В первые века славянской и русской истории на поле брани безаздельно господствовало холодное оружие. И если изначально славяне, по сообщениям византийского автора Прокопия Кессарийского, были вооружены лишь щитами и дротиками и не знали панцирей, то в более позднее время они уже имеют великолепное вооружение и доспехи. Первым сообщил о «прекрасных, прочных и драгоценных» славянских кольчугах арабский историк Ибн-Русте, в своей «Книге драгоценных ожерелий», написанной в начале Х века[288]. Епископ Лиудпранд, рассказывая о разгроме византийцами флота князя Игоря (941 год), писал, что русские воины «обремененные панцирями и шлемами, шли на дно, и их больше не видели»[289].
Как и у других народов, в Древней Руси преобладало оружие ближнего боя. А. Н. Кирпичников справедливо отметил, что такое оружие «сплошь и рядом можно назвать решающим в системе средств тогдашней борьбы, оно более всего влияло на результат боя и во многом определяло уровень древнерусской военной техники»[290].
Некоторые образцы оружия близкого боя были заимствованы в Европе именно из славянских краев. Отсюда были привезены в Скандинавию первые чеканы – особой формы боевые топоры с узким, скошенным лезвием и длинным обухом (другие топоры могли быть и орудиями труда, чеканы – никогда; это именно боевые топоры). Археологами обнаружены скифские чеканы, позже – славянские, аланские, хазарские.
Достаточно рано наладилось на Руси и производство собственных обоюдоострых мечей. Начало славянского оружейного производства связано, по-видимому, с действиями короля Карла Великого, который капитулярием 805 года запретил купцам, направлявшимся к славянам и аварам, продавать им франкское холодное оружие и броню. Некоторое время наши предки вынуждены были вооружаться только отечественным оружием, от века к веку совершенствуя его. Впрочем, такое совершенствование было неизбежным и без быстро забытого запрета франкского владыки – главными врагами славян были кочевники, а для борьбы с ними требовалось войско и оружие отличного от европейских типа. Справиться с номадами могли лишь большие конные дружины, воины которых были прикрыты кольчатыми доспехами и вооружены более удобными для конного боя мечами и слегка изогнутыми, аварского типа саблями, булавами и кистенями. Теперь на Русь доставлялись франкские мечи самого высокого качества, которые по причине дороговизны такого оружия доставались князьям и лучшим из витязей. Сенсацией стал найденный в 2011 году в Днепре возле о. Хортица так называмый «меч Святослава» – клинок Х века, богато украшенный золотом и серебром. Длинна меча составляет 96 см., вес – ок. 1 кг. На оружии сохранилось клеймо мастерской, где был изготовлен клинок – «ULFBERHT». На 2010 год было известно всего 166 мечей, изготовленных кузнецами Ульфберта. Из них 20 было найдено на Руси. Все эти клинки отличает высокое качество – выковывались они из лучшего металла. Ульфберт, по-видимому, был франком по происхождению. Кирпичников считал, что его мастерская находилась на Среднем Рейне[291].
Кроме того, на вооружении русских ратников были боевые топоры и длинные копья или рогатины. Копье – длинное древковое холодное оружие. Оно являлось основным оружием в конном бою. Копейный удар решал исход многих схваток. Это отложилось и в исторической памяти русского народа. Вспомним знаменитую фразу, восхваляющую дружинников – профессиональных русских воинов: «с конца копья вскормлены». Копье долго оставалось символом княжеской власти. Неслучайно и в Х веке оставалась актуальной традиция начинать бой броском копья в сторону врага.
