой, показывая, что нужно подождать возвращения Гайлет.

— Если вы двое согласитесь рискнуть, я выйду и позову ночного охранника. Я тщательно выбирала его и приложила много усилий, чтобы убедить Железную Хватку назначить его сегодня.

— А что особенного в этом парне?

— Может, ты заметил проби, похожего на тебя, Фибен, и с таким же телосложением. Сходство достаточное, чтобы в темноте на время одурачить роботов-шпионов, я думаю.

Так вот почему этот шен у ворот показался таким знакомым! Фибен быстро соображал.

— Ты его споишь, оставишь с Гайлет, а я переоденусь и воспользуюсь его пропуском.

— Поверь мне, все гораздо сложнее. — Сильвия нервничала и выглядела усталой. — Но в общем ты уловил. Мы сменяемся через двадцать минут. Нужно успеть до этого.

Вернулась Гайлет и протянула капсулу Фибену. Тот приблизил ее к глазу и внимательно прочел измененный текст, не потому что собирался критиковать работу Гайлет, но чтобы передать все подробно Роберту и Атаклене.

Гайлет переписала все сообщение.

ЗАЯВЛЕНИЕ О НАМЕРЕНИЯХ. ЗАПИСАНО ФИБЕНОМ БОЛДЖЕРОМ, А-ШИМПОМ АБ-ЧЕЛОВЕКОМ, КЛИЕНТОМ, ГРАЖДАНИНОМ ЗЕМНОЙ ФЕДЕРАЦИИ И ЛЕЙТЕНАНТОМ РЕЗЕРВА КОЛОНИАЛЬНЫХ ОБОРОНИТЕЛЬНЫХ СИЛ ГАРТА.

Я ПРИЗНАЮ, ЧТО ВО ВРЕМЯ ЗАКЛЮЧЕНИЯ СО МНОЙ ОБРАЩАЛИСЬ ВЕЖЛИВО; Я УВЕДОМЛЕН О ТОМ, ЧТО МНЕ УДЕЛИЛ ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНОЕ ВНИМАНИЕ ВЫСОКИЙ И УВАЖАЕМЫЙ СЮЗЕРЕН ВЕЛИКОГО КЛАНА ГУБРУ. ТЕМ НЕ МЕНЕЕ КАК ВОЕННЫЙ И УЧАСТНИК НАСТОЯЩЕЙ ВОЙНЫ МЕЖДУ МОИМ КЛАНОМ И КЛАНОМ ГУБРУ Я СЧИТАЮ, ЧТО ДОЛГ ЗАСТАВЛЯЕТ МЕНЯ СО ВСЕЙ ВЕЖЛИВОСТЬЮ И УВАЖЕНИЕМ ОТКАЗАТЬСЯ ОТ ДАЛЬНЕЙШЕГО ЗАКЛЮЧЕНИЯ.

ПЫТАЯСЬ БЕЖАТЬ, Я НИКОИМ ОБРАЗОМ НЕ ОТРИЦАЮ ЧЕСТИ, ОКАЗАННОЙ МНЕ ВЫСОКИМ СЮЗЕРЕНОМ, ПОСЧИТАВШИМ МЕНЯ ДОСТОЙНЫМ СТАТУСА ПРЕДСТАВИТЕЛЯ.

ПРОДОЛЖАЯ ПОЧЕТНОЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ ОККУПАЦИИ ГУБРУ ГАРТА, Я НАДЕЮСЬ, ЧТО ВЕДУ СЕБЯ, КАК ПОДОБАЕТ НАСТОЯЩЕМУ КЛИЕНТУ РАЗУМНЫХ, ВЫПОЛНЯЮЩЕМУ ВОЛЮ СВОИХ ПАТРОНОВ. Я ДЕЙСТВУЮ В ТРАДИЦИЯХ ГАЛАКТИЧЕСКОГО СООБЩЕСТВА, НАСКОЛЬКО МОГУ ИХ ПОНЯТЬ.

«Да». Фибен достаточно усердно учился у Гайлет, чтобы понять, насколько лучше это сформулировано. Он снова зарегистрировал свое согласие, и снова записывающее пятно изменило цвет. Фибен вернул диск Гайлет.

«Какая разница, попытка не пытка», — сказал он себе, понимая, насколько рискованно их предприятие.

— А теперь, — Гайлет повернулась к Сильвии, — о какой плате ты говорила? Чего ты хочешь?

Сильвия прикусила губу. Она смотрела на Гайлет, но указала на Фибена.

— Его, — быстро сказала она. — Я хочу, чтобы ты поделилась со мной.

— Что? — Фибен начал вставать, но Гайлет быстрым жестом остановила его.

— Объясни, — сказала она Сильвии.

Сильвия пожала плечами.

— Я не знаю, какой вид брака у вас с ним.

— Никакого! — горячо заявил Фибен. — И какое отношение...

— Замолчи, Фибен, — спокойно сказала Гайлет. — Это верно, Сильвия. У нас нет соглашения, ни группового, ни моногамного. Так в чем дело? Чего ты хочешь от него?

— Разве это не ясно? — Сильвия взглянула на Фибена. — Какой бы статус возвышения ни был у него раньше, сейчас он явно получит белую карту. Только посмотри на его результаты, на то, как он провел ити в Порт-Хелении, и не один раз, а дважды. Любого из этих поступков достаточно, чтобы поднять выше синей карты. А теперь сюзерен пригласил его представлять интересы расы. Такое внимание дорого стоит: статус сохранится, как бы ни кончилась война. Ты это знаешь, доктор Джонс. — Сильвия подвела итог. — У него белая карта, у меня зеленая. Но мне нравится его стиль. Все очень просто.

«Я? Проклятый беляк?» — Фибен расхохотался над таким абсурдным предположением. До него начало доходить, к чему клонит Сильвия.

— Кто бы ни победил, — продолжала Сильвия, не обращая на него внимания. — Земля или губру, я хочу, чтобы мой ребенок попал на вершину возвышения, чтобы его защищал Совет. Пусть ему достанется достойная судьба, а мне — внуки и кусочек завтра.

