Весной 200 г. Филипп возобновил войну — он захватил приморские города Фракии, из которых наиболее важен был Сеет на берегу Геллеспонта, а затем осадил Абидос на противоположном побережье; осада закончилась тем, что город пал, а его жителям Филипп предоставил три дня на то… чтобы лишить себя жизни. Под Абидосом Филиппа нашли римские послы, объезжавшие Малую Азию по приказу сената; на требование возвратить Птолемею Эпифану, отныне находящемуся под покровительством Рима[197], его законные владения и подчиниться решению суда, который определит, какие убытки он должен возместить жителям Пергама и Родоса, Филипп ответил послу Марку Эмилию Лепиду, что прощает ему все сказанное за три качества — он молод, красив и родился в Риме.
Формальный повод к войне Рима против Македонии подали события в Греции (вообще все сколько-нибудь значимые события в македонской истории так или иначе связаны с Элладой). Афиняне, справлявшие мистерии, казнили двух акарнанцев, которые случайно оказались свидетелями таинств. Акарнанцы обратились за помощью к своему союзнику Филиппу, и вскоре македонская армия под началом Никанора вторглась в Аттику. Афиняне, естественно, отправили послов с жалобой в Рим, и летом 200 г. римский сенат внес в народное собрание предложение объявить войну Македонии за нападение на государство, находящееся в союзе с Римом. При первом голосовании это предложение было отвергнуто — римляне устали от беспрерывных войн, казна опустела, принудительный заем у граждан (tributum, в современном значении — государственный долг) вырос до невероятных размеров. Тем не менее, повторное голосование принесло желаемый результат, и летом 200 г. в Македонию были переправлены два легиона, набранные из ветеранов-добровольцев, под командованием консула Публия Сульпиция Гальбы.
Складывается ощущение, что Рим в известной мере спровоцировал войну с Филиппом, опасаясь, очевидно, чрезмерного усиления Македонии и ее «великодержавных» притязаний. Несомненно, значительную лепту в римские страхи перед Филиппом внесли пергамцы и родосцы, посольства которых умоляли сенат защитить Малую Азию и Грецию от происков македонского царя. Из двух вероятных противников — Филиппа и Антиоха — первый был ближе и, что немаловажно, слабее (недаром римляне Вторую и Третью Македонские войны вели силами всего двух легионов, то есть от силы 12 000 человек); Антиох же воевал с Египтом и, хотя не дал определенного ответа посетившим его римским послам, но на протяжении всей Второй Македонской войны фактически оставался нейтральным и не вмешивался в противостояние Рима и Македонии.
Высадка Гальбы поначалу не имела сколько-нибудь серьезных последствий: во-первых, на пороге была зима; во-вторых, римский консул заболел, поэтому начало операции отложили до следующего года. Римляне ограничились действиями на море: их флот овладел Халкидой Эвбейской, основным опорным пунктом Филиппа в Греции, и сжег царские арсеналы. Филипп в отместку напал на Афины, но взять город не смог и ограничился тем, что вырубил все деревья в Академии[198]. Весной 199 г. консул Гальба выступил из Аполлонии со своими двумя легионами, 1000 всадников-нумидийцев и несколькими слонами; с севера его поддерживали племена дарданов и иллирийцев, охотно откликнувшиеся на предложение устроить набег на Македонию, с моря должен был наступать флот, а с юга ожидалось вторжение этолян, которых «обрабатывали» римские дипломаты. Встреча римской и македонской армий произошла в Линкестиде, на заболоченной равнине. Численностью противники были приблизительно равны: 20 000 пехотинцев и 2000 всадников у Филиппа, 10 400 легионеров, 1000 всадников и до 5000 «северных варваров» у Гальбы. Долгое время все ограничивалось мелкими стычками фуражиров, а затем Филипп отступил — вероятнее всего, узнав о вторжении этолян, которые все-таки поддались на уговоры римских послов. Отступал он так искусно, что Гальба потерял противника и возвратился в лагерь у Апполонии.
Филипп, ускользнув от Гальбы, обрушился на этолян и разгромил их в долине реки Пеней, а затем разбил дарданов. Кампания 199 г. завершилась сохранением status quo, несмотря на нападение на Македонию с четырех сторон.
Весной 198 г. Филипп, убедившись, что от Антиоха содействия ждать не приходится, перешел к наступательным действиям и вторгся в Иллирию. Против него выступила римская армия под командованием нового консула Тита Квинкция Фламинина — «человека многих добродетелей», как отзываются о нем античные историки, военачальника и дипломата, принадлежавшего к кружку Сципионов[199], горячего поклонника всего эллинского. Фламинин мечтал «освободить Элладу от македонского ига» и не скрывал своей радости, когда жребий назначил ему Македонию[200]. Когда армии сошлись в узкой долине реки Аос, Фламинин пригласил Филиппа на переговоры; македонский царь предложил заключить мир и согласился возвратить все, что успел завоевать, однако наотрез отказался отдавать Фессалию, на чем настаивал Фламинин. Переговоры были прерваны, по боевые действия никак не начинались: Филипп избегал битвы, а Фламинин не решался нападать на укрепленную позицию македонян. Сорокадневное «стояние» на Аосе завершилось предательством греков: несколько жителей Эпира за вознаграждение провели римский отряд численностью в 4000 пехотинцев и 300 всадников горными тропами в тыл Филиппу. Получив донесение о том, что отряд благополучно достиг назначенного места, консул начал наступление; удар с тыла вынудил Филиппа бежать в Фессалию, потеряв до 2000 человек.
