Время шло, а главные силы Юрия и Изяслава так и не вступили в бой. Схватки между конными лучниками затихли сами собой, черные клобуки и половцы вернулись на исходные позиции. Две рати стояли друг против друга, ратники маялись от безделья и переминались с ноги на ногу, с тоской поглядывая на воевод. Вскоре половцы и черные клобуки вновь затеяли вялую перестрелку, надеясь спровоцировать противника на масштабную атаку. Но ничего не произошло. День медленно клонился к вечеру, на землю стали опускаться сумерки. Юрию надоело это бессмысленное стояние, он переговорил со Святославом Ольговичем и Святославом Всеволодовичем, после чего приказал поворачивать полки и уходить в лагерь. Войска союзников развернулись и стали подниматься на гребень вала.
Изяславу померещилось, что враг бежит. Князь собрал воевод, и обратился к ним с вопросом: что делать в данной ситуации? Самые здравомыслящие предложили вернуться за Трубеж и дождаться утра, но большинство настаивало на том, что противника надо догнать и добить. Изяслав придерживался такого же мнения, поэтому приказал наступать. О том, чтобы разведать обстановку, даже речи не было. Запели боевые трубы, знаменосцы развернули стяги, великокняжеская рать рванула вперед. Увидев, что противник устремился в атаку, Юрий остановил движение войск, развернул полки и пошел навстречу племяннику. Изяслав понял, что жестоко обманулся, приняв отступление Юрия за паническое бегство, но исправить уже ничего не мог, войска сошлись в рукопашной схватке.
Изяслав во главе дружины так крепко ударил по левому крылу вражеских войск, что смял гридней Святослава Ольговича и Святослава Всеволодовича. Под удар попал и левый фланг большого полка Юрия, что усилило смятение в рядах суздальцев и ростовцев. Изяслав почуял вкус победы и стал умело наращивать натиск. Киевские гридни бились храбро, крушили строй пеших ратников и оттесняли к валу остатки разбитых северских дружин.
Битва при Красном Дворе. Миниатюра Радзивилловской летописи.
Иначе развивались события на противоположном фланге, где пошли в атаку дружины сыновей Юрия и половецкая конница. Степняки ураганом налетели на черных клобуков и после ожесточенной схватки прогнали их с поля боя. Лавина половцев и суздальских гридней захлестнула полки Изяслава Давыдовича. Князь пытался остановить беглецов, но его никто не слушал, бросая щиты, мечи, топоры и рогатины, черниговцы побежали к Трубежу. Стяг Изяслава Давыдовича недолго реял над полем сражения, потом исчез и больше не появлялся. Осознав, что для него всё кончено, черниговский князь развернул коня и помчался к реке. Юрьевичи развернули дружины и мощно ударили по киевским, переяславским и смоленским полкам. Завязался яростный бой, но в решающий момент сражения переяславцы стали класть на землю щиты и кричать: «Гюрги нам князь свой». Страшное смятение охватило киевских и смоленских воинов, паника, словно пожар стала распространяться по рядам великокняжеской рати. Первыми побежали киевляне, за ними все остальные. Половцы и конные гридни ринулись в погоню, беглецов секли мечами и саблями, вылавливали арканами, топтали конями. Разгром был полный.
К этому времени Изяслав Мстиславич в буквальном смысле слова разметал войска Святослава Ольговича и Святослава Всеволодовича, прорубившись сквозь новгород-северские полки. Оказавшись во вражеском тылу, он с удивлением узнал, что его главные силы разбиты и разбегаются в разные стороны. Киевский князь был глубоко потрясен тем, что услышал от гонцов. Мысленно он уже торжествовал победу, теперь же приходилось думать о собственном спасении. Долго не раздумывая, Изяслав хлестнул коня плетью и ударился в бега. До Днепра он добрался всего с двумя телохранителями.
Битва при Красном Дворе подробно описана в Ипатьевской летописи, остальные летописные своды вносят лишь некоторые дополнения. Сражение было сумбурным и беспорядочным, никакими тактическими изысками не отличалось. Бестолковое топтание полков и дружин на одном месте так и могло закончиться ничем, если бы Изяслав не истолковал превратно намерения Юрия. Как свидетельствует Лаврентьевская летопись, началось битва вечером: «И на заходе солнца сошлись обе стороны, и была сеча злая» (4, 286). Причем началась неожиданно для обеих сторон, поскольку Юрий покидал поле боя, а Изяслав решил, что преследует бегущего противника. В итоге всё закончилось лобовым столкновение двух ратей, где военное счастье оказалось на стороне суздальского князя. Хотя для этого ему пришлось приложить определенные усилия.
Как дипломат, Юрий оказался на высоте. Потому что именно переход на его сторону переяславцев стал той каплей, которая склонила чашу весов в пользу суздальцев и северян. По мнению новгородского летописца, именно действия переяславских ратников способствовали успеху всей кампании: «И бишася у Переяславля, и переяславьци седоша на щит, науцениемь Гюргя; и седе Гюрги Кыеве, а Изяслав бежа Володимирю» (3, 28).
