Шпион
1
Хотя у Лимы была обширная история нарушения прав пациентов, периодические расследования редко приводили к каким-то результатам. Двадцать восьмого февраля тысяча девятьсот восьмидесятого года, почти через два месяца после того, как с персонала были сняты обвинения в избиении Миллигана, губернатор Джеймс Роудс распорядился, чтобы полиция Огайо начала расследование «жалоб на жестокое обращение с пациентами и контрабанду наркотиков и оружия в госпитале Лимы».
На следующий день газета «Колумбус диспэтч» писала:
По заявлению представителя [телевизионного] канала, за прошедшие четыре месяца журналисты выяснили, что в стенах больницы доступна марихуана и что по крайней мере однажды пациенту был пронесен извне нож при полном бездействии со стороны охраны, а также что в госпитале зафиксированы случаи сексуального насилия.
Администрация, озабоченная утечкой информации в СМИ, пресекла любые попытки коммуникации между пациентами и внешним миром. Было спущено указание, что за Миллиганом нужно непрерывно следить и принимать все меры, чтобы предотвратить его контакты с журналистами.
Запертый в камере по двадцать два часа в сутки, без пищи для ума, без стимуляции чувств, Учитель терял сосредоточенность. Он попробовал отжиматься, выдержал четыре раза и рухнул без сил. Руки дрожали от напряжения. Лежа ничком и тяжело дыша, он смотрел на паутину грязных трещин на бетонном полу и таракана, который, как шарик в пинболе, наскакивал на стену, ища, в какую щель забиться.
Учитель встал. Слишком быстро – в глазах потемнело. Постепенно голова прояснилась. На мгновение возникло чувство, что он вот-вот рассыплется на двадцать три личности. Он быстро воспользовался системой погружения в транс для контроля за сплавлением, которой обучил его доктор Кол. Но надо быть предельно осторожным – если надолго уйти из реального мира, можно и не вернуться.
Он ненавидел окружающую действительность, и в то же время его чувства громко заявляли о своем существовании. Колотящееся сердце было слышно так же, как и дыхание. Кровь, несущаяся по каждой вене, артерии, сухожилию и мышце, давала ощущение целостности.
Нужно оставаться сплавленным, ибо только Учитель может сознательно манипулировать марионетками из теней, использовать все их таланты, не теряя себя, и в конце концов показать судье Кинуорти, что́ с ним делают врачи. А для этого надо найти способ избегать психотропных лекарств, которые помогают шизофреникам, но приводят к расщеплению личностей у «множественников».
Он увеличил время вне камеры до восьми часов в сутки. Одно и то же, изо дня в день. Теперь у него было столько информации, что впору записывать. Новые правила отделения разрешали пользоваться карандашом всего несколько минут в день, но попроси он даже такую малость, сразу бы себя выдал.
В конце концов он приловчился вытягивать нити из простыни (смачивая ее водой из унитаза) и складывать из них слова, пряча под железной койкой. Высыхая, нить держала форму. Ненадежно, но послужит памяти, пока он не раздобудет карандаш и бумагу и не найдет способ переправлять записки писателю.
Всем своим существом – душой, умом и телом – ощущая себя узником, он порой хотел покинуть жуткую реальность, оставить ее кому-то из тех, других, но знал, что на этот раз не имеет права на слабость.
В камере, когда никто его не видел, он довел количество отжиманий до двадцати пяти за раз. Его тело окрепло. Легкие очистились, бицепсы затвердели. Он прорабатывал каждую мышцу. Сотни подходов по пятьсот прыжков ноги вместе – ноги врозь. С момента перевода из Афин он еще никогда не был в такой хорошей физической форме. А что разум? Это заведение пыталось его уничтожить. Он изголодался по человеческому общению. Отчаянно хотелось сесть с кем-нибудь рядом и поболтать от души.
Однажды вечером Учитель с изумлением увидел, как в помещение входит старший по отделению Льюис и садится за центральный стол, чтобы поставить галочки в списке быдла. Оставалось лишь предполагать, что его перевели сюда, в этот строгий блок, из-за неприятностей, в которые он попал, избив дэнни электрическим шнуром. Первый, полный ненависти взгляд Льюиса давал основания полагать, что он помышляет о мести, но, когда ненависть сменилась презрительной ухмылкой, Учитель понял, что Льюис рад видеть его небритым, с кровоподтеками вокруг глаз, превращенным в зомбированную ничтожность.
Льюиса он оставит рейджену.
