Он справился с этой почти невыполнимой задачей, прежде чем достичь рощи у реки, где теперь располагался Безземельный клан. Он с облегчением узнал, что Прекрасный Разум всё ещё жива. Самки, которые её посещали, сообщили, что в какой-то момент она была очень взволнована, поэтому Зоркий Глаз подозревал, что она уже знает о своей потере.
Кислому Животу и некоторым старейшинам в тот день повезло с рыбалкой. Когда прибыл Зоркий Глаз, большая часть клана вгрызалась в нежную плоть. То, что рыбьи головы, хвосты и даже кости откладывались для более поздней трапезы, свидетельствовало об их стеснённых обстоятельствах. Ничего даже отдалённо съедобного не пропадёт зря в эти трудные времена.
Хотя Зоркий Глаз вернулся без добычи и не мог ничего добавить к пиршеству, Удивительное Прикосновение, подруга Кислого Живота (которая была настолько же мила и приятна, насколько её супруг был кислым и непреклонным), окликнула его.
<С возвращением, Зоркий Глаз. Мы отложили для тебя достаточно обеда, чтобы ты мог немного обрасти жирком. Крошечный Хор и её однопометники нашли тайник озёрного строителя с прошлого сезона, так что у нас есть ещё и фрукты.>
Зоркий Глаз с энтузиазмом поблагодарил её, а затем позвал Крошечный Хор и её братьев и сестер рассказать ему всё о том, как они обнаружили сухие фрукты. Они действительно были довольно умны, предположив, что пруд, возле которого теперь был разбит лагерь, вероятно, был результатом начала работ кого-то из озёрных строителей.
<Вероятно, их настигла клыкастая смерть,> произнесла Крошечный Хор, а её мыслеголос был порядком взволнован. <Озёрные строители обычно хранят еду, поэтому мы пошли искать и нашли.>
Даже хваля котят, Зоркий Глаз не мог не думать о том, как низко пал клан. Радоваться этим сморщенным и горьким плодам, когда раньше, до того как их дом был разрушен, они были бы выброшены как несъедобные... Однако он был благодарен. Ночи были уже слишком холодными для кружевного листа. Зелёные игольные орехи превратились в пепел вместе с деревьями, на которых они росли. Любая поддержка тихой охоты приветствовалась.
Когда Зоркий Глаз поел, то подумал, кому бы он мог рассказать о смерти Красного Утёса. Как бы он ни хотел сохранить это дело в секрете, для клана было слишком много рисков. Он подозревал, что они уже находились на землях, которые клан Окутывающих Деревья считал своей собственностью. Любого странствующего охотника может постигнуть участь Красного Утёса.
Зоркий Глаз предпочёл бы сперва обсудить этот вопрос с певицами памяти клана, чтобы узнать, какие прецеденты были для такой ситуации, но Чуткие Уши и её ученики ушли. На мгновение он подумал о том, чтобы проконсультироваться с Крошечным Хором, но понял, что это проявление трусости. Даже если бы Чуткие Уши начала учить котёнка, она бы не делилась информацией о прошлых войнах между кланами. Песни памяти были яркими и отлично воспроизводили все мысли и эмоции — как плохие, так и хорошие; уродливые и подлые, а также отважные и бескорыстные — вот те события, которые находили отклик в их сердцах. Взрослым было достаточно трудно принять песни, повествующие о гневе и ненависти, мучительной потере самок и котят, о том, как гаснет любимый мыслесвет. Они почти наверняка повредили бы рассудок подрастающего котёнка, который верил, что все возможные проблемы можно решить, так как совместное сознание делало недопонимание невозможным, и поэтому они передавались на хранение только тем, кто стал достаточно сильным и по возрасту, и по опыту, чтобы их вынести.
В итоге он сделал то, что всегда считал обязанным сделать: доложил обо всём, что узнал, всем взрослым членам клана. Реакция была настолько плохой, насколько он и опасался.
