Пред нами есть река, чрез которую переход и без бою весьма трудный. Владимирко же стоит за лесом в крепком месте, и ради него тебе в страх отдавать себя нет нужды, но лучше, насколько возможно, поспешить к Киеву, ибо довольно известия имеем, что Юрий войск в готовности не имеет, а которые и есть, те более тебе помогут, нежели против тебя вооружатся. Если же нас Владимирко догонит, то, усмотрев способное место, будем с ним биться, ибо ему невозможно тебя со всеми полками догнать. Когда же будешь на Тетереве, тогда войска к тебе от черных клобуков и других градов в помощь прибудут. Когда же будешь в Белгороде, то и от Киева придут, как то уже известно, потому что Юрий тяжек киевлянам и они все тебя ожидают» (82, 372). Так говорили воеводы.
В их речах был свой резон. Из Киева приходили вести, что у Юрия войск под рукой нет, что он по-прежнему пребывает в беспечности и не владеет ситуацией. Судьба давала Изяславу прекрасный шанс овладеть столицей Руси. В этот раз князь не впал в «высокоумие» и прислушался к мнению окружающих. Главной проблемой для него была рать Владимира Галицкого и Андрея Юрьевича. Когда бой затих, Изяслав велел ратникам заготовить как можно больше дров и с наступлением ночи приказал зажечь по всему лагерю великое множество костров. Под покровом темноты волынская рать незаметно покинула стан и устремилась к городу Мыльску. Сопротивление Изяславу по-прежнему никто не оказывал, население принимало его как своего князя. Перейдя реку Тетерев, Изяслав Мстиславич дал измученному воинству отдых, поскольку понимал, что Владимир и Андрей его уже не догонят. И пока люди и кони отдыхали, князь и воеводы решали, что делать дальше.
Ключом к успеху похода был город-крепость Белгород, где засел с дружиной сын Юрия Борис. Перед Изяславом стояла труднейшая задача по захвату этого важнейшего стратегического пункта. Но князю везло. Когда его передовые отряды подошли к Белгороду, в крепости дым стоял коромыслом. Князь Борис гулял с дружиной и местным духовенством, гулял широко, от души, как умеет русский человек. Ни дальней разведки, ни сторожевых постов на улицах, ни караульных на стенах и башнях – никого и ничего не было. Ворота были распахнуты настежь, подъёмный мост опущен. Заходи в крепость и бери князя с дружиной голыми руками.
Бориса спас мытник, сугубо гражданский человек, в обязанности которого не входило следить за порядком в крепости. Ему по должности положено пошлины торговые собирать, а не заниматься несением ратной службы. Заметив вражеские войска, мытник успел разрушить мост и тем самым спас князя Бориса от позора плена. Но спасти Белгород было выше его сил. Командовавший передовым отрядом Владимир Мстиславич приказал развернуть стяги, бить в бубны и трубить в трубы, имитируя приступ. Этого оказалось достаточно, чтобы полупьяный Борис и его собутыльники вскочили на коней и покинули город через другие ворота. Навстречу Владимиру вышли горожане, били челом и говорили, чтобы он ехал в Белгород: «Княже! поеде, Борис ти побежал» (8, 288). Вскоре в город вступили полки Изяслава.
Юрий по-прежнему пребывал в неведении относительно действий волынского князя. Причину подобной беспечности объясняет В.Н. Татищев. По мнению историка, это было связано с тем, что черные клобуки, дружески настроенные к Изяславу, перехватывали всех гонцов от сына Андрея и Владимира Галицкого к Юрию. Поэтому появление Бориса и весть о том, что Белгород взят войсками Изяслава, повергли Юрия в шок. Киевский князь в это время развлекался на Красном Дворе и, согласно Ипатьевской летописи, «не може собе ничим же помочи» (8, 288). «Царствуй, лёжа на боку» – как раз про Юрия в данной ситуации. Как и в прошлый раз, Долгорукий бросил Киев на произвол судьбы и ударился в бега. Спешно переправившись через Днепр, он устремился к Городцу-Остерскому, где надеялся переждать опасность. Юрий настолько был озабочен спасением собственной персоны, что даже не предупредил своих людей, находившихся в Киеве и его окрестностях. Подобная безответственность князя обернулась для ростовцев и суздальцев трагедией: когда в столицу вступила рать Изяслава, началось их массовое избиение. Множество дружинников Юрия было схвачено волынскими гриднями и посажено в поруб.
Узнав о событиях в Киеве, Владимир Галицкий очень удивился, он не верил, что во второй раз можно так бездарно сдать столицу Изяславу. Затем пришел в ярость и высказал Андрею всё, что думал о безответственном суздальском родственнике. По мнению Владимира, если бы не трусость Долгорукого, то рать Изяслава можно было уничтожить прямо под Киевом. А так… «Как вы княжите с отцом вашим, так и управляйтесь, а я против Изяслава один не могу воевать» (82, 375). Владимир увел полки в Галич, где ожидалось нападение венгров. Андрею не оставалось ничего другого, как идти к отцу в Городок-Остерский.