Пожалуй, самым примечательным из использовавшихся и в бою, и на охоте русских копий была знаменитая рогатина – мощное древковое оружие с мечевидным наконечником в форме рога. Лезвие рогатины в длину достигало 60 см., а в ширину – 6 см. Ниже, на стружии (древке) копья, под прямым углом друг к другу крепились 2 перекладины, образующие крест, препятствующий проникновению рогатины глубоко в тело поверженного врага, его коня или или добытого на охоте зверя. Схожий с русской рогатиной европейский аналог – протазан, появился на Западе гораздо позднее, в XV веке. Оружием ближнего боя были меч и топор. Боевые русские топоры, как считают специалисты, были меньше и легче обычных, плотницких, имели характерный косой вырез внизу, шедший от лезвия к обуху. Это было чрезвычайно популярное и распространенное оружие, особенно на русском Севере, где в местах сражений археологами найдено топоров вдвое больше, чем мечей. Объясняется это отнюдь не плохим качеством русских клинков, а простотой и универсальностью топора, его относительной (по сравнению с мечом) дешевизной. Хороший меч был очень дорог. Ценился он (не в буквальном смысле) на вес золота. На Руси длину лучших клинков для каждого бойца определяли индивидуально, измеряя расстояние от центра груди мечника до его ладони. Обычно длина такого меча составляла 1 метр. Лишь в исключительных случаях, для людей богатырского сложения, подбирались, или ковались заново более длинные и тяжелые клинки.
Основным метательным оружием русских воинов были стрелы. Известно два основных типа лука – простой, изготовлявшийся из цельного, подвергнутого специальной обработке куска дерева и сложный, склеенный из разных пород дерева, усиленный сухожилиями и костяными накладками. На Руси простой лук (из можжевельника) использовался лишь для обучения детей и при устройстве самострелов-ловушек (на охоте и в лесных засадах). Боевой лук состоял из склеенных и усиленных сухожилиями полос можжевельника, был туго оплетен слоем бересты. Его длина с надетой шелковой или кожаной тетивой достигала 1 метра 30 сантиметров. Стрелы с разноцветным оперением (так были помечены стрелы с разным типом наконечников – широкие, для стрельбы по бездоспешным воинам, и узкие, бронебойные) хранились в берестяном «туле» – овальном, почти круглом футляре, иногда для защиты от непогоды обшивавшемся кожей.
Арбалет на Руси появился на Руси раньше, чем в Европе. В 991 году у новгородцев они уже были – под названием самострелы. Русские арбалеты были крепостным оружием. Только на Волыни и в Галиции со второй трети XIII века их стали использовать в полевых сражениях. Приклад на русском арбалете-самостреле назывался сохой, а ложе – полосой. Все же оружие такого типа употреблялось на Руси редко – обнаруженные археологами наконечники арбалетных стрел составляют всего 1,5–2 % от общего количества[292]. Известны случаи очень удачного применения арбалета. Так в 1382 году, при осаде Москвы Тохтамышем, «един же некто москвитин суконник Адам имене», находившийся на площадке над Фроло-Лаврскими воротами, «примети единого татарина нарочита (знатного) и славна, иже бе сын некоторого князя ординского, и напяв самострел и испусти стрелу напрасно на него и ею же уязви его в сердце его гневливое и вскоре смерть ему нанесе»[293].
Особой разновидностью метательного оружия были сулицы – дротики, небольшие метательные копья длиною чуть более 1 м, также хранившиеся в специальном футляре, по 3 сулицы в каждом. К сожалению, нам известно лишь его позднее название – «джида».
Несколько слов о защитном вооружении русских воинов – «гридней» и «воев». Характерной каплевидной формы щит изготовлялся из дерева. По краям его оковывали металлом. В центре крепилась конической формы металлическая пластина – умбон, придававшая щиту особую прочность. Кроме 2 ремней для надевания на руку и прочной рукояти русские щиты имели еще и продольный длинный ремень, применяемый при ношении щита на спине: в походе, во время отступления, в других необходимых случаях. Впрочем, использовались не только миндалевидные, но и круглые щиты диаметром до 90 см, реже трапецевидные, прямоугольные, треугольные[294]. В качестве наголовья русские воины носили сфероконические шлемы («шеломы»). В 1958 году А. Н. Кирпичников писал: «Русские домонгольские шлемы восходят к древним восточным образцам. Уже в ранний период эти шлемы отличались большим своеобразием, и многие их типы не имеют аналогий ни на Востоке, ни на Западе. Очевидно, русские оружейники создали самостоятельные варианты боевого наголовья, восхищавшие современников своими отличными качествами и красотой; это обеспечило русским шлемам распространение за пределами родной земли»[295].