Очевидно, Сильвия говорила совершенно серьезно.

Но Фибен не расположен был сочувствовать ей. «Самая глупая из всех метафизических глупостей!» — подумал он. Она даже не разговаривает с ним, а обращается к Гайлет!

— Эй, а разве меня не надо спросить? — возразил он.

— Конечно, нет, глупый, — ответила Сильвия, качая головой. — Ты шен, а самец-шен при случае совокупится с козлом или с листвой, если ничего более подходящего не найдется.

Доля правды в этой шутке, конечно, имеется, Фибен покраснел.

— Но...

— Сильвия привлекательна и приближается к розовому. Что же ты сделаешь, освободившись? Мы соглашаемся, что твой долг и удовольствие совпадают. — Гайлет передвинулась. — Нет, решение принимать не тебе. Пожалуйста, помолчи, Фибен.

И Гайлет повернулась к Сильвии со следующим вопросом. Но в этот момент Фибен даже не слышал ее слова. Гул в ушах заглушил все остальные звуки. Фибен мог думать только о барабанщике, бедном Игоре Паттерсоне.

«Гудолл, защити меня!»

— ...так поступают самцы.

— Да, конечно. Но, я думаю, тебе нужно будет заключить договор с ним, пусть и не формальный. В теории все в порядке, но сразу видно, что гордыня у него непомерная. Он может заупрямиться.

«Так вот что на самом деле думают о нас, шенах, самки? — размышлял Фибен. Он вспомнил уроки „здоровья“ в средней школе. Молодым самцам-шимпам читали лекции о праве на продолжение рода и показывали фильмы о венерических болезнях. Как и остальные подростки, он гадал, что же в это время изучают шимми. — Неужели в школе их учат такой формальной логике? Или они знакомятся с ней на собственном болезненном опыте? Узнают от нас?»

— Он мне не принадлежит, — пожала плечами Гайлет. — Если ты права, то он и не будет никому принадлежать... кроме Совета возвышения, бедняга. — Она нахмурилась. — Я только прошу, чтобы он благополучно добрался до гор. До того времени он к тебе не притронется, понятно? Получишь свое, когда он будет в безопасности у партизан.

«Мужчина-человек на такое бы не пошел», — с горечью подумал Фибен. Но ведь люди — это не незавершенные существа класса клиентов, которые «совокупляются с козлом или с листом...»

Сильвия кивнула в знак согласия и протянула руку. Гайлет пожала ее.

Они долго смотрели друг на друга, потом разняли руки.

Сильвия встала.

— Я постучу, прежде чем зайти. Минут через десять. — И она победно посмотрела на Фибена, словно только что заключила выгодную сделку. — Будь готов к тому времени.

Когда она вышла, Фибен наконец обрел дар речи.

— Ты слишком полагаешься на свои бойкие теории, Гайлет. Какого дьявола! Почему ты уверена...

— Я ни в чем не уверена! — ответила она. Ее лицо исказила гримаса, что поразило Фибена больше всего происшедшего за этот вечер.

Гайлет провела рукой по глазам.

— Прости, Фибен. Поступай, как сочтешь нужным. Но только не обижайся. Никто из нас сейчас не имеет права обижаться. Да и Сильвия не очень много просит, учитывая, каковы ставки.

Фибен видел сдержанное напряжение в глазах Гайлет. Гнев его растаял, сменившись тревогой за нее.

— Ты... ты уверена, что с тобой все будет в порядке?

Она пожала плечами.

— Наверно. Сюзерен, вероятно, найдет мне другого партнера. Постараюсь тянуть как можно дольше.

Фибен прикусил губу.

— Мы принесем тебе известие от людей, обещаю.

Ее взгляд сказал Фибену, что она почти не надеется на это. Но она улыбнулась.

— Постарайся, Фибен. — Она протянула руку и легко коснулась его лица.

— Знаешь, — прошептала она, — я по тебе буду скучать.

Мгновение миновало. Она отняла руку, и выражение ее лица снова стало серьезным.

— Теперь собери то, что тебе может пригодиться, а я буду говорить: нужно кое-что передать генералу. Запомнишь, Фибен?

— Да, конечно. — Но на секунду Фибен задумался, увидит ли он еще когда-нибудь нежность в ее глазах. Вновь погрузившись в заботы, она ходила за ним, пока он собирался. И когда несколько минут спустя в дверь постучали, она еще говорила.

Глава 64ГАЙЛЕТ

Когда они ушли, Гайлет села на матрац, закрылась одеялом, обхватила колени руками и принялась медленно раскачиваться в такт своему одиночеству.

Одинока, но не одна, хотя гораздо лучше было бы действительно остаться одной. Гайлет чувствовала присутствие другого шена, одетого в платье Фибена. От него исходил слабый запах наркотика, одурманившего его.

Охранник еще долго не проснется, но тревогу, очевидно, поднимут раньше.

Нет, она не одна, но никогда Гайлет Джонс не чувствовала себя такой отрезанной от всех, изолированной.

«Бедный Фибен, — думала она. — Может, Сильвия права насчет него. Он, несомненно, один из лучших шенов, каких я встречала... — Она покачала головой. — И все же ему оказалась доступна только часть плана заговора. И я не могла сказать ему остальное, не открыв то, что знаю, невидимым слушателям».

Она не знала, искренне ли действует Сильвия. Гайлет всегда не очень хорошо разбиралась в других. «Но готова поклясться всеми гаметами и зиготами, Сильвии никогда не удалось бы провести сторожей губру».

Гайлет усмехнулась самой этой мысли — будто маленькая шимми может так провести мониторы ити, что они не заметят сразу отсутствия пленника. «Нет, все прошло слишком гладко для экспромта».

Кем это организовано? И с какой целью? А важно ли это?

«У нас не осталось ни единого шанса, Фибену пришлось принять предложение».