Только забота о молодняке и раненых удерживали мыслеречь на пониженных тонах. Смерть Красного Утёса была сама по себе достаточно неприятной, но презрение, выказанное всему клану в том, как его тело было брошено, было достаточным, чтобы рассердить даже самого спокойного из Народа.
<Я заметила кое-что очень интересное в твоём докладе,> прокомментировала Делающая Чаши, старшая кошка, пользующаяся большим уважением за её работу с глиной. <Дважды ты разговаривал с этим Бичом Пловца. Единожды присутствовал его племянник Проворные Пальцы. Тем не менее, они приложили все усилия, чтобы оставаться за пределами диапазона, в котором ты мог бы ощущать их мыслесвет.>
<Ты права,> согласился Зоркий Глаз. <Думаю, это было сделано намеренно. Моя способность ощущать чужой мыслесвет не так сильна, как если бы я был связан с супругой. Я предполагаю, что один или оба из них сильнее меня и может обнаружить меня до того, как я обнаружу его. Тогда ему было бы достаточно просто переговорить со мной. Он будет знать, что как только я услышу его голос, даже если я не смогу его видеть, я смогу ответить, и преимущество останется за ним.>
<Это говорит о хитрой личности,> ответила Делающая Чаши.
<Или подлой,> отрезал Кислый Живот.
<Или и то, и другое,> мирно сказала молодая самка, Плетельщица Узлов. <Клан Окутывающих Деревья тщательно выбирал своих пограничников. Мы должны уважать их и учитывать это при планировании дальнейших действий.>
<И нам нужно что-нибудь сделать.> заявил Кислый Живот. <Красный Утёс мог быть откуда угодно, но он стал ценным членом нашего клана. Его дети не вырастут, зная, что нас не волнует убийство их отца.>
<Я вот что подумал,> — произнёс Зоркий Глаз, пытаясь сформулировать наполовину родившуюся идею, пришедшую ему в голову, когда он возвращался в клан с новостями о смерти Красного Утёса. <А что если клан Окутывающих Деревья, возможно, не понимает, как сильно мы нуждаемся. Возможно, тот, кто разговаривал со мной, Бич Пловца, был так обеспокоен судьбой своего клана этой грядущей зимой, что не смог найти сочувствия к чужакам. То, что ему удавалось оставаться на самой границе моего разума, могло облегчить бы ему задачу думать только о потребностях своего собственного клана и видеть во мне только захватчика, угрозу.>
<И что?> усмехнулся Кислый Живот. <Ты бы хотел, чтобы мы пошли к ним, чтобы усилить наш мыслеголос для них?>
<Не совсем,> ответил Зоркий Глаз, стараясь проявлять терпение, а не раздражение, которое он чувствовал. <Что, если мы вызовем одного из них настолько близко, чтобы он не мог игнорировать то, что наш мыслесвет может показать ему? Пусть прочувствуют страх котят, потерявших родителей, и голод, разъедающий животы всего нашего народа. Как только хотя бы один из их клана узнает, насколько ужасно происходящее для нас, они наверняка позволят нам пройти через свои территории и искать убежища в другом месте. Они могут даже пожалеть нас и принять нас.>
Зоркому Глазу было приятно осознавать, что его идея заинтересовала многих членов клана. Другие по-прежнему сомневались. Он повернулся к Плетельщице Узлов.
<Тебя что-то смущает в моём замысле? Возможно, если ты объяснишь, мы могли бы использовать твои идеи, чтобы составить более надёжный план.>
<Я боюсь того, что может случиться, если мы кого-нибудь приведём сюда. Ты сказал, что думаешь, что Окутывающие Деревья терпимо относятся к тому, что мы живём на этой скудной окраине их территории. Что произойдёт, если мы заставим обратить на себя внимание целого клана? Что, если они решат нас выгнать?>
Зоркий Глаз собирался ответить, когда Делающая Чаши удивила его, произнеся неистово.
