Роберт АспринВойна жуков и ящериц
Посвящается Роберту «Баку» Коулсону, чья песня «Воспоминание» вдохновила меня на написание этой книги.
КНИГА ПЕРВАЯ
ГЛАВА— 1 —
Я просыпался.
Первым сработал рефлекс: ПРОВЕРИТЬ ОРУЖИЕ. Оружие было на месте: развешанное по телу или на гвоздях в изголовье кровати. Я ощупал в темноте все по очереди, перевел дух и перешел к следующей стадии пробуждения. Мое оружие при мне, я жив, я цзын, я готов исполнить свой долг, я Рым.
Вспомнив, что я цзын, я уже не удивлялся тому, что вспомнил про долг прежде, чем вспомнил, как меня зовут. Для любого цзына естественно думать прежде о своей расе, об Империи, и только потом уже о себе. Особенно если он, как я, принадлежит к касте Воинов. Поговаривают, что у кое-каких каст — Ученых, например, принято думать прежде об индивидууме, а потом о расе. Не думаю, не думаю. Цзын есть цзын.
Я сжал и разжал когти. Тело функционировало нормально. Можно продолжать проверку. Ни тревоги, ни шума битвы я не слышал, но, осторожно отодвигая хвостом щеколду, я был начеку. Дверь приоткрылась чуть-чуть — на долю дюйма, и я внимательно осмотрел Коридор.
Коридор был тускло освещен — не ярче лунного света. Воздух был теплым — не горячим, но теплым и влажным, как и должно быть ночью на Черных Болотах. Мы просыпаемся не для отдыха и жрачки. Мы просыпаемся для охоты. Мы готовы драться.
Я без всяких дальнейших размышлений отодвинул дверь до конца и собрался было выползать, но застыл. По коридору шел другой цзын. Я подождал, пока он пройдет, использовав это время, чтобы лишний раз проверить оружие.
То, что я выше его по званию — собственно, на этой операции я был его непосредственным начальником, — здесь ни при чем. То, что я пропустил его, не назовешь даже вежливостью — это чистая логика. Коридор слишком узок для двоих, а он шел первым.
Мы не обменялись официальными знаками приветствия, только хвост его чуть дернулся, когда он проходил мимо. Его десятифутовую тушу, крупную даже для цзына, и в полумраке коридора ни с кем не спутаешь. Зыр — мой заместитель в этой операции. Я уважал его за его способности, а он меня — за мои. Я не испытывал потребности желать ему удачи или давать последние инструкции. Он был цзын.
Как и остальные в моей летной группе, он блестяще прошел тренировки, и я не видел причин почему бы ему иначе вести себя в реальном бою. Если он или кто-то другой поведет себя в бою безрассудно или струсит, я его убью.
Коридор опустел, и я пошел по нему вдоль стены с ячейками в сторону машинного отделения. Пару минут я радовался своему чину. Поскольку я командовал летной группой, мой флайер находился в первом от палубы ряду, что избавляло от необходимости ползти по изогнутой стене. Не то чтобы мне это было трудно, но с начала тренировок по пилотажу флайера я обнаружил в себе легкую боязнь высоты. В полете она, разумеется, не проявлялась, но вот висеть где-то между полом и потолком мне было бы противно.
Я не стал тратить время на проверку флайера. Это дело механиков. Я достаточно разбирался в машине, чтобы вести ее и даже исправлять несложные поломки, но за любую технику отвечают механики — это их дело, так же как отвечать за оружие — мое. И все равно, если они и упустили какую-то мелочь, я ее тем более не замечу.
Вместо этого я принялся раскладывать личное оружие по местам в кабине флайера: работа, которую не выполнит ни один механик. Я вовсе не хочу сказать, что механики не умеют водить флайер. Они тоже цзыны, а я предпочел бы в качестве боевого напарника скорее цзына любой касты, нежели любое другое разумное существо. Однако я из касты Воинов, боевой элиты боевой расы, поэтому оружие свое раскладываю всегда сам.
По правде говоря, шансов, что оно пригодится в предстоящей операции, было немного; с другой стороны, мне всегда спокойнее иметь его под рукой. Как-то не совсем я свыкся с теми новыми технологиями, что так внезапно обрушились на нас. Ручное оружие связывало нас с прошлым, с нашими корнями, с Черными Болотами. Даже Верховное Командование не возражает против ношения личного оружия при операции. Оно лишь ограничило вес личного снаряжения, которое можно брать с собой во флайер. Никто не может стать между цзыном и его оружием — даже другой цзын.
Удовлетворившись результатом, я залез во флайер и опустился в гель-кресло. С легким шипением задраился колпак. Я терпеливо ждал, когда на приборной панели загорится сигнал полной герметичности флайера; как только все флайеры нашей секции загерметизируются, мы сможем начинать операцию.
В отличие от транспортов с поселенцами десантные суда вроде нашего тесны, неудобны и оснащены лишь тем, что жизненно необходимо для выполнения операции. Это помогло мне не отвлекаться на лишние размышления. Впрочем, мысли мои против воли то и дело возвращались к тому, что нам предстояло. Мое нежелание думать об операции объяснялось вовсе не отсутствием боевого духа или страхом за свою жизнь. Я цзын. Но это не мешает лично мне неодобрительно относиться к геноциду.