Вступив в Киев, Изяслав отпустил домой венгерские отряды и отправил гонцов к Вячеславу в Вышгород, приглашая дядю занять великокняжеский стол. Старик с радостью откликнулся на предложение племянника и вернулся в столицу, где князья целовали друг другу крест «и живяху заедин, не бе бо у Вячеслава сына, и назва Изяслав отцем» (21, 74). Изяслава можно понять, он торопился как можно скорее легализовать своё положение и создать затруднения для Юрия, который – никто в этом не сомневался – продолжит борьбу. Хитрый племянник лишил дядю образа правдоискателя, Вячеслав был старшим в роду Мономаха, поэтому в Киеве княжил по праву. При таком раскладе заявлять о старшинстве Юрию было глупо, других оснований начинать войну за Киев у суздальского князя не было. Выступая же против старшего брата, Долгорукий крепко себя компрометировал. Юрий это понимал, но остановиться не мог, бездарно потеряв Киев, он собирался его вернуть. Предстоящая схватка должна была стать решающей.
Чехарда на киевском златом столе была просто удивительной, происходил самый настоящий круговорот князей в природе: «Приде Изяслав из Владимеря и выгна Юрья ис Киева, а сам седе в нем. Юрьи же иде в Городок. Того же лета иде Юрьи с Володимерком и со Ольговичи, изгна Изяслава, а сам седе в Киеве. И паки Изяслав со угры и с ляхи, пришед, согна Юрья, а сам седе в Киеве. Юрьи же иде в Городок» (21, 74). Здесь добавить нечего.
9. Битва на Днепре (апрель 1151 г.)
…и тако начаша ся бити по Днепру у насадех, от Кыева оли и до устья Десны.
17 апреля 1151 г. в Переяславле умер старший сын Юрия, Ростислав. На князя обрушился очередной удар, судьба словно ополчилась на Долгорукого. Суздальский князь рассчитывал на старшего сына в грядущей войне с Изяславом, Юрий знал, как сильно Ростислав ненавидит киевского князя. Сын не мог простить Изяславу Мстиславичу позорного изгнания из Южной Руси и был готов до конца сражаться против двоюродного брата, чтобы кровью смыть обиду. И теперь его не стало.
В связи со смертью переяславского князя В.Н. Татищев пустился в пространные рассуждения: «Сей князь Ростислав желал всею Русью один обладать, из-за того, отца своего на братию и племянников возмущая, многие беды и разорения Русской земле нанес и более хотел учинить, но Бог смертию пресек хотение его, которой многие обрадовались, только один отец его по нему плакал» (82, 376). Утверждение в высшей степени странное. Юрий и без подстрекательства старшего сына был готов насмерть воевать с племянниками Мстиславичами за Киев. Мы не располагаем информацией о кознях Ростислава в отношении братьев. Это касается и стремления его владеть «всею Русью»: пока был жив отец, ни о каком «владычестве» даже речи быть не могло.
Предаваться скорби у Юрия не было времени, из Ростово-Суздальской земли уже подходили полки. Князь отправил послов с просьбой о помощи к Давыдовичам и Ольговичам, его доверенные люди уехали в степь нанимать половецкую конницу. Юрий пришел к выводу, что главной тактической проблемой будет переправа полков и дружин через Днепр, поэтому с окрестных земель к Городцу гнали ладьи и насады. Суздальский князь торопил приближенных, карал нерадивых, награждал усердных. Юрий понимал, что время работает на Изяслава, с каждым часом положение племянника в Киеве становилось всё прочнее.
Не знал покоя и князь Изяслав. Его сын Мстислав уехал в Венгрию просить военной помощи у короля Гезы II. Желая разрушить наметившийся союз между Суздалем и Черниговом, киевский князь направил посланцев к братьям Давыдовичам. Вячеслав предоставил в распоряжение племянника дружину, из Смоленска прибыл брат Ростислав с полками, волынскую рать привел другой брат, Владимир Мстиславич. Объявился в Киеве городенский князь Борис с дружиной. Под рукой Изяслава собралась грозная сила, способная противостоять вражескому вторжению.
Изяслав Мстиславич регулярно собирал военный совет, где с родичами и воеводами разрабатывал план, как не допустить Юрия на правый берег Днепра. Суздальский князь мог сколько угодно бряцать оружием, нанимать половцев и поднимать против Изяслава Мстиславича других князей, но, пока Юрий не перейдёт через Днепр, все его успехи будут сомнительны. Если суздальцы не сумеют форсировать эту естественную водную преграду, то можно будет спасти землю от разорения. Изяслав знал, что точку в затянувшемся противостоянии можно будет поставить тогда, когда киевские полки придут в Ростов и Суздаль. Но для этого сначала надо было отразить нападение дяди на Киев.
Накануне решающей схватки между Юрием и Изяславом в сложной ситуации оказались братья Давыдовичи. Они понимали, что, усадив на златой киевский стол Вячеслава, Изяслав Мстиславич выбил из рук Долгорукого такое важное идеологическое оружие, как восстановление попранной правды. Вячеслав был старше Юрия, поэтому, развязывая очередную усобицу с целью захвата Киева, суздальский князь компрометировал себя в глазах всей Руси. Соответственно, надо было поддержать киевского князя. С другой стороны, Давыдовичам не хотелось терять политические дивиденды, которые они могли получить как союзники Юрия в случае его победы. Решение, к которому пришли братья, было циничным, но вполне соответствовало их взгляду на мир. Старший брат Владимир отправился с полками на помощь Юрию, Изяслав Давыдович повёл дружину в Киев для поддержки Изяслава Мстиславича.