Гайлет подумала, увидит ли его снова. Если это еще один тест на разумность, организованный сюзереном Праведности, к утру Фибен может вернуться... он получит еще одну «соответствующую реакцию»... соответствующую особо продвинутому неошимпанзе, представителю своей расы уровня клиента.

Она вздрогнула. До сегодняшнего вечера она не задумывалась над последствиями, но Сильвия помогла все расставить по своим местам. Даже если им доведется встретиться, они с Фибеном никогда не станут прежними. И если раньше их разделяла ее белая карта, то теперь разверзлась настоящая пропасть.

Но Гайлет подозревала, что это все-таки не тест сюзерена Праведности. И, если это не так, значит, какая-то фракция губру отвечает за ночное приключение. Может, один из других сюзеренов или...

Гайлет покачала головой. Она слишком мало знает, чтобы строить догадки. Или она слишком слепа и глупа, чтобы увидеть картину в целом. Вокруг них разворачивается игра, и актерам кажется, что другого выхода нет. Фибен должен был уйти, независима от того, что ему предложили: спасение или ловушку. Она должна остаться и справляться с возникающими трудностями, которых не понимает. Такова ее судьба.

Гайлет это ощущение сопровождает всю жизнь, словно кто-то ведет ее, а сама она не распоряжается своей судьбой. Фибен же только начинает привыкать к такому.

Некоторые древние религии Земли подчиняли все предопределению — вере в то, что все события определены заранее, с момента сотворения мира, а так называемая свободная воля не более чем иллюзия.

Вскоре после Контакта земные философы спросили у галактов, что они думают по этому поводу. Обычно мудрецы галактов отвечали покровительственно: «Такие вопросы можно формулировать только на нелогичном языке волчат. — На самом деле парадоксов не существует».

И никаких загадок для разрешения... по крайней мере такими разумными, как земляне.

Галактам не составляло труда понять идею предопределения. Большинство из них считало, что клан волчат ждет короткая и печальная судьба.

Гайлет неожиданно вспомнила свое пребывание на Земле. Она встретилась там с пожилым поэтом-неодельфином. Он рассказывал ей, как плавал в сонном течении больших китов, часами слушая их печальные песни о древних китовых богах. Она была польщена и очарована, когда престарелый фин посвятил ей стихотворение.

Там, где вспыхивает шар,

Быстро летя в воздухе,

Ударь его рылом!

Гайлет понимала, что эта хайку гораздо выразительнее на тринари, гибридном языке, который неодельфины использовали для поэзии. Она, конечно, не знает тринари, но даже на англике до нее доходила аллегория.

Думая об этом, Гайлет поняла, что улыбается.

«Поистине, ударь рылом!»

Спящий рядом с ней негромко храпел. Гайлет поискала языком и представила себе, что вслушивается в ритм барабанов.

* * *

Несколько часов спустя она по-прежнему сидела в задумчивости, когда распахнулась дверь и из коридора пробился свет. Вошли несколько четвероногих птицеподобных. Кваку. Возглавляла эту процессию слуга сюзерена Праведности. В оперении пастельных тонов она встала, но ее поклон остался без ответа.

Кваку посмотрел на нее, потом указал на неподвижную фигуру под одеялом.

— Твой товарищ не встает, это неэтично.

Очевидно, когда хозяина рядом нет, слуга не забывает про свою обязанность быть вежливым. Гайлет посмотрела на потолок.

— Наверно, не расположен.

— Ему нужна медицинская помощь?

— Я думаю, он скоро придет в себя.

Кваку раздраженно пошевелил трехпалыми лапами.

— Скажу откровенно: мы хотим осмотреть его, удостовериться в личности.

Гайлет подняла брови, хотя и знала, что жест этот останется непонятым.

— А кто, по-твоему, это может быть? Дедушка Бонза? Следите ли вы, кваку, за своими пленниками?

Возбуждение птицеподобного усилилось.

— Эти помещения заключенных находятся под ответственностью вспомогательных сил неошимпанзе. И если что-то не так, виновата их некомпетентность животных, их недостойная разумных небрежность.

Гайлет рассмеялась.

— Вздор!

Кваку прервал свой раздраженный танец и прислушался к портативному передатчику. Потом снова посмотрел на Гайлет. Она покачала головой.

— Ты не можешь винить в этом нас, кваку. Мы с тобой оба знаем, что проби здесь, на страже, — только видимость. И если что-то случилось, причина в твоем собственном лагере.

Слуга раскрыл клюв. Мелькнул язык. Гайлет знала, что это жест откровенной ненависти. Чужак сделал знак, и два шарообразных робота с гудением выдвинулись вперед. Мягко, но решительно они с помощью гравитики подняли спящего неошимпа, даже не сняв одеяла, и унесли к двери. Поскольку кваку не потрудился заглянуть под одеяло, он, очевидно, уже знал, кого найдет.

— Начнем расследование, — пообещал он и повернулся. Гайлет знала, что через несколько минут кваку прочтут «прощальное послание» Фибена, оставленное в шерсти храпящего стражника. И попыталась помочь Фибену, еще немного задержать преследователей.

— Отлично, — сказала она. — Тем временем исполните мою просьбу... Нет, требование.

Слуга уже приблизился к двери во главе процессии кваку. Однако, услышав слова Гайлет, он остановился, вызвав небольшой затор. С гневным щебетом кваку сталкивались друг с другом и поворачивали клювы к Гайлет.

Предводитель с розовым гребнем тоже обернулся.

— Ты не имеешь права предъявлять требования.

— Я делаю это во имя галактических традиций, — настаивала Гайлет. — Не заставляй меня адресоваться непосредственно к его превосходительству сюзерену Праведности.

Наступила долгая пауза, во время которой кваку как будто взвешивал риск, связанный с этим предположением. Наконец он спросил:

— Что за глупое требование?

Но Гайлет молча ждала.

Наконец с явной неохотой слуга поклонился, едва заметно склонив голову. Гайлет ответила тем же.

— Я хочу пойти в Библиотеку, — сказала она на превосходном гал-семь. — Это мое право гражданина галактики.