В Фессалии македоняне заняли Темпейское ущелье, через которое вела дорога в Македонию. Фламинин преследовал Филиппа, освобождая от македонских гарнизонов греческие города; вскоре в руках римлян оказалась вся Северная Греция. Что касается Греции Южной, она в значительной мере еще находилась под властью македонян благодаря тому, что македонские гарнизоны стояли в ключевых постах — в Коринфе и Халкиде; Беотия по-прежнему находилась с Македонией в союзе, а Ахайя сохраняла нейтралитет. Впрочем, нейтралитет оказался непрочным: когда Фламинин вторгся в Фокиду, а римский флот встал на зимнюю стоянку в Коринфском заливе, ахейцы примкнули к римлянам и немедленно осадили Коринф, гарнизон которого насчитывал 1300 человек.
Зимой 198/197 г. Фламинин и Филипп встретились снова, чтобы достичь соглашения о мире. Как сообщает Аппиан, «Фламинин велел Филиппу вывести гарнизоны из Фокиды и чтобы обе стороны [т. е. Филипп и греки, интересы которых представлял консул. — К.К.] отправили послов в Рим. Когда это было сделано, эллины в римском сенате просили, чтобы Филипп вывел из Эллады три гарнизона, которые он сам называл кандалами Эллады: во-первых, из Халкиды, который угрожал Беотии, Эвбее и Локрам; во-вторых, из Коринфа, запиравший Пелопоннес как бы воротами, и, в-третьих, тот, который находился в Деметриаде, наблюдая за этолийцами и магнетами; сенат спросил послов Филиппа, что царь думает об этих гарнизонах, а когда они ответили, что не знают, то сенат сказал, что пусть Фламинин сам решит и сделает, что он найдет справедливым. С таким ответом послы вернулись из Рима, Фламинин же и Филипп, ни в чем не договорясь друг с другом, вновь обратились к военным действиям».
Обычно консулы в Риме сменялись ежегодно, но, ввиду успехов Фламинина в Греции, сенат продлил его консульские полномочия, и весной 197 г. Фламинин продолжил теснить Филиппа. Он хитростью завладел Фивами и тем самым вынудил Беотию разорвать союз с Македонией, после чего двинулся на север. Римский флот исправно снабжал армию продовольствием. Филипп тем временем отправил подкрепления коринфскому гарнизону, доведя его численность до 6000 человек, и объявил в Македонии «рекрутский набор», в результате чего в армии оказались и старики, и юноши, едва достигшие шестнадцати лет. Из этих новобранцев царь собрал фалангу в 16 000 воинов; еще 10 000 человек составляли конницу и вспомогательные подразделения.
Фламинин искал генерального сражения; ему хотелось, чтобы его называли «освободителем Эллады», а на третий год консульские полномочия не продлил бы никакой сенат. Филипп также стремился к битве, уповая на силу фаланги. Он вывел армию из Темпейского ущелья и встретил римлян на холмистой равнине у города Скотусса. Именно там летом 197 г. состоялась битва при Киноскефалах, получившая свое название по гряде разделявших армии холмов (в переводе с греческого буквально — «собачьи головы») и положившая предел притязаниям Филиппа.
Разведка обеих армий — и македонской, и римской — оказалась не на высоте: противники догадывались о том, что находятся близко друг от друга, но первое столкновение произошло неожиданно для всех. Римский конный отряд, патрулировавший местность, совершенно случайно наткнулся на македонских пельтастов, занимавших склоны Киноскефал. Стычка завершилась неблагоприятно для римлян, и они были вынуждены отступить к своему лагерю; получив подкрепление (пятьсот всадников и две тысячи пехотинцев), римляне вернулись к Киноскефалам и на сей раз взяли вверх, оттеснив македонян за холмы.
Настала очередь Филиппа вводить в бой подкрепления — иначе его пельтасты, окруженные на одном из холмов, были бы обречены на гибель. Царь послал им на выручку наемную пехоту и всю конницу, имевшуюся в его распоряжении. Римлян отбросили, и они наверняка обратились бы в бегство, если бы не этолийская конница, сдерживавшая натиск македонян (Ливий называет эту конницу «лучшей в Греции»). Получив донесение об одержанной победе, царь повел через Киноскефалы правое крыло фаланги.
Перевалив через холмы, македоняне по пологим склонам двинулись в атаку и легко прорвали строй римской вспомогательной пехоты. Это заставило Фламинина вывести из лагеря основную ударную силу — легионы. Македонские пельтасты поспешно отступили, а фаланга сдвоила ряды и устремилась на легионеров. Римляне не выдержали удара фаланги; если бы Никанор, командовавший левым крылом македонской армии, вовремя поддержал своего царя, судьба Македонии, по всей вероятности, решилась бы гораздо позже… Но Никанор отстал; фалангиты Филиппа уже смяли строй легионеров, а вторая половина фаланги только перевалила через хол