Изредка встречались и полусферические наголовья, и шлемы азиатского, возможно, венгерского типа[296]. Шлемы имели «бармицы» – кольчужное прикрытие шеи. Многие имели «наносники», «личины» (забрала), «прилбицы» – подшлемники из волчьего или барсучьего меха. Шлемы князей и воевод иногда украшались изображениями небесных покровителей владельца. Таким был шлем князя Ярослава Всеволодича, потерянный им во время Липицкой битвы 1217 года и обнаруженный в 1808 году Он украшен серебряной чеканкой, шедшей по венцу (растительный орнамент с грифонами), по навершию шлема (лики святых). На налобной пластине – изображение архангела Михаил. На принадлежность князю Ярославу (в крещении Федору) указала надпись: «Великий архистратиже Михаиле помози рабу твоему Феодору»[297]. Время изготовления Ярославова шлема В. Л. Янин определил периодом между 1149–1162 годами[298].
Еще одним предметом личной защиты были кольчужные рубашки. Широко известное название этого типа кольчатого защитного вооружения – «кольчуга» – появилось лишь в XV–XVI веках. До этого кольчужную рубаху именовали простым словом «броня».
Первые сведения о наличии у славян кольчатых доспехов относятся к VII веку. Брони-кольчуги были очень дороги и, как правило, имелись лишь у знатных воинов: князей, воевод, дружинников, в городовых же полках – лишь у богатых купцов и мастеров. Изготовление кольчужной рубахи было делом очень трудным. Каждый опытный мастер тратил на нее около 200 часов. Таким образом, средняя кольчужная мастерская производила в месяц 15 и более доспехов[299]. Кольца рубили и склепывали из железной проволоки толщиной в 1,5–2 мм. На изготовление одной брони шло около 600 метров такой проволоки – делалось более 20 тысяч колец[300]. В походе кольчуги везли в обозе, надевали их воины непосредственно перед боем на особые стеганые куртки.
Помимо кольчатой на Руси использовалась и пластинчатая («дощатая») бронь и чешуйчатый доспех. Дощатая броня – это так называемый «ламеллярный панцирь»[301], изготовлявшийся из связанных между собой и накладывающихся на предыдущий ряд металлических пластин. Дощатая броня весила больше кольчужной, достигая 10 кг. Впервые такой тип доспеха упоминается в Ипатьевской летописи под 1287 годом[302]. Как отметил Ю. В Сухарев, фасон ламеллярного панциря отличался от использовавшегося кочевниками, которые носили две кирасы, нагрудную и наспинную. Русский панцирь был схож с византийским, имея разрез на правом плече и боку. Плечи и подол его «оформлялись кожаными полосками, покрытыми наборными бляхами, что подтверждается произведениями искусства (иконы, фрески, миниатюры, изделия из камня»[303].
Пластины ламеллярного доспеха имели прямоугольную форму и парные отверстия по краям для пропуска крепежных ремешков. Их размер составлял 8-10 см в длину и 1,5–3,5 см в ширину.
На чешуйчатом доспехе металлические пластины крепились к кожаной или тканевой основе, также покрывая предыдущий ряд наподобие рыбной чешуи. Ранее считалось, что чешуйчатые брони, в отличие от кольчуг, были мало распространены на Руси, а их изображения на миниатюрах – дань византийской традиции[304]. Однако находка значительного числа пластин от чешуйчатого доспеха (в слоях начиная с XI века) вынудила иначе толковать историю использования нашими предками панцирей[305].
Тяжеловооруженные русские воины носили кольчужные чулки – «ноговицы»[306], наколенники («ножницы»), наплечники, наручи. На миниатюрах русских рукописных книг встречаются изображения доспехов, соответствующих европейским бригантинам[307].
Пластины ламеллярных доспехов (по А. Ф. Медведеву).
Все образцы русского холодного оружия изготавливались полностью или частично из железа и различных видов стали. Сталь – сплав железа с углеродом и другими элементами. Он содержит не более 2,14 % углерода. При большем количестве углерода вместо стали образуется прочный, но хрупкий чугун. В отличие от него, сталь обладает упругостью и способностью закаливаться. Нагретый до красного каления и опущенный в воду кусок стали приобретает различные степени твердости и упругости. Закаленную сталь обрабатывать невозможно – ее нужно отпустить. При нагревании и медленном охлаждении сталь теряет свои свойства – отпускается. Чем меньше в стали углерода, тем она мягче[308].