Глава 65ФИБЕН

Уйти в одежде спящего охранника оказалось до смешного просто. Сильвия сообщила ему условную фразу, которую нужно сказать роботам у ворот.

Единственный стражник-шимп жевал сандвич и махнул рукой, чтобы проходили, даже не взглянув на них.

— Куда ты меня ведешь? — спросил Фибен, как только темная, увитая растительностью стена тюрьмы оказалась позади.

— На пристань, — бросила через плечо Сильвия. Она быстро шла по влажному тротуару мимо кварталов темных, пустых зданий, подобных человеческому жилью. Потом они миновали район шимпов — большие дома для групповых браков, пестро раскрашенные, с окнами, похожими на двери, и с прочными решетками, чтобы могли взбираться дети. Время от времени Фибен замечал за плотно задернутыми занавесями силуэты.

— Почему на пристань?

— Потому что там лодки! — отрезала Сильвия. Она беспокойно посматривала то на часы на руке, то назад, через плечо, как будто опасалась слежки.

То, что она нервничает, естественно, но Фибен тоже был на пределе. Он схватил ее за руку и заставил остановиться.

— Послушай, Сильвия. Я ценю все, что ты до сих пор делала, но не пора ли ознакомить меня с планом?

Она вздохнула.

— Да, наверно, ты прав. — Ее тревожная улыбка напомнила ему вечер в «Обезьяньей грозди». То, что он тогда принял за похоть, на самом деле было бравадой, прикрывавшей страх.

— Если не считать ворот в ограде, из города можно выбраться только на лодке. Мой план — пробраться на борт одного из рыболовных судов. Рыбаки выходят в море на ночной лов, — она взглянула на часы, — примерно через час.

Фибен кивнул.

— А потом что?

— Когда корабль выйдет из залива Аспинал, мы спустимся за борт и поплывем в парк Северного мыса. Оттуда трудная дорога на север вдоль берега, но мы до рассвета сумеем добраться до холмов.

Фибен кивнул: неплохо. Ему понравилось, что есть возможность для изменения плана, если возникнут проблемы или позволят обстоятельства. Например, попытаться плыть не на север, а на юг. Враг, конечно, не ожидает, что беглецы направятся прямо к его новой установке! Там должно быть много строительного оборудования. Фибена прельщала перспектива украсть одну из машин губру. Если это удастся, может, он действительно заслужит белую карту!

Он быстро отбросил эту мысль, потому что сразу вспомнил о Гайлет. Черт возьми, как же ее не хватает!

— Кажется, все хорошо продумано, Сильвия.

Она настороженно улыбнулась.

— Спасибо, Фибен. Э-э-э... может, пойдем?

Он сделал знак, чтобы она шла впереди. Вскоре они миновали закрытые магазины и пищевые пункты. Облака над головой теперь висели низко и зловеще, и ночь пахла приближающейся бурей. Неравномерными, но сильными порывами дул юго-западный ветер, бросая им под ноги листья и обрывки бумаги.

Когда пошел дождь, Сильвия подняла капюшон парки, но Фибен не стал этого делать. Лучше мокрые волосы, чем глухота и слепота.

В направлении моря он увидел в небе сверкание, сопровождаемое далекими раскатами. «Дьявольщина! — подумал Фибен. — Что это со мной!» Он схватил свою спутницу за руку.

— В такую погоду никто не выйдет в море, Сильвия.

— Капитан этого корабля выйдет, Фибен. — Она покачала головой. — Мне не следовало тебе говорить, но... он контрабандист. Даже до войны он промышлял этим. Его корабль приспособлен к плохой погоде и даже может частично погружаться.

Фибен мигнул.

— А что он перевозит сейчас?

Сильвия посмотрела по сторонам.

— Главным образом шимпов, на остров Гилмор и обратно.

— Гилмор! Он отвезет нас туда?

Сильвия нахмурилась.

— Я пообещала Гайлет, что отведу тебя в горы, Фибен, и вообще-то я не уверена, что можно настолько доверять этому капитану.

Но голова у Фибена закружилась. Половина людей планеты интернирована на острове Гилмор! Зачем добираться до Роберта и Атаклены — ведь они в сущности дети, — когда там специалисты из университета!

— Будем действовать по обстоятельствам, — уклончиво сказал он. Но уже решил, что сам оценит капитана контрабандистов. Может быть, под прикрытием бури это окажется возможным? Фибен раздумывал об этом всю оставшуюся дорогу.

Вскоре они приблизились к пристани — и оказались недалеко от того места, где днем Фибен наблюдал за чайками. Дождь шел неожиданными, непредсказуемыми порывами. Как только он прекращался, воздух становился необычайно чистым и насыщенным запахами — от разлагающейся рыбы из таверны на берегу, где еще горели огни и откуда доносились звуки негромкой печальной музыки.

Ноздри Фибена раздувались. Он принюхивался, стараясь разгадать тайны, скрываемые непостоянным дождем. Чувства питали воображение Фибена, подбрасывая темы для размышлений.

Его спутница свернула за угол, и Фибен увидел три причала. У каждого несколько темных корпусов. Один из них, несомненно, корабль контрабандистов. Фибен снова остановил Сильвию, взяв ее за руку.

— Нам нужно торопиться, — сказала она.

— Слишком рано приходить тоже не стоит, — ответил он. — В лодке будет тесно и душно. Иди сюда, мы можем кое-чем заняться.

Он увлек ее назад, в тень, и она удивленно подняла глаза. Фибен обнял ее, чувствуя сопротивление. Затем она расслабилась и он поцеловал ее.

Сильвия ответила.

Когда он начал губами щипать ее ухо, шею, Сильвия вздохнула.

— О, Фибен. Если бы у нас было время. Если бы ты только знал, как много...

— Ш-ш-ш, — сказал он и выпустил ее. Картинным движением снял парку и бросил на землю.

— Что?.. — начала она, но он привлек ее, усадил на парку и сам сел рядом.

Напряжение ее слегка ослабло, когда он начал расчесывать ей шерсть пальцами.

