» (82, 486). Данная информация подтверждается летописцами: «Людье помроша с голода; и не бысть бо николиже толь тяжька пути людем сим, друзии бо от них и конину едоша и в великое говение» (8, 382). В аналогичных выражениях рассказывает об отступлении Лаврентьевская летопись: «И не нанесли вреда городу их, и возвратились назад, и едва в дома свои вернулись пешими, а другие померли с голода; никогда не было столь трудного похода этим людям, иные из них и конину ели в Великий пост» (4, 314). Получается, что отступление союзников от Новгорода произошло не в результате великой победы новгородцев в открытом бою. Мор и голод – вот два важнейших фактора, благодаря которым предприятие суздальского князя закончилось полным провалом.
При этом не стоит забывать, что в подобном исходе была немалая заслуга новгородских воевод, сумевших грамотно использовать немногочисленные преимущества. За тот небольшой отрезок времени, что был им предоставлен, новгородские военачальники сумели как следует подготовиться к обороне. Не желая доводить дело до длительной осады, они опустошили волость, не имея возможности сразиться с врагом в чистом поле, дают бой на городских укреплениях и одерживают победу.
Итог противостояния оказался в какой-то мере закономерным, хотя и неожиданным для современников. Поэтому нет ничего удивительного в том, что победа над суздальцами была приписана заступничеству Богородицы: «Архиепископ Иоанн, провождаемый всем Клиросом, вынес икону Богоматери и поставил на внешнем деревянном укреплении, или остроге: Игумены, Иереи пели святые песни; народ молился со слезами, громогласно восклицая: Господи помилуй. Стрелы сыпались градом: рассказывают, что одна из них, пущенная воином Суздальским, ударилась в икону; что сия икона в то же мгновение обратилась лицом к городу; что слезы капали с образа на фелон Архиепископа и что гнев Небесный навел внезапный ужас на полки осаждающих. Новогородцы одержали блестящую, совершенную победу и, приписав оную чудесному заступлению Марии, уставили ежегодно торжествовать ей 27 ноября праздник благодарности» (51, 361). Н.М. Карамзин попытался объяснить ситуацию рационально: «Чувство живой Веры, возбужденное общим умилением, святыми церковными обрядами и ревностным содействием Духовенства, могло весьма естественным образом произвести сие чудо, то есть вселить в сердца мужество, которое, изумляя врага, одолевает его силу. Новогородцы видели в Андреевых воинах не только своих злодеев, но и святотатцев богопротивных: мысль, что за нас Небо, делает храброго еще храбрее» (51, 361).
Возникает вопрос: кто виноват в провале похода на Новгород? Почему войско оказалось совершенно не готово к длительной войне в зимнее время? Ответ может быть только один: вся ответственность за провал лежит на Андрее Юрьевиче Боголюбском и ни наком другом. Именно владимирский князь собирал войска, именно он объявил время похода, именно он назначил военачальников над суздальской ратью. Не продумал Боголюбский и вопросы снабжения воинства. Можно предположить, Андрей исходил из того, что война должна кормить войну. Мыслил князь правильно, только не учел, что новгородцы сами опустошат свою область и вывезут из неё всё, что можно будет вывести. В летописях говорится, что во время похода по новгородским землям союзники «скоты поимаша» (8, 382). Захваченного скота могло не хватить для огромного войска. Не продумав ситуацию с продовольствием, Андрей лишил князей и воевод возможности вести длительную осаду Новгорода. И всё решилось одним сражением.
Победа новгородцев была полной и безоговорочной, горожане отстояли свои вольности, Роман Мстиславич остался на княжении. Когда непосредственная угроза городу миновала, новгородцы занялись любимым делом – торговлей. Пленных было захвачено так много, что «продаваху суздалца по две ногате» (3, 221). По престижу Андрея Боголюбского был нанесен сильнейший удар, вся Русь увидела, как надо противостоять диктату суздальского властелина. Новгородский поход стал первым в череде неудач, которые постигнут Андрея в эти годы.
Потерпев поражение на поле боя, владимирский князь стал действовать против новгородцев другими методами. Менее затратными и зрелищными, но более эффективными. Когда по его приказу в очередной раз перекрыли пути подвоза хлеба в Новгород, всё сразу же встало на свои места. После радостных излияний новгородского летописца по поводу продажи пленных суздальцев появляется грустная запись: «Бысть дорогов в Новегороде, купляхут кадь ржи по 4 гривне, а хлеб по две ногате, а мед пуд по 10 кун» (3, 221).
Вот и все. Когда в двери стучится голод, невольно приходиться мириться с неизбежностью. Князю Роману Мстиславичу новгородцы «показаша путь», и молодой человек отправился на вольные хлеба. В стольный Владимир прибыли новгородские послы и заключили с Андреем Юрьевичем мир – вместо умершего Святослава Ростиславича на берега Волхова отправился княжить его брат Рюрик. На первый взгляд все встало на свои места, но Андрей понимал, какое жестокое поражение потерпел. Не ради Святослава и его брата Боголюбский затевал грандиозное предприятие! Покончить с новгородской самостийностью и установить на берегах Волхова твердую власть владимиро-суздальских князей – вот конечная цель похода на вольный город. Она достигнута не была, что имело далекоидущие последствия.