Радио на полке за спиной Льюиса объявило, что журнал «Тайм» назвал аятоллу Хомейни человеком года.
ББУ, номер первый, крикнул:
– Встать!
Жуя табак и причмокивая, он помахивал согнутым в петлю бритвенным ремнем. Щелкнул им, как охотничьей плетью, и одурманенные препаратами пациенты как один встали и принялись бесцельно бродить по комнате. Сигнал к принятию лекарств заставил Учителя внутренне сжаться. Он вспомнил, как артур говорил томми, что важно проверить свою ловкость и попытаться избежать лекарств. Это приведет его в форму, снова сделает умным и находчивым, как багдадский вор, чтобы можно было раздобыть бумагу и ручку. Нити для письма заканчиваются, сосознания из-за лекарств остается очень мало, кому-то надо все это записать, чтобы нити можно было смочить и снова использовать в чрезвычайных ситуациях, когда письменные принадлежности недоступны.
Учитель считал, что справится сам. Это он создал томми и артура, значит, их способности – его способности. Он читал, что целое больше суммы его частей.
Но доктор Хардинг подчеркивал, что в его случае верно обратное – сумма частей больше целого.
Я справлюсь лучше, сказал томми. Дай мне шанс.
И Учитель уступил Пятно.
Когда артур заглянул под кровать, чтобы достать нити, то обнаружил вместо них ручку и карточки, на которых почерком томми было написано:
Отчет: 8:00–11:45, или около того. томми.
Наверно, гадаешь, где я раздобыл шариковую ручку и бумагу. Посмотри на обратную сторону – это вкладыши от рецептов. Спросишь как? А вот так. Как однажды сказал рейджен, голь на выдумки хитра. Во-первых – и это обязательно, – надо перестать принимать эту наркоту четыре раза в день. Она оболванила Учителя и оболванивает меня.
Я уже раз попался, когда хотел выбросить таблетку в ведро, так что сейчас работаю над новым планом. В умывалке рядом с общим залом, за унитазом, я припрятал колечко, которое позаимствовал у красной кнопки тревоги. Оно того же размера, что и таблетки, которыми нас пичкают, и я тренируюсь пропихивать его глубоко в нос. Чуточку ловкости, и должно получиться. Скоро попробую с таблеткой.
И знаешь что? Я видел пациента, который держал у уха магнитофон, раскачивался и притопывал. Он никогда не меняет кассету, наверно, она у него одна. Нам магнитофон нужен больше, чем ему. Стыбзи чертову штуковину.
артур написал:
Запись в журнале, 15:30. Молодец, томми. У Линднера по вторникам, средам и пятницам – планерки со всем персоналом на четверть часа, а по понедельникам и четвергам – часовые, один на один. Надо узнать подробнее. Но я больше не хочу слушать про воровство. Мы не воры. Подписано: артур.
По приказу рейджена марк вышел из камеры и сел на стул в общем зале. Изо рта у него текла слюна. Он внимательно вслушивался в трепотню санитаров, которые в его присутствии совершенно не стеснялись. Болтали, что кто-то украл у пациента магнитофон, но решили не сообщать куда следует, потому что в девятом блоке ума на это хватит только у кого-нибудь из санитаров.
марк поднял руку и указал в сторону туалета. Санитар кивнул и шевельнул большим пальцем, давая разрешение.
– Не свались в толчок, Миллиган, а то утонешь.
В туалете рейджен приказал встать на Пятно кевину, и тот попробовал разобраться, что за странные звуки доносятся из вентиляционного отверстия над раковиной. То и дело ухо улавливало высокий гул, похожий на долгий гудок в трубке. кевин взобрался на раковину, чтобы лучше слышать, и вдруг понял, что это работает полировщик для пола. Когда гул стих, кто-то этажом ниже сказал:
– Здравствуйте, доктор Линднер.
– У нас совещание, – ответил Линднер, – закругляйся.
Черт! кевину не терпелось вернуться в камеру и записать новость в журнале. Кабинет, где совещается персонал, расположен прямо под умывальней!
Но когда он услышал приказ войти в круг и выпить лекарство, то вспомнил, что томми тренировался прятать таблетку. Помедлил в нерешительности. Если томми спалится, их строго накажут. Старший по отделению Льюис внимательно за ним наблюдает, и наказание будет чертовски жестоким. кевин мог остаться на Пятне и сам принять лекарство, избежав таким образом последствий. Но он быстро прогнал эту мысль. Следующим шагом в плане артура было перестать пить препараты, которые усиливают диссоциацию, и «семья» единодушно согласилась, что томми надо дать шанс продемонстрировать «ловкость носа».