— Уф! — выдохнула Сильвия. — Мне на мгновение показалось...

— Кто, я? Ты должна уже меня знать, дорогая. Я из тех, кто торопится медленно. Никакой спешки. Всему свое время.

Она повернула голову и улыбнулась ему.

— Я рада. Все равно я еще с неделю не буду розовой. Хотя, я хочу сказать, можно не ждать так долго. Просто...

Голос ее прервался, когда левая рука Фибена сжала ей горло. Он быстро сунул руку в ее парку и щелчком раскрыл карманный нож, прижал лезвие к сонной артерии. Глаза Сильвии выпучились.

— Одно слово, — прошептал он прямо ей в ухо, — один звук, и ты пойдешь на корм чайкам. Понятно?

Она судорожно кивнула. Он чувствовал ее пульс, вибрация передавалась через лезвие ножа. Сердце самого Фибена билось ненамного медленнее.

— Говори губами, — хрипло сказал он. — Я прочту по губам. Признавайся, где жучок.

Сильвия мигнула и сказала вслух:

— Что?.. — И все. Он мгновенно усилил хватку.

— Попробуй снова, — прошептал он.

На этот раз она сумела произнести беззвучно:

— О чем... ты... говоришь, Фибен?

Голос его прозвучал еле слышно.

— Они нас там ждут, верно, дорогая? Я имею в виду не прекрасных контрабандистов-шенов. Я говорю о губру, милая. Ты ведешь меня прямо в их пернатые объятия.

Сильвия застыла.

— Фибен... я... нет! Нет, Фибен.

— Я чувствую запах птицы! — прошипел он. — Они там. Как только я уловил этот запах, все стало понятно!

Сильвия молчала, красноречиво глядя ему в глаза.

— Гайлет, наверно, считает меня простофилей! Теперь я понимаю. Конечно, все организовано заранее и дата намечена давно. Ты не рассчитывала на то, что буря удержит в порту весь рыболовный флот. Сказка про капитана-контрабандиста хороша. Ты изобретательна и могла бы усыпить мои подозрения. Да, Сильвия? Ты так подумала?

— Фибен...

— Заткнись! Как трогательно! Как приятно представить себе, что умные шимпы могут плавать к острову Гилмор и обратно под самым клювом у врага! Тщеславие почти победило, Сильвия, но ведь я когда-то служил пилотом-разведчиком, помнишь? И подумал, как это трудно, даже в такую погоду!

Он принюхался и снова уловил слабый затхлый запах. Теперь он вспомнил, что ни один из тестов, которым их с Гайлет подвергали последние несколько недель, не касался обоняния. «Конечно, нет. Галакты считают обоняние пережитком животных».

На его руку капнула влага, хотя дождь прекратился. Слезы Сильвии. Она покачала головой.

— Тебе... не причинят... вреда, Фибен. Сю... сюзерен просто хочет задать несколько вопросов. И потом тебя отпустят. Он... он пообещал!

«Значит, в конце концов это еще один тест. — Фибену хотелось посмеяться над собой: он ведь посчитал побег возможным. — Наверно, увижусь с Гайлет раньше, чем предполагал».

Он устыдился того, как обращался с Сильвией. Ведь это всего лишь своеобразная «игра», еще один экзамен. Не стоит в таких условиях предпринимать что-либо серьезное. Она ведь только выполняет свою работу.

Он расслабился, выпустил горло Сильвии и тут вспомнил ее фразу.

— Сюзерен обещал отпустить меня? — прошептал он. — То есть он отправит меня назад в тюрьму?

Она энергично покачала головой.

— Нет! — произнесла неслышно. — Он обещал отвезти нас в горы. Я имею в виду ту часть нашей сделки с тобой и Гайлет. Сюзерен пообещал, если ты ответишь на его вопросы...

— Минутку, — остановил ее Фибен. — Ты ведь не о сюзерене Праведности говоришь?

Она покачала головой.

У Фибена неожиданно закружилась голова.

— Который... который из сюзеренов ждет нас там?

Сильвия засопела.

— Сюзерен Стоимости... Стоимости и Бережливости, — прошептала она.

Он закрыл глаза, в ужасе осознав, что это значит. Это не игра и не тест. «О Гудолл!» — подумал он. Теперь нужно думать о том, как спастись. Будь то сюзерен Луча и Когтя, Фибен мог бы сразу швырнуть на ринг свое полотенце, потому что против него бросили бы все военные ресурсы губру. А так есть шанс, хотя и ничтожный. У Фибена начали возникать идеи.

«Бухгалтеры, страховые агенты, чиновники — вот бойцы армии сюзерена Стоимости и Бережливости. Может быть, — думал Фибен. — Только может быть».

Но прежде чем что-то предпринять, нужно договориться с Сильвией. Он не может просто связать ее и оставить, как хладнокровный убийца. Необходимо заручиться ее поддержкой, и быстро. Он может уверить ее, что сюзерен Стоимости и Бережливости не такой ярый приверженец правды, как сюзерен Праведности. Он не обязан держать слово и освободить их. Вообще, сегодняшний набег на пристань может выглядеть незаконным, по стандартам захватчиков, так зачем отпускать свидетелей-шимпов? Зная губру, Фибен предполагал, что сюзерен Стоимости и Бережливости, вероятно, отпустит их — прямо через люк в открытый космос.

«Но поверит ли она моим словам?»

Нельзя рисковать. Фибен подумал, что у него есть другой способ получить Сильвию в союзники.

— Слушай внимательно, — сказал он ей. — Я не собираюсь встречаться с твоим сюзереном по одной очень простой причине. Если я пойду туда со своими теперешними знаниями, я могу распрощаться со своей белой картой.

Она смотрела ему прямо в глаза. По спине ее пробежала дрожь.

— Видишь ли, дорогая. Я должен вести себя как превосходный образец неошимпа, дабы соответствовать критериям. А какой супершимп пойдет куда-то, зная, что там ловушка? Нет, Сильвия. Вероятно, нас все-таки схватят, после того как мы изо всех сил постараемся уйти. Понимаешь, что я имею в виду?