8. Войны с половцами и поход на серебряных булгар (1170–1172 гг.)
Посла князь Андрей Юрьевич сына своего Мстислава на Болгары, и Муромский князь сына же посла, и Рязаньский сына посла.
Пока Андрей Боголюбский занимался новгородскими делами, на юге жизнь шла своим чередом. Став киевским князем, Глеб Юрьевич передал Переяславль сыну Владимиру. К этому времени обстановка в Южной Руси складывалась тревожная. Когда слухи о разгроме Киева и утверждении на златом столе нового князя достигли степи, половецкие ханы решили воспользоваться сложившейся ситуацией. Зимой 1170 г. орда хана Тоглия появилась на Правобережье Днепра и подошла к городу Корсуню, другая орда расположилась на левом берегу реки около города Песочна, недалеко от Переяславля. До военных действий не дошло, поскольку степняки стали вымогать у Глеба богатые дары. Свои истинные намерения ханы прикрывали красивыми словами: «Мы уведали, что Бог и Андрей, брат твой, посадили тебя на отцово место в Киеве. Мы желаем с тобою мир утвердить и в любви быть, чтоб ни вы нас, ни мы вас не боялись» (82, 482). Глеб предложил степнякам собраться в одном месте, у Переяславля или Канева, чтобы сразу решить все вопросы. Но половцы хитрили и ответили на инициативу киевского князя отказом.
Глеб оказался в сложной ситуации и честно сказал боярам, что не знает, как лучше поступить в данный момент. Было принято решение сначала вступить в переговоры с левобережной ордой, поскольку Владимиру Глебовичу, княжившему в Переяславле, было всего двенадцать лет. К хану Тоглию, стоявшему в окрестностях Корсуня, помчался гонец с посланием Глеба: «Подождите меня здесь; иду к Переяславлю, заключу мир с теми половцами и приду к вам утверждать мир» (4, 312). Именно на такой ответ хитрый хан и рассчитывал. Тоглий заявил соотечественникам: «Глеб поехал на ту сторону к тем половцам, там ему и застрять; а к нам не поехал; пойдем за Киев, возьмем села и вернемся с полоном в Половецкую землю» (4, 312). Начался погром Киевской земли, орда подошла к Полоному и Семычу, где пожгла и разграбила окрестные села.
К этому времени Глеб успешно завершил переговоры с половцами у Песочны и направлялся к Корсуню. В пути князю стало известно, что Тоглий начал боевые действия и разоряет Правобережье. Глеб решил сам вести дружину против половцев, но военачальники чёрных клобуков (в основном это были берендеи) не позволили ему это сделать. Взяв княжеского коня за повод, один из них произнёс: «Князь! Не езди; тебе надлежит ездить в большом полку, когда соединишься с братией; теперь же пошли кого-либо из братьев и сколько-нибудь берендеев» (4, 312–313). В этих словах был определённый резон, поскольку в данный момент Глеб был не готов к войне, полки ещё только предстояло собрать. Но и оставлять землю без защиты было нельзя. Поэтому Глеб обратился к брату Михалке и попросил его возглавить отряд из 100 переяславских гридней и 1500 чёрных клобуков – других войск у Глеба в данный момент под рукой не было. Ситуация усугублялась тем, что Михалка отправился на переговоры с половцами в свите брата Глеба, его дружина осталась в Торческе (8, 380). Несмотря на явное неравенство сил, князь согласился повести малочисленное войско против степняков. По свидетельству В.Н. Татищева, Михалка «ростом был мал и сух, борода узкая и длинная, волосы долгие и кудрявые, нос нагнутый, весьма знающим был писание, с греками и латинами говорил на их языках, как по-русски, но о вере никогда прения иметь не хотел и не любил, поставляя, что все прения от гордости или невежества духовных происходят, а закон Божий всем один есть» (82, 525). Татищев забыл упомянуть два выдающихся качества князя – ратное мастерство и безоглядную личную храбрость, что в полной мере проявилось на полях сражений с половецкой ордой.
Отряд Михалки перекрыл половцам дорогу в степь и осторожно двинулся навстречу врагу. Вскоре высланные вперед дозорные обнаружили сторожевой отряд противника, насчитывающий 300 всадников. Половцы были уверены в собственной безопасности, они даже предположить не могли, что враг находится рядом. Разведка не велась, отряд растянулся по степи, многие всадники мирно дремали в сёдлах. Выслушав донесения гонцов, князь распорядился окружить степняков и напасть на ничего не подозревавших кочевников. Черные клобуки незаметно обошли половцев и взяли противника в кольцо, переяславские гридни сомкнули ряды и изготовились для атаки. Солнце светило степнякам в лицо, белизна покрытой снегом степи слепила глаза, поэтому половцы не могли разглядеть, что происходит впереди. Михалка вы