Крепление пластин ламеллярного (слева) и чешуйчатого (справа) панцирей
Для изготовления боевого клинкового оружия использовалась особая сталь. Лучшей считался булат (от персидского слова «фулад» и тюркского «болот» – сталь, на Руси – «красное железо, потом булат) – литой в тигле сплав железа с углеродом. Использовался для изготовления холодного оружия – клинков мечей, кинжалов, ножей. Поверхность булата имеет свой характерный узор, который отражает внутреннее строение металла. Выдающиеся качества этого материала – твердость и упругость – имеют место благодаря чередованию твердых участков металла с более мягкими. Происхождение булата связывают с Индией: из этой страны (там он назывался «вуц»), булат доставлялся в виде слитков в Иран, Турцию, на Русь и другие регионы, где эти слитки ковали местные кузнецы. О булате знал уже Аристотель.
Стремясь повторить изделие индийских мастеров, отличавшееся исключительными режущими свойствами, кузнецы других стран сваривали и многократно проковывали чередующиеся слои высокоуглеродной и низкоуглеродной стали и железа, и на поверхности металла появлялся особый фактурный узор. Поскольку такое производство было очень трудоемким, требовало исключительного кузнечного мастерства, то изделия имели большую ценность. Их пытались имитировать при помощи других техник, например, гравирования. Среди оружейных центров, изготавливавших такой материал, наибольшей славой пользовался Дамаск – город, от которого и пошло название «дамасская сталь»[309]. На Руси она называлась «харалугом». О харалужных мечах и копьях упоминается в «Слове о полку Игореве». По-видимому, их же имеет ввиду хорезмийский ученый Аль-Бируни в Х веке, говоря: «Русы выделывают свои мечи из шапурхана (стали), а долы посреди них из нармохана (железа), чтобы придать им прочность при ударе, предотвратить их хрупкость. Аль-фулад (литая сталь) не выносит холода их зим и ломается при ударе. Когда они познакомились с фарандом (сплавленным узорчатым металлом), то изобрели для долов плетенье из длинных проволок, изготовленных из обеих разновидностей железа – шапурхана и нармохана. И стали у них получаться на сварных плетениях при погружении в травитель вещи удивительные и редкостные, такие, какие они желали и намеревались получить. Фаранд же не получается соответственно намерению, но он (его узор) случаен».
Осадная техника Древней Руси
Первоначально, когда славянские и русские рати еще не имели осадных орудий, основным способом взятия укрепленного города был внезапный штурм – «изгон» или «изъезд». Как правило, штурмовали ворота, пытаясь их захватить. Если такой налет не удавался, начиналась осада – «облежание». В ходе нее противника пытались заставить сдаться измором (вызывая страдания от голода или жажды). Стены штурмовали редко, используя простейшие средства – приставные лестницы и вязанки хвороста для заваливания рва и части стены[310].
Славяне использовали осадные машины при осаде византийских крепостей уже в VI веке[311]. В то же время, по мнению К. С. Носова, на Руси метательные механизмы, называвшиеся «пороками», начинают использоваться только во второй половине XII столетия, но сколько-нибудь заметное влияние на военную архитектуру камнеметные орудия начинают оказывать лишь в XIII веке[312].
В летописях рассказывается, что для осады и обороны крепостей и городов русскими войсками применялись тяжелые машины, опыт сооружения и использования которых, несомненно, был заимствован нашими предками из европейских стран. На Руси все осадные метательные орудия можно разделить, в зависимости от назначения и действия, на два типа: «стенобитные» (или прицельного действия), служившие для разрушения стен, и «верхового» действия, предназначенные для переброса снарядов (камней, стрел копий, ядер) через городские стены. К ним относились баллисты, аркбаллисты, катапульты. Также широко применялись машины для метания стрел и копий – бриколи. Широко использовались и устройства ударного действия – тараны, которые были нужны для разрушения стен и ворот.