Она несколько раз моргнула и наконец кивнула.

— Эй, — дружелюбно прошептал он. — Взбодрись! Ты должна радоваться, что я разобрался в ситуации. Значит, наш ребенок будет очень умным маленьким ублюдком. Наверно, найдет способ взорвать свой детский сад.

Сильвия нервно мигала, потом нерешительно улыбнулась.

— Да, — сказала она негромко. — Похоже, ты прав.

Фибен опустил руку с ножом и, выпустив горло Сильвин, поднялся. Это момент истины. Ей достаточно крикнуть, и через мгновение их окружит свита сюзерена Стоимости и Бережливости.

Но вместо этого она сняла с пальца перстень с часами и протянула Фибену. Жучок.

Он кивнул и помог ей встать. Вначале она спотыкалась, еще дрожа от волнения, но он обхватил ее рукой и повел назад, в южном направлении.

«Только бы сработала моя идея», — подумал он.

* * *

Он нашел голубятню там, где запомнил ее, за неказистым общежитием вблизи гавани. Очевидно, все спят. Но Фибен тем не менее двигался как можно тише, перерезая проволоку и забираясь в клетку для птиц.

Внутри чувствовалась влажность, неприятно пахло птицами. Негромкое воркование голубей напомнило Фибену о кваку.

— Давайте, малыши, — шепнул он голубям. — Сегодня вы должны помочь мне одурачить ваших сородичей.

Он заприметил это место во время своих прогулок, и то, что оно рядом, было не просто приятно, это было совершенно необходимо. Он и Сильвия не могли уйти из района гавани, пока не избавятся от жучка.

Голуби пятились от него. Пока Сильвия караулила снаружи, Фибен поймал толстую сильную птицу и проволокой прикрепил жучок к ее лапке.

— Отличная ночь для дальнего перелета, а? Как ты думаешь? — сказал он и подбросил голубя в воздух. На всякий случай проделал то же самое со своими часами. Дверь он оставил открытой. Если птицы слишком рано вернутся сюда, губру отыщут их по сигналу жучка. Но их шумное прибытие вспугнет всю стаю, и снова начнется охота за химерой.

Поздравив себя с этой хитростью, Фибен вместе с Сильвией побежал на восток, подальше от гавани. Скоро они оказались в полуразрушенном промышленном районе. Впрочем, Фибен знал, где находится. Он проходил здесь, ведя смирную лошадь Тихо в свой первый приход в город после вторжения. Незадолго до того, как они дошли до стены, он сделал знак остановиться. Ему нужно перевести дыхание, хотя Сильвия, казалось, совсем не устала.

«Она ведь танцовщица», — подумал он.

— Ну давай раздеваться, — сказал он.

Надо отдать ей должное, Сильвия и глазом не моргнула. Логика безупречная. Возможно, часы не единственный жучок, помещенный на них. Она быстро раздевалась и закончила раньше него. Когда вся одежда лежала грудой, Фибен бросил на шимми быстрый оценивающий взгляд и присвистнул.

Сильвия покраснела.

— Что теперь? — спросила она.

— Идем к ограде, — ответил он.

— К ограде? Но, Фибен...

— Я уже давно хочу посмотреть на нее поближе.

Пройдя еще несколько сот ярдов, они увидели ровную полоску, проведенную чужаками вокруг всей Порт-Хелении. Сильвия вздрогнула, когда они приблизились к высокой ограде, которая влажно блестела при свете сторожевых шаров, расположенных с одинаковыми промежутками.

— Фибен, — сказала Сильвия, когда он шагнул на полосу. — Мы не можем идти дальше.

— Почему? — спросил он. Но все же остановился и повернулся к ней. — Ты знаешь кого-нибудь, кто пытался это сделать?

Она покачала головой.

— Кто может это сделать? Это ведь явное безумие. Эти сторожевые шары...

— Да, — задумчиво сказал Фибен. — Я как раз думаю: сколько их нужно, чтобы огородить весь город. Десять тысяч? Двадцать? Тридцать?

Он вспомнил сторожевых роботов, окруживших гораздо меньший и более уязвимый периметр бывшего посольства тимбрими в тот день, когда взорвался архив, а сам Фибен познакомился с образчиком юмора чужаков. Эти приборы оказались менее действенными, чем Ровер или обычный боевой робот, сопровождавший в бою солдат Когтя.

«Сомневаюсь я в этих», — подумал он и сделал еще один шаг вперед.

— Фибен! — Сильвия, казалось, была на грани истерики. — Давай попробуем ворота. Мы можем сказать стражникам... что нас ограбили. Мы с фермы, заходили в город, и кто-то украл нашу одежду и идентификационные карточки. Если будем вести себя достаточно тупо, может, они нас пропустят.

«Да, конечно». Фибен подошел еще ближе и находился теперь метрах в шести от барьера. Ограда состояла из узких планок, соединенных проволокой сверху и снизу. Фибен выбрал место между двумя шарами, как можно дальше от каждого. Но, приближаясь, он испытывал неотвязное ощущение, что за ним наблюдают.

И уверенность в этом наполнила Фибена покорностью. Сейчас, конечно, солдаты губру уже на пути сюда. Они могут появиться в любую минуту. Лучше всего повернуться и бежать. Немедленно!

Он оглянулся на Сильвию. Она стояла там, где он ее оставил. Видно невооруженным глазом, что она предпочла бы оказаться в любом другом месте. Он не понимал, почему она остается. Фибен ухватился правой рукой за левое запястье. Пульс быстрый и нитевидный, во рту сухо, словно посыпали песком. Дрожа, он напряг всю волю и сделал еще один шаг к ограде.

Почти осязаемый ужас сомкнулся вокруг него, как в тот момент, когда он услышал предсмертный крик бедного Саймона Левина в той безнадежной, бессмысленной схватке в космосе. Фибен испытывал мрачное ощущение предопределенности. Ощущение тщетности жизни.

Он медленно повернулся и посмотрел на Сильвию. И улыбнулся.