<Я разделяю твой страх, сестра клана, но либо Окутывающие Деревья прогонят нас, либо наступит зима. Сейчас это приличное место для гнезда, но что будет, когда ручей замёрзнет и даже наши лучшие рыбаки не смогут добыть улов? Нам уже пришлось подъедать остатки за озёрными строителями. Мы очистили камни от каменного меха. Я не певица памяти, но я помню истории, которые рассказывала Чуткие Уши, когда зима тянулась неоправданно долго. Затем обезумевшие от голода кланы дрались друг с другом насмерть из-за пригоршни зеленых игл. Нашему Безземельному клану не избежать конфликта. Мы можем только выбрать, будем ли мы действовать, покуда у нас еще есть силы, или ждать, пока отчаяние не подтолкнёт нас.>
<Я понимаю, Делающая Чаши.> Плетельщица Узлов задрожала, будто почувствовав ледяные ветра, вызванные в памяти Делающей Чаши. <Я снимаю возражение.>
<Как же тогда,> спросил Кислый Живот, <мы должны прийти к приглашению нас посетить? Почему-то мне кажется, что если бы кто-то из клана Окутывающих Деревья действительно хотел узнать нас, они бы уже пришли.>
Зоркий Глаз пригладил свои усы одной настоящей рукой. Он тщательно продумал эту часть, но намеренно скрывал детали своего плана, пока не убедился, что клан хотя бы рассмотрит его.
<У меня есть идея,> сказал он. <Позвольте мне показать.>
***
— Итак, что сказала твоя мама?
— А?
Стефани оторвалась от своей читалки. Она сидела скрестив ноги на скамейке под тенистыми ветвями мантикорского синего дерева, держа читалку на коленях. Львиное Сердце потянулся к ней, по-дружески боднув подбородком её бедро, и она моргнула.
— Я спросил, что сказала твоя мама, — повторил Карл с улыбкой. Он подумал, что Стефани в режиме усердной ученицы ориентировалась в окружающей ситуации примерно как камень.
— Ой. — Стефани снова моргнула, затем криво ухмыльнулась, поняв, что он смеётся. — Прости. Я погрузилась в себя. Она сказала, что они с папой замечательно проводят время, осматривая все достопримечательности. И они, черт возьми, должны проводить его хорошо! Это их первый отпуск с тех пор, как мы приехали на Сфинкс.
— Я знаю, — кивнул Карл. — Они вкалывали как проклятые с тех пор, как вы, ребята, приехали. Я рад, что они хорошо проводят время. Ты хочешь показать им тут всё?
— Показать им что? — рассмеялась Стефани. — Исключая встречи с Фондом Эдера, мы выезжали за пределы кампуса пару раз! Им лучше управляться со стандартным гидом и своими унилинками, чем с той информацией, которую я могла бы им выдать.
— Наверное, ты права, — согласился Карл и бросил взгляд на свою читалку. Несмотря на то, что Стефани смеялась, её ответ был немного резким, и краем глаза он заметил, как уши Львиного Сердца вздрогнули. Он научился читать язык кошачьего тела почти так же хорошо, как и человеческого, и он мог многое рассказать о настроении Стефани, глядя на Львиное Сердце. И именно сейчас ей явно хотелось поехать в путешествие по Мантикоре со своими родителями. К сожалению, эта неделя была экзаменационной, и даже Стефани была напряжена. В среднем оба они имели такие показатели, которые позволили бы им успешно завершить свои курсы, даже если бы они завалили конец обучения, но никто их них не был заинтересован в том, чтобы просто свести концы с концами. Старания сделать всё настолько хорошо, насколько это возможно, могли бы стать для них поводом для гордости в любом случае, но с учётом решения рейнджера Шелтона потратить драгоценные места на пару детишек на них лежала особая ответственность — заставить его гордиться этим.