Баллисты делали самых различных видов и размеров. Одни из них служили для метания копий и небольших камней, другие – тяжелых каменных глыб и заостренных бревен, которыми нередко разрушали городские стены. По своему устройству баллиста сильно напоминала лук и особенно самострел. Вместо тетивы применяли прочный натяжной канат, а вместо упругой деревянной дуги – два пучка скрученных воловьих сухожилий или кишок, укрепленных в прочной массивной раме. В пучки натянутых сухожилий вставляли горизонтальные рычаги, концы которых крепились к натяжному канату и с большим усилием закручивали сухожилия. Затем к концам рычагов привязывали канат. При стрельбе канат оттягивали назад посредством ворота, в результате чего рычаги еще больше закручивали пучки сухожилий (кишок), создавая сильное натяжение. Оттянутый канат закрепляли на направляющем желобе специальным фиксатором – чекой. В желоб укладывали снаряд – камень, копье, бревно и т. д. Стоило вынуть чеку, удерживавшую канат, как под действием силы скрученных сухожилий рычаги мгновенно возвращались в первоначальное положение, и канат с силой толкал снаряд по желобу.
Для увеличения разрушительного действия метаемых бревен их заостренную головную часть иногда оковывали железом или надевали на нее острый наконечник. Таким бревном длиной 3–4 м. можно было пробить прочную деревянную городскую стену – тын и даже городню – с расстояния в несколько сотен шагов.
Баллисты небольших размеров нередко имели механизмы наведения в цель. Так вертикальная наводка осуществлялась посредством винтового механизма, а горизонтальная – путем передвижения хоботовой части на специально устроенной катке.
С течением времени баллисты совершенствовались. Вместо недостаточно надежных в работе сухожилий стали применять упругую дугу (деревянную или металлическую). Для придания баллисте подвижности ее станок – основание баллисты – поставили на колеса. Так появилась аркбаллиста. Иногда эти машины называли скорпионами. В качестве снарядов в аркбаллистах применяли каменные и металлические шары, а также массивные (короткие и толстые) стрелы «карро» с четырехгранным железным наконечником. Такие стрелы, пущенные из аркбаллисты на расстоянии нескольких сот метров, могли пробить стену из пятнадцатисантиметровых бревен. А. Н. Кирпичников произвел подсчеты, сопоставляя изображения самострелов на миниатюрах с изображениями людей. В результате у него получилось, что величина станка составила 2–2,5 м., луковище – около 2,5 м., величина ядра в поперечнике – 20–35 см.; соотношение длины тетивы к ложу приближается к 1:1; расстояние оттяга тетивы до зацепа равно двойному или тройному расстоянию от тетивы до центра изгиба луковища в спокойном состоянии[313].
Установленная на колеса, аркбаллиста могла следовать за войсками в походе. Подготовка ее к стрельбе не занимала много времени.
Катапульта была машиной неприцельного (верхового) действия и служила для перебрасывания через крепостные стены тяжелых камней или других «снарядов», например, разлагавшихся трупов животных, бочонков с нечистотами – для того, чтобы поразить врага, стеснить его действия, надломить боевой дух и вынудить к капитуляции. Действие катапульты основано на том же принципе, что и другие баллисты, однако устроена она была несколько по-иному.
На массивном основании катапульты, выполненном из бревен, прочно укрепляли две стойки, соединенные сверху перекладиной. В их нижней части укреплялись концы большого пучка натянутых сухожилий, в который вставляли прочный рычаг. Готовя катапульту к стрельбе, ее расчет при помощи ворота опускал (оттягивал) верхний конец рычага, клал в паз снаряд и отпускал рычаг. При оттягивании рычага сухожилия закручивались и напрягались. Как только рычаг освобождался, сухожилия, раскручиваясь, с силой поднимали верхний конец рычага, заставляя снаряд лететь на большое расстояние.
Катапульты, как и баллисты, делали самых разных размеров и конструкций. Иногда они были настолько велики, что позволяли метать камни весом по два-три десятка пудов на сотни метров.
