расширенная к устью,
юношу князя Ростислава заключила.
На темном берегу Днепра
плачет мать Ростислава
по юноше князе Ростиславе.
Уныли цветы от жалости,
и дерево с тоской к земле приклонилось (26, 105).
Трагическая судьба князя Ростислава заинтересовала А.К. Толстого, написавшего на эту тему замечательное стихотворение:
Князь Ростислав в земле чужой
Лежит на дне речном,
Лежит в кольчуге боевой,
С изломанным мечом…
После разгрома на Стугне и смерти Ростислава военное могущество Мономаха рухнуло, поскольку он не мог одновременно удерживать сразу два княжества – Черниговское и Переяславское.
Вот он, шанс, который Олег годами ждал в Тмутаракани!
После побоища на Стугне все силы половцев были брошены на Торческ, важнейший город-крепость Поросской линии обороны. Однако всё пошло не так, как планировали ханы. Торки храбро бились с кочевниками на валах и у городских ворот, делали вылазки во вражеский стан, переходили в контратаки во время приступа. По большому счёту, половцы не умели брать города штурмом, предпочитая мощному натиску длительную осаду. Такая тактика была связана с определенным риском, поскольку к защитникам могла прийти помощь. Но в сложившейся ситуации, когда русские дружины были разгромлены на Стугне, степнякам ничего не угрожало. Не имея возможности быстро овладеть Торческом, половцы взяли крепость в тесное кольцо блокады. Поскольку времени у степняков было много, они начали большие земляные работы и отвели от города воду. Оборонявшие город торки оказались в сложном положении, кроме голода их стала мучить жажда, тушить пожары стало нечем. И всё-таки крепость не сдавалась, в течение девяти недель защитники продолжали борьбу. Понимая, что рано или поздно все ресурсы сопротивления будут исчерпаны, руководители обороны отправили в Киев гонца к Святополку с просьбой о помощи. Вестник предал князю слова защитников крепости: «Если не пришлешь пищи, мы сдадимся» (4, 213). Святополк попытался наладить доставку продовольствия в Торческ, но силы, которыми он в данный момент располагал, были невелики, и попытка успехом не увенчалась. Половецкие ханы поняли, насколько слаб в данный момент киевский князь, поэтому приняли дерзкое, но стратегически верное решение – совершить набег на Киев. Орда разделилась: половина степняков осталась осаждать Торческ, остальные выступили в поход на вражескую столицу.
Битва на Стугне ничему не научила Святополка, ни сокрушительное поражение, ни гибель дружины не охладили его воинского пыла. Создается впечатление, что князь жил в каком-то параллельном мире, который сам себе придумал. И в этом мире он был самый сильный, самый храбрый и самый умный. Действительность была иной, со временем Святополк это осознал, но пока продолжал жить в плену собственных иллюзий. Очень трудно понять, чем руководствовался киевский князь, когда выводил наспех набранную рать за пределы городских стен, чтобы сразиться со степняками. Хотя не исключено, что повторилась ситуация 1068 г., когда после поражения князей на Альте народ потребовал продолжить борьбу со степняками. И в отличие от Изяслава Святополк пошел навстречу народным массам. Но это тоже лишь предположение, мы не знаем, как всё обстояло на самом деле.
23 июля 1093 г., в канун праздника святых Бориса и Глеба, русское воинство заняло позиции на реке Желяни в окрестностях Киева, преградив степнякам путь к столице. Половецкая конница с ходу вступила в бой, быстро перешла реку и атаковала русские полки. Большие массы конных степняков навалились на боевые порядки великокняжеской рати и стали медленно теснить противника. Киевляне, надломленные недавним поражением, с трудом отбивались от наседавших со всех сторон всадников. Половцы почувствовали, что противник дрогнул, победа близка, и усилили натиск. Бешено мчавшиеся кони сбивали русских воинов с ног, люди, щиты и стяги падали на землю, всё больше и больше киевлян охватывала паника. Множество раненых воинов покинуло строй и длинными вереницами потянулось в сторону Киева. Боевой порядок киевских полков разваливался на глазах Святополка, ратники бросали оружие и обращались в бегство. Вскоре русское воинство было сбито с удерживаемых рубежей и стало отступать по дороге на Киев. Половецкие всадники летели, как ветер, рубя кривыми саблями направо и налево охваченных страхом русских. Все дороги и поля от Желяни до Киева были завалены телами убитых ратников. Как записал летописец, «и побежали наши перед иноплеменниками, и падали раненые перед врагами нашими, и многие погибли, и было мертвых больше, нежели у Треполя. Святополк же пришел в Киев сам-третий» (4, 213). Великий князь затворился в столице и беспомощно наблюдал, как степняки жгут и разоряют местность между Киевом и Вышгородом. Полностью опустошив окрестности столицы, половцы вернулись к Торческу. Летописец, современник страшных событий, так описал последствия нашествия: «Города все опустели, села опустели, пройдем по полям, где паслись стада коней, овец и волов, – и все бесплодным увидим, нивы заросшие стали жилищем зверям» (4, 214–215). Это была катастрофа.
