К этому времени булгары оправились от шока, вызванного неожиданным вражеским вторжением, собрали 6000 воинов (8, 385) и кинулись в погоню за Мстиславом. Князь понял, что с большим обозом и пленными ему далеко не уйти. Поэтому Мстислав отправил всю добычу и полон вперед, а сам с главными силами решил отвлечь войска противника. Маневр удался, обоз и тысячи пленных были благополучно переправлены через Оку. После этого Мстислав стал отступать, конные дружины сумели оторваться от преследования и выйти к Оке. Противников разделяло всего двадцать верст, но булгары так и не сумели догнать русских, которые по льду благополучно ушли на противоположный берег реки.
Как можно оценить итоги этого похода? На первый взгляд он закончился успешно, была захвачена богатая добыча и множество пленных. С другой стороны, поход показал, что в Суздальской земле существует мощнейшая оппозиция Андрею. Потому что ничем иным нельзя объяснить сложившуюся при подготовке к походу ситуацию, когда происходило открытое саботирование княжеских решений. И дело здесь не в простых ратниках, проблема заключалась в воеводах и боярах, всячески поддерживающих царившие в полках настроения. Медлительность и нерасторопность при сборе войск могла произойти только при полном попустительстве местного боярства. Ситуация настойчиво требовала присутствия Андрея Юрьевича в войсках, но он по-прежнему упорствовал в своем заблуждении, считал свое участие в походе необязательным и не желал видеть очевидного. Мало того, из случившегося никаких выводов не было сделано. В этот раз обошлось, но и продолжаться до бесконечности так больше не могло.
Владимирского князя постиг ещё один жестокий удар судьбы. Вскоре после возвращения из похода, 28 марта, скончался его сын и наследник Мстислав. О причинах смерти летописцы не сообщают, можно предположить, что князь был либо ранен, либо заболел во время похода. И случилось это тогда, когда Андрею рядом был нужен человек, на которого он мог всецело положиться.
9. «Уже пал позор на славу; уже ударило насилие на свободу» (1173 г.)
…иде Рюрик из Новагорода, и послаша новгородци к Андрееви по сын.
Роковой разрыв с Ростиславичами произошёл по вине Андрея, властелин Залесской Руси совершенно перестал считаться с мнением остальных князей и окончательно утвердился в роли «самовластца». По большому счёту, в отношениях с Рюриком, Давыдом и Мстиславом Боголюбский допустил ту же ошибку, что и Мстислав Изяславич. Считая себя единственным, кто может распоряжаться судьбой княжеских столов на Руси, владимирский князь перестал соблюдать даже внешние приличия во взаимоотношениях с родичами. Особенно это проявилось при принятии решений, напрямую касавшихся братьев Ростиславичей.
Как и полагается, у истоков конфликта стояли новгородцы. Всё началось банально. «Рюрик бежал из Новгорода» (4, 317) – сообщает Лаврентьевская летопись, не указывая подробностей. Дальнейшие события всё расставили по местам. Князь в спешке покинул вольный город, а новгородцы отправили послов к Андрею просить на княжение сына Юрия. Такое могло случиться только в одном случае: если сам Боголюбский создал ситуацию, когда Рюрик был вынужден удалиться с берегов Волхова. В своё время именно Андрей помог Ростиславичу стать новгородским князем, и вряд ли кто посмел бы его оттуда выгнать без одобрения Боголюбского. Возможно, Андрей Юрьевич решил окончательно прибрать Новгород к рукам и затеял в городе смену князей. Но сделал это настолько грубо и бестактно, что вызвал законное возмущение Ростиславичей.
Обиженные братья высказали претензии владимирскому князю: «Отец и брат, мы тебя ради твоей старости именуем и почитаем отцом себе, но ты учинил неправо, что взял наш Новгород, ибо ведаешь сам довольно, что Новгород издревле принадлежит к великому князю русскому к Киеву, а особенно новгородцы сколько раз деду и отцу нашим и нам крест целовали, что от нас не отступать. И ты сам то утвердил. А ныне, не объявив нам вины нашей, то нарушил» (82, 497). Ростиславичи акцентировали внимание на том, что, согласно древнему обычаю, Новгород всегда находился в сфере влияния киевского князя. А поскольку в Киеве правил старший из братьев – Роман, то только ему решать, кто будет княжить на берегах Волхова. Сами того не сознавая, братья пошли по пути Мстислава Изяславича. Боголюбский возразил, что сейчас он старший в роду Мономаха и поэтому имеет полное право назначать в Новгород князей. Мало того, Боголюбский счёл претензии Ростиславичей дерзостью и решил поставить братьев на место.
Посланец владимирского князя мечник Михно передал киевскому князю Роману слова своего господина: «Не ходиши в моей воли с братьею своею, а пойди с Киева, а Давыд ис Вышгорода, а Мстислав из Белгорода; ато вы Смоленеск, а тем ся поделите» (8, 388). Устами своего посла Андрей заявил, что Роман должен покинуть Киев, Давыд Вышгород, Мстислав Белгород и припомнил Ростиславичам, как они отказались выдать убийц брата Глеба. Роман решил не связываться с владимирским князем, оставил Киев и ушёл в Смоленск. На освободившемся златом столе Андрей пожелал видеть брата Михалку, княжившего в Торческе, но тот по какой-то причине не смог прибыть в Киев и отправил в столицу младшего брата Всеволода и племянника Ярополка. Рюрик, Давыд и Мстислав через посла обратились к Андрею, взывая к совести владимирского князя: «Мы без притвора, но сущею правдою, приняли тебя себе в отцово место, обещав к тебе послушание и всякое доброжелательство, в чем мы тебе и ты нам обещание твое клятвою утвердили, что тебе нас иметь как детей и всякого добра нам желать. И это нами до сих пор ненарушимо сохранено, и впредь всегда то хранить желаем. Но ты брата нашего Романа выслал из Киева и нам без всякой нашей вины велишь из Русской земли, нашего наследия, идти. Просим тебя, чтоб ты, помня свое к нам обещание, более нас не обижал. Если же намерения своего переменить не хочешь, то ведай, брат, что Бог есть властелин над всеми и судит по правости» (82, 497). Братья намекали, что если правды они у Андрея не добьются, то Бог их рассудит на поле боя. Владимирский князь даже не соизволил ответить Ростиславичам. Тогда братья положились на волю Божью и решили сами восстановить справедливость. В ночь на 26 июля 1173 г. дружины Давыда и Мстислава Ростиславичей захватили Киев. В плен попали Всеволод Юрьевич и его племянник Ярополк Ростиславич, владимирские бояре и служилые люди, оказавшиеся в столице. Из Овруча спешно прибыл Рюрик Ростиславич и уселся на златой киевский стол.
Рюрик понимал неизбежность военного конфликта с Андреем Боголюбским и решил обезопасить себя со всех сторон. В Торческ, где княжил Михалка Юрьевич, прибыл посол от нового киевского князя и потребовал покинуть город. Михалка ответил отказом, тогда Рюрик, Давыд и Мстислав взяли Торческ в осаду. Противостояние продолжалась шесть дней, после чего стороны вступили в переговоры, выработав взаимовыгодное соглашение. Уступив Торческ, Михалка получал в удел более престижный Переяславль-Южный, Рюрик же отпускал из плена Всеволода с боярами в обмен на галицкого княжича Владимира Ярославича, проживавшего в Чернигове. Повода для вражды между Ростиславичами и младшими Юрьевичами больше не было. В Киеве продолжал оставаться Ярополк Ростиславич, но Михалке не было никакого дела до племянника. Как только князь ушёл в свой новый удел, Рюрик Ростиславич выгнал из Треполя другого племянника Михалки – Мстислава. Изгнанник кинулся было к дяде за помощью, но переяславский князь не только не помог родственнику, но даже не пустил его в город. Поэтому Мстислав уехал в Чернигов, к деду по матери Святославу Всеволодовичу.
Андрей страшно разгневался, когда узнал о событиях в Южной Руси. Во Владимир-Суздальский прибыли послы от Святослава Всеволодовича и его родственников, предложившие Боголюбскому военный союз против Ростиславичей. Сказано было четко: «Кто тобе ворог, то ти и нам; а се мы с тобою» (8, 389). У черниговского князя были свои резоны, чтобы пойти на такой шаг. Хитрый и опытный политик, принимавший активное участие в войнах Юрия Долгорукого за Киев, Святослав Всеволодович то поддерживал суздальского князя, то сражался на стороне его противников. Подталкивая Андрея к войне с Ростиславичами, он провоцировал усобицу среди потомков Мономаха и усиливал Ольговичей. Святослав положил глаз на Киев, поэтому новая смута была ему на руку. Это была обычная политика черниговских князей – поддержать в конфликте сильнейшую сторону и после победы получить серьёзные дивиденды.
Обстановка накалялась. Андрей вновь отправил к Ростиславичам мечника Михно с ультиматумом, который иначе, как оскорбительным, назвать нельзя. Рюрику издевательски было рекомендовано уйти к брату Роману в Смоленск, не менее цинично было сказано в адрес Давыда: «А ты пойди в Берладь, а в Руськой земле не велю ти быти» (8, 389–390). Мстислав вообще оставался без удела и изгонялся из Русской земли: «В тобе стоить все, а не велю ти в Руской земле быти» (8, 390). Это был неприкрытый диктат и произвол. По меткому замечанию автора «Слова о полку Игореве», «уже пал позор на славу; уже ударило насилие на свободу» (26, 77). Как и во времена Олега Гориславича, закон и право не значили больше ничего, теперь всё решала грубая сила.
Именно так и понял послание Боголюбского Мстислав. Князя охватила ярость, он махнул гридням рукой, и дружинники быстро заломили руки посланцу Андрея. Посол попытался вырваться, но гридни намяли Михно бока, прижали к полу и по приказу Мстислава большими ножницами стали стричь бороду. Сидя на лавке, белгородский князь только посмеивался и постукивал плетью по голенищу сапога, глядя, как корчится в руках гридней Михно. Расправившись с бородой, дружинники под одобрительные возгласы князей стали кромсать ножницами длинные волосы мечника. Когда экзекуция была закончена, Мстислав поднялся с лавки, сурово посмотрел на измученного посла и гневно произнес: «