Если томми накажут, дэвид возьмет на себя боль.
кевин вернулся в комнату посмотреть, не добавилось ли ниточных записей, и с изумлением обнаружил блокнот, ручку и маленький серебристый магнитофон. Вытащил блокнот и прочитал:
5:55. Сделал пятьдесят отжиманий и раздобыл магнитофон. Никаких проблем. рейджен.
кевин подумал, что предложенная Учителем идея вести журнал – гениальна. Все делали, что положено, и все шло гладко. Вспомнил, что у томми есть задачка и ему надо занять Пятно. Не проблема. кевин ушел.
От пота, который струился по лбу, у томми щипало уголок правого глаза. Пальцы изо всех сил тянулись под металлической дверью к монете в десять центов, которую обронил санитар. Дело было не в десяти центах, а в кусочке металла – миллион разных способов его использовать. В конце концов томми подцепил монетку с помощью черного плетеного браслета, который был привязан к магнитофону. Сыграв раз сто с самим собой в орла или решку и проиграв из них восемьдесят, он ощутил одиночество. Решил записать свою идею в журнале.
21:00. Раздобыл монетку. Что такого, скажете вы. А вот что: завтра я с ее помощью откручу винтики у вентиляционного отверстия в умывалке. Возьму нитку, которая теперь не нужна для письма, и измерю, как глубоко можно опустить в вентиляционный ход магнитофон. Когда в понедельник будет очередное совещание, мы его запишем. Знаю-знаю. Можете не благодарить.
P. S. Разрабатываю маршрут для побега. томми.
Это мой четвертый месяц здесь. Печальных мыслей немало. Получу ли я когда-нибудь настоящую врачебную помощь? Сколько еще томиться? Вчера услышал, что доктор Милки больше мной не занимается – я перешел к Линднеру. Помоги мне господи. Попробую позвонить или написать Мэри.
2
рейджен не знал, почему вдруг оказался в сосознании с марком, сидящим в общей комнате девятого блока, но когда заметил нового старшего по отделению за центральным столом, в душе поднялась ярость. артур критиковал его за бездействие, когда Льюис избил дэнни в блоке «А». Теперь этого ублюдка перевели в блок строгого режима. рейджен решил пока не вставать на Пятно, предоставив томми и аллену проводить разведку. Но он чувствовал, как растет напряжение внутри марка, и теперь – неожиданно – обнаружил, что сидит на стуле напротив пожилого пациента, который нечаянно сходил под себя.
рейджен смотрел, как старик пошевелился на стуле. Он начал было поднимать руку, но тут же ее опустил. Льюис вышел из-за стола и направился в коридор. Рука старика снова поднялась.
– Я тут случайно не сдержался, – робко пробормотал он.
Льюис обернулся на звук, подошел, схватил старика, швырнул его на пол и пнул ногой в лицо. Стену забрызгало кровью.
– Говнюк гребаный! – крикнул Льюис, толкая старика ногами в сторону уборной.
Тот кричал, обхватив голову руками, и умолял Льюиса его не бить. Не выдержав, рейджен вскочил со стула, в несколько прыжков пересек зал и с силой ударил старшего по отделению в лицо. В глазах Льюиса мелькнули удивление и страх, он, защищаясь, вскинул руки. рейджен мстил за то, что тот сделал дэнни. Когда Льюис упал, рейджен с силой пнул его в ребра. Он понимал, что надо остановиться, пока тот еще жив, но, не в силах совладать с яростью, бил снова и снова.
Вокруг внезапно разбушевались остальные пациенты: они швыряли стулья, разбили телевизор на полке, перевернули стол. Завыла сирена. Сначала рейджен подумал, что звенит у него в ушах. Когда увидел, что Льюиса рвет кровью, то понял, что ублюдок вот-вот окочурится, но продолжал действовать на автомате. Обидчик детей и стариков должен умереть.
Потребовался артур, чтобы заблокировать рейджена, и аллен – чтобы оттащить его с Пятна. кевин, видя, что охранники остановились в дверях, вернулся и сел на стул. Его трясло.
В голове послышался голос аллена:
– Господи, рейджен, ты подведешь нас под еще одну шоковую терапию. Мы никогда отсюда не выйдем!
Ответа не последовало.