На верхней перекладине катапульты обычно делали подушку, которая смягчала удар рычага о перекладину и ограничивала угол подъема рычага. Иногда на ней делали один или несколько направляющих желобов, в которые клали стрелы или копья. Поднимающийся рычаг с силой толкал стрелы, и они летели с большой скоростью, нанося врагу немалый урон.
Бриколь (стреломет или копьемет) была устроена следующим образом. На прочном основании устанавливалась высокая деревянная стойка с перекладиной (направляющим приспособлением). На перекладине был сделан желоб или отверстия для копья (стрелы).
Снизу к стойке был прикреплен конец длинной упругой доски, другой конец которой приходился против направляющего желоба. Оттянутая при помощи ворота ударная доска с силой ударяла по концу копья или стрелы и заставляла лететь на большое расстояние.
Направляющее приспособление прикреплялось к стойкам таким образом, чтобы можно было изменять угол его наклона. Это обеспечивало возможность метания копий под различными углами и, следовательно, на различные дальности. Вследствие этого бриколь можно отнести к метательным машинам прицельного действия.
Баробаллистическая машина представляла собой прочный и длинный двуплечий рычаг. К короткому плечу рычага прикреплялся массивный груз, а к концу длинного – нечто вроде пращи. Длинное плечо рычага при помощи ворота опускалось вниз, в пращу вкладывался снаряд, и, как только рычаг освобождался, находившийся на его коротком плече груз опускался, отчего длинное плечо вместе со снарядом делало быстрый взмах. При этом свободный конец «пращи» соскакивал с рычага, и освободившийся снаряд летел в цель.
Баробаллистические машины были обычно громоздки и неуклюжи. Из-за низкой меткости стрельбы они предназначались главным образом для того, чтобы забрасывать в осажденный город большие камни, бочки с зажженной смолой и тому подобные «снаряды».
Различные пороки использовались в русском войске до конца изучаемого периода. Последнее упоминание о них относится ко времени Казанских походов Ивана Грозного.
Иногда использовались и тараны – мощные стенобитные орудия. Таран представлял собой массивное бревно из прочного тяжелого дерева (дуба, ели, ясеня и др.), на одном конце которого крепился металлический наконечник (бронзовый или железный), иногда имевший форму бараньей головы или же заостренный. Осаждавшие город воины раскачивали таран на руках и до тех пор ударяли его металлическим навершием в одно и то же место ворот или городской стены, пока не проламывали воротину или не пробивали брешь. Именно о таране русская поговорка говорит: ««уставился, как баран на новые ворота».
Со временем бревно стали делать еще более тяжелым, подвешивая веревками или цепями на специальной раме (на козлах) таким образом, чтобы его можно было раскачивать в продольном направлении.
Обороняющийся противник старался всячески помешать осаждавшим. С городских стен он обстреливал их из лука, забрасывал камнями, обливал горящей смолой. Поэтому раму, на которой подвешивалось бревно, стали накрывать прочным навесом, обмазывая его глиной для предохранения от огня.
Тараны обычно сооружались в некотором отдалении от города а затем на катках через заваленный ров вплотную подкатывались к воротам или стене. Впоследствии под навесом стали делать площадки в несколько этажей: на каждой из них устанавливались тараны. Это давало возможность пробивать в стене одновременно несколько брешей.
В исторической литературе есть упоминания о том, что бревна тарана иногда достигали 20–30 метров в длину, и что не было настолько крепких башен и стен, которые при усердной работе нельзя было бы пробить тараном. Для обслуживания такого тарана привлекалось до ста человек.
Более эффективной осадная техника стала после появления огнестрельных артиллерийских орудий.