— Дешевки эти птицы! — сказал он. — Шары вовсе не следящие! Это глупейшие пси-излучатели!

Сильвия мигнула.

— Ты уверен? — недоверчиво спросила она.

— Иди, сама увидишь, — позвал он. — Сейчас тебе кажется, что за тобой наблюдают. Потом ты будешь считать, что за тобой гонятся все солдаты Когтя.

Сильвия сглотнула, сжала кулаки и шагнула на пустую полосу. Фибен смотрел, как она делает шаг за шагом. И отдавал должное ее мужеству. Любая шимми давно повернулась бы и убежала с криком.

На лбу у Сильвии выступил пот, смешиваясь с каплями дождя.

Какой-то частью сознания, свободной от рева адреналина, Фибен любовался ее обнаженным телом. К тому же это помогало отвлечься. «У нее действительно были дети». Иногда шимми подделывают следы вынашивания и вскармливания, чтобы выглядеть привлекательней, но в данном случае совершенно очевидно, что у Сильвии был ребенок.

«Интересно узнать о ее жизни».

Остановившись рядом с ним, закрыв глаза, она прошептала:

— Что... что сейчас со мной будет?

Фибен прислушался к себе. Вспомнил о Гайлет, о том, как она оплакивала своего друга и защитника шимпа Макса. Вспомнил о шимпах, которые словно разрывались на части под ударами мощного оружия врага. Вспомнил Саймона.

— Ощущение такое, словно только что умер твой лучший в мире друг, — мягко сказал он и взял ее за руку.

Она вцепилась в его руку, но на лице ее появилась гримаса облегчения.

— Пси-излучатели. И это... это все? — Она раскрыла глаза. — Дешевки эти птицы!

Фибен расхохотался. Сильвия медленно улыбнулась и свободной рукой прикрыла рот.

Они смеялись, стоя под дождем посреди реки печали. Смеялись до слез, и когда наконец перестали течь слезы, медленно, под дождем, по-прежнему держась за руки, дошли до ограды.

* * *

— Теперь, когда я скажу «толкай», — толкай!

— Я готова, Фибен. — Сильвия пригнулась под ним, расставила ноги, прижалась плечом к одной из планок, держась руками за другие.

Стоя над ней, Фибен принял такую же позу и уперся ногами в грязную землю. Несколько раз глубоко вдохнул.

— Толкай!

Они навалились вместе. Планки отстояли на несколько сантиметров друг от друга. Напрягаясь, Фибен чувствовал, как расширяется пространство между ними. «Эволюция никогда не проходит даром», — думал Фибен, прикладывая все силы.

Миллион лет назад люди проходили через муки самовозвышения, получая самостоятельно то, что, как утверждают галакты, можно получить только от других: способность думать и стремиться к звездам.

Тем временем, однако, предки Фибена тоже не ленились, они накапливали силу! Фибен сосредоточился на этой мысли, на лбу его выступил пот. Спина Сильвии дрожала, она тоже давила изо всех сил. Пластилитовые планки скрипели.

— Ах! — Сильвия поскользнулась — и отлетела назад.

Фибен от толчка развернулся, и упругая планка, выпрямившись, отбросила его на Сильвию. Минуту-две они просто лежали, тяжело дыша. Наконец Сильвия заговорила.

— Пожалуйста, милый... не сегодня. У меня болит голова.

Фибен расхохотался. Скатился с нее и лег на спину. Юмор им необходим. Это лучшая защита от непрерывного давления пси-шаров. Паника все время держится на краю сознания, а смех удерживает ее, не давая распространяться.

Они помогли друг другу встать и осмотрели ограду. Щель заметно расширилась, сейчас она не меньше десяти сантиметров. Но этого все равно недостаточно. И Фибен чувствовал, что время их подгоняет. Им нужно не менее трех часов, чтобы затемно добраться до холмов. По крайней мере если они переберутся, буря им на руку. Они с Сильвией снова подготовились, встали на место. Опять пошел дождь, все ближе заблестели молнии. Загремел гром, задрожали деревья, задребезжали ставни в домах.

«Сомнительное преимущество», — подумал Фибен. Конечно, дождь мешает сканерам губру, но одновременно делает скользким искусственный материал изгороди. Трудно за него ухватиться. Да и грязь мешает.

— Готова? — спросил он.

— Конечно, если будешь держать эту штуку подальше от моего лица, — ответила Сильвия. — Она отвлекает.

— Но ведь ты сама попросила Гайлет, милая, чтобы она поделилась с тобой этой штукой. К тому же ты ее видела и раньше, на громовом холме.

— Да. — Она улыбнулась. — Но это не совсем то же самое.

— Ну, ладно, заткнись и толкай, — проворчал Фибен. Они снова навалились изо всех сил.

«Поддается! Поддается!» Он услышал, как выдохнула Сильвия, его собственные мышцы угрожали порваться.

Планка затрещала, выгнулась, снова затрещала.

На этот раз поскользнулся Фибен, выпустив упругий пружинящий материал. Снова они, тяжело дыша, упали в грязь.

Дождь разошелся не на шутку, Фибен промокнул глаза и посмотрел на отверстие. «Сантиметров двенадцать. Ифни! Мало».

Он чувствовал, как проникает в сознание и лишает силы воли пси-излучение. Он знал, что это излучение отнимает у них с Сильвией силы, подталкивает к покорности. С огромным трудом встал и прислонился к упрямой изгороди.

«Дьявольщина, мы старались. Хоть в этом нам не откажешь. Мы почти добились своего. Если бы только...»

— Нет! — неожиданно крикнул он. — Нет! Я не отступлю! — Он бросился к щели, пытался протиснуться, сражался с непокорным отверстием. Где-то в темном царстве прямо ударила молния, осветив поля и лес, а за ними — манящие предгорья Мулун.

