– Командир, а помните, когда в декабре на вершину вышли – тогда какие фотки сделали! Помните, тогда еще говорили, что Грузию было видать…
Шедший сразу за лейтенантом сержант Кузьмин помешал Завьялову ответить – он попытался перестроить болтуна на боевой лад:
– Пятый: справа вверх двадцать – кусты…
– Ага, – откликнулся боец. – Кажись, заяц сиганул…
Последним в первом отделении шел Живчик, автоматически среагировавший на версию о зайце:
– Ага, заяц… за волком погнался… Голодный, наверное… Потому что с тушёнки охренел.
По всему отделению плеснуло смешком, кто-то «добавил юмора»:
– Не-ет. Стояк у него утренний. Завелся, мужик…
Лишь когда ржать начали чуть ли не в голос, лейтенант приструнил бойцов, впрочем, не особо жестко:
– Кончайте треп…
…Между тем затаившийся в засаде уголовного вида боевик со славянской наружностью докладывал Хамзату по трубке шепотом, визуально наблюдая десантников:
– Хамзат, тут до тэбэ хлопцив дэсить. Може, трошкы ще… прыпызднылысь?
Хамзат решил, что дальше ждать – уже нет смысла. Да и его самого постоянно дергали и торопили – заброшенный лагерь строителей ЛЭП был уже просто переполнен боевиками, а новые отряды и группы все подходили и подходили. Всю эту человеческую массу нельзя было долго держать так скученно в месте, которое просто размерами не соответствовало такому количеству людей. Поэтому Хамзат скомандовал наемнику-западенцу, несколько лет назад принявшему ислам:
– На счет пять. Огонь по последним. Чтобы первые жопу показали. Аллаху акбар!..
…Болтливый боец (его звали Миша Груздев) все никак не унимался, пытаясь на отдышке рассказать скабрезную байку:
– …И тут он её – раз… и по самые помидоры…
Остальные сопели, но молчали – говорить, в общем-то, было тяжело, они же лезли наверх.
Договорить Груздеву помешали автоматные очереди из засады. Груздев удивленно обнял сам себя за плечи, к нему инстинктивно бросились шедшие сзади.
– К бою! – заорал нерастерявшийся Завьялов. – Уходим влево в туман! Вниз! Шестой – Сошку на связь… Кузьмин, прикрой…
Сам лейтенант отходил, пятясь, постоянно огрызаясь короткими автоматными очередями по кустам – цели он не видел, но именно одна из его «слепых» очередей оборвала жизнь муджахеда-украинца. Тем не менее только туман спас взвод разведчиков от немедленного уничтожения на месте. В тумане искривляется пространство, искажается истинная дистанция до цели.
Солдатик-связист (новенький, вместо не вернувшегося еще из госпиталя Димы Гущина) перекатывался вниз вместе с переносной станцией. Его прикрывали огнем подходившие снизу и отходившие сверху Кузьмин с Завьяловым…
…Хамзату быстро доложили о том, что его засада-секрет оказалась, мягко говоря, не очень эффективной. Ну по крайней мере – не такой эффективной, как от неё того ожидали. В этой ситуации у Хамзата просто другого выхода не оставалось, как преследовать разведвзвод Завьялова всеми имевшимися в его распоряжении силами – то есть всем отрядом. Ведь он зачинал бой фактически на глазах верховых эмиров. Как говаривал когда-то Салман Радуев – это был важный политический момент. Запоминается и отмечается впоследствии самая большая удача и – самая первая. Поэтому Хамзат бросил вниз, на преследование, практически весь отряд. Туда же послал и очумевшего от выстрелов Алика:
– Брат, тебе надо вниз, с остальными! У тебя кинжал есть? Значит, режь горло собакам! Добивай их!
– Это деда кинжал, – зачем-то пояснил Алик не слушавшему его Хамзату.
– Аллаху акбар! Вперед, брат!
Хамзат подтолкнул Алика, и он побежал вместе со всеми вниз, туда, где грохотали автоматные очереди. Долго он, впрочем, не пробежал – споткнулся о камень и упал, больно ударившись подбородком о мушку автомата. Когда Алик встал – его новенькая форма была уже испачкана грязью. Отряхивавшегося Алика обогнали другие боевики, один из бежавших арабов на ходу дал ему пинка. Алик снова упал, а когда поднялся, увидел, как поднимавшиеся навстречу двое муджахедов тащили за ноги тело боевика-западенца – с вывалившимся языком и цепляющимися за камни неестественно широко разведенными руками. На левом запястье был вытатуирован трезубец… Снизу слышалось какое-то рычание, гортанные команды, выстрелы и вой – то ли волчий, то ли человечий. Но откуда здесь взяться волкам?
Алика затошнило, чтобы отвлечься, он стал горстями собирать ноздреватый талый снег, кое-где лежавший в кустах, и пытаться им оттереть свою перепачканную униформу, уже не выглядевшую столь шикарно…
…Когда сверху донеслись выстрелы, к Самохвалову инстинктивно подтянулись практически все офицеры роты. Все молчали, напряженно вслушиваясь в треск радиостанции и в звуки боя наверху. Наконец мембрана разродилась искаженным отчаянным голосом лейтенанта Завьялова:
– Сошка, сошка! Засада! Духов десять – с пляжа! У меня один трехсотый и… Кажется, уходят… нет… Кого-то в кусты тащат…
Самохвалов стиснул микрофон в руке:
– Дима, спокойно, спокойно… Займи оборону. Разберись – сколько их. В кусты сам не лезь… Понял меня?