Русская артиллерия
Первые огнестрельные орудия (тюфяки и пушки) появились на Руси в конце XIV века. Определяя более точную дату этого события, историки дореволюционной России придавали исключительное значение записи Тверской летописи, в которой под 1389 годом было отмечено: «Того же лета из немец вынесоша пушкы»[314]. В советское время сложилась традиция связывать начало русской артиллерии с более ранней датой. Приверженцы ее указывают на наличие неких огнестрельных орудий в Москве во время осады ее Тохтамышем (1382 год)[315]. Однако при этом не учитывается не только факт последующего захвата Москвы, а значит, и этих пушек татарами, но и того, что первые на Руси орудия, скорее всего, были трофейными – захваченными во время похода 1376 года московской рати князя Дмитрия Михайловича Боброка Волынского на Волжскую Болгарию[316]. В связи с этим сообщение о появлении в 1389 году в Твери пушек имеет действительно первостепенное значение. На это указывает следующий, хорошо известный военным историкам факт – в 1408 году осадивший Москву эмир Едигей, зная о наличии в Твери первоклассной артиллерии, послал за ней «царевича» Булата[317]. Вопреки достаточно ясным указаниям летописцев, П. А. Раппопорт утверждал, что Едигей, осаждая в 1408 году Москву, ожидал прибытия из Твери не артиллерийских орудий, а камнеметов[318]. Чтобы опровергнуть это голословное заявление, процитируем сообщение об этом событии в Московском летописном своде: «Стоя же Едигеи у Москвы в селе Коломеньском и тогда посылает послы своя, Булата цесаревича да князя Ериклибердея, на Тферь ко князю великому Ивану Михайловичю Тферьскому, веля ему бытии у Москвы часа того со всею ратью тферьскою и с пушками и с тюфяки и с самострелы и с всеми сосуды градобитными…»[319]. Лишь откровенный саботаж тверского князя Ивана Михайловича, чрезвычайно медленно готовившего «наряд» к походу, вынудили Едигея изменить планы: взяв с москвичей денежный выкуп (3 тыс. рублей), он ушел в Орду так и не дождавшись прибытия необходимых ему пушек.
О московской артиллерии того периода известно только, что великий князь литовский Витовт после Грюнвальдской победы прислал своему зятю Василию I два медных трофейных немецких орудия[320].
Спустя полвека после нашествия Едигея тверская артиллерия оставалась первой на Руси. Заведовал ею знаменитый пушкарь Микула Кречетников, о котором инок Фома, автор «Слова похвального о благоверном великом князе Борисе Александровиче» писал: «Таков беаше мастер, но яко и среди немець не обрести такова». Но он не только ковал пушки, не уступающие европейским, но и командовал тверским «нарядом» в походе на Углич и Ржев в 1447 году под знаменами великого князя московского Василия II. При осаде Углича, «когда привезли пушки, тогда воеводы великого князя Бориса Александровича, Борис и Семен, служащие как добрые и храбрые воины государю своему, великому князю Борису Александровичу, стали готовиться к предстоящей брани, а пушки поставили у самой городской стены и приказали стрелять; сами же двинулись на приступ, и все москвичи дивились их отваге, и дерзости, и великому их ратному искусству»[321].
Первые русские орудия были железными. Их ковали из полос металла толщиной 7—10 мм, после чего сгибали, придавая форму ствола, и сваривали. На такой ствол надевали следующий изогнутый лист железа и опять сваривали. Потом процедуру повторяли. Получались фрагменты ствола из трех слоев железа длиной от 200 до 230 мм. Секции приваривали друг к другу, получая металлическую трубу-заготовку нужной длины. Другой способ изготовления пушечных стволов предполагал обмотку цельнотянутой железной проволоки стержня с последующей ее проковкой. В этом случае казенную часть получали, забивая в будущий ствол конусообразную металлическую заглушку в нагретом состоянии.
Сохранилось несколько кованых пушек, поэтому мы знаем, что на изготовление средних размеров пищали калибра 50 мм и длиной 1590 мм шло 7 секций трубы. Интересно, что поперечные и продольные швы, получавшиеся при сварке стволов орудий, были очень хорошего качества, что свидетельствует о высоком мастерстве русских мастеров-оружейников. Известны железные русские пушки, выкованные из цельной заготовки. Так образом была изготовлена мортира (верховая пушка), хранящаяся в Тверском историческом музее[322].