Загремел гром, изгородь задрожала. Планки стиснули Фибена, и он закричал от боли. Когда они отпустили, он, полуживой от боли, упал рядом с Сильвией. Но через мгновение снова вскочил. Еще одна электрическая нить соединила землю с мерцающими облаками. Фибен заколотил по земле. Грязь и булыжники разлетелись во все стороны. Гром швырнул их назад, в лицо Фибену.

Речи не существовало. Не стало слов. Та его часть, которая знала, что они существуют, отшатнулась в шоке, и контроль перешел к другим, более древним частям сознания.

Оставались только буря, ветер и дождь, молнии и гром.

Фибен ударил себя в грудь, оскалил зубы под жалящим дождем. Буря пела Фибену, отражалась в земле и дрожащем воздухе, а он ответил ей криком.

Его крик — не изнеженная человеческая музыка и не поэзия сонных фантомов китов и дельфинов. Нет, эту музыку он ощущал мозгом костей. Она приподняла Фибена, как тряпичную куклу, и швырнула в грязь. Он поднялся, отплевываясь и крича.

Он поймал на себе взгляд Сильвии. Она колотила руками по земле, глядя на него широко раскрытыми глазами, возбужденная. Это заставило его еще громче ударять себя в грудь, еще громче кричать. Он знал теперь, что не ослаб! Швыряя камни в воздух, он бросал вызов буре, призывал на себя ее молнии!

И они послушно пришли. Яркий свет заполнил пространство, зарядил его, волосы Фибена встали дыбом, искрились. Беззвучный удар пришелся ему в спину, словно рука гиганта прижала его к стене.

Фибен закричал, ударившись об ограду. И, прежде чем потерял сознание, отчетливо ощутил запах паленой шерсти.

Глава 66ГАЙЛЕТ

В темноте под звуки дождя, стучащего о плитки крыши, она неожиданно открыла глаза. Встала, завернувшись в одеяло, и подошла к окну.

Снаружи над Порт-Хеленией лютовала, знаменуя приход осени, буря. Темные тучи гневно и угрожающе гремели. На востоке ничего не видно, но Гайлет прижалась щекой к прохладному стеклу и смотрела туда.

В комнате приятно тепло, но она закрыла глаза и вздрогнула от неожиданного холода.

Глава 67ФИБЕН

Глаза... глаза... глаза повсюду. Дрожат и танцуют, мерцают в темноте, насмехаются над ним.

Появился слон — продирается сквозь джунгли, буянит, глаза покраснели от гнева. Он пытается бежать, но слон хватает его, подбрасывает хоботом, и несет, стискивая ребра.

Он хочет попросить зверя съесть его или растоптать... только чтобы все кончилось! Но немного погодя привыкает. Боль притупляется, тело ноет, а путешествие становится размеренным...

* * *

Первое, что он почувствовал, придя в себя: дождь почему-то не падает на лицо.

Он лежит на спине, на чем-то вроде травы. Ненастье не затихает. Он ощущает влагу на ногах и теле, но ни одна капля не падала ему на нос или в рот.

Фибен открыл глаза, чтобы посмотреть, в чем дело... и, кстати, понять, почему он еще жив. На фоне облаков смутно вырисовывается силуэт. Невдалеке ударила молния, на мгновение осветив его. На Фибена озабоченно смотрела Сильвия.

Его голова лежит у нее на коленях.

Фибен попытался заговорить.

— Где... — Но послышался только хрип. Голос как будто исчез. Фибен смутно вспомнил, как кричал, вопил в небо. Должно быть, поэтому болит горло.

— Мы снаружи, — сказала Сильвия, чуть погромче, чтобы перекрыть звуки дождя. Фибен мигнул. «Снаружи?» Сморщившись, он поднял голову и осмотрелся.

Трудно было что-то увидеть в такую погоду. Но он сумел разглядеть контуры деревьев и невысоких холмов. Повернулся налево. Безошибочно узнавалась Порт-Хеления, особенно извивающаяся цепочка огоньков на ограде губру.

— Но... но как мы сюда попали?

— Я тебя принесла, — просто ответила она. — После того как ты разорвал стену, ты не мог идти.

— Разорвал стену?..

Она кивнула. Глаза Сильвии сверкали.

— Я считала, что видела раньше танцы грома, Фибен Болджер. Но твой побил все рекорды, клянусь. Если доживу до девяноста и у меня будет сто почтительных внуков, я и тогда не смогу рассказать так, чтобы поверили.

Он смутно припоминал свой гнев, ярость от того, что свобода так близко и в то же время далека. Теперь ему стыдно вспоминать, как в нем победил зверь.

«А еще белая карта!» — фыркнул Фибен, думая, как глупо поступил сюзерен Праведности, выбрав его представителем.

— Должно быть, временно потерял самоконтроль.

Сильвия коснулась его левого плеча. Он сморщился и посмотрел туда — сильный ожог. Странно, он болит не так, как синяки и царапины.

— Ты смеялся над бурей, Фибен, — почтительным тоном сказала Сильвия. — Дерзил, требовал, чтобы она пришла к тебе. А когда она пришла... ты заставил ее исполнить твое желание.

Фибен закрыл глаза. «Гудолл! Какая чушь!» Но все же где-то глубоко внутри он чувствовал себя польщенным. Как будто все произошло так, как описала Сильвия!

Фибен содрогнулся.

— Помоги мне сесть.

На несколько мгновений он потерял координацию, горизонт наклонился, перед глазами все расплывалось. Но Сильвия усадила его, и мир перестал раскачиваться. Фибен жестом попросил помочь ему встать.

— Ты должен отдохнуть, Фибен.

— Когда доберемся до Мулуна, — ответил он. — Скоро рассвет, а буря не продлится вечно. Пошли, я буду опираться на тебя.

Она положила его здоровую руку себе на плечо, поддерживая его. И он сумел встать.

— Знаешь, — сказал он. — Ты сильная маленькая шимми. Хм. Перенесла меня сюда?

Она кивнула, глядя на него все с тем же блеском в глазах. Фибен улыбнулся.

— Хорошо, — сказал он. — Очень хорошо.

Они пошли, спотыкаясь, к лесистым холмам на востоке.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