Наконец обе стены-створки — и та, на которой был закреплен мой флайер, и точно такая же, противоположная — дрогнули и начали двигаться. Операция началась. Медленно, они распрямились, превратив параболическое в разрезе помещение в высокий, узкий прямоугольный зал. В результате флайеры с нашей стены оказались точно в интервалах между флайерами противоположной, словно готовые к сбросу бомбы.
Пока наши летные группы проводили последнюю предстартовую проверку, отсеки по обе стороны от нашего, наоборот, увеличились в объеме, давая возможность экипажам их флайеров занять свои места. Как я уже сказал, на десантном корабле нет лишнего пространства.
Палуба нашего отсека отворилась почти у меня под ногами. Поскольку мой флайер располагался в нижнем ряду, я имел великолепный обзор вниз. Глянув в зияющий черный провал, я испытал легкое головокружение. Мы не относимся к летающим расам.
А потом наступила невесомость. Не было ни толчка, ни стука, означавшего сброс флайера: только что я сидел в закрепленном на стене флайере, а в следующую секунду я падал. Притом что обыкновенно я избегаю комментариев, это ощущение не из самых приятных.
Как нас и предупредили при инструктаже, операция была назначена на ночное время. В этом имелся определенный смысл: неприятель вел дневной образ жизни, тогда как мы, цзыны, привыкли действовать ночью. Это давало нам неоценимое преимущество в предстоящем бою. Еще это означало, что нас сбросили на темную сторону планеты, затруднив возможность ориентироваться на местности.
Атмосферные потоки изрядно пошвыряли мой флайер при снижении, но это меня почти не беспокоило. И потоки, и давление, и погодные условия несомненно принимались в расчет сбросившими нас пилотами. В некотором роде пилоты — специалисты, подготовленные не хуже, чем Воины.
Легкое покалывание ступней на педалях дало мне знать, что мой флайер вошел в зону действия одного из источников энергии, заблаговременно сброшенных разведывательными кораблями. Тем не менее я продолжал падать. Теперь я мог уже различить отдельные детали простиравшегося подо мной ландшафта. Слева виднелась значительная водная поверхность, прямо подо мной — что-то вроде горного перевала, а справа насколько хватало зрения тянулись леса. Планета была явно почти не заселена. Неудивительно, что противник выбрал ее для колонизации. Неудивительно, что нам предстояло отбить ее у него.
Покалывание ног заметно усилилось, но я продолжал падать. Я даже позволил себе подумать о возможном отказе техники, но тут же отогнал эту мысль. Программа полета была настолько проста, что в ней просто не было места ошибке; к тому же я до сих пор не сделал еще ничего такого, что могло бы привести к неполадкам.
Словно в подтверждение моих выводов автопилот выбрал именно эту секунду, чтобы среагировать на надвигавшуюся землю. С легким хлопком развернулись перепончатые крылья из упругого металла, и флайер перешел в стремительный полет. Перегрузка вдавила меня в гель-кресло и на мгновение затуманила зрение.
Короткое нажатие обеими ногами на педали отключило автопилот и передало управление флайером мне. Несколько мгновений я позволял машине скользить вперед, потом точным нажатием педалей сбросил скорость. Управление флайером — исключительно сложный процесс, но мы натренированы до такой степени, что можем делать это почти автоматически, не думая. Флайеры для нас стали такими же послушными, как, скажем, собственные руки или ноги. Совершенная форма транспорта, только и всего. Голова должна быть занята только одним: операцией, противником.
Пока флайер шел не меняя курса, я изучал землю внизу, используя для этого как собственные чувствительные к теплу органы, так и акустические локаторы флайера. Последним я доверял в меньшей степени, но и они не помешают при управлении машиной. Иногда — особенно в ночное время — они могут предупредить о препятствиях по курсу раньше, чем собственные органы чувств.
Я несся над речной долиной, в восходящих потоках теплого воздуха. Прямо и правее по курсу начинался тот лесной массив, который я видел с высоты. Похоже, пилот правильно рассчитал точку сброса.
— Готовы, Рым.
Телепатированный голос Зыра прозвучал у меня в голове. Я не оглянулся. В этом не было нужды. Его сигнал передал мне все, что мне нужно было знать: отряд развернулся за моей спиной в боевой порядок, и им не терпится начать.
— Заводимся на счет «один», — телепатировал я. — Приготовились… Три… Два… Один!
Посылая последнюю команду, я с силой нажал на педали, и машина рванулась вперед с новой скоростью, когда включился двигатель. Не было ни рыка, ни даже нового шороха. Это одно из преимуществ нового привода. Искровые двигатели бесшумны — немаловажное дополнение к нашей тактике внезапности. Раса, которая их изобрела, ужасно гордится своими бесшумными заводами и лифтами. Как раса Воинов, мы нашли им и другое применение.