– Понял!.. Их тут…
Сверху уже не переставая били очереди. Самохвалов поднял голову, встретился взглядом с Рыдлевкой и сказал хрипло:
– Левон. Готовь резерв… Человек пять оставишь Орлову.
– Есть.
Между тем взвод лейтенанта Завьялова, довольно грамотно обороняясь, продолжал широким полукольцом отходить влево-вверх. Боевики, преследуя десантников, постепенно начали вылезать из густого кустарника…
…Хамзат на своем наблюдательном пункте, не видя того, как складывается бой, начал нервничать и терзать трубку «Кенвуда»:
– Саид, Саид… Ты скажешь, сколько собак?
Группа Саида между тем пыталась атаковать Завьялова в лоб. Остальные старались кустарником выйти десантникам в тыл, чтобы напасть снизу и отрезать им путь к отступлению. Боевики хотели взять отбивавшихся десантников в кольцо, но те продолжали непрерывно отходить влево-вверх, рассредоточиваясь в тумане. Митя Завьялов отходил последним, чтобы видеть, сколько боевиков примерно их атакует, и чтобы прикрыть остальных. А лейтенанта страховал Тунгус, непрерывно стрелявший с руки из снайперской винтовки. Тунгусу казалось, что он «снял» уже несколько духов, но уверенности не было – боевики падали постоянно, и трудно было определить в тумане – когда они просто спотыкались, а когда их сбивали на землю пули…
– …Саид, Саид! Сколько?! Сколько собак?!
Трубка наконец ответила Хамзату:
– Много. Совсем много, рота!
«Откуда там рота?» – не понял Хамзат и закричал в «Кенвуд»:
– Что? Откуда – рота? Что, все пошли?
В голосе отвечавшего слышалась характерная для человека, ведущего бой, очумелость:
– Всэ, всэ пашлы!!
Хамзат обернулся к Асламбеку – его десятка, состоявшая только из чеченцев, была его последним резервом.
– Асламбек, твои люди… вперед. Проверь, сколько там гоблинов… Возьми гранатометы… Нам надо недолго подержать собак… Отряд «Джамар» уже двинулся к нам… Через пару часов они будут здесь.
Асламбек молча кивнул. Его десятка еще не успела уйти вниз, когда оттуда появился, тяжело дыша, расхристанный и грязный Алик. Он кинулся к Хамзату, округляя и без того большие глаза:
– Брат, там очень много русских. Можно, я останусь с тобой? Клянусь, я никого не подпущу к тебе!
Хамзату кровь бросилась в лицо, так ему стало стыдно, что Асламбек и его люди наблюдают эту сцену. Он схватил Алика за ворот и встряхнул, как щенка:
– Ты же чеченец! Убегают только собаки! Иди с Асланом, он тебе скажет, сколько там гоблинов и что они делают! Иди!
Алик, озираясь, ушел с десяткой Асламбека, а Хамзат остался на наблюдательном пункте лишь с двумя бойцами – его, можно сказать, личными телохранителями. Хамзат вслушивался в звуки боя, не замечая, что его начинает бить крупная дрожь…
…У офицеров, слушавших рацию на КП роты, лица были не менее напряженными, когда радиостанция ожила очередной раз голосом Завьялова:
– Сошка, Сошка… У меня два «двухсотых», пять «трехсотых»… Один в погремушку… Треснула…
Самохвалов обернулся и крикнул ротному фельдшеру:
– Марченко! Пойдешь с резервом! Там у Завьялова один тяжелый – в голову.
Прапорщик кивнул, и Самохвалов повернулся к артиллерийскому наводчику лейтенанту Суханову:
– Никита! Вызывай огонь!
Закончить распоряжение ротному помешала вновь захрипевшая рация – голос Завьялова был совсем слабым и прерывался, как у пьяного:
– Сошка… Со-шка… Их… двадцать пять – тридцать… Идут напролом… Принимаю бой…
Через паузу, заполненную треском и уханьем, голос Завьялова донесся до Самохвалова в последний раз:
– Товарищ майор… шесть «двухсотых»… у меня семь – ранены… командир… артелей…
Рация затрещала и смолкла. Сверху на стрекот автоматных очередей стало накладываться уханье гранатных разрывов. Самохвалов поднялся, закусив губу. Числов, ставший очень серьезным, покачал головой:
– Если гранаты, значит – работают вплотную…
Майор кивнул и дал отмашку Панкевичу, уже собравшему свой взвод, за исключением Ары и еще четверых, оставленных Орлову:
– Лева… Двигай наверх. Дай нам оборону организовать. Завьялов – еще молодой… Они отсюда где-то в километре.
– Есть!
Панкевич со своим неполным взводом двинулся наверх. Капитан Числов успел дружески ткнуть его кулаком в плечо. Самохвалов же, не поднимая головы от рации, даже не посмотрел вслед ушедшим, он ждал, пока связист вызовет базу. База откликнулась быстро – голосом полковника Примакова, и майор начал докладывать:
– База, квадрат 1785, по улитке – семерка, вступил в бой. Судя по всему, разведка какого-то крупняка. Может, и Хаттаба. Как ждали, только раньше… Пока справляюсь…
– Давай, майор, справляйся, – взолнованно отозвался Примаков. – У нас тут Рыжий, ты знаешь, в засаду попал. Глубоко. Сейчас ему помогаем. Как туман рассеется, тебя летуны навестят. Заявка давно подана… Туман, блин… Держись…