кевин видел, как Линднер и санитары указывали на лежащего на полу Льюиса. Он знал, что его хотят отсюда унести – возможно, в мужское отделение, – но им пришлось бы пройти мимо него. кевин вдруг заметил, что остальные пациенты, устав буйствовать, медленно обступают его, словно отгораживая щитом.
Удивительно. Безумные взгляды. Жутковатые улыбки. Половина из них были зомби, которые ничего не соображали, и все-таки они его загородили. Как они до этого додумались? Что их сподвигло?
Раздался голос Линднера:
– Миллиган! Покажись! Встань! Я знаю, ты там!
кевин встал.
– Нам не нужны неприятности, Миллиган!
– Может, зайдете сюда и объясните это пациентам? – крикнул кевин. – Валяйте, побеседуйте с ними.
– Давай успокоимся, – ответил Линднер. – Нам надо унести мистера Льюиса.
– Он весь ваш.
Охранники осторожно вошли и оттащили Льюиса из общего зала в коридор. Пациенты молча смотрели, не разрывая живую цепь вокруг кевина.
– Сюда идут врачи, Миллиган, – сказал Линднер, – и мы хотим с тобой поговорить.
кевин на секунду растерялся. Что он может сказать или сделать? Затем, ощутив, что телом завладевает аллен, скользнул назад в темноту.
Дерзай, трепач. А то рейджен облажался.
аллен знал, что не сможет долго рассчитывать на защиту пациентов. Вместо жесткой конфронтации, свойственной рейджену, срочно требовались его, аллена, приемчики. Он будет блефовать, дурить им голову и лгать. Врачам надо дать понять, что, случись с ним что-нибудь, их ждут большие неприятности.
Он позволил врачам и санитарам увести себя в одну из комнат.
– По изоляции соскучился, Миллиган? – спросил кто-то.
– Посидишь тут, пока блок не успокоится и не уберут стекло.
– Теперь врача увидишь, когда рак на горе свистнет.
Последняя фраза была, кажется, сказана Линднером.
аллен молча слушал угрозы, трогая в кармане магнитофонную кассету. Почти неделю он прослушивал совещания и встречи с глазу на глаз. Насобирал по крохам сведения о каких-то подозрительных делишках. Единственной надеждой было посеять между ними недоверие – заронить подозрение, что в их среде завелся шпион.
аллен тихо заговорил. Это были его первые слова за две недели. В течение тех двух недель на Пятне в основном находился марк, их семейный зомби.
– А теперь вы меня послушайте.
Его спокойный голос и внятная речь заставили их изумленно замолчать.
Вспомнив историю, которую он однажды видел по телевизору – про медсестру, дававшую пациентам завышенные дозы препаратов, – он повернулся к сестре Грандиг и скороговоркой выпалил информацию из медицинских карт. Потом спокойно добавил:
– Я ничего не напутал?
Она побледнела. аллен улыбнулся, зная, что она спрашивает себя: откуда он знает, что у кого в карте и какие лекарства я им даю?
Обвел их всех взглядом.
– Подумали, что мы зомби и потеряли бдительность, а?
аллен сыпал намеками, повторял обрывки разговоров, которые выудил из магнитофонных записей. Представлял себе, как каждый из них гадает: откуда он знает, что я говорил?
Когда его выпустили из комнаты, аллен с удовольствием отметил, что они теперь долго будут друг друга обвинять и грызться. Он с трудом сохранял спокойствие. Пришлось намекнуть, что он знает гораздо больше, чем на самом деле, – накормить их ложью, чтобы воображение пустилось вскачь и рисовало жуткие картины, какой еще опасной информацией он владеет.
Когда ему позволили самостоятельно выйти в общий зал, а не кинули в карцер, аллен ощутил, как у него от облегчения слабеют ноги. О господи… еще бы чуть, и конец…
Позже он узнал, что одна из соцработниц пожаловалась, что, когда она вышла из больницы, за ней следили.
Нашлись те, кто утверждал, что Миллигана определили в Лиму в качестве шпиона.
Он доказал, что представляет собой угрозу, даже будучи заключенным в блок с самым строгим режимом, и предполагал, что теперь его попытаются задобрить обещаниями и поблажками. И точно, несколько дней спустя его перевели в блок пять/семь со среднежесткими правилами, более свободный, чем девятый.
И никакого наказания за то, что рейджен избил старшего по отделению Льюиса.
аллен позвонил сестре Билли Кэти, которая как раз собиралась его навестить, и попросил привезти кофе и сигарет.