Изяслав Мстиславич был опытен в ратном деле, но его действия в битве у Красного Двора, с одной стороны, были неуверенными, с другой – слишком авантюристическими. Четкого плана на битву у князя не было, он постоянно совещался с родственниками и воеводами. В разгар сражения увлекся преследованием разбитого врага и выпустил из рук общее руководство войсками. А когда спохватился, было уже поздно. Мало того, начиная атаку, Изяслав не удосужился выяснить намерения противника, пошел вперед, положившись на волю Божью. И Бог свою волю явил. Пословица «На Бога надейся, да сам не плошай» была в этот день явно не про Изяслава, разгром киевлян был полный. Куда смотрели княжеские приближенные, непонятно, трудно сказать, как они умудрились просмотреть массовую измену переяславцев. Всё закончилось катастрофой, Изяслав Мстиславич «перебреде на Канев толко сам третий» (8, 267). Великокняжеская рать практически перестала существовать.
На следующее утро после победы Юрий въехал в Переяславль, пробыл в городе три дня и выступил на Киев. Изяслав метался в столице, как зверь в клетке. Вместе с братом Ростиславом он созвал на совещание лучших киевских мужей и стал склонять их к тому, чтобы снова выступить против Юрия. Но жители Киева наотрез отказались воевать против суздальцев, даже красноречие Изяслава в этот раз оказалось бесполезным. Множество киевлян пало на поле боя, немало попало в плен, боевой дух уцелевших оставлял желать лучшего. Когда всё это было сказано князьям, то Мстиславичам возразить было нечего. Кто вернет порубленных у Красного Двора киевских ратников? Как заметил В.Н. Татищев, «так познал Изяслав высокоумие своё» (82, 348). Напоследок киевляне попытались утешить братьев: «А вы ведаета оже нам с Гюргем не ужити; аже по сих днех кде узрим стягы ваю, ту мы готовъı, ваю есмы» (8, 268). Словно предчувствовали, что не уживутся с Юрием. Обещание киевлян поддержать Изяслава при попытке вернуть великое княжение выглядело многообещающим и оставляло князю надежду на реванш. Мстиславичи покинули столицу: Изяслав с семьей уехал во Владимир-Волынский, Ростислав отправился в Смоленск.
В конце августа 1149 г. Юрий Долгорукий торжественно въехал в Киев.
7. Осада Луцка (февраль – март 1150 г.)
И стояху у врат градных 3 недели и воду отъяша.
Усевшись на златом киевском столе, Юрий произвел перераспределение уделов среди своих сыновей. Ростислав стал княжить в Переяславле, Андрей в Вышгороде, Борис в Белгороде, Глеб в Каневе, Василько остался в Ростово-Суздальской земле. К черниговским князьям Юрий никаких претензий не предъявил, заявив Владимиру Давыдовичу при встрече, «что ты с Изяславом против меня воевал, в том твоей вины нет, поскольку то учинил по обязанности» (82, 353). Как показали дальнейшие события, в данном случае князь проявил политическую мудрость. Юрий прекрасно понимал, что, пока жив Изяслав Мстиславич, покоя ему не будет, поэтому не стал портить отношения с Давыдовичами. Просто стал готовиться к новой войне с племянником.
Изяслав тоже не сидел сложа руки. Осознав, что, кроме брата Ростислава, на Руси поддержки ему не найти, князь обратился за помощью к венгерскому королю Гёзе II и польскому князю Болеславу Кудрявому. Оба они приходились Изяславу родственниками: венгр был женат на его сестре Евфросинии, поляк на племяннице Верхуславе. Венгерский король пообещал прислать на помощь войско, Болеслав обещал прибыть лично. В Новгороде княжил сын Изяслава Ярослав, теоретически он мог привести новгородские полки. Но у новгородцев всё было ни как у людей, и трудно было сказать, какое решение вольница примет на вече. Крайне ненадежный был союзник Господин Великий Новгород.
Юрий в ответ заключил союз с князем Владимиром Володарьевичем Галицким (летописец называет его Владимирко). Владимир был лютым врагом поляков, да и отношения с Венгрией у него были натянутые. Союз между Суздалем и Галичем был выгоден как Юрию, так и Владимиру, поэтому они скрепили его династическим браком. Галицкий княжич Ярослав (будущий Осмомысл) женился на дочери Долгорукого Ольге. Другую дочь Юрий выдал замуж за Олега, сына Святослава Ольговича.
На Руси образовались две мощнейшие враждующие коалиции. С одной стороны, Владимир-Волынский, Смоленск, Новгород, венгры и ляхи. С другой – Ростово-Суздальская земля, Киев, Галич, Чернигов, Новгород-Северский и Туров, где княжил старший брат Юрия – Вячеслав, решивший поддержать брата, а не племянника. Кроме того, Юрий в очередной раз нанял половцев. От исхода грандиозного противостояния зависело не только кто будет княжить в Киеве, но и каким путем пойдёт дальнейшее развитие Руси. Момент был судьбоносный.
В декабре 1149 г. на помощь Изяславу прибыли венгерские и польские войска. В январе перешел в наступление Юрий Долгорукий, изготовил свою рать к походу Владимир Галицкий. Изяслав Мстиславич подошел к Луцку, но был вынужден отступить, поскольку начались нестроения среди его западных сою