Кованые орудия находились на вооружении русской армии в течение всего XV века. Их изготавливали калибром 24 – 110 мм, массой 60 – 170 кг. Первые тюфяки, пушки и пищали не имели прицельных приспособлений, но необходимость корректировки стрельбы очень скоро вызвала появление простейших прицелов – мушек и прорезей, а затем трубчатых и рамочных прицелов. Для придания угла возвышения орудию, находившемуся в дубовой колоде, использовали систему клинообразных вкладышей, при помощи которых приподнимали пушечный ствол на необходимую высоту.
Новый этап в развитии русской артиллерии был связан с началом литья медных орудий. Внедрение новой технологии улучшило качество «наряда» и позволило перейти к изготовлению пушек-пищалей и мортир крупного калибра. Литые орудия стоили дороже, но стреляли дальше и более метко, чем кованые. Для их отливки в 1475 году у Спасских ворот была основана Пушечная изба, которую позднее перенесли на берег Неглинной.
В этой «избе» делали пушки мастер Яков с учениками Ваней и Васютой, а позднее – с неким Федькой[323]. В апреле 1483 года мастером Яковом было изготовлено первое на Руси литое медное орудие – шестнадцатипудовая пищаль. К сожалению, она не сохранилась. Но он же отлил в 1492 году и самую древнюю из дошедших до наших дней литых пушек. Длина этой пищали составила 137,6 см (54,2 дюйма), вес – 76,12 кг (4 пуда. 26 фунтов), калибр – 6,6 см (2,6 дюйма). В настоящее время пищаль мастера Якова хранится в Военно-историческом музее артиллерии, инженерных войск и войск связи в Санкт-Петербурге. Это орудие отличает отсутствие цапф, дельфинов и торели. В то же самое время на дульном возвышении была сделана небольшая медная мушка, а на казенной части – специальная прорезь, в которую устанавливался прицел[324]. Позже для отливки артиллерийских орудий стали изготовлять специальные формы. Приступая к работе, мастера из воска лепили будущую пищаль или пушку со всеми деталями – вертлюгами (цапфами), дельфинами, торелью, виноградом, потом покрывали воск формовочной глиной. Когда глина просыхала, вокруг образовавшейся глыбы складывали дрова и зажигали костер. Воск вытапливался, а обожженный глиняный монолит становился крепким, как камень. Затем в форму через железный сердечник заливали расплавленный металл, когда он затвердевал, форму разбивали, освобождая заготовку, снаружи уже напоминавшую орудие, но еще без дульного отверстия. Его предстояло высверлить. Изготовив такую форму, можно было отлить одну-единственную пушку, на изготовление которой уходило от года до полутора лет. Так как для отливки каждого орудия изготовляли новую форму, а полученную заготовку еще следовало дорабатывать, то двух одинаковых орудий не существовало.
Определенную роль в улучшении качества русских артиллерийских орудий сыграли итальянские и немецкие мастера, работавшие в конце XV – начале XVI веков в московской Пушечной избе, позже получившей название Большой Пушечный двор. Это предприятие, обнесенное надежной крепостной стеной, было организовано в Москве, на реке Неглинной, как было сказано выше, еще в 1475 году. Но крупное литейное производство мануфактурного типа наладил здесь Аристотель Фиораванти[325]. Хорошо известный строитель Успенского собора, «муроль» (архитектор) прославился также искусством лить пушки и стрелять из них. О признании артиллерийских способностей знаменитого болонца свидетельствует его участие в походах на Новгород (1477 год), на Тверь (1485 год), во время которого старый мастер состоял при полковом «наряде». В 1488 году Пушечная изба сгорела, но вскоре после уничтожившего ее пожара на старом месте появились несколько новых пушечных изб, в которых возобновилось производство артиллерийских орудий. Так возник Пушечный двор, где, помимо Аристотеля Фиораванти, создавшего в Москве эту первую крупную литейную пушечную мануфактуру, работали и другие известные итальянские мастера пушечного дела.
В этот период появляются и первые образцы ручного огнестрельного оружия – «ручницы», древнейшие сохранившиеся образцы которых датируются самым началом XV века. Короткоствольные и крупнокалиберные «ручницы», как и конструктивно схожие с ними «самопалы» и «недомерки», быстро совершенствуются. Уже в конце XV столетия появляется первое фитильное ружье, имеющее специальную боковую полку и приклад.