– Не надо, не надо!!! Не надо доктора, пожалуйста!!! Может быть, можно все-таки что-то сделать?!
– Конечно, можно, – ответил Кондрашов, ласково улыбаясь, и подвинул к себе листок чистой бумаги…
Бальзамино они взяли в тот же день, всем операм метод с доктором очень понравился, а вот у начальства, правда, сложилось насчет этой истории особое мнение… Ну да что о грустном…
– Боюсь, что исправлять свои ошибки, гражданка Рябова, вам придется в другом месте и в сроки, определенные законом. Пока я вас задерживать не буду, а завтра с утра жду у себя в кабинете на Лиговском, 145. Запишите мой телефон.
Вера Тимофеевна начала торопливо рыться в своей сумочке, однако ни телефонной книжки, ни авторучки не нашла. Спросить ручку у Жени она не осмелилась и поэтому записала его телефон губной помадой на пачке сигарет «Мальборо», откуда предварительно нервно вытащила сигарету…
На следующий день утром Женя, как обычно, мчался вприпрыжку по Лиговскому проспекту, лавируя между прохожими, – ему почему-то никак не удавалось явиться на службу вовремя, он постоянно просыпал и выскакивал из дому не позавтракав. «Недосыпание для опера – это как для шахтера силикоз», – вспомнил Кондрашов недавно услышанную шуточку. Родил этот афоризм старший опер из УУРа[98] Никита Кудасов, выросший в заполярном горняцком поселке.
Женя ураганом ворвался в обшарпанное здание спецуры и, перепрыгивая через две ступеньки, помчался на четвертый этаж, где в кабинете у шефа уже пять минут как шел утренний сходняк. В коридоре к нему метнулся армейский подполковник с пушками в петлицах. «Рябов! – сразу догадался Женя. – Пришел все-таки! Это хорошо…» Подполковник искательно заглянул Жене в глаза и спросил:
– Простите, ваша фамилия случайно не Кондрашов?
– Случайно Кондрашов, – с деланым безразличием буркнул Женя, не сбавляя темпа по дороге в кабинет шефа.
– Моя фамилия Рябов, – засеменил с ним рядом подполковник. – Понимаете, какое дело, вчера моя жена…
– Я освобожусь через полчаса, – сухо сказал Женя. – Подождите, пожалуйста, в коридоре.
Шеф встретил Кондрашова привычным вздохом:
– Ну что, опять трамвай колесо проколол?
Женя виновато молчал, склонив голову и всем своим видом изображая самое искреннее раскаяние.
– Ладно, – махнул рукой шеф. – Садись. А что это за подполкан тебя с утра по коридору ищет? Надоел всем: где Кондрашов, где Кондрашов?
– Это один свидетель по тем арабам, помните, на прошлой неделе? – легко соврал Женя, совершенно не собиравшийся посвящать кого-либо из своих коллег в ту комбинацию, что он пытался провернуть с супругами Рябовыми. – Но он такой свидетель – тухлый, скорее всего…
Шеф не стал вникать, и оперативка пошла своим чередом. Когда она закончилась и оперативники гурьбой высыпали в коридор, Кондрашов, отмахиваясь от их подначек, направился к своему кабинету, у которого уже маялся подполковник. В принципе, в кабинете, кроме Жени, сидели еще два опера, но они сразу же после сходняка умотали в гостиницу «Спутник», где накануне тамбовские обули[99] на две тысячи долларов придурка туриста из Аргентины.
– Заходите, – кивнул Рябову Кондрашов, отпирая дверь кабинета. – Как я понимаю, вы муж Веры Тимофеевны?
– Да, я ее муж, – ответил Рябов, заходя в тесную комнату и нервно оглядываясь. Взгляд его сразу уперся в приколоченный над столом Жени почтовый ящик, на котором была прикреплена табличка «Для взяток», – у старшего лейтенанта было своеобразное чувство юмора…
Женя сел за свой стол и поднял взгляд на подполковника:
– Слушаю вас… Хотя у меня к вам, честно говоря, никаких особых вопросов нет. Я ожидал увидеть здесь вашу супругу… Вот с ней нам, судя по всему, предстоит долгий разговор.
Рябов кашлянул, одернул на себе китель под расстегнутой шинелью и нервно переплел пальцы:
– Понимаете… простите, не знаю вашего звания…
– Старший лейтенант милиции Кондрашов Евгений Владимирович, – представился Женя и закурил.
Рябов присел на стул у Жениного стола и отер со лба пот – топили в кабинете неплохо.
– Товарищ старший лейтенант, разрешите мне поговорить с вами как мужчина с мужчиной, как офицер с офицером, так сказать…
– О чем? – удивился Кондрашов.
Рябов страдальчески сморщился и продолжил:
– Поймите, товарищ старший лейтенант, то, что вчера случилось с моей женой, это досадное, дикое недоразумение, просто стечение обстоятельств…
– Вы так полагаете? – заломил бровь Женя. – Недоразумение? А вот факты, к сожалению, говорят об обратном… Вы, товарищ подполковник, вообще-то в курсе, куда попали? Вернее, не вы, а ваша супруга?
– В милицию? – неуверенно пожал плечами Рябов.
– Мы не просто милиция, – строго сказал Женя. – Мы специальная служба уголовного розыска. Понимаете? Специальная служба… И пустяками не занимаемся.
От страшного словосочетания «специальная служба» подполковнику, не очень разбиравшемуся в тонкостях милицейских структур, стало явно не по себе – в советских людей вообще прочно вбили страх и трепет перед всем, что называлось «специальным» или «особым». Рябов дернул шеей и заговорил срывающимся голосом:
– Понимаете… Я, товарищ старший лейтенант, не буду с вами спорить – это и глупо, и бесполезно, я чувствую. Но… Мы с женой несколько месяцев назад вернулись из одной южной страны… Когда возвращаешься оттуда, то, поверьте, на многие вещи смотришь по-другому…
Окончивший востфак Кондрашов делал вид, что ему очень интересно, и участливо кивал, не перебивая Рябова, который продолжал с усилием выталкивать из себя слова:
– Мы с женой за границу попали не сразу. Сначала пришлось по всей нашей державе поколесить… Всякого хлебнули. И вот теперь, когда только-только что-то начало налаживаться, все может рухнуть. И из-за чего? Из-за нескольких бумажек, честно, кстати, заработанных при выполнении интернационального долга. Нет, конечно, я не снимаю ответственности со своей жены, она виновата, но… Вы же сами служите, должны понимать… Если вся эта история получит огласку – я уж не говорю о нашей семейной жизни, – вся моя карьера, все годы службы пойдут псу под хвост. В политотделе, в особом отделе – там разбираться не будут. Попалась жена, а виноватым все равно буду я – заставят и партбилет положить, и из армии попросят… Понимаете?
– Понимаю, – кивнул Женя (у него самого «висел» не снятый выговор от замполита за «неподнятые в цвете» конспекты по марксистско-ленинской подготовке). – Чего же тут не понять…
– Ну вот, – воодушевился Рябов. – Мы же оба с вами офицеры… Я совсем не хочу просить вас сделать что-то противозаконное… Но… Может быть, вы, как более опытный в таких делах, подскажете, как нам с супругой найти выход из тупика, в который попали из-за ее бабской глупости? Может быть, все-таки можно что-то сделать? – И подполковник непроизвольно покосился на висевший за Жениной спиной ящик с надписью: «Для взяток».
Кондрашов перехватил его взгляд и, усмехнувшись про себя, ответил:
– Конечно, можно…
В этот момент он вспомнил фарцовщика Бумбараша и, чтобы скрыть улыбку, закусил нижнюю губу.
Рябов попытался вскочить и что-то сказать, но Женя остановил его движением руки:
– Можно-то можно, товарищ подполковник… На свете вообще ничего невозможного нет, но… Я, конечно, понимаю, что вы, трезво оценивая ситуацию – по-мужски, по-офицерски, – сумеете разобраться со своей женой лучше судьи и прокурора…
– Да я!.. – подскочил на стуле Рябов. – Да я ее, суку ебаную… Ой, извините, товарищ старший лейтенант, вырвалось…
– Так вот, – продолжил Кондрашов, напуская на себя самый строгий вид, на который только был способен. – Мне хочется помочь вам. Но это будет зависеть от того, насколько вы будете искренним перед правоохранительными органами, которые в данном случае представляю здесь я…
Рябов вытер мокрое лицо рукавом шинели и прижал ладонь к сердцу:
– Товарищ старший лейтенант, я вам гарантирую… Честное слово офицера…
– Я вам задам несколько вопросов, – сказал Женя. – Задам без протокола, так сказать, тет-а-тет. Вот от того, как честно вы на них ответите, и будет зависеть очень многое. Понимаете?
– Да, – закивал Рябов, – спрашивайте. Я готов ответить на любые вопросы, если, конечно…
– Государственную и военную тайну они затрагивать не будут, – успокоил Кондрашов подполковника, и тот поудобнее устроился на стуле.
Женя встал из-за стола, отошел к окну и закурил сигарету. Он выждал длинную паузу, а потом обернулся к Рябову и тихо начал говорить:
– В августе этого года вы и ваша жена еще находились в Триполи. Вы проживали там в городке советских военных специалистов в квартале Гурджи. В том же городке получил квартиру переводчик группы ВВС капитан Новоселов. Правда, он прожил в ней совсем недолго – как вы прекрасно знаете, Новоселов покончил с собой, оставив предсмертное письмо… За несколько дней до его смерти вы и ваша супруга говорили о чем-то с Новоселовым, – это было вечером, в районе волейбольной площадки. Вспоминаете? Разговор был весьма неприятным для вас, а Вера Тимофеевна даже всплакнула… Я хочу, чтобы вы с максимальной точностью вспомнили все подробности того разговора и рассказали их мне. Подумайте хорошенько, прежде чем отвечать. Что у вас стоит на кону – вы знаете не хуже меня.
По мере того как Кондрашов говорил, у Рябова все сильнее тряслись руки, подполковник открыл рот и с ужасом смотрел на Женю. Кондрашов ответил ему холодным, жестким взглядом, в котором уже не было никакого участия. Так они смотрели друг на друга около минуты, наконец подполковник разлепил жалко дрожавшие губы и просипел:
– А откуда вы… Почему?..
– Потому, – сухо ответил Женя. – Я же объяснял вам уже. Мы пустяками не занимаемся.
Рябов вдруг шмыгнул носом, попытался закусить губу, но не справился с собой и разрыдался. Кондрашов терпеливо подождал, пока подполковник успокоится, налил ему стакан воды и снова отошел к окну.