Судьба Торческа была решена. Голод, жажда и страшная усталость сделали своё дело, изнемогающие защитники города решили открыть ворота половцам. Руководители обороны понимали, что всё закончиться пленом, но хотели спасти жизни женам и детям, которые в любом другом случае были обречены на гибель. Наступил последний акт трагедии: «Половцы же, взяв город, подожгли его огнем, а людей поделили и увели в вежи к семьям своим и сродникам своим многих из крещеного народа. Страдающие, печальные, измученные, стужей скованные, в голоде, жажде и бедах, с осунувшимися лицами, почерневшие телом, в незнакомой стране, с языком воспаленным, голые и босые, с израненными тернием ногами, со слезами отвечали они друг другу, говоря: «Я жил в этом городе», а другой: «Я из того села». Так вопрошали они друг друга со слезами, называя свой род, вздыхая и взоры обращая на небо к Вышнему, ведающему тайное» (4, 213). После падения Торческа в Поросской линии обороны образовалась большая брешь, в которую устремились половецкие орды. Киевская земля подверглась жесточайшему разгрому. Чтобы хоть как-то выправить ситуацию, в 1094 г. Святополк был вынужден жениться на дочери могущественного половецкого хана Тугоркана. Скрепя сердце киевский князь должен был изрядно опустошить казну, чтобы задарить тестя и заключить со степняками мир, от которого он год назад столь легкомысленно отказался.
Олег понимал, что если он сейчас не вернет Чернигов, то не вернет его никогда. Дружина Мономаха разгромлена, Ростислав погиб, киевского князя после поражения на Желяни со всех сторон обкладывали степняки. Правда, был один тонкий нюанс. Мономах княжил в Чернигове 16 лет, за это время у него появились в городе свои сторонники, и как они себя поведут, когда придет Олег, было непонятно. Данный фактор тмутараканский князь был обязан учитывать.
В 1094 г. Олег Святославич с половецкой ордой подошел к Чернигову и взял город в осаду. Степняки рассыпались по окрестностям, жгли монастыри и грабили деревни, Олег наблюдал, как подвергается разорению его земля, но ничего изменить не мог. Бои за Чернигов продолжались восемь дней, силы были неравны, и Мономах был вынужден вступить с Олегом в переговоры. Изгой не потребовал от двоюродного брата ничего унизительного, просто предложил оставить Чернигов и уйти в родовую вотчину – Переяславль. Мономах покинул Чернигов, Олег вступил в город своего отца. В дальнейшем Владимир оставит воспоминания об этом сложном эпизоде своей биографии: «Олег пришел с Половецкою землею к Чернигову, и билась дружина моя с ним 8 дней у малого вала и не дала им войти в острог. Жалея христианские души, горящие села и монастыри, я сказал: «Пусть не похваляются поганые!» И отдал брату место его отца, а сам пошел на место своего отца в Переяславль. И вышли на день святого Бориса из Чернигова и ехали сквозь полки половецкие менее 100 человек, включая женщин и детей. И половцы облизывались на нас как волки, стоя и у перевоза, и на горах. Бог и святой Борис не дали меня им в добычу, невредимыми дошли мы до Переяславля» (4, 230). Владимир Всеволодович не совсем прав. Рассказав читателям страшилку про ужасных половцев, он забыл упомянуть, что его судьба в этот миг зависела только от одного человека – Олега. Стоило изгою дать знак союзникам, как Мономаха изрубили бы на месте. Но Олег такого приказа не отдал. Как отметил В. Ляскоронский, «не в характере было этого князя вероломничать с беззащитным и доверчивым союзником» (70, 309). Через два года Олег вновь подтвердил, что слово «честь» не является для него пустым звуком.
Летописец, враждебно настроенный к Олегу, не преминул бросить очередное обвинение в его адрес: «Половцы же начали воевать около Чернигова, а Олег не запрещал им, ибо сам повелел им воевать. Это уже третий раз навел он поганых на землю Русскую, да простит Бог грех ему, поскольку много христиан погублено было, а другие взяты в плен и разведены по землям» (4, 216).
Олег Святославич изгоняет Владимира Мономаха из Чернигова. Миниатюра Радзивилловской летописи.
Но насколько справедлив упрек? Неужели Мономах не понимал, что после разгрома на Стугне Олег не попытается вернуть удел отца? В такое невозможно поверить. Почему же тогда Владимир Всеволодович не проявил политическую мудрость и добровольно не уступил то, что по праву принадлежало другому? Как некогда уступил Киев Святополку? Ответ прост: Мономаху очень хотелось сохранить за собой и Чернигов и Переяславль. Были ли у него возможности удержать за собой эти два ключевых города? Таких ресурсов после Стугны у Мономаха не было. Вот и весь ответ на вопрос, кто спровоцировал Олега на войну. Если бы Владимир Всеволодович действительно был таким борцом за правду, как его иногда изображают, то он должен был добровольно покинуть чужой удел